Принц от моей крови

Деймон не вставал около тринадцати суток. В какой-то из дней Крапиве показалось, что он снова не дышит, а его кожа становится бледнее, чем была когда-либо. Она в ужасе приказала дракону испустить языки пламени на все, что могло гореть в этой пещере, но Овцекрад, как и мужчина словно не реагировал. Деймон очнулся, только тогда, когда наездница погрузила его руки в ледяную воду. Он упивался маком практически все время, что погружало его в те сны, которые он хотел видеть. И единственный вопрос отдававшийся эхом в сознании из раза в раза преследовал его при любом действии. «Почему я здесь, а ее больше нет». Да. Пекло. Он никогда не мог представить, что будет настолько тяжело. Смысл жизни в этих прошедших годах для черной девушки, которые прошли рядом с телом Деймона, сначала был его возвращение. Теперь она часто блуждала среди свечей, исполняя его приказы приготовить молоко, пытаясь понять для чего он здесь и какого его предназначение сейчас. Деймон иногда испытывал голод, понимая что его привычные потребности, резко сократились. Он не сильно ощущал температуру. Чтобы не забывать Валирийский, в мыслях он старался говорить лишь на нем. Пытаясь расслышать ответы. Голосом Рейниры. Он сидел облокотившись об исписанную стену. — Боги знали как забрать ее навсегда. — начал Деймон, всматриваясь в Овцекрада. — Огнём и пастью дракона. Чтобы никогда не вернуться. Что можно вернуть из пепла? Он опустил голову, замечая капли от дождя, стекающиеся вглубь пещеры. — Это поэтому мы, Таргариены, всех сжигаем и так стремимся подохнуть в пламени даже после кончины? — риторически спрашивал он, с резкой сменой в голосе, переводя взгляд на Крапиву. — И она это знала. Потому что навсегда. Он вспоминал, как на похоронах своей второй жены, Рейнира назвала воду освобождением. Только огонь и дракон для Таргариенов то, что может их разрушить самих. И всех. Забрать навсегда, убивая любой шанс на магию. — Она знала… — шёпотом проговаривает Деймон, впиваясь рукой себе в волосы, чтоб почувствовать хоть какую-то боль. — Но нам же суждено гореть вместе, Рейнира — отчаянно, в мыслях и уже на Валирийском продолжает он. Пещера словно погрузилась в полную тишину. Погода отказывалась утихать, но в этот момент ветер прекратил разносить дождь, и, казалось, что даже дыхание Деймона перестало отдаваться слабым эхом. — Ты думаешь, что все могут вернуться сюда, Деймон? — Крапива резко встала и вскрикнула. Ее голос еще десяток секунд не утихал из-за высоких камней и влажных стен. Она никогда не обращалась к нему так, редко называла по имени, предпочитая «Мой Король» или «Ваша Милость». Сейчас, в ней говорила ревность, отчаяние. Кажется, это была та бойкая девушка, которая не боялась приручить огненную рептилию. Беловолосый мужчина встает к ней, в мыслях замахиваясь на нее и впечатывает в стену. Но он слишком слаб, чтоб даже сносно подниматься, его разум все еще затуманен, тело слушается с трудом. Он быстро забывает ее грубость, держится о камни чтоб подойти к Крапиве, тяжело дышит. — Зеленая тварь еще в Замке? — спрашивает он об Алисенте. — В темнице. Заключенная в цепи. Простите, Ваша Милость. — отвечает Крапива. — за мою резкость. — Я скормлю ее Овцекраду. — отрезает он, наливая в свой кубок очередной отвар девушки. — В Королевской Гавани лучше не появляться с Драконами... Перед тем как Королева покинула Вестерос, подданые перебили почти всех. Сиракс, Пламенная Мечта, Тираксес... Эйгон видел что самозванец сделал с Рейнирой. — ее голос понизился в разы. — Кажется он ненавидит их. Ни одного не осталось. Ни одного. Крапива начинает молиться, повторяя одно и то же. — Что ты несешь! — Деймон перебивает и хватает Крапиву за волосы. Он заставляет ее встать на колени перед собой, испытывая сильную агрессию, что кажется дает ему новые силы. Внутри него наконец-то начинает разгораться пламя, которое он не чувствовал со дня пробуждения. — Мы, Таргариены, без драконов никто. Нас не станет без драконов. «И из-за них ее нет» — в мыслях проносится у него. Он смотрит ей прямо в глаза, в ожидании ее оправданий. Иначе, кажется, он сдержаться не сможет. — Должно пройти ни одно поколение, чтоб все были готовы к новым драконам. Сохрани их, Деймон. Она осторожным взглядом осматривала Овцекрада, рядом сделанные нетронутые кладки, пять яиц недалеко от свечей. Деймон несколько секунд следит за ее глазами и все таки швыряет Крапиву в пол с помощью тех единичных сил, что появились у него. Он сдерживается, чтоб не ударить. Сам от этого немного пошатывается. Деймон несмотря на сильный ливень и грозу одевает вычищенный и успевший высохнуть свой камзол, брюки, сапоги. Кажется из него падает несколько серебряных монет, оторванная застежка. Он раздражаясь еще больше, выходит из узкой прощелины. Его тело реагирует само за себя, почувствовав холодный свежий воздух. Глаза слезятся от сильного порыва ветра, его бросает в дрожь. Деймон все еще опираясь на камни, отходит немного дальше, резко останавливаясь и шарахаясь обрыва. Да. Они высоко. Туда, куда доберется только крылатый змей. Значит только свои, только Дом Дракона, только Таргариены смогут узнать есть ли он вообще. Порочный Принц пятится назад и садится на голые скалы. Снова закрывает глаза. Темнота. Вспышки. Дом. Чердрево. Знамена. Рейнира. — Я чуть не свалилась с Сиракс, Деймон. — запыхавшаяся подросшая и такая бесстрашная. — Она сегодня особенно взбалмошная. Дракон расправляет крылья, поднимая рев и сильнейший гул. — Надеюсь ты будешь сегодня такой же, принцесса. Она заигрывающе смотрит на принца, отпуская поводья. Сиракс поднимается вверх, чтобы устроить пляску над Драконьем Камнем. Рейнира подходит к нему, он встречает ее сдержанными прикосновениями на шее. — Драконы чувствуют своих всадников. — говорит он, вглядываясь в ее расширяющиеся зрачки. — А мы давно не виделись... что ты сказала отцу, куда летишь, непослушная девочка? — А что ты сказал пиявке? Он прижимает ее к стене моста перед ступенями. Где-то раздается крик Караксеса, ему отвечает Сиракс. Замечает, как внутри сворачиваются клубни пламени лишь при одном ее появлении. — Ты снова решила играть с огнем, племянница? — практически говоря ей в губы, спрашивает Деймон. — Ну мы же драконы, дядя. Принц целует ее глубоко, сильно, не щадя. Он вернулся спустя несколько часов. Пещеру наполнял до боли знакомый запах гари, Дракона почти не было заметно, но его чешуя отражала лунный блеск. Можно было понять, что зверь беспокойно мотал головой и пятился из стороны в сторону. Свечи были потушены, поэтому первое, что пришлось, это снова освещать пламенем каменное логово. Недалеко от стекающего ручья остывали черные угли костей. Деймон молча приблизился к ним, безэмоционально разглядывая останки. Крапива погибла навсегда, по своему желанию, от драконьего пламени. В эту же ночь Деймон приручил Овцекрада. *** Неизвестно как Король-консорт черной Королевы смог найти силы остаться совершенно одному в окружении летописей, единственного дракона и записанных пророчеств Крапивы, засыпая каждую ночь под голоса валирийского своей племянницы. Со временем, он стал замечать, что выученные до мгновения воспоминания сменяются рассуждениями и обдумываниями мести в отношении единственной живой зеленой Алисенты. В течении года он несколько раз смог побывать в Вестеросе, воочию увидеть Эйгона на троне, дочерей. Добираться до Королевской Гавани Деймону становилось легче с каждым разом. Из-за того, что его многие вспоминали, особенно в борделях, ему пришлось выкрашивать волосы в черный. Он ходил только в капюшоне, пробирался по тайным ходам в замке и даже сумел подержать на руках родившегося первого сына Эйгона. Несмотря на то, что победу уже полноценно одержали черные, а на престоле был их наследник, каждое появление в Гавани доставляло ему непреодолимую тоску. Однажды, он не боясь быть замеченным, просидел возле чардрева несколько часов, невольно осознавая что словно ждет привычный приход племянницы. Он спохватился лишь тогда, когда услышал еле заметный рев дракона. Обычно, Овцекрад ожидал его за лесом, через который Деймон добирался уже верхом на лошади. Естественно слухи ходили об иногда замечаемом драконе. Но это были крайне редкие появления, к которым не прислушивались ни при дворе, ни среди горожан. Последнее его прибывание при дворе перед продолжительным полетом по вольным городам в поисках красных жрецов, закончилось встречей с Алисентой. Увидев ее, Деймон навсегда оставил мысль убивать. Причиной этому стали страдания некогда властвующей королевы. «Чем больше проживет, тем больше промучается» — подумал тогда Порочный Принц. Примерно через двадцать лет Деймон окончательно убедился в том, что его тело не меняется. Сложно было понять, сколько ему было отведено. Но за это время он смог отыскать почти все кладки яиц, включая те, что он знал на Драконьем Камне, собрав их всех в новом высоком укрытии, которого часто не было видно из-за туч, далеко за Лунными Горами, куда иногда даже с трудом долетал Овцекрад. Через несколько лет его усилиями проклюнулись два яйца. Один из драконов не выжил, второй, самка, была успешно приручена и продолжала делать кладки, находясь в Лунных горах. Она редко вылетала за пределы гор, питаясь дикими козлами. За это время консорт смог договориться о взаимном добрососедстве с некоторыми редкими жителями гор. Спустя прошедшее время дикари и не думали о том, что это некогда бывший по-настоящему достоиный воин, принц, король. Они считали его колдуном, который смог защитить их с помощью юных драконов в обмен на выгодную взаимопомощь. Деймон попадался крайне редко, проводя практически все свое время в собранных летописях и записках, путешествуя к магам разных религий. Так он познакомился с Мелисандрой, которую также смог обольстить для собственного обучения красной магией. Он был единственным мужчиной, соблазнению которого подалась колдунья. Именно ее и именно Деймон, в последствии, пошлет сводить Дейнерис с Джоном, для решения вопроса с армией мертвых. После смерти всех его детей и восхождения на трон новых потомков в его логове было около сотни яиц. Деймон изучил все доступное, что было связано с его родными рептилиями. С прохождением пяти десятка лет, он мог позволить не менять свою внешность, полностью и раскрепощенно наслаждаться вестеросскими винами и драть местных шлюх в любых городах. Продажа одного драконьего яйца сулила ему беззаботную жизнь на протяжении нескольких лет, чем он и пользовался, зная что драконы из них никогда не проклюнуться. За эти года он смог научиться отличать даже такие детали. Спустя семьдесят три года погиб Овцекрад, и у Деймона осталась лишь самка, названная в честь Рейниры. Все яйца от нее он хранил отдельно. Именно от этого дракона, задолго перед смертью Эйериса Безумного (отец Дейнерис Таргариен) Деймон принес колдунам за Асшаем в дар три самых крупных яйца с просьбой передать их только Иллирио Мопатис, после видения о рождении в бурю светловолосой девочки. Так, три самых лучших яйца, из которых в последующем вылупятся драконы, окажутся у Дейнерис. Спустя около сотни лет Деймон окончательно убедился в истинности Песни Льда и Пламени. Он пришел к пути Хранителя Драконов для борьбы с бесконечной ночью, однако все чаще принимал нежелание участия в предполагаемой войне. Находясь все еще в не найденных ответах на многие вопросы, Деймон категорически не хотел касаться исполнения пророчества, полагая, что уничтожение армии мертвых приведет к гибели Дома Дракона. В его казалось несуществующем все еще бьющемся сердце навсегда осталась стремление сохранять свою династию, править в мирной гавани вместе с кровной Королевой, его любимой жемчужной племянницей. О грезах Эйгона Завоевателя он вспоминал как о том, что погубило когда-то его любовь, стремившуюся во что бы то ни стало оттягивать момент начала войны, вовремя не расправившись с зелёными узурпаторами, драконов и вскоре сможет погубить все снова и навсегда. Он не желал принимать судьбу их восхождения на трон, которую он четко понимал. Правление Таргариенов для борьбы с чумой Севера и в конце полного взаимного конца песни Льда и Пламени.