Под крыльями тени

      Вначале был туман: густой, темный, неподвижный. И тишина. А потом, словно по чему-то велению, заплясали тени. Они вихрились в шальном танце, словно в калейдоскопе, кружа голову и зажигая сознание.       Огонь открыл глаза, как обычно, коснулся самого сердца, и только тогда Генри понял, что не сможет проснуться, пока представление не закончится. Но Огонь, вместо того, чтобы разгореться в полную мощь, почему-то угас. Генри все еще чувствовал его немое присутствие, и ему стало особенно не по себе от этого липкого ощущения. А тени, между тем, приобрели человеческие очертания, и Генри присмотрелся. Одна из теней оказалась прекрасной девушкой, к которой Генри, к удивлению, испытывал самые нежные чувства. Во снах всегда так — особенно в его снах — Огонь обнажал все чувства, грубо срывал маски, оставляя беззащитную душу наедине с собственными переживаниями. Вторая же тень оставалась для Генри непонятной, размытой, незнакомой.       Сначала они двигались медленно, словно бы Огонь давал возможность запомнить их очертания, привыкнуть к новому сну — мнимая забота, от которой станет ещё хуже, — а потом вторая тень юркнула к первой, и произошла вспышка. У Генри была секунда, жалкая секунда, но он все смог увидеть.       Вторая тень оказалась убийцей, сжимавшим в дрожащей руке кинжал — его клинок угрожающе светился в отблесках свечей — и нависшем над своей жертвой.       Генри медленно перевел взгляд на первую тень. И закричал. А потом проснулся.       Он резко сел — нет, не сам, кто-то помог ему, — хватая ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. В груди бушевал Огонь — захлебывался в немом смехе, — а в голове набатом била одна и та же мысль. Генри вцепился ногтями в чью-то одежду и скулил, точно щенок — судорожно и жалобно.       — Я с-сплю? — хрипло выдавил он из себя. И тут же получил ответ:       — Уже нет. Все закончилось, все закончилось. Ты проснулся.       Генри рвано выдохнул, уткнулся лицом в плечо брата и вдруг понял, что плачет. Эдвард не сказал ни слова: он просто был рядом и мягко гладил Генри по спине до тех пор, пока у него не закончились слезы.       Неожиданно Генри отшатнулся и резко выскочил из палатки. Он, не озираясь по сторонам, прошел через спящий лагерь и вышел в лес, но не остановился. Он продолжал идти, пока ветер обдувал его влажное лицо, пока жар полностью не утих, а потом остановился у дерева и лбом прислонился к прохладной коре. Он глубоко дышал, не в силах справиться с собственным телом и разумом. А в голове все еще билась, точно птичка в клетке, мысль. Первая тень из его кошмара, прекрасная девушка, жертва убийцы — оказалась Розой.       Генри взвыл, на мгновение воздел голову к небу, а потом согнулся пополам, и его вывернуло. Его тут же взяла крупная дрожь, и Генри, хватаясь за каждый сучок, нетвердой походкой зашагал обратно к лагерю. Он намеренно ступал тихо, когда приближался к часовым, чтобы остаться незамеченным, и вскоре добрался до своей палатки.       Грузным мешком Генри упал на одеяла, и тут же теплые руки крепко обняли его.       — Тише, тише, — прошептал Эдвард. Потихоньку Генри успокаивался, приходил в себя, дрожь его покидала, а тело расслаблялось.       — Прости меня, Эдвард, — сказал неожиданно Генри. Брат над его ухом пораженно выдохнул.       — Не смей извиняться, — ответил он. — А лучше засыпай.       Генри не возразил ему — сил не осталось, — и действительно вскоре провалился в крепкий сон, на этот раз без Огня и его теней.

***

      Когда Генри проснулся, брата рядом уже не было. Обычно ночи, когда ему снятся кошмары, разделяют его существование на до и после; наутро, когда Генри просыпается, ему кажется, что он прожил целую жизнь, и сейчас, после очередной предсмертной агонии, начинает заново. Но теперь, когда он прислушался к своим ощущениям, то понял, что чувствует себя вполне сносно. Наверняка Эдвард был с ним всю ночь, по крайней мере, до рассвета, поэтому Генри не сдал и не заболел. Иногда Генри казалось, что без помощи брата он бы уже давно превратился в заложника собственного сознания.       Он поднялся, обулся, вылез из палатки и утонул в лучах прекрасного утреннего солнца.       Вчера вечером их экипаж остановится на большой лесной поляне для ночной стоянки. Повозки и телеги поставили полукругом, превратив некоторые из них в удобные палатки, а слуги разожгли в центре несколько костров, чтобы можно было приготовить пищу и погреться. Каждый был занят делом: слуги готовили завтрак, охранники деловито расхаживали вокруг территории, кто-то чистил оружие; группа посланников вместе с Олдусом и Климом живо что-то обсуждали; Джетт радостно бегал туда-сюда с бесконечными пучками трав и цветов в руках. У каждого из них была цель, дни были наполнены смыслами и делами, и каждое утро для них — радость по поводу начала новой маленькой жизни.       Не найдя взглядом ни Эдварда, ни Розу, Генри пошёл к ручью умыться, а затем вернулся и окликнул Джетта.       — А, Генри, доброе утро! — друг приветливо помахал ему рукой.       — Ты не видел Эдварда или Розу? — спросил Генри, глядя на то, как Джетт методично перевязывал стебельки лаванды белой тесьмой. Он махнул рукой куда-то в сторону от лагеря.       — Да, они где-то полчаса назад ушли вот по той тропинке, — сказал он, не отрываясь от своего занятия. — Видимо, нагулять аппетит.       Генри вяло усмехнулся и еще раз оглядел их лагерь. Ему вдруг стало невыносимо одиноко, и он снова спустился к ручью, сел на большой валун и от скуки стал бросать камешки в воду. В голове звенело от пустоты, а мысли были серыми. Думать ни о чем не хотелось. Миновала четверть часа, когда Генри наскучило это занятие, и он, вернувшись назад, обнаружил, что слуги уже раздавали еду. Получив свою миску, он даже не удивился. Ничего иного, кроме как каши, на завтрак от слуг ожидать не стоило. Может быть, это даже и хорошо: Генри совершенно не хотелось с утра пораньше набивать себе живот жирным мясом.       — Генри! — к нему подошел Олдус. — Не желаешь присоединиться к нам?       Он с радостью согласился. Вокруг одного из костров сидели Клим, Джетт и еще один посланник, незнакомый Генри.       — Как прошла ночь? — вежливо осведомился Клим, едва только Генри сел на одно из сидений.       — Очень хорошо, — легко соврал Генри, твердо уверенный в том, что никто не должен знать о том, что на самом деле ему порой приходится испытывать по ночам.       — Это просто прекрасно, — бодро отозвался Клим. — Потому что впереди у нас еще долгий путь. О, хочу вам представить моего товарища, — Клим указал на молодого посланника, — Шимона.       Шимон показался Генри совсем еще ребенком. Казалось, ему едва исполнилось восемнадцать, а его уже приняли в ряды посланников. Его бледное лицо в сочетании с изящным гибким телом и лохматыми черными волосами делали его похожим на юркого лесного зверька, а когда он улыбнулся — по-ребячески наивно, — у Генри на душе стало теплее: Шимон напомнил ему самого себя в шестнадцать лет.       — Рад знакомству, — голос у Шимона оказался шершавым, с хрипотцой, но приятным. Генри в общем разговоре участвовал с неохотой, и так же вяло елозил ложкой кашу, раз за разом прокручивая в голове прошедший кошмар. Сейчас, по прошествии некоторого времени после пробуждения, Генри невольно вспомнил несколько деталей этого сна. Например, то, что Роза, как и в реальности, была беременна, причем тоже на поздних сроках; она не стояла, а сидела, почти что лежала, не в силах подняться на ноги, и пыталась защитить руками живот от опасности. А еще, кажется, теней было всё-таки не две, а три… Генри пугали эти подробности, и он судорожно размышлял, что Огонь хотел показать ему этим сном.       Вернулись Эдвард и Роза, но, вопреки ожиданиям, ни к кому не присоединились и сели отдельно. Генри наблюдал за ними, пока их с братом взгляды не пересеклись, и улыбнулся ему. Эдвард тоже ответил улыбкой, но вышла она неизбежно грустной. На самом деле, Генри казалось, что Эдвард частенько смотрит на него с неприкрытой завистью. После свадьбы у брата осталось только две заботы: Роза и работа. Теперь он и Роза стояли особняком, маленькой отдельной ячейкой в этом большом мире, и Генри все реже и реже пересекался с братом.       Он несколько раз пытался вытащить Эдварда из застенок брака хоть на один вечер — развеяться и отдохнуть, но выбраться получалось крайне редко. Словом, времени для развлечений у брата не осталось от слова совсем. Да, женитьба крепкими цепями сковала Эдварду руки, но он, впрочем, почти не жаловался — знал, на что шел.       Клим уже расправился со своей порцией — ну и аппетит! — и принялся шуршать пергаментом.       — Вот, к слову о «набегах диких людей», — усмехнулся он. — У горожан были догадки, что там, далеко за лесом, в горах, может жить целая цивилизация.       Генри знал, что южная граница Волшебного Королевства с соседним государством потягивалась вдоль небольшого горного хребта. В некоторых местах гору приходилось буквально делить на две части между королевствами, но в основном граница пролегала строго по бурному ручью у подножия горы со стороны Волшебного Королевства. Поэтому большая часть хребта принадлежала их соседям. Об этом Генри и сообщил собравшимся.       — Почему же их король не сделает что-нибудь, чтобы прекратить это? — задался вопросом принц. Ответил ему Олдус.       — Дело в том, Генри, что для наших соседей этот горных хребет является своего рода запретным местом, — мирно пояснил он. — Это связано с местным суеверием о том, что в горных пещерах сначала стали пропадать маленькие дети, а позже их родители находили у двери на крыльце подвешенные на нитках кости — кости их детей. Уж не знаю, правда это или нет, но в это страшное суеверие они действительно верят. Именно поэтому их король, Рубин, запретил кому бы то ни было даже подходить к горе.       — Разве нам можно пересекать границу просто так? — поинтересовался Шимон. — Без ведома и согласия короля это уже будет вторжение…       — Те места дикие и заброшенные, никто за ними не смотрит, — тут же ответил Олдус. — Правда, нам все же не стоит переходить гору и показываться на обратной ее стороне. С вилами и факелами на нас вряд ли пойдут, — посланник весело хмыкнул. — Страх у жителей сильнее. Но весточку нашему королю могут отправить, мол, чего это твои люди забыли на нашей земле?       — Или, чего хуже, взять в плен, — добавил Клим, и Шимон так смешно округлил глаза, а на его лице отразился искренний детский страх. Олдус по-отечески похлопал его по плечу.       — Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, — успокоил его посланник.       Клим тем временем развернул бумажный сверток, внутри которого оказалась головка сыра, вынул из сапога складной ножик, удивительно ловко прокрутив его между пальцев, словно фокусник, и принялся методично разрезать сыр на равные кусочки.       — Так вот, о чем это я? — вспоминал Клим. — Ага, эти люди не просто грабили наши фермы. Они оставляли как бы взамен странные плоды. Это были большие, как дыни, — Клим отвлёкся от нарезания сыра, и руками показал примерный размер плодов, — не то фрукты, не то овощи, а, может, вовсе ягоды. Пятнистые и снаружи, и внутри, они были очень сладкими, прямо-таки приторными, и совсем не сытными! Эти люди приносили их в таком огромном количестве, что мы уже и не знали, куда девать. Сами есть не могли: не по нашему это вкусу и… не по желудку. Ну, вы понимаете, — усмехнулся посланник. — Пробовали подмешивать в корм скоту, но животные не дураки — просто отказались есть. Фермеры пробовали удобрять почву — тоже никаких результатов. Варенье, джемы, конфеты и даже мыло — никуда не годились эти странные плоды! Пока однажды старик Гоннел — наш винодел — не приготовил из них замечательное вино. Вам обязательно нужно попробовать, как приедем!.. Кто хочет сыра?       Желающих оказалось много. Генри положил кусочек сыра на ломоть хлеба, удивляясь, откуда он взялся у Клима, да еще и такой свежий, и с наслаждением откусил: сыр оказался мягким, сливочным и соленым.       — Тут неподалеку есть ферма, — подмигнул ему Клим. — Пара червонцев, и головка сыра твоя.       Джетт вдруг что-то ему шепнул, и Клим тут же подскочил с места.       — Пойду, предложу угощение нашей счастливой супружеской парочке, — пробормотал он, неловко улыбнувшись. Генри заметил, как подрагивали его пальцы. Клим и так побаивался Генри, стало быть, перед Эдвардом у него начинали трястись коленки. Генри наделся, что сегодня обойдётся без этого, и брат не станет отмахиваться от щедрой души Клима. Принц с любопытством наблюдал за тем, как Клим на едва гнущихся ногах подобрался к Эдварду и Розе, как брат сердито вскинул на него взгляд, уже готовый расплыться в гневной тираде, как побледнел Клим, но неожиданно за молодого посланника вступилась Роза. Она ласково взяла его за руку, словно мать сына, произнесла несколько слов и приняла его угощение. Эдварду, видимо, пришлось смириться с таким исходом событий, и он пораженно сник.       Когда завтрак подошел к концу, Эдвард вновь взялся командовать, и все активно засобиралась в путь. Генри расчесал Снежка, заседал его и проверил седельные сумки. Взглядом он отыскал Эдварда: тот так же занимался своим конем, — и решительно подозвал к себе слугу. Оставив Снежка на его попечение, Генри подошел к брату.       — Надо поговорить, — без предисловий сообщил он. Эдвард кивнул ему:       — Слушаю.       — Не здесь, — Генри пронзительно на него посмотрел, и Эдвард без лишних слов отвел Болдера к лесной опушке пастись, а потом они с Генри отошли поглубже в лес.       — Ну, так что? — спросил брат, опираясь спиной на дерево. Генри ненадолго задумался, но, так и не придумав, как начать, выпалил:       — Как у Розы дела?       Эдвард кинул на него подозрительный взгляд и сухо ответил:       — Неплохо. Прошлой ночью, правда, боли снова вернулись, но она говорит, что это ничего страшного.       Генри с пониманием покивал. Роза на протяжении всей беременности страдала от болей в животе. Она очень боялась, что потеряет ребенка, поэтому все лекари и другие деятели медицины были подключены к поиску лекарства, ведь даже дар Эдварда не смог избавить ее от неприятностей.       — Ты за этим пришел поговорить? — уточнил Эдвард. Что-то явно испортило ему настроение с утра. Генри помотал головой и сбивчиво начал объяснять:       — В общем, это по поводу моих снов. Я же говорил раньше, что обычно мне снится Огонь и все такое… Что он разговаривает со мной, угрожает…Но вчера мне приснился немного другой сон…       Он замолк и долго смотрел Эдварду в лицо, пока брат не сдался.       — Ну же? — с беспокойством поторопил его Эдвард.       — Там совсем не было огня, — от потревоженных воспоминаний у Генри по коже пробежали мурашки. — Но были тени, — Генри потоптался на месте и вдруг подошел к Эдварду почти вплотную и зашептал:       — Я увидел во сне Розу. Ей было страшно, она лежала и кричала. Мне кажется… Кажется, что ей грозит опасность.       Генри сделал шаг назад и посмотрел на брата. На нем лица не было: он весь напрягся и побледнел, смотрел куда-то в сторону, а рука сильно сжимала рукоять меча на поясе.       — Ты уверен? — дрогнувшим голосом спросил Эдвард. — Уверен, что это была именно Роза?       — Абсолютно, — без колебаний отозвался Генри.       Эдвард сокрушенно вздохнул, но все же взял себя в руки, и сказал:       — Спасибо, что поделился. Я буду наблюдать за всеми. И ты тоже смотри в оба.       Генри кивнул, почувствовав некоторое облегчение от того, что теперь не он один несет бремя ответственности, и они вернулись в лагерь продолжать сборы. Уже забираясь в седло, Генри вдруг задался вопросом: «А может мы и не зря взяли с собой Розу?»