Долгая дорога к Олимпийскому золоту 2

«Псевдоэфедри́н — адреномиметическое, сосудосуживающее, бронхорасширяющее, антиконгестивное лекарственное средство» — читаю я и где-то в душе защемляет. «Бесцветные игольчатые кристаллы или белый кристаллический порошок со слабым специфическим запахом, легко растворим в воде и этаноле, умеренно — в хлороформе» — продолжаю, пока на глазах наворачиваются слезы. «По фармакологическим свойствам близок к эфедрину, но менее активен и токсичен» — предложение, добившее меня и мою психику. Это что получается, я эта, наркоманка..? Вы уже догадались, к чему я веду, да? Но давайте обо всём по порядку. ***** Я не буду говорить, как узнала об этом, пусть это останется в тайне. Скажу лишь одно – обидно было очень. Страшно очень за свою карьеру, выступление и медаль командника. Я подставила сборную. Я. Подставила. Сборную. В моей голове эти три слова прокручиваются долго, почти два часа, пока я лежу на кровати и бессмысленно взираю в потолок. Рядом сидит Василиса, поглаживает меня по руке, а Алёна убежала к Оксане Дмитриевне за новостями. И как только я могла докатиться до такого? Как у меня хватило совести принять что-то запрещённое? Когда я успела? Вопросов много, ответа не одного. На глаза в который раз за утро набегают слезы, и я пытаюсь их сдержать. Телефон трезвонит с самого того момента, как я узнала о допинге, а звонят самые разные люди. От Даниила, моего парня, до Юли, объявившейся внезапно. И девочки, и Ника, и все-все-все звонят мне без остановок, но я упрямо не беру трубку, отказываясь верить в происходящее. Употребление запрещённых препаратов может привести к дисквалификации от года до четырёх, и результаты сезона обнулятся. Меня дисквалят, я уйду из спорта все так же без олимпийского золота. Меня волнует даже не это, а то, как у меня хватило сил на принятие допинга. Ответственность, которую я понесу, будет велика. И дай бог, меня простят в родной стране, а если не примут, что я буду делать? Первой о допинге узнала Оксана Дмитриевна. Она зашла к нам в комнату, вывела девочек, оставив меня одну, и все рассказала. Тогда первое, что я испытала, было жгучее чувство вины, беспомощности и обиды. Позже пришла злость, а сейчас я не чувствовала ничего. — Вита, собирайся, — говорит Алёна, когда входит в комнату. — Поедете с Оксаной в лабораторию. Я снова заплакала. Глаза вновь наполнились слезами, ресницы слиплись от влаги, но я терпела. Больше меня волновала отмена церемонии. Косо на меня смотрели абсолютно все, кого я встретила, пока шла до номера Тарасовой. Надев на голову белый капюшон, я выхожу вслед за тренером на улицу, где уже ждёт такси. Так же тихо мы появляемся в лаборатории, там нас встречает женщина. Она проводит нас в кабинет, запирает его и говорит на английском: — Виталия, ваша допинг-проба, сданная ещё в конце декабря, дала положительный результат. Что предлагаете делать? — Я ничего не принимала, — отрицаю я. — В вашей крови обнаружен псевдоэфедрин, и вам повезло, что в малой дозе. Так он менее эффективен, но ещё пару миллиграмм, и вас бы сразу дисквалифицировали, так как это уже доза эфедрина. Это наркотик, если вы не знали. — Знала. — То есть, вы знали, на что шли? — Я ничего не принимала, — все также твёрдо протестую я. — Что же, все, что нужно было, я сказала. Дальше с вами спишется президент МОК, а встреча ваша будет, скорее всего, в суде. Пойдёмте, я провожу вас к выходу. Ну вот и все. Моя карьера закончилась в феврале. Сейчас меня попросят найти работу и раскаяться. ***** — Мы это так не оставим, — говорит Оксана Дмитриевна всей сборной. — Мы будем бороться за медали и справедливость, так? — Куда денут пробу? — спрашивает Василиса. — Без понятия, — возмущённо отвечает Тарасова. — От них вообще происходит то, чего не ожидаешь. Сегодня все донесут Алексееву, наймут адвоката, а дальше будут «Голодные игры», где каждый захочет хапануть чужое. — Мне придётся быть одной? — тихо спрашиваю я. — Прости, Вит, мы ничем тебе не поможем, — сочувствует Анастасия Васильевна. — Только если моральная поддержка. Ты незащищённое лицо, так что настраивайся на ожесточённую борьбу. — А личное её выступление? — спрашивает Алёна. — Как РУСАДА решит, — пожимает плечами Оксана Дмитриевна. — Но сомневаюсь, что за десять дней все разойдутся. Как пойдёт, девочки. Плакала моя последняя Олимпиада. А теперь моя очередь плакать. ***** Вечером заходит Алексеев. Андрей Вячеславович выгоняет, или, как он выразился, просит выйти девочек за пределы комнаты, а сам говорит мне: — Я и не думал, что наши спортсмены на такое способны. — Я ничего не принимала, — устало выдыхаю я. Меня вымотал уже первый день, а сколько таких ещё будет? — Вчера мы, значит, выигрываем командные соревнования, к сегодня подставляем сборную с допингом? — как будто не слыша, спрашивает мужчина. — Мы дали тебе шанс, понадеялись на тебя, но не ожидали этой ситуации. Скажи честно, чем ты думала, когда принимала запрещенку? — Я ничего не принимала! — срываюсь я. — Я честно и в свою силу откатала программу, а вы, вместо поддержки сейчас будете втаптывать меня в грязь ещё сильней! Мне двадцать лет, я не ребёнок и соображаю, что делаю. Вы просто должны знать меня, как минимум десять лет, этого хватит, чтобы усомниться в положительном результате пробы. Вам все равно на медаль? — Вот именно, Вита. Тебе двадцать лет и ты вполне могла и кольнуться, чтобы чисто выполнить четверные. — Вы издеваетесь надо мной!? — со слезами спрашиваю я. — Мне тринадцать лет было, когда я первая исполнила чистый квад, а теперь вы заявляете, что мне это непосильно? Ненавижу Федерацию, — последнее предложение я тихо шепчу, чтобы не было слышно. — Так или иначе, мы найдём адвоката. На завтра поставили слушание по делу, тебе обязательно нужно присутствовать. Тренера я уже предупредил, вас двоих там по горло хватит. Надеюсь, у тебя хватит ума и здесь не подставлять страну, — ухмыляется и уходит. В комнату живо забегают девочки, а я сажусь на кровать, запускаю руки в распущенные волосы и со злостью говорю: — Они не верят мне! А кто мне теперь поверит? После всего, что я сделала для страны, меня обязаны, как минимум не обвинять в подобном. Я и медали принесла, и титулы, и рекорды мировые, а здесь так жёстко. За справедливость нужно бороться. Никто не говорил, что будет легко. ***** Когда от душной комнаты начинает болеть голова, я выхожу на балкон. Меня тошнило от собственных слез, пролитых за день, но я понимала, что это только цветочки. Плод будет в конце, но терпения ожидать хватит не всем. Я так и не ответила никому на звонки. Когда число пропущенных вызовов превысило полтинник, а в тридцатый раз мне позвонил Даня, я уже не могла сдерживаться. — Господи, я думал, ты повесилась, — облегченно выдыхает Волков. — У тебя все хорошо? Ты как? — А что со мной может быть? — спрашиваю я, словно не понимая, что происходит. — Блять, да ты совсем!? — повышает голос парень. — Вчера наша сборная становится Олимпийскими чемпионами, а сегодня в твоей, между прочим, пробе находят какую-то херню, докапываются и грозят дисквалификацией. Ты совсем!? — Даниил зачесывает волосы. — Извини. Ты не отвечала весь день, на эмоциях как-то... — Не извиняйся. — А ты не держи все в себе, — отвечает он. — Не терпи все, что с тобой делают. Будь гордой и знай себе цену, но мне ты можешь рассказать все. У тебя сложный жизненный период, который ты должна пройти сама, но мы рядом. Мы – твоя поддержка. Я, Серый, Ника, девочки и вся страна. Она встанет на твою защиту, потому что таких великих фигуристов ещё не рождалось. Нет ещё того, кто побил бы твои рекорды, так что наши люди заступятся за тебя. Тебя уважают, любят и ценят, так что знай – ты не одна. — Мне даже Алексеев говорит, что я предала всех, — обессиленно шепчу я. — Конечно, это известие его не обрадовало, но это ожидаемая реакция. Вот только не от него, потому что он ваш человек и должен поддерживать спортсменов. Давить нельзя, от этого моральное состояние может ухудшиться. Ты не слушай его, держись за тренера. — Я устала, — выдыхаю я в камеру. — У меня голова болит. — Солнце, терпи. Я бы с радостью обнял тебя, но пойми, не могу. Я люблю тебя, очень люблю, но сейчас бессилен, только моральная поддержка. Я рядом. И я верю. Потому что нет причин этого не делать. Верю, потому что люблю и люблю, потому что верю. Даня для меня – солнце, тучи и вся жизнь. Кто бы мог подумать, что глупая и внезапная встреча в Новый год так перевернёт всю мою жизнь. Его поддержка была бесценна. Я не могла жить без его мягких слов, без тёплых объятий, в которые он захватывал меня, словно Олаф. Поцелуй в макушку, лоб или губы успокаивали меня лучше любого лекарства. Теперь на лекарство мне смотреть строго запрещено. ***** — Мне жаль, что так получилось, — извиняюсь я перед Алёной. — Я ничего не употребляла, но не понимаю, почему мне не верят. — Вита, сейчас не медаль важна, а справедливость, — отзывается Винницкая. — Никому лучше не станет, если тебя дисквалифицируют, — она садится рядом со мной и приобнимает. — Ты наше солнышко, олимпийская надежда, а тебя так сливают. — Это несправедливо, — подсаживается Василиса. — Сейчас действительно важна правда, потому что мы – одна команда. И это понимание стоит дорого. Я вновь плачу, вновь отключаю чувства и позволяю слезам течь по щекам. — На завтра назначено слушание, — оповещаю я. — Найдут адвоката и пойду защищать свою честь. — Нам можно? — Только Оксана Дмитриевна, — мотаю головой я. Я уверена, что Оксане Дмитриевне и слова не дадут сказать. Мне придётся тащить себя самой.