Прекрасный Крестный фее-принц

— Так-с. Нет. Не поднимай взгляд. Поднять взгляд — все равно что принять поражение. Все равно что пустить все старания насмарку, потому что как только она обратит на него внимание — даст намек, что заметила его присутствие — он воспользуется моментом и установит полный контроль над ее временем. Непоколебимо и решительно она продолжила читать. «…на заре восьмого столетия…» — Ты как? «…когда союзники Грендомира еще не были…» — Я вот в полном порядке, благодарю. Упаси Мерлин вникнуть хотя бы в одно предложение, не говоря уже о том, чтобы запомнить хотя бы кусочек важной информации. Она совершила большую ошибку, думая, что может позаниматься в тишине и спокойствии посреди распроклятой гриффиндорской гостиной. Огонь потрескивал, освещая все вокруг своим золотым сиянием; приглушенный шум голосов других студентов создавал комфортную атмосферу. На месте Гермионы ошибся бы любой. — И, да, по правде говоря, сегодня у меня тоже был прекрасный день! Спасибо, что спросила! Притворяясь, что она все еще полностью поглощена чтением, Гермиона едва заметно глубоко вздохнула и продолжила корпеть над текстом. «…уничтожены в результате серии…» — Разумеется, я не похудел. Хотя я рад, что ты следишь за моей фигурой… Спасибо, Гермс. А вот это уже нарушение условий сделки. Ее взгляд медленно оторвался от слов на странице, и она посмотрела на незваного гостя. — Не называй меня так. Фред поставил локоть на маленький столик, подпер голову рукой и очаровательно ей улыбнулся. Он снял свою мантию, ослабил галстук и закатал рукава — готовый к продолжительной кампании по раздражению Гермионы. — Как же мне тогда тебя называть — Герми? Миона? На-на? Ее пристальный взгляд не оставлял попыток испепелить его заживо. — Как насчет «Гермиона»? Этот вариант, как тебе хорошо известно, совпадает с моим именем. Фред лишь коротко нахмурился и поставил под подбородок другую руку. Он вытянул ноги под столом и закинул их на ее кресло так, что ее колени оказались зажаты между его ступнями. — Ну, включай воображение, любовь моя. Если тебе не нравятся разные диминутивы от твоего имени, может, мне прибегнуть к нежным эпитетам, а, родная? Золотко? Куколка? Свет моей жизни? Огонь моей души? Покой моего разума? — Чего ты хочешь, проклятие моего бытия? — раздраженно отозвалась Гермиона и устало откинулась на спинку расшитого золотом кресла, в попытке убрать прочь его ноги. Он надулся и выпятил нижнюю губу так далеко, как только мог. — Серьезно? Малышка, я думаю, этот титул уже забронирован для вонючего, отвратительного, злобного мелкого таракана. — Этот кретин не заслужил никаких официальных титулов, — глумливо ответила она. Фред ухмыльнулся и слегка толкнул ее коленку пяткой. — Никаких, кроме «кукарачи». — Такой титул сделал бы его кукарачей всех кукарач, а это уже оскорбление целого вида, — проворчала Гермиона. Улыбка Фреда стала шире, и он довольно засмеялся, снова постукивая ногой по ее колену. — О, очаг моего дома, что мне с тобой делать? Гермиона откинула голову назад, вздохнула и ненадолго закрыла глаза. Это был долгий день — в учебном, социальном и эмоциональном планах. Учеба — фокус на одной конкретной вещи — должна была помочь очистить разум и прийти в себя. Так она расслаблялась. Почему все хотели ее «разгрузить», отвлекая от занятий, понять ей не удавалось. Это длилось четыре года. В конце концов, кто-то уже должен был это понять. — Чего ты хочешь, Фред? — вздохнула она. Когда она опустила взгляд с потолка, то увидела его лицо меньше, чем в дециметре от себя. Он встал, оперся на стол и положил голову на толстый том, в котором рассказывалось о всевозможных магических распрях. Фред мило ей улыбнулся. — Хочу, чтобы ты обратила внимание на меня, взрыв очей моих. Ради всего святого— — Взрыв?! Он подмигнул, игнорируя смешки тех, кто их подслушивал. — Надо признать, «свет» недостаточно ярок. Гермиона прикусила внутреннюю сторону щеки и покачала головой, чтобы не улыбнуться. — «Свет» может быть и тусклым, — продолжил Фред и протянул руку, чтобы ущипнуть ее за щеку. Она нахмурилась и шлепнула его по руке. — Мало кто ценит великолепие взрыва. — Великолепие взрыва? — она недоуменно повторила за ним. Ну серьезно. — Вот видишь, — сказал он, постучав кончиком пальца по ее носу. — Даже сам взрыв готов себя обесценить. При всем своем фиглярстве, Фред Уизли точно знал, как созидательно подойти к комплименту. Но Гермиона не собиралась доставлять ему удовольствие от хорошо выполненной работы. Она приподняла бровь. — Так ты теперь считаешь, что я великолепна? Его ухмылка, которой он ей ответил, заставила ее покраснеть и широко улыбнуться. — Великолепна во всем своем густоволосом блеске. Ее улыбка дрогнула, но Фред поймал ее прежде, чем она угасла. — Великолепна во всем своем дивно остроумном юморе, — продолжил он, дергая ее за пряди волос и подчас тыкая в щеку и нос, чтобы подчеркнуть свои утверждения. — Великолепна во всей своей непоколебимой и неиссякаемой преданности, — его тыканья превратились в поглаживания по щекам, и Гермиона почувствовала, как покраснело ее лицо и ускорилось сердцебиение. — Великолепна во всей своей безупречной, безошибочной, библиотечной, биполярной, билингвальной… У нее вырвался смешок. — Билингвальной? — Ты же вроде говоришь по-французски? — отмахнулся он от ее замечания. — Так, где я остановился? А, да — билингвальной, благоуханной и безрассудной красоте. Гермионе оставалось только покачать головой. Она разорвала зрительный контакт, из-за которого вспотели ладошки, и оглянулась на гостиную, залитую теплым светом, чтобы сохранить остатки своего достоинства. Было ясно: ее затаенную женственность могли взволновать даже несколько ласковых слов. Нужно действительно перестать проводить столько времени с Гарри и Роном — виновата их эмоциональная отсталость. Она похлопала Фреда по руке и положила ее ему на грудь. — Ага, ага, спасибо. Фред торжествующе усмехнулся, когда увидел, что улыбка снова появилась у нее на лице, и распрощался со всей благопристойностью (не то чтобы было, с чем прощаться), так что покончить с этим было легче. Он растянулся на столе, лежа на животе, болтая ногами в воздухе и подперев подбородок руками. — Ну на самом деле, Фред, — сказала она, вытягивая книгу из-под его локтей, — что тебе нужно? — Я, — провозгласил Фред, — хочу извиниться от лица Рональда Билиуса Уизли, придурка и простофили. Улыбка Гермионы исчезла почти мгновенно. Она положила книгу на колени. Видела Цирцея, ей больше не сделать никаких домашних заданий. — «Простофиля» — не слишком мягко? Может, подойдет «вопиюще идиотичный имбецил»? — Фред постучал пальцем по подбородку и засмотрелся на потолок с драматично долгим страдальческим вздохом. — Или перейдем сразу к «мудачи»… — Нет! Нет, не надо, — Гермиона массировала левый висок указательным и средним пальцем, уставившись в одну точку на столе. — Несмотря на все его невежество и грубость, он все еще один из моих лучших друзей. У него… подростковый период. Вы все в этом возрасте слегка туповаты. Фред цокнул и присел, скрестив ноги посреди стола и руки на груди. — Это не оправдание. Если ты мужчина, это не означает, что тебе можно быть куском г… — Фред. — Куском грязи на ботинке, — исправился он, закатив глаза. — Что еще ужаснее — он треклятый шахматный гений. Такой стратег, как он, обязан знать, что один из его приятелей — дьявольски привлекательный приз, — он либо проигнорировал румянец Гермионы, либо совсем не обратил на него внимание, занятый размышлениями об идиотизме Рона. — Назвать его туповатым, значит думать, что он когда-нибудь осознает свои ошибки. Этот эпитет дает надежду. Рон на самом деле недоумок — плоский и примитивный. Гермиона прочистила горло, уставилась в свою книгу и пробежалась кончиками пальцев по корешку, изо всех сил стараясь забыть невзначай брошенный комплимент. — Погоди, а где твоя вторая половинка? Вы оба были самозабвенно преданы ниспровержению Людо Бэгмана с Чемпионата мира. Удивлена, что вы не арендовали этот тихий левый уголок, чтобы плести свои гнусные интриги. Рука Фреда метнулась к сердцу. Он потерял сознание, почти рухнув со стола, а потом выпрямился и взял руки Гермионы в свои. — Успокой мое сердце, Гермиона Грейнджер, — гнусные интриги? Она попыталась выдернуть свои руки из его с легкой ухмылкой. — Что, задело? — Да я запредельно счастлив получить такой комплимент, родная! — Он потянулся, схватил книгу, которая лежала у нее на коленях, — кинул ее на стол и соскользнул со стола на колени к Гермионе. — Это самая нежная вещь, которую мы с Джорджем от тебя слышали! — Фред! — крикнула она, застонав, когда он обвил ее руками и наклонился, чтобы положить голову ей на плечо. — Тише, мать. Комплименты заслуживают объятий. Следовательно — объятья. Гермиона вздохнула и покачала головой; у нее не было иного выбора, кроме как положить одну руку Фреду на плечо, а другой — похлопать его по колену. — Придется слезть с меня. Ты тяжелый. — Я для тебя кабан, Гермиона, пушок моей подушки? — Если я скажу «да», ты с меня слезешь? — Ох, луна моей ночи, назови меня хоть разлагающимся троллем, я никогда не покину тебя! — продекларировал он на всю гостиную, вызывая еще больше смешков и ухмылок. — Так, боль моей шеи, что мне сказать, чтобы ты исчез? — вздохнула Гермиона, игнорируя зрителей. — На самом деле ничего, ведь я буду знать, что это уловка, — ответил Фред. — А если я подожгу твой зад? — Не знаю, зачем бы тебе это было нужно, если сейчас мой зад в непосредственной близости с твоими собственными конечностями, — мягко возразил он, уткнувшись лбом в ее шею. — Ты и я, мы оба знаем — ты не так жестока, чтобы сделать это со мной. Кроме того, мне известен более приятный способ поднять твою и мою температуру, хотя это, фигурально выражаясь, уже иной вид огня. — Фред! — заверещала она, краснея. — Гермиона! — передразнил он с широкой ухмылкой. Портрет распахнулся и закрылся с глухим стуком, подчеркивая появление второй половинки ее мучителя. — Ой, оставьте эти сцены для спальни, вы двое! Вокруг невинные люди. — Ради Мерлина, Джордж! — Гермиона почти визжала. Ей следовало понять, что помощи она не дождется. — Дред! Нам с Гермионой пора расширить горизонты, — театрально прошептал Фред, заставляя девушку покраснеть от ярости и возобновить попытки столкнуть его с колен. — Наконец-то я заставил ее проявить свои чувства публично! Не встревай… О, взгляните. Она так застенчива. — Мне нравится этот оттенок красного, — сказал Джордж. — Ей идет любой оттенок красного, если честно, — сказал Фред, игнорируя попытки Гермионы оттолкнуть его. Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку. — Мой любимый румянец, конечно, тот, каким она покрывается при ином виде напряженной актив… С тем усилием, которое могло возникнуть только при выбросе адреналина, Гермиона сбросила Фреда на пол. — Если ты не мечтаешь, чтобы я растоптала тебе что-то жизненно важное, Фред Уизли, предлагаю никогда больше не направлять мысли в это русло! — Боже, Фред, — согласился Джордж. — Следи за своим языком. Оставь эти мысли до более уместно-непристойных времен, друг. Скомканный кусок пергамента рассек воздух и угодил Джорджу прямо в нос. — Даже не начинай, Джордж Уизли! — рявкнула Гермиона. Вместо того, чтобы выглядеть хотя бы слегка уязвленным, Джордж крикнул: — Ну и прицел, Грейнджер! — Посади мы тебя на метлу, — сказал Фред, поднимаясь с пола и похлопывая ее по колену, — из тебя вышел бы отличный охотник. Гермиона издевательски ухмыльнулась и покачала головой. — В день, когда вы станете профессорами астрономии и прорицания, вы увидите меня с квоффлом в руке. Фред замер, прижав руку к сердцу. — Боже всемогущий. Джордж повторил его потрясенное выражение лица. — Ты вывела нас на чистую воду. — Как только тебе удалось найти наши резюме? — Вот и делись секретами с Дамблдором. — Трелони решила сбежать с гоблином, понимаешь. — И не говори. Но она им только пользуется — предсказала, что в следующем году гоблинов ожидает рост экономической мощи. — А Синистра решила стать монахиней у магглов. Думаю, мы все можем винить в этом Снейпа. — Итак, я предскажу все креативные смерти Поттера и проведу Браун и Патил к сияющему, мерцающему, роскошному будущему мошенниц, пока они не встретятся лицом к лицу с неутешительным итогом их жизни, — анонсировал Джордж, обращаясь к гостиной. — Мне же удастся проиллюстрировать, как свет моей жизни зажег мое ночное небо, как пламя души моей мерцает в космосе северным сиянием, как… Гермиона встала и припечатала Фреда свернутой пачкой пергаментов по голове. — Твою мать, Гермиона. Загонщик из тебя тоже ничего, — пробормотал Фред, потирая затылок, и все равно ей улыбнулся. — Подумай об этом. Я бы смог дать тебе пару частных уроков. Она ударила его снова. — Ты только что подтвердила все, что я сказал, родная, — засмеялся Фред, отклоняясь от ее ударов. — Ты смешон, — крикнула Гермиона, гоняясь за ним по гостиной. Обычно Фред не был тем, кто сдается во время погони, но в тот момент он вдруг остановился и развернулся, чтобы схватить руку Гермионы. Он развернул ее спиной к себе и обнял. — А знаешь что реально смешно? — спросил Фред, положив свою голову ей на макушку. — Полная неспособность Рона говорить чем-то, кроме жопы, — сказал Джордж извиняющимся тоном, наклонился и поднял Гермиону за ноги. Она висела между ними двумя. — Прости за это, Гермиона. Смирившись с безвыходным положением, Гермиона вздохнула и сдула волосы с лица. Близнецы принесли ее на свободный диванчик поближе к камину. Ее голова лежала на коленях у Фреда, а ноги — на коленях у Джорджа. — Расслабься, Джордж. В один прекрасный день кто-то изобьет его так сильно, что все болтающиеся гайки и шурупы встанут на свои места. До этого дня я буду просто считать его… производственным браком. Гермиона не была уверена, что «производственный брак» входит в магический вокабуляр, но близнецы, похоже, знали о чем говорят, судя по их невозмутимым мрачным лицам. — Ну, по крайней мере ты не возражаешь, — вздохнул Джордж. — Рон дефективен, — закончил Фред. — Могу я быть уверен, что ты окажешь ему честь и вставишь все болты, куда нужно? — спросил Джордж, похлопывая ее по голени. — Да ладно, Джорджи, Гермиона выше это, — сказал Фред, ухмыляясь и накручивая прядь волос девушки на палец. — Она сделает так, что он изобьет сам себя. Нашей пташке не придется даже пальцем пошевелить. — Но если ты так хочешь, зайка, мы подскажем, какие кнопки нажать, чтобы передать смысл сообщения, — улыбнулся Джордж. Гермиона хмыкнула и покачала головой. — Серьезно, вам двоим не нужно пытаться исправить ошибки вашего брата… — Каплями здравомыслия? — перебил ее Джордж, приподняв бровь. — Мы должны доказать, что не все Уизли такие безнадежные тупицы, как Рон, — сказал Фред, кончиками пальцев массируя ее нахмуренный лоб. — Так вот, когда юный Уизли разрушает твои впечатления от Святочного бала и низводит их до болезненно нелепых и по возможности совершенно убогих… Джордж, угадывая план близнеца, подбадривающе сжал лодыжку Гермионы и хлопнул в ладоши: — …Мы все исправим и сделаем их настолько волшебно идеальными, насколько возможно. Гермиона нахмурилась, уничтожая работу Фреда — то, какой оборот приняли события, ей не нравилось вообще. — Погодите. Что? — Можешь звать нас феями-крестными! — провозгласил Фред, широко улыбаясь. Вот и он, разгорающийся на его лице, как пламя — азарт шалости. Он вспыхнул и загорелся, и она не могла ничего сделать, чтобы это остановить, — могла только с ужасом наблюдать, как пекло ада осветило все выражение его лица. — Феями-крестными? — отозвалась она эхом, пытаясь присесть. Напрасно — Фред и Джордж удержали ее. — Вы шутите? — Как в Золюшке! — согласился Джордж с таким же вдохновленным видом. — Только ты бы была Зольмионой, а мы — двое удалых парней, но никак не пожилая леди в нежно-голубом плаще. — Как в Золушке, — осторожно поправила Гермиона. Это ее чудовищное упущение — показать им диснеевскую книжку сказок. — И мы не собираемся помогать тебе заполучить твоего Прекрасного Принца — никто из нас не в паре с тобой, так что его прекрасность под вопросом, — продолжил Фред будничным тоном, заставляя Гермиону покраснеть от гнева. — Это больше похоже на то, что мы балуем нашу подружку и обеспечиваем ей незабываемый Святочный бал, независимо от того, какому козлу она доверила свою чудесную и желанную руку. — Чего? — пролепетала Гермиона, переводя взгляд с близнецов туда-сюда. Сияние их глаз вселяло в нее страх перед Богом, Зевсом, Гором и Кришной. — Ребята, я это ценю, но не нужно… Было слишком поздно. Джордж хлопнул в ладоши с таким предвкушением, что Гермиона задрожала от страха. — Ну ладно, в первую очередь — платье. Фред кивнул: — После — волосы и макияж… — …и украшения. Тепло на душе, что не нужно переживать за танец… — …или ее этикет. Они оба взглянули на ее испуганное лицо, одинаково ухмыляясь. — У меня уже есть абсолютно приемлемое выходное платье! — Нет никаких сомнений, что оно, и впрямь, приемлемое, — сказал Фред. — Но нам не нужно приемлемое, — сказал Джордж. — Мы хотим фейерверки, Гермиона, — Фред жестами показал ей, что имел в виду. Несмотря на его волшебные, грандиозные взмахи руками, Гермиона в восторге не была. — Мы хотим совершенства, — резко провозгласил Джордж. — Не знаю, что за абсурдные амбиции у вас двоих, но ничего не выйдет. Я просто… — Ты собираешься сказать что-то самоуничижительное, а мы собираемся тебя проигнорировать, — перебил ее Фред. — Я просто предупреждаю: фейерверки — слишком серьезное заявление. Вам надо понизить требования к своим способностям, чтобы хотя бы немного приблизиться к цели, — сказала Гермиона. — Позволю себе не согласиться, — сказал Джордж. — Быть твоими крестными феями — проще, чем чьими угодно, — искренне улыбнулся Фред. Затем они с Джорджем подняли Гермиону и осторожно поставили на ноги; внезапно Джордж наколдовал палитру с цветовой гаммой и поднес ее к лицу Гермионы, а Фред носился вокруг с измерительной лентой, которой управляла его палочка. Слева и справа, сверху и снизу пулеметной очередью посыпались вопросы. — Так, Гермиона, ты когда-нибудь выпрямляла свои волосы? — Как сильно ты будешь сопротивляться легкой стрижке? — Соберем волосы, чтобы они не мешали? — Или распустим? — Может, немного соберем и немного распустим? — Что насчет синего цвета и различных его оттенков? — Ты больше по золоту или по серебру? — Забегая вперед, с бретельками или обойдемся без них? — Тебе нравятся каблуки или плоская подошва? — Как тебе хрустальные туфельки — раз уж мы придерживаемся темы и все такое? Ох, точно нет. — Прошу прощения! — Она почти взвизгнула, отмахиваясь от образцов ткани и измерительной ленты. Паника сделала крик пронзительнее и привлекла к ней пристальное внимание оставшихся гриффиндорцев, которые еще не следили за шоу с восторгом. Близнецы остановились и улыбнулись ей в ожидании ответов. — Да, принцесса? — хором спросили они. — Насколько мне известно, у Золушки был выбор отказаться от помощи феи-крестной, — уточнила она, пристально смотря на мальчиков, что не могло рассеять их восторженных улыбок. — И, кстати, Золушка хотела помощи и нуждалась в ней. Их ухмылки превратились в дьявольские, и мерцающее пламя осветило их лица так, что они могли бы показаться злодеями, если бы кто-то не знал, что близнецы на самом деле на стороне добра. Гермиона тяжело вздохнула. — Какая там присказка у магглов? — спросил Фред, обнимая Гермиону за плечи и притягивая к себе. — Одни рождаются великими… Джордж подошел с другой стороны, обнял ее за талию и помахал палитрой в воздухе, глядя вдаль: — …Другие достигают величия… — …К третьим оно снисходит, — закончили они, сопровождая это театральными взмахами. — В твоем случае, величие — это мы, — сказал Джордж. — Уточнил на всякий случай, вдруг ты не раскусила метафору. — Но ты и так это знала, правда? — добавил Фред. — Как я посмела забыть? — безэмоционально отозвалась она, закрывая глаза и качая головой. — Большая ошибка, но мы уверены, что ты не нарочно, — сказал Джордж, похлопывая ее по спине. — Не убивайся так сильно. Фред погладил ее по плечу. — Потенциал нашего интеллекта хоть и вылетает в трубу, но когда его есть, куда применить, он дарит миру гармонию. — А теперь, принцесса, покажешь нам эти «приемлемые мантии», которые мы неминуемо преобразим? — Ага, у нас ведь не так много времени до бала. — Ты вообще за кого нас принимаешь? — За волшебников? Они засмеялись, но Гермиона стояла с закрытыми глазами. Если грезы — это желания, которые загадывает твое сердце, то что такое кошмары?