Тасманийский Дьявол

      По дороге Чан много о чём думал, но в основном все думы его кружили вокруг Вонхо: как у него получилось создать стаю, зачем ему это, для чего Чанбин отправил его в Таиланд, почему Вонхо оставил его, омегу, вожаком? Но стоило ступить на улицу, на которой жил Джисон, все сторонние мысли волшебным образом схлопнулись. Летящей походкой, с бьющимся под самым горлом сердцем он подошёл к дому с зелёной дверью, от которой у него теперь был ключ. Ключём воспользоваться не довелось. Джисон, в белой панаме похожий на большой гриб, сидел на корточках возле клумбы и копался в земле. — Хей, привет, — Чан перелез через каменную оградку.       Джисон оглянулся через плечо, просиял, вскочил. Невозможно красивый, счастливый, он стоял в огромной белой футболке с розовой надписью «PUSSY EATER», в широких льняных штанах, в перепачканных рабочих перчатках и широко улыбался. — Привет, любимый, — сказал он, и Чан затрепетал от блаженства, пронизанный до кончиков пальцев осознанием, что в любой момент, да вот хоть прямо сейчас, может потрогать своего парня, своего альфу, может поцеловать его, может залезть языком ему в рот.       Пока они шли друг другу навстречу, Чан лихорадочно выбирал, что первым сделать или сказать: то ли сразу поцеловать тонкие улыбчивые губы, то ли отпустить комментарий насчёт футболки, то ли снять кепку и похвастаться новой причёской, то ли полюбопытствовать, чем Джисон был занят до его прихода. А был ли у него, собственно, выбор? Все прочие варианты меркли перед первым, и едва они, двое альф, сошлись, Чан приподнял козырёк кепки, обхватил шею Джисона сзади, притянул его к себе и поцеловал. Растопырив руки в грязных перчатках, Джисон с готовностью ответил, тёплый мягкий язык раздвинул Чановы губы. Чан приоткрыл рот и прижал к нему свой язык.       Целовались они долго, насыщаясь после целой ночи порознь. Одурманенный безграничной возможностью трогать чужое тело, Чан одной рукой обхватил тонкую, почти девическую талию, пока другой гладил пушистую щёку, ухо и местечко за ухом, шею и метку на ней, плечо и даже часто вздымающуюся от тяжёлого дыхания грудь. — Богини ради, — зашептал Джисон, уткнувшись губами Чану в шею, — скажи, что ты пришёл заняться сексом.       "Да", — прогудело в голове.       Чан облизнул мокрые после поцелуя губы и поверх плеча и гибкой изогнутой шеи Джисона посмотрел на покачивающиеся фиолетовые и розовые цветы. Он дурел от плотного запаха, текущего от метки его альфы. Он хотел согласиться. Он хотел закинуть Джисона на плечо, унести в дом, разложить на диване или на столе и навалиться сверху. Он хотел увидеть Джисона голым. Он хотел понюхать его везде, вылизать, покусать. Он ого-го сколько всего хотел, но благоразумие родилось вперёд него, так что Чан, запечатлев на желанной шее поцелуй, мягко отстранился. — Вообще-то, нет. — Эх, жаль, — выдохнул Джисон, утирая запястьем выступивший на лбу пот. — Я пришёл показать вот это, — Чан снял кепку и покрутил головой, демонстрируя стрижу.       На несколько секунд Джисон замер с открытым ртом, запрокинул голову и тяжело застонал, изливая небу свою жалобу. — Не понравилось? — удивился Чан. Может, Джисону были по вкусу длинноволосые, и он надеялся, что его альфа отрастит шикарную гриву? — Очень понравилось! — выкрикнул Джисон и резко сел на корточки. — Ты такой горячий. Я сейчас штаны прямо здесь сниму. — Так, не надо здесь, — покрасневший Чан выставил руку, притормаживая младшего альфу. — Хочешь, я тебе отсосу? — Джисон с надеждой снизу взглянул на Чана.       "ДА", — заклокотал голос. — Э-э-э… Да? Но не сейчас. — А когда-а-а? — завыл Джисон.       «Действительно, когда?» — подумал Чан. Стоял прекрасный субботний день, торопиться было некуда. Они могли бы уединиться и доставить друг другу удовольствие. Что же его останавливало? Неуверенность. — Давай сначала поговорим. Пожалуйста. — О чём? — Про секс. — Поговорим… про секс? — Да. — Ладно, — Джисон резво поднялся. — Тогда, может, чаю?       Чан согласился, и они вошли в пропахший благовониями дом. Там царил форменный бардак. Сняв кепку, Чан быстрым взглядом окинул свалку тетрадей и книг на диване, грязную посуду в кухонной зоне, непонятно откуда взявшийся след земли на полу, тянувшийся из закутка слева до двери на улицу, и неодобрительно покачал головой.       Сбросив перчатки и панаму на тумбу в прихожей, Джисон поставил воду кипятиться и принялся бросать в заварочный чайник всякие травки и листочки. Пристроившись рядом, Чан наблюдал за процессом. Глаза его округлились, когда вслед за сушёной малиной в чайник полетел камень. — Ты что, только что бросил туда камень? — Это заряженный камень. Он чистый, не беспокойся. Я его мыл.       Когда-нибудь Чан привыкнет к ведьмовским штучкам и не будет удивляться ни мешочками над дверью, ни камням в чае, но пока что все выходки Джисона, продиктованные его магическим мышлением, были ему в новинку. — А заряженный это как? — Это значит, что я его очистил от прошлых энергетик и зарядил своей. Ещё на нём заговор на здоровье. Вода заберёт у него все полезные свойства. — Круто. — Вода вообще тема. Проточная смывает энергию, стоячая — копит, как батарейка заряд. Знаешь, как говорят про душ, например: «Смыть негатив». Это правда. — Оу, ясно.       Джисон смерил его смеющимся взглядом. — Ты мне не веришь. — Почему же… — смутился Чан. — Вообще да, не верю. Извини. — Не извиняйся. Мне не обидно. — Если честно, я никогда не думал о вере. Ни о какой. Так что мне интересно послушать про твою. Хоть я и скептик. — Мне очень приятно, что ты интересуешься.       Заварив чай, они сели за стол. Чан, наевшийся в гостях у омег лимонных кексов, отказался от предложенного сладкого. — Итак, — сказал Джисон, разливая ароматный чай по чашкам, — я тебя слушаю. — Дело в том, что… — Чан обхватил горячую чашку ладонями. Он стеснялся выносить на обсуждение свои неопытность и волнения, но прекрасно понимал, что ему будет куда более неловко, если он опростоволосится в самый важный момент. — Дело в том, что я никогда не занимался сексом с альфами. И анальным сексом тоже не занимался. Поэтому я не очень представляю, как нам с тобой… То есть в общих чертах я знаю, но только в общих. Вот. — Дорогой, — Джисон мягко сжал его запястье, успокаивающе улыбнулся, — я буду принимающим, от тебя потребуется делать всё как обычно. — Оу. Ладно. Только…       Каково это — раздвигать ноги и впускать в себя кого-то? Чан жаждал узнать. Все потаённые желания забурлили, запенились вышедшей из берегов рекой и наползли на сознание, притянутые реальной возможностью осуществиться. Иногда, редко-редко, он заходился в экстазе, фантазируя о том, как подставляет омеге зад и даёт трахнуть себя. Пускай Джисон не был омегой, но с ним было возможно познать ощущение члена внутри. — Что такое? — Джисон наклонил свою прекрасную голову, прядь волос свесилась ему на лицо, и он забрал её за ухо.       Чан засмотрелся на него, влюблённо улыбаясь. Сердце радостно заходилось в груди от осознания, что всё это — его, весь этот молодой, прекрасный, вкусно пахнущий альфа, вся его юная, ещё не оформившаяся до конца красота, всё его очарование и его скрытная заманчивая мужественность — пока что всё в распоряжении одного Чана. — Я так тебя люблю, — сказал Чан.       Джисон заулыбался шире, и под тоненькой верхней губкой показались блестящие розовые дёсны. Во время поцелуев Чан гладил их языком. — Я тоже тебя люблю, родной.       С закрытым глазами Хан вытянул шею и выпятил губы. Чан сделал то же самое, и они звонко чмокнулись над столом. — Но я не это хотел сказать. — А что? — Я не против побыть пассивом. Точнее, я хочу попробовать. Если ты меня научишь, как там чего…       Взгляд Джисона приобрёл хищное выражение, улыбка превратилась в плотоядный оскал, предупреждающий о пробуждении зверя. С этой плотоядной улыбкой Джисон подсел поближе и переместил руку с запястья Чана на его бедро. — Конечно, я всему тебя научу.       "Мы не подставляем зад, — испуганно зарычал внутренний голос. — Омеги не в счёт! С омегами это уступка. Мы не ляжем под альфу. Нет-нет-нет!"       "Ляжем, — подумал Чан, запрокидывая голову и подставляя шею, к которой Джисон приник губами. — Я хочу лечь под него".       "Мы сильнее! Мы главнее! Это он должен лечь под нас!"       Вот и Чанбин говорил, что в их паре главным станет Чан, так рассудят инстинкты. Но разве не в этом вся соль? Точнее, разве не в этом перчинка? Он, будучи старше, больше и главнее, отдастся альфе поменьше и помладше. — Тьфу-тьфу, — зафыркал Джисон, отстранившись. Он высунул широкий розовый язык и пощипывал его пальцами. — Ты фесь ф фолосах. — Я после стрижки сразу к тебе, не мылся ещё. Извини. — Да ничефо.       Джисон набрал полный рот чая, побулькал, надув щёки, и сбегал выплюнул в раковину. Вернулся обратно он донельзя довольный. Сел, повёл плечами. Чан отметил это движение, вышедшее так естественно, по-детски, и служившее, кажется, сигналом счастья. — Раз уж мы подняли тему секса, — заговорил Хан, — давай обсудим правила.       В глазах Чана мигом зажёгся огонь. С правилами он умел и, что более важно, любил работать. Он окружал себя ими с самого детства. Это была его зона комфорта. Поэтому, услышав заветное слово, он сразу приободрился и смелее взглянул на перспективу в скором времени переспать. — Никакого спонтанного анального секса, — Джисон показал крест руками. — Спонтанно либо оральный, либо руками. — Понял. Ещё что? — Это всё. — Серьёзно? Одно правило всего. — Ну да. А у тебя есть какие-нибудь правила?       Насчёт секса у Чана был целый список: помыться, тщательно вымыть руки и почистить зубы, обязательно надеть презерватив, всё внимание на партнёра, не входить до конца, не кряхтеть, не закатывать глаза (он подозревал, что выглядел ужасно с закатанными глазами), не использовать слюну вместо смазки и много, много чего другого. Но все они касались его одного, его действий. Так ли нужно всё это знать Джисону? Наконец, после непродолжительного молчания, Чан вычленил главное. — Гигиена, пожалуй. И защита. Я с опаской отношусь к сексу без презерватива. — Сознательно, — похвалил Джисон, важно кивавший на каждую его реплику. — Раз уж с этим мы разобрались, — он быстро облизнул губы, — что хочешь: рот или руки?       "Мы хотим всё. Скажи ему, что мы хотим всё. Снимай штаны!"       Голову Чана в мгновение ока заполонили картинки разной степени похабности. Он так долго разглядывал их, пуская слюни на голого Джисона на коленях с его членом во рту, что Джисон помахал ладонью у него перед носом и сказал: — Ау. Ты тут? — Да-да, кхм… я просто… не знаю…я… — О! — Джисон вдруг вытянулся струной, как будто осознание пронзило его от макушки до пятой точки. — У меня идея! Ты занят сегодня?       Дома Чана ждала гора грязного постельного белья и унитаз, давно нуждавшийся в дезинфекции, но и то, и другое могло подождать, поэтому Чан, не зная наверняка, чем осенило Джисона, немного с опаской ответил, что свободен. — Давай запланируем секс на вечер, анальный, а до этого сходим на свидание? Как тебе? Успеешь морально подготовиться к своему первому разу с альфой. Тебе, наверное, нелегко вот так сразу. Да и порядок какой-никакой: сначала свидание, потом секс.       Чан приуныл. Во-первых, отменялся спонтанный минет. Это его всё же опечалило. Частично он уже настроился получить удовольствие прямо сейчас. Во-вторых, свидание… Он не был готов к тому, чтобы так скоро признаваться в затруднительном материальном положении. Чтобы оттянуть неприятный разговор, он всё же спросил: — Куда хочешь сходить?       Джисон поджал губы, снова мягко сжал запястье Чана и направил на него просительный взгляд. — Ты только сразу не отказывайся. Подумай немного. Я хочу пригласить тебя на экскурсию по Нижнему.       От необычайности прозвучавшего предложения Чан впал в подобие ступора и часто заморгал. — А у нас что, — придя в себя, сказал он, — проводятся экскурсии по Нижнему?       Учитывая популярность стай, некоторые предприимчивые особы вполне могли устроить бизнес на всяких любопытных жителях Среднего и Верхнего. — Нет. Я буду твоим экскурсоводом. — Ты? — Да. Покажу тебе пару мест. Ты же ведь не особо знаешь Нижний. Я прав?       До работы на Со Чан бывал в Нижнем от силы пару раз по необходимости, а во время работы и после ходил по одним и тем же выученным маршрутам, так что — да, район он знал плохо. И всё же… Экскурсия по Нижнему в качестве первого свидания? Сумасшедшая затея. — Погода отличная, — увещевал Джисон, склонив свою милую голову набок, — нежарко. Мы отлично проведём время вместе, вдвоём, погуляем, подержимся за руки. А потом, — он погладил Чана по руке, посмотрел пленительно из-под длинных ресниц и продолжил голосом тихим и чувственным: — пойдём ко мне, займёмся сексом, займёмся сексом ещё раз и после поужинаем. Как тебе предложение?       Со скоростью вычислительной машины Чан просчитал все преимущества. От сердца у него отлегло. Он почувствовал несказанное облегчение, осознав, что ему не придётся позориться лёгким кошельком. Он почувствовал несказанное предвкушение, представив, как всё будет. Он согласился.       Джисон попросил немного подождать, ему было нужно закончить в саду. Он и Чан вышли на улицу. Джисон, натянув перчатки, устроился на корточках перед клумбой, возле которой стояли горшки. Из горшков тянулись и покачивались на ветерке довольно высокие, сантиметров шестьдесят, цветки с вывернутыми жёлто-оранжевыми лепестками и крупными листьями в фиолетовых полосах.       Вышедший с чашкой Чан присел на верхнюю ступеньку и, попивая чай, стал наблюдать, как Джисон доставал цветы из горшков и заботливо высаживал на клумбе. В этот момент было очень легко представить, что они, Чан и Джисон, давно женаты, что это их обычное утро: поцелуи, сад, чай. Будет ли их будущая совместная жизнь такой же лёгкой и безмятежной, Чан не мог с уверенностью сказать, но готов был поставить что угодно, что с Джисоном она точно не станет горькой и опостылевшей. — Что сажаешь? — спросил Чан, просто чтобы поддержать хоть какой-то разговор. Цветы ему не были особо интересны. — Канна Дурбан. У знакомой митанитки взял несколько. Разве не удивительно, что я взял их незадолго до того, как ты подарил мне зверобой? — Что в этом такого? — Они тоже жёлтые, — Хан осторожно дотронулся до лепестка. — Тоже похожи на солнце, только на закатное, а зверобой — на рассветное. — Совпадение. — Судьба, Чан. Всё это судьба. Нам надлежит вручить судьбу свою богам. Я твёрдо верю в их благоволенье к нам. — Цитата? — Чан улыбнулся. Он поистине влюбился в привычку Джисона сыпать изречениями давно умерших людей, доставать их из памяти, как фокусник достаёт из шляпы белых веерохвостых голубей. — Да. — Красивая. — Расин. Классика. Почитай на досуге. — Нет, спасибо. Я не любитель читать. Тем более классику. Мне сейчас хватает учебников и статей. — Напрасно ты так, — занимаясь клумбой, прокрехтел Джисон. — Душу тоже надо питать.       Недаром, наверное, бытует убеждённость в полезности чтения, но Чан не был настроен вменять себе новую обязанность, поэтому сменил тему, перейдя к предметам более приземлённым.       Когда с цветами было покончено, они ненадолго вернулись в дом, чтобы оставить чашку и перчатки и прикрыть головы. — Ты в курсе хоть, что у тебя на футболке написано? — полюбопытствовал Чан, пока Джисон зашнуровывал кеды заместо резиновых тапок. — Ещё бы! — Джисон вскинул голову, демонстрируя похабную, полную самодовольства улыбку. — А ты? — Что я? — Чан сложил на груди руки. — Лизал кому-нибудь?       Чан вспомнил весёлую, лёгкую на подъём Юмиль. Однажды её родители уезжали на выходные, он зашёл к ней после подработки, с колой и чипсами, но без презервативов. Из-за этого той ночью у обоих случился первый оральный секс. Она сделала ему хреновый минет, он ей — хреновый куни. Заканчивать пришлось руками. Они посмеялись и сели готовиться к тесту по математике. — Было один раз. — Понравилось? — Не знаю. Я в этом плох. — Я не спрашивал, плох ты или неплох, — Джисон выпрямился, постукал носками кед об пол. — Мне интересно, понравилось тебе или нет?       Чан растерялся. Ему было семнадцать, он впервые оказался лицом к вагине так близко и думал лишь о том, как что делать. — Не знаю. Противно не было. А ты у нас, значит, любитель кисок? — Да, — Джисон выпятил грудь, обеими руками поправляя белую тканевую панаму на голове. — Потом вылижу Бина по полной программе.       А затем он подмигнул и добавил: — Сосать я тоже люблю.       Обычно сверхпохотливые натуры не нравились Чану. Разговаривать с ними дольше десяти минут было невозможно и противно, всё сводилось к пошлостям, будто в голове у таких, кроме секса, ничего не было. С Джисоном было не так. Может, потому что Чан знал, что у него в голове всё же водилось много чего разного и умного. Может, сыграла истинность. Может, всё дело было в том, что Джисон не коллекционировал людей, с которыми спал, как трофеи, доказывающие, что он альфа-самец. Как бы то ни было, Чан порадовался, что Джисон не вызывал у него отвращения. — Пошли давай, — он усмехнулся, хлопнул Хана по краю панамы и вышел на улицу.       Звякнули ключи. Младший альфа выскочил следом. Закрыв дверь, он спрыгнул со ступенек, мигом пристроился рядом, взял под руку, притёрся боком. — В тот раз, когда Бин надел толстовку, было классно, да? Будто это он пахнет. — Да, было классно. Куда пойдём? — Увидишь.       Джисон водил его пёстрыми, душными и многолюдными улицами, где со всех сторон сыпалась цветистая ругань, местами слышалась иностранная, непривычная уху речь, всплесками раздавался хохот, под ноги попадали собаки, с раззявленными от духоты пастями озирающиеся по сторонам; водил подозрительно безлюдными закоулками, которые даже летом пахли сыростью. Сперва Чан робко, изучающе поглядывал из-под кепки. Ему чудилось, что все вокруг раскусили его, догадались, что он нездешний, пришлый чужак, но скоро он понял, что никто не обращал внимания на двух прогуливающихся альф. К тому же Джисон, сам не любитель скоплений, ловко обруливал попадавшиеся на пути шумные компании. Отдавшись его умелому руководству, Чан с интересом рассматривал обветшалые дома, магазинчики, лавки, людей и слушал про них всяческие истории, которые Джисон вполголоса рассказывал. На всём и на всех присутствовала незримая, ощущаемая каким-то шестым чувством, печать внутренней борьбы. Она угадывалась в зданиях, покрытых трещинами, как шрамами, поверх которых татуировками красовались граффити, и в глазах людей с застывшим в их глубине страшным выражением бессмысленности, словно они слишком долго смотрели в пустоту. — Пришли, — Джисон встал. — Первая остановка. — Полицейский участок? — Чан в недоумении посмотрел на надпись над стеклянными двустворчатыми дверьми. — Выпьем кофе. — Что? — Идём, — Джисон потянул его за собой, завёл внутрь и уверенно подошёл к первому от входа столу. — Здраствуйте. — Какие люди! — гладковыбритый мужчина средних лет с массивным, чётко очерченным, словно выточенным из камня подбородком, оторвался от компьютера. Чан принюхался и почуял смешанный с одеколоном терпкий запах зрелого альфы. — Кто это с тобой? — он посмотрел на Чана, и Чан увидел, что у него были очень добрые глаза, под взглядом которых было приятно находиться. — Это мой парень Бан Чан, — представил Джисон. — Чан, это Ан Гёниль, местный участковый. — Здравствуйте, — Чан вежливо поклонился. Он благоговел перед формой и всегда слегка конфузился перед блюстителями порядка, но теперь конфузился больше обычного, до сих пор не понимая, зачем они сюда пришли. — Он тебе не доставляет проблем? — спросил у него полицейский. — А то он как сюда приехал, весь район на уши поставил. — Да вы что? — Чан с изумлением покосился на Джисона. Ну какие от него могли быть проблемы целому району? — Не сдавайте меня! Вы чего-о-о, — запричитал Джисон, надув губу. — Лучше налейте нам кофе. — Тебе тут что, кафе? — Жалко что ли? — Тьфу на тебя. Проходите.       Вслед за полицейским они прошли в столовую, где сидели женщина и мужчина в форме. Они радостно поздоровались с Джисоном и при его участии познакомились с Чаном, пока Ан Гёниль наливал кофе в пластиковые стаканчики. Какофония из запахов еды, пота и кофе, стоявшая в столовой, не позволила Чану различить запахи двух других полицейских, и вторичный пол Ким Нури и Ом Тхэгу остался для него неопознанным. — Мы вчера начали встречаться, — рассказывал Джисон, усевшись за стол. — А с Бином как? Ни-ни пока? — Пока нет, он ещё занят со стаей. — Вы знаете про Чанбина? — Чан округлил глаза. Нет, в самом деле, неужто он у всех на слуху? — Ещё бы мы не знали! — хохотнул учатсковый. — Сначала твой парень, пока сидел в камере, без конца трындел про свою метку, а потом его истинный, когда объявился, уже приходил вносить за него залог, так что мы успели познакомиться. Стыдно должно быть, Джисон! Доставил же ты хлопот своему омеге. — Постойте, — Чан невольно сжал горячий стаканчик, но тут же спохватился и ослабил хватку, — Джисон сидел в камере? Ты реально сидел за решёткой? — он посмотрел на застенчиво улыбавшегося Хана. — За что? — А не надо разгуливать ночью с топором, — сказала Ким Нури, полицейская с гладко зализанными чёрными блестящими волосами, собранными в тугой пучок на затылке. — Я специально пошёл ночью, чтобы никого не напугать! — Зачем ты вообще пошёл куда-то ночью с топором? — просипел Чан. — Прошу заметить, — Джисон с невиннейшим выражением на лице поднял указательный палец с двумя кольцами на нём, — не с топором, а с топориком. — Ладно, и куда ты ходил ночью с топориком? — Рубить ветки в парк. Мне были нужны именно ветки вишни и магнолии. Топориком удобнее, чем руками отрывать.       Чан обомлел. Он потерял дар речи и только моргал, сидя с открытым ртом, силясь осознать, как сильно просчитался, бросив всё внимание на изучение Чанбина. — Ещё помнишь, — продолжил перечисление Джисоновых подвигов участковый, — как ты пристал к ребёнку на улице? Тебя могли посадить за педофилию.       Воздух у Чана встал поперёк горла, глаза, устремлённые на младшего альфу, расширились ещё больше, хотя, казалось, это уже невозможно. — Та девочка — ведьма! Я лишь хотел направить её на путь Белой Матери! Это мой долг как митанита! — защищался Хан. — Тебе повезло, что она дала показания в твою пользу. — Не забывай про тот случай, когда ты поджёг мусорку возле универа, и мы арестовали тебя за вандализм. — Чистая случайность! — А как насчёт… — Хватит, пожалуйста! — проскулил Джисон. — Что, уже передумал с ним встречаться? — весело спросила Ким Нури у Чана. — Чан, — позвал Джисон и сжал под столом его колено.       Должно быть, он не предполагал, что сам себя подставит, приведя Чана в полицейский участок, в котором не раз фигурировал как задержанный, и теперь испугался, что было весьма резонно, зная праведную законопослушность его альфы. — Не передумал, — быстро проговорил Чан, потирая переносицу, — просто у меня шок. — Джисон славный парень, — изменившимся, серьёзным голосом сказал Ан Гёниль, и Чан посмотрел на участкового, на его добрые, окружённые глубокими морщинами глаза. — Мы его хорошо успели выучить. Он шебутной разве что, но сердце у него самое доброе. — Спасибо, — тихо отозвался Джисон. — Присматривай за ним, — сказала Ким Нури. — Чтоб нам больше не пришлось его арестовывать. — Присмотрю, — Чан уверенно кивнул и сжал лежавшую на его колене руку. — Есть кто? — послышался надрывный голос в приёмной. — Иду! — крикнул Ан Гёниль, добавил: — Простите, ребята, долг зовёт, — и быстро вышел. — Мы тоже пойдём, — Джисон отставил стаканчик и встал. — Сматываешься? — молодой полицейский Ом Тхэгу с созвездием родинок на лице насмешливо улыбнулся. — Да, а то вы ещё чего-нибудь про меня наговорите. — Постарайся не влипать в неприятности, — почти ласково сказала Ким Нури.       Раскланявшись и попрощавшись, Чан и Джисон покинули стражей порядка. Вернее, Джисон вытянул несколько оглушённого Чана за собой. На улице Чан посмотрел на заволочённое тяжёлыми серыми облаками небо, почесал затылок. Он внимательно прислушался к своим чувствам, но никакого кипения в них не было, ничто внутри него не обрушилось, не надломилось. Кажется, он попривык к чудачествам истинных. Кажется, ничего иного он от них уже и не ждал. — Итак, ты сидел. — Не сидел! — воспротивился Джисон, цепляясь за Чанов локоть, будто Чан мог развернуться и убежать от него, крича, что не станет встречаться с преступником. — Я просто… находился под стражей. Честно, я не делал ничего плохого. — Верю, — Чан перевёл взгляд с пасмурного неба на пасмурное лицо Хана. — Только не разгуливай больше по ночам с топором. И не приставай к детям. И мусорки не поджигай. — Не буду.       Как бы поступил прошлый Чан? Без сомнений, он бы отругал Джисона, назвал бы его лгуном за то, что не рассказал о своём тёмном прошлом раньше, закончил бы свидание, вернулся домой и несколько дней подряд обмозговывал, как быть дальше, но нынешний Чан обрёл иммунитет к сногсшибательным новостям и понимание, что первое умозаключение зачастую не оказывается верным. Это раз. Два — нынешний Чан был влюблён в Джисона, в его бесподобный запах, в его мягкий характер, в его добрые глаза, в его успокаивающие руки, в его голос, в его щёки, в его пушок, в его губы, в его смех, в его тело. Отвернуться от всего этого его заставило бы только известие о том, что Джисон насильник или убийца. Благо, Джисон не был ни тем, ни другим, поэтому Чан мягко высвободил руку из отчаянной хватки, отвернул козырёк кепки назад, обхватил мягкие, покрытые пушком щёки и поцеловал Джисона в испуганно поджатые губы, невзирая на прохожих. Чёрт с ними со всеми. — Я люблю тебя.       Джисон сразу успокоился, заулыбался, покраснел от удовольствия. — И я тебя. — Когда ты собирался рассказать об этом? — Я не собирался, — нехотя признался Джисон, забегав глазами. — Зачем тогда привёл сюда? — Я обещал, что приведу тебя познакомиться, но попросил их умолчать о не самой презентабельной части моей биографии. Кто же знал, что они с порога сдадут меня с потрохами.       Чан тихо засмеялся. — Отыгрались за все хлопоты, что ты им учинил. — Точно уж. — Ну что, пошли. Надеюсь, дальше обойдёмся без шокирующих сюрпризов. — Стой, — Джисон потянул шагнувшего было Чана за футболку. — Ещё, — он выпятил губы и закрыл глаза.       Они поцеловались ещё раз, глубоко, с языками, и целовались бы долго, всё равно никто из проходящих мимо не обращал внимания, не раздайся со стороны полицейского участка стук по стеклу. Оторвавшись от Джисона, Чан обернулся. За прозрачной дверью стояла комично хмурившаяся Ким Нури и махала на них рукой, недвусмысленно прогоняя куда подальше. — Вот теперь пошли, — довольно произнёс Джисон, заботливо развернул на Чане кепку козырькём вперёд, взял его под руку и повёл с обочины прямиком в припрятанный в кустах закоулок. — Они сказали, Чанбин забирал тебя из участка. Сильно он ворчал? — поинтересовался Чан, когда узкий, загаженный мусором и шприцами безлюдный переход, скрытый между зарослями и близко стоявшими многоэтажками, вывел их на другую улицу. — На удивление, нет. Он больше веселился. — То есть, тебе ничего не было за то, что тебя арестовывали, и ему приходилось вносить залог, чтоб тебя отпустили, а меня он ни за что чуть к трубе не привязал? Странные у него приоритеты. — Не ни за что. Ты халатно относишься к своему здоровью. Твой обморок его чуть с ума не свёл. Он очень испугался.       Сердце Чана кольнула совесть. Он был слишком горд, чтобы принять помощь, но и самостоятельно справиться с бессонницей не мог. Он заставил своего омегу ужасно волноваться, тогда как, по-хорошему, ему следовало оберегать того от беспокойств хотя бы по поводу своей персоны. На широких плечах Чанбина и так было достаточно ответственности за чужие жизни. — Так приятно, — вдруг прошептал Джисон. — Что именно? — Он любит нас.       Важный, независимый, самоуверенный Со любит их, планирует завести с ними семью, выйти за них замуж. Незамедлительно на ум Чана пришли мысли, однажды посещавшие его, но теперь более неотвязные, более — он осмелился подумать так — насущные. — Насчёт Чанбина, — начал он и кашлянул, перебарывая неловкость, — как мы будем заводить с ним детей?       Джисон повернул голову и совершенно невозмутимо ответил: — Повяжемся с ним в течку. — Это понятно. Я про то, что нас двое, а он один. То есть мы будем по очереди или как? — Ах, ты про это. Ну так, — пружинисто шагавший рядом Джисон с хитринкой улыбнулся и достал телефон, попутно заворачивая в малоприятный тупик, — давай у него и узнаем. — Подожди, это как-то…       Раздались дребезжащие гудки. Джисон остановился. Он звонил по громкой связи. Сглотнув, Чан покосился на экран и увидел короткое «Бин» с сердечком. Джисон подмигнул. — Слушаю, — раздался отрывистый, в нос, голос. — Говорить можешь? — Могу. Чёт случилось? — Вопрос есть. Нужен ответ. — Пожди, — в динамиках зашуршало, послышалось отдалённое сопение, скрип, затем всё затихло. — Давай. — Как мы втроём будем заводить детей?       Свистнула в кроне дерева невидимая птица. На секунду Чан поверил, что это вопрос Хана превратился в пулю и просвистел, пущенный вперёд. Чанбин долго молчал. — Я чёт не понял, — наконец заговорил он, — что именно тебе непонятно в процессе заведения детей? — Нас с Чаном двое, ты один. — А-а-а, ты про это. С чего ты так внезапно решил узнать? — Да мы тут на свидании, — сладко протянул Джисон, — и задумались о нашем будущем. — Да ну нафиг! — загорланил Чанбин из телефона. — Капе-е-ец! На свида-а-анке! Наконец-то! В кафехе сидите? — Не совсем. Гуляем по Нижнему.       Динамик тяжело вздохнул, и понеслась. — Джисон, етить тебя за ногу! С каких таких хуёв ты таскаешь Чана по Нижнему? Не мог что ли дома с ним посидеть, фильмец глянуть? В трущобы его ещё заведи и назови это романтической прогулкой! — Мы так-то туда и направляемся, — посмеивался Хан. — Да ёб твою… Звездец. Ты вообще что ли? Во-первых, не звони мне с тупыми вопросами, когда ты на свиданке! Займись мужиком рядом с тобой, он и так от нас чуть не убежал, потому что мы странные! И не води его по трущобам! Я не для того перед ним расшаркивался, чтоб ты его таскал хрен пойми где! Серьёзно, Джисон, у тебя есть возможность целоваться с ним, мацать его классный зад, а ты ему показываешь, какие у нас тут внизу улицы распиздатые!       Кровь прилила к лицу. Чан смущённо сжал губы, как будто почувствовал на них ревностный вожделеющий взгляд чёрных глаз. У Чанбина не было возможности целовать его и мацать, но ведь он хотел? Верно? Хотел же? — Сука, аж голова от вас разболелась, — буркнул под конец тирады Чанбин. — Буся, у тебя голова разболелась, потому что ты орёшь, — послышалось глухо, откуда-то издалека, как из колодца, замечание Со Иён. Значит, Чанбин был дома. — Милый, — всё так же сладко, но с неожиданной твёрдостью в голосе начал Хан, — не злись, но мы с Чаном сами разберёмся, как нам проводить наши свидания.       Чан удивлённо вскинул брови, воочию наблюдая, как младший альфа смело и спокойно отстаивал независимость. — Рад, что вы, блин, такие самостоятельные. Ма, я ушёл!       Через динамик донёсся звук закрывающейся двери. — Куда собрался? — Джисон пнул валявшуюся под ногами смятую жестяную банку. — В стаю по делам. — Ты так и не ответил на вопрос про детей. — Там вариантов немного, знаешь ли. — Всё равно. Интересно послушать твоё мнение. — Ладно, погодь, дай в машину сяду.       Они услышали, как он, проехав в лифте и гулко протопав по парковке, сел в мохав и захлопнул дверь. Но заговорил он не сразу, а когда заговорил, был тише и серьёзнее. — В первый раз вы кончите в меня оба. По очереди, естественно, я не резиновый. Потом сделаем ребёнку генетический тест, узнаем, кто отец. Во второй раз отец будет с презиком, чтобы следующий ребёнок стопроцентно был от другого. Дальше в порядке очереди. — Так я и знал! — Чан ударил кулаком по ладони. — График беременностей. — Смотрите кто подал голос, — в ту же секунду интонация Со окрасилась елейной хитринкой. — И давно я на громкой? — С самого начала, — ответил Джисон. — Понятно. Ну, я удовлетворил ваше любопытство? — Да. — Вполне. — Тогда отключаюсь. Всё, люблю вас, парни. Покеда, удачно вам пошараёбиться по трущобам, — и он бросил трубку.       Чан провёл ладонью по разгорячённой груди, надеясь унять сердце, бухающее в ней после разговора о всамделишном графике беременностей, который у них обязательно когда-нибудь будет. Он посмотрел на Джисона, убиравшего телефон в карман, и только теперь со всей полнотой осознал, кто стоял перед ним, с кем он целовался, с кем всё это время шёл под руку: с мужчиной-альфой, с кем у них будут общие дети. Их собственные настоящие живые дети — плод их любви к одному омеге. Чан почувствовал, как по обритому виску скатилась капля пота. Кажется, у него подскочила температура. Он весь горел. — Ты в порядке? — Джисон положил свою миниатюрную украшенную ладонь ему на плечо.       Как будут выглядеть твои и Чанбина дети? — думал Чан. — Что им достанется от него, а что — от тебя? Может, твоя чудесная улыбка, или твои волосы цвета крепкого чая, или твои лучезарные глаза? Какие из твоих черт продолжатся в них? Поскорее бы узнать, поскорее бы увидеть самому.       Чан схватил его, схватил своего будущего мужа-альфу в охапку и поцеловал взасос. Панамка, сдвинутая козырьком кепки, упала на асфальт. Джисон открыл рот, принимая язык, и, следуя заветам Чанбина, залез в задние карманы Чановых джинсов и сжал его зад. Чан замычал в поцелуй. Ему нравилось. Он даже впервые повёл на пробу бёдрами, примеряясь к ощущению чужих рук на ягодицах. — Смотрю, разговоры про потомство тебя заводят, — пропыхтел Джисон, когда они прекратили целоваться. — Видимо, — Чан тяжело сглотнул набежавшую во время поцелуя слюну. — Минет? — Нет, — Чан отпрыгнул, потому что Джисон не преминул пробраться пальцами за пояс его штанов. — Не в обосанной подворотне. Желательно, вообще не на улице. — Понял, — Джисон нагнулся — Чан засмотрелся на открывшуюся метку, от которой во все стороны распространялся густой дурман, — поднял панамку, нахлобучил на голову и выставил локоть. — Тогда идём дальше? — Мы реально в трущобы? Ты Чанбину говорил… — Ты против? — С тобой хоть на край света.       Держась под руку, они вышли на улицу. Вокруг кипела жизнь, люди шли кто быстрым шагом, кто вразвалку, кто один, кто в компании; по тротуару вдоль стены пробежала жирная крыса и юркнула в лежавший на боку мусорный бак; мимо проковылял дедок, грохоча тележкой, с какой обычно ходят в магазин старики. — По поводу нашего будущего, — Джисон выглянул из-под панамки, ласково и весело косясь на Чана. — Зуб даю, у Бина течка между нашими гонами, и когда мы начнём встречаться, наши гоны подтянутся к его течке. В каком месяце у тебя гон? — В декабре. — О, а у меня весной, в марте. Бин наверняка течёт где-то в январе или феврале. — А ты был с течным омегой? — Был. Несколько раз. Блаженство, — Джисон прижмурился, вспоминая былое удовольствие. — А ты? — Один раз. С бывшим. А ты в гон с омегами был? — Нет, так что без узла обошлось. А ты? — Тоже нет. Но даже без узла… это что-то нереальное.       Неописуемое бесполезными человеческими словами. В голове Чана вспышками молний пронеслись воспоминания о выгнувшимся в истоме Киджуне. Он стоял на четвереньках на кровати и вилял задом, а его порозовевшая от прилившей крови вагина блестела от выделявшейся смазки. Чан чуял её мускусный и немного мучнистый запах, и его рот стремительно наполнялся слюной, сколько бы он ни сглатывал. — Согласен. Держать омегу, — Джисон стиснул руку Чана, — пока омега весь такой тёпленький обхватывает тебя ногами, это вообще! А запах! — Лучший запах на свете! — подхватил Чан и вздохнул с глубоким удовлетворением и облегчением, потому что он ни с кем не обсуждал свой сексуальной опыт, хотя ему очень хотелось. Не с Чонином же ему делиться впечатлениями, а Минхо… Минхо бета, ему при всём старании не удалось бы понять то, что Хан понимал с полуслова, — страшную, накатывающую изнутри жажду слопать вкусного текущего омегу целиком, вылизать его всюду, впиться в него зубами, сжать его, проникнуть в его нутро и наполнить под завязку своим семенем. — Интересно, как пахнет Бин в течку?       Вопрос слетел с губ Чана ненароком. Он было спохватился, но увидел одобрительную улыбку Джисона и решил, что с кем ещё ему гадать о запахе Со, как не с ним. — Не знаю, но нам точно понравится. — Главное, чтобы мы не подрались в самый ответственный момент. — Думаешь, мы можем? — Ну, когда он потечёт, вполне вероятно, в нас может проснуться соперничество.       Джисон задумался на минуту-другую. — Мне кажется, не стоит этого опасаться. С нами же будет Бин. Представь, как нам прилетит, если мы хоть рыкнуть друг на друга посмеем. — Точно уж, — хохотнул Чан. — Он от нас мокрого места тогда не оставит. — И вообще-то, — шепнул Джисон, вытянув шею, чтобы быть поближе к Чанову уху, нырнул ладонью в задний карман его джинсов и несколько раз сжал ягодицу, довольно мыча сквозь губы, — ты меня тоже очень привлекаешь. — Боюсь, Чанбин в течку затмит мою привлекательность. — Возможно. А возможно, мне будет очень приятно разделить Бина с тобой. Жду не дождусь, когда же ты влюбишься в него. — Купидон ты наш, — Чан шутливо хлопнул по краю панамки, Джисон радостно поправил её на голове.       С этой минуты руки младшего альфы неугомонно рыскали по телу Чана, сжимали то здесь, то там, жадные до упругих выпуклостей. Неоднократно Чана бесстыдно потрогали за грудь. Один раз на оживлённой, наводнённой людьми улице. Он не был против и позволял себя щупать, пока сам лениво и скромно поглаживал бок Джисона. Не меньше, чем через час, они в самом деле добрались до обещанных трущоб. Обстановка поменялась плавно, постепенно улицы стали теснее и гаже, серые, покрытые выцветшими и рваными баннерами высотки с неухоженными балконами, увешанными тряпьём, почти смыкались над головами, заслоняя небо; люди, попадавшиеся по пути, выглядели угрюмее и злее. Джисон уверенно вёл Чана за собой, как по лабиринту, который выучил наизусть, попутно рассказывая о попадавшихся им магазинчиках и немыслимых историях, произошедших на этих улицах. Судя по всему, они прошли трущобы почти насквозь и вышли на заброшенную окраину. — Итак, зачем мы здесь? — Чан вытянул шею, рассматривая видневшееся из-за высокой кирпичной ограды здание. — Здесь всё началось. Стая.       Разве могло что-то начаться здесь, в месте, от которого разило мусором и мочой на сто метров, а на лысом фасаде кривились примитивные художества с подписью «ХУЙ» для особо недогадливых? Давным-давно за этими добротными, крепкими стенами наверняка кипела жизнь, но теперь всё, что они оберегали от мира, — мёртвое запустение, привлекающее разве что бездомных пьяниц и малолетних вандалов. Джисон пружинисто зашагал вдоль ограды, завернул за угол. Чан поспешил следом. Младший альфа поджидал у кованных ворот. Одна створка то ли отвалилась, то ли её вырвали, и она валялась на земле. Очевидно, не первый год — верхним краем она втиснулась в грунт. Должно быть, по ней многократно проходились. Джисон тоже по ней прошёлся, призывно помахал Чану. — Что здесь раньше было? — Чан неловко переступал через наваленный всюду мусор. — Дом терпимости. — Хах, бордель, ну конечно. — Раньше трущобы были зажигательным местечком. Пивные стояли на каждом углу, в каждом проулке зазывали клиентов проститутки и проституты. К двадцатому веку политика стала строже, подобные заведения закрывались десятками, пока их не осталось вовсе. По крайней мере, на виду, — Джисон поднялся на высокое крыльцо, открыл противно скрипнувшую дверь, просунул голову, воровато огляделся и вошёл. Морща нос, Чан переступил порог. — Власти думали облагородить этот район, но ничего не вышло. Здешние так и не научились жить по-другому. — Пьянство и разврат. — Пьянство и разврат. — Но здесь довольно тихо.       Разбитые дороги, серые облупившиеся дома-муравейники, разруха. Всё это Чан приметил. Чего-то такого он и ожидал. Но ещё он ожидал увидеть драки средь бела дня, крики, семейные ссоры на улице, покачивающихся пропойц с заплывшими багряными лицами. Ничего похожего. Было до жути тихо и пусто. — Это окраина. — Оу, тогда ясно.       В просторном, голом помещении пахло затхлостью. Кирпичные стены не один раз были чем-то замазаны и обклеены. Отошедшие слои обоев, газет и штукатурки обвисли грязной бахромой. Вдоль стен валялись отсыревшие, заплесневелые матрасы, на которые Чан не решился бы ступить даже в обуви. В центре стояли две бочки, набитые мусором и ветками, — нехитрая система отопления. Напротив них доживало свой век большое кресло, бурые внутренности которого повылазили через дырки, и Чан с содроганием заметил в них копошащихся насекомых. — Всё, что ты видишь, осталось от ребят, — Джисон потыкал пальцем в матрасы, бочки и кресло. — От первого состава стаи, ещё до того, как она стала стаей. Тут Вонхо с ними повстречался. Можешь себе представить, что подростки так жили? Не постоянно, понятно. Но они часто здесь ночевали. Одеяла были, но их кто-то спёр, когда стая перебралась в бар.       Чан подозрительно глянул на Джисона, заслышав знакомое, даже уже приевшееся имя. — Значит, ты всё-таки что-то да знаешь о Вонхо. — Немного. Я слышал истории про заброшку, ребята её часто вспоминали, и попросил Хёнвона показать. Он привёл меня сюда, ну и упомянул мимоходом Вонхо. — Мне сегодня после стрижки Феликс и Хёнджин про него рассказывали, — сказал Чан, обегая взглядом пространство. — Что рассказали? — Тоже про это место. И про то, что Вонхо был очень добрый. — Интересно было бы с ним повстречаться. — И не говори. Слушай, — нерешительно ступая, Чан прошёл в центр комнаты. Шаги гулко отдавались в мёртвой, запустелой утробе дома. — А если бы Вонхо был здесь, ты бы не ревновал Чанбина к нему? — Нет. Зачем? — Когда я разговаривал с Чанбином про метки, он сказал, что если бы мы ему не понравились, он бы стал встречаться с Вонхо. Что на этот счёт думаешь? — Думаю, нам повезло, что Бин в нас влюбился, — Джисон обворожительно улыбнулся, наклонив голову, и, перекатившись с пятки на носок, подошёл к окну. — Ты уникум, Хан Джисон, — Чан покачал головой и оставил тему Вонхо и ревности.       Настрой Джисона подействовал на него. Чан наконец-то внутренне признался себе, что где-то на подкорке мозга его волновало то, что он услышал от Чанбина, но странное чувство, смутно и безотчётно дававшее о себе знать, он ошибочно принял за ревность. Теперь он понял, что в том, что касалось ревности, был солидарен с Джисоном. Получается, неприятное подзуживающее чувство было иной природы. Страх, неожиданно понял Чан. Боязнь не оправдать ожиданий. Опасение, что однажды Чанбин пожалеет, что не выбрал Вонхо.       "Лапуля наш, — прокатилось по черепной коробке, — ему будет хорошо с нами. Мы будем защищать и кормить лапулю".       Если бы всё было так просто. — О чём задумался?       Джисон тем временем оседлал проём окна, в котором оставался один щербатый деревянный порожек от рамы, и, покачивая ногой, любовался на буйно разросшийся куст, вываливший тяжёлые от сочной зелени ветви за кирпичную ограду. — О том, что боюсь подвести вас, — Чан подошёл к нему, встал рядом, положил ладонь на упругую ляжку Хана.       Джисон оторвался от разглядывания куста. — Мне тоже страшно, — тихо признался он. — Я не самый ответственный человек, и боюсь сильно напортачить. Но поэтому, Чан, дорогой, — он накрыл руку Чана своей, — мы должны полагаться друг на друга, доверять друг другу и учиться друг у друга. Нас ведь трое, и у каждого свои сильные стороны. Мы справимся. Вместе. — Ты прав, — Чан приник щекой к его плечу, вдохнул его запах. — Ты такой умный. Люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, дорогой. — Куда теперь? — неохотно спросил Чан. Ему не нравилось место, где они находились, но нравилось быть с Джисоном только вдвоём. — Было у меня на примете одно местечко, но я предлагаю оставить экскурсию туда до следующего раза. — А что так? — Я хочу тебя. Пошли домой.       По хребту Чана пробежали мурашки. Рука, лежавшая на ляжке Джисона, напряглась. — Что, испугался? — Скорее наоборот. — Отойди-ка.       Джисон перекинул ногу и стал слезать с окна. — Осторожней, а то зад об деревяшку занозишь, — со смешком предостерёг Чан. — Что ты так о моём заде переживаешь? — Хан легко приподнялся, упёршись руками в иссохшую раму, и спрыгнул на обе ноги, вплотную к Чану. Чуть опустились его тонкие веки. Под ресницами томным блеском мерцали глаза. Плотный воздух наполнился феромонами. — Так просто сказал, — прошептал Чан, задыхаясь в облаке вожделения младшего альфы. Пока он говорил, взгляд Джисона приковался к его губам. — Интересно, долго мы так сможем простоять? — Недолго, — не своим голосом хрипнул Чан, отвернул кепку козырьком назад, обхватил Хана за шею и крепко поцеловал.       Поначалу Джисон вцепился в его плечи, будто огромная птица схватила лапами, раскрытым ртом вобрал чанов язык. Затем, будто бы пообвыкшись, порывисто выдыхая носом тёплый воздух, пополз руками вниз, забрался под футболку. Чан весь разгорячился. Ладони шарили по его разопревшему телу. Как и следовало ожидать, Джисон быстро завёлся и потёрся пахом о его пах. — Тише-тише, поостынь, — оторвавшись от него, просипел Чан. — Точно, никакого секса на улице. — Да. — Тогда пошли. — Пошли.       Они улыбнулись друг другу, как два лунатика, и, взявшись за руки, весело пошагали к выходу, зная, что идут заниматься сексом. Но стоило им оказаться на улице, закрапал вымоленный уставшими от жары горожанами дождь, который через несколько секунд превратился в жесточайший ливень. Вжимая головы в плечи, Чан и Джисон бежали трусцой по пустынной улице. В выбоинах в асфальте собиралась вода. — Погнали в стаю, — перекрикивал поднявшийся ветер Джисон, придерживая на голове панамку. — Здесь недалеко.       Замёрзший в промокшей одежде Чан и думать забыл о предстоящем сексе и сразу согласился. Теперь он по-настоящему мечтал о горячем чае и одеяле.       Вымокшие до нитки, продрогшие, они ворвались в стайное логово, возле которого стоял чёрный мохав, и, как два приблудившихся пса, отряхнулись всем телом. — Вы чего тут делаете? — спросил Чанбин. Странно, он стоял с резиновым членом в руке.       Чан оглянулся. На диване, креслах и приставленных стульях полукругом сидели младшие, перед ними стоял Со. — А ты чего с членом? — Для образовательных целей, — Чанбин водрузил член на присоске на кофейный столик. — Кто пришёл? — из коридора вырулил Чжухон с большой коробкой в руках, увидел Чана и Джисона, и лицо его вмиг сделалось озабоченным. — Фига вы сырющие! Идите ко мне, дам вам, в чё переодеться.       Не дожидаясь, когда Чан придёт в себя после созерцания фаллоимитатора, Джисон схватил его ледяной рукой и повёл в каморку Чжухона. Там, в полутемноте, рассеиваемой одиноким светом настольной лампы, на разложенном диване разлеглись Дами и Минджи, между ними лежала и болтала в воздухе ножками Бора. — Приветули, — поздаровалась Минджи, оторвавшись от телефона. — Какими судьбами? — Под ливень попали, — пропыхтел Хан, уже начавший раздеваться. Чан смущённо переминался рядом. Как-то ему было неудобно оголяться при дамах. — Чего ты, Чан? — ухмыльнулась Дами. — Не стесняйся, все свои. — Мы отвернёмся.       Девушки и правда отвернулись. С секунду посомневавшись, Чан всё же сбросил вымокшую кепку, стянул мокрую футболку и взялся за штаны. Дверь открылась. В комнату зашёл Чжухон, протиснулся мимо Чана и Джисона к шкафу и закопался туда, как крот в землю. На подлокотник дивана одна за другой полетели вещи. — Трусы тоже снимайте, — сказал Чжухон. — Новые вам дам. Вон, в упаковке ещё. — Кажется, мы вовремя, — снимая трусы, пошленько осклабился Джисон, покосившись на Чана. — О чём ты? — уточнил Чан, пытаясь не смотреть на него. Ему хотелось впервые увидеть Джисона голым в обстановке, более располагающей к интиму. — Про член на столе. Намечается что-то интересное. — Хочешь быть свидетелем? — Конечно. — Урок полового воспитания, — просачиваясь обратно к двери, сказал Чжухон. — Сделать вам чего горячего? — Чаю. — Мне тоже. — Окей. Одежду оставьте, я постираю и вам верну. Кросы тоже тут оставьте, можете босиком ходить, я сегодня полы мыл.       Переодевшись в сухое, Чан и Джисон собрались выходить. — Стойте, — Дами перекатилась на бок. — Я с вами. Не хочу такое зрелище пропустить. — Я тоже, — Минджи отложила телефон, встала, взяла Бору. — Чан, помоги мне, — Дами протянула руки. — Отнеси до коляски. Она в зале.       На душе Чана мигом потеплело. Он бросился к дивану, готовый услужить, осторожно подтащил Дами к краю и поднял. Она оказалась легче, чем можно было предположить по виду.       Друг за дружкой все вышли в коридор. Чан с Дами шёл последним. Из зала доносились гвалт и улюлюканья. Очевидно, младшие не на шутку разошлись при виде полового органа. — Извини, что спрашиваю… — прошептал Чан. Лицо Дами было рядом с его лицом, и он отлично чуял её приятный запах беты. Он и раньше гадал, как она стала колясочницей, и вот решился узнать, но докончить не успел. — Неудачно упала в ванной. Всем интересно. Это нормально.       Что принято говорить в таких случаях? Чан знал общепринятые фразы, но любые слова казались ему сейчас такими ничтожными, что не стоило и открывать рта ради того, чтобы их произнести, поэтому он промолчал и лишь перехватил Дами так, чтобы ей было удобнее. Она обняла его за шею. Чан вспомнил, как храбро она накинулась на него в кухне, защищая Чжухона. Маленькая смелая воительница, разъезжающая по городу на боевой колеснице. Почему она попросила отнести её? Она ведь отлично ползала. Уж не была ли её просьба этаким сигналом принятия Чана в более близкий круг?       В зале Чан сразу увидел коляску у стены, усадил туда Дами. Дальше уже без его помощи она подъехала поближе к сборищу. Джисон встал позади крайнего кресла, на котором сидел Ёнджун. Чан присоединился к нему.       Помимо Члена на столе теперь лежало расчленённое тело, вернее, резиновая игрушка, имитирующая женский таз. Обрезанные короткие ляжки были бесстыдно расставлены в разные стороны, открывая на всеобщее обозрение искусственную вагину. Младшие вылупили на неё глаза, похихикивали и шептались. — Так, оболтусы, собрались! — гаркнул Чанбин, грозно подбоченясь. — Нам просто нужно через это пройти. — Камон, мы чё, реально будем говорить за секс? — Реал. Мы и так вроде всё знаем. — Вот сейчас и проверим. Итак, — Чанбин повернул голову, обводя всех взглядом, — что самое главное в сексе?       Сразу со всех сторон посыпались предположения: — Защита? — Помыться надо? — Получать удовольствие? — Неа, — Со покачал головой. — Я не говорю, что всё, что вы перечислили, неважно, но что первостепенно, вот в чём вопрос. Ещё будут какие догадки? — младшие промолчали. — Ну вот, а говорите, всё знаете.       Как раз к началу основной части принёс заказанный чай Чжухон. Чан с блаженством обхватил горячую чашку и отпил не то цветочного, не то фруктового чаю. — Чжухон, — позвал Чанбин и всем своим могучим туловищем повернулся на стайного альфу, — что самое главное в сексе? — Согласие, — отчеканил Чжухон, облокотившийся на другое кресло, в котором, забравшись с ногами, сидела Юна.       Несомненно, урок про согласие покрытый шрамами Чжухон зазубрил на всю жизнь. — Усекли? Первым делом вы должны убедиться, что ваш партнёр да и вы сами точно хотите заняться сексом. Ну-ка, Ёнджун, — Чанбин повернулся на Ёнджуна, — спроси у меня, хочу ли я заняться с тобой сексом. — Не буду, — невнятно пробурчал покрасневший и нахохлившийся Ёнджун. — Давай-давай, — вожак сложил на груди руки, — я жду. — Ладно. Блин… — Ёнджун почесал в голове и, искоса поглядывая на Чанбина, спросил: — Хочешь заняться со мной с-сексом?       Младшие напыжились от сдерживаемого смеха. Чан заметил их сальные переглядки и улыбочки на раскрасневшихся лицах. Взрослые темы их весьма раззадоривали, и за ними было весело наблюдать. — Нет, — сурово ответил Чанбин. — Я и так знал! Зачем было заставлять меня спрашивать?! — загорлопанил смущённый юный альфа. — Затем, чтоб ты понял, что получить отказ — это не смертельно. Чтоб вы все это поняли. Не бойтесь говорить, не бойтесь спрашивать. Да, быть отвергнутым не очень приятно, согласен, но вы от этого не окочуритесь. Теперь быстро все по цепочки спрашивайте то же самое и отказывайтесь. Давай, Рюджин, начинай. Ёнджун уже отмучался, — Чанбин потрепал всё ещё надутого Ёнджуна по дикобразьей шевелюре.       Нерешительно попереглядывавшись, младшие принялись робко задавать один и тот же сокровенный вопрос и получать отказ. — Хочешь заняться со мной сексом? — Нет. — Хочешь заняться со мной сексом? — Нет.       Цепочка закончилась на Юне. — Ты спрашивай у Чжухона, — велел Чанбин.       Девочка беспрекословно задрала голову, снизу взглянула на Чжухона и, чуть робея, спросила: — Чжухон, хочешь заняться со мной сексом? — Прости, принцесса, но нет. — Отлично, молодцы, — Чанбин хлопнул в ладоши. — С самой неприятной для вас частью разобрались. Это было первое правило. Зарубите его себе на носу. Пошли дальше. Правило номер два: ради всего святого, не трогайте письки грязными руками! Даже перед тем как подрочить, всегда мойте руки! И вообще мойтесь. Нахрена ещё я искал помещение с душевыми? Поняли? Вы хоть покивайте что ли. — Да поняли мы, поняли, — отозвались младшие. — Класс. Допустим, вы получили согласие и помылись. Что дальше? — Презики? — В точку, — Чанбин щёлкнул пальцами. — Чжухон, принеси.       Чжухон послушно убежал за презервативами. — Нам обязательно через этот позор проходить? — проворчал белобрысый с татуировками, чьего имени Чан не знал или не смог запомнить. — Эти, бляха, ещё припёрлись, — тяжёлым кивком головы он указал в сторону Джисона и Чана. — Во-первых, это тебе не эти, — обрил его Чанбин. — Во-вторых, обязательно.       Вернулся Чжухон, передал вожаку пластиковый контейнер. Чанбин встал на колени перед столиком, поставил контейнер, достал из неё упаковку презервативов, вытащил один и передал Ёнджуну. — Надевай, — скомандовал вожак, показав пальцем на резиновый член. — Да почему всегда я?! — А нафига ты с краю-то сел? — Я ж не знал, что мы такой фигнёй заниматься будем! — Хрен с тобой, давай сюда, — Чанбин вырвал из его вялых пальцев презерватив, открыл и всем продемонстрировал. — Всегда вообще таскайте презики с собой на всякий пожарный. Даже не думайте трахаться без них, ЗППП ещё нам в стае не хватало, и так еле эту заразу вывели. Как надевать, думаю, знаете, но на всякий случай: когтями и зубами не царапать, вот так на головку надели и раскатываете, — сказанное он подкреплял демонстрацией на резиновом члене, после чего ловко стянул презерватив, кинул на стол, бросил початую пачку на колени Юне и прилепил член на стол поближе к ней. — Теперь ты. Показывай.       В отличие от Ёнджуна, Юна не сопротивлялась. Видимо, поняла, что это бесполезно, и рано или поздно участь натягивальщицы гандона постигнет и её. Чанбин, облокотившись на стол, внимательно наблюдал за её действиями. Чан засмотрелся на его крепкую шею с ручейком цепочки на ней, на округлые плечи, на спину, на которой под футболкой проступали мускулы, на пышный зад, в который упирались пятки, и вдруг отчётливо, среди незатихающих смешков и фырканья, услышал, как барабанил дождь по крыше и по стёклам, и вспомнил, что в такой же ненастный день именно в этом зале познакомился с Джисоном, и как сигарета дрожала в пальцах Чанбина ровно перед тем, как он раскрылся Чану. Пока Чан дрейфовал в каких-то обрывочных, абстрактных мыслях о изворотах судьбы, все младшие успели попрактиковаться в надевании презерватива. — И да, всегда помните, что согласие работает в обе стороны.       Голос Чанбина вывел Чана из задумчивости. — Не стесняйтесь отказаться и остановиться хоть в середине. Если вы почувствовали, что вам расхотелось, так и скажите, не надо терпеть. Понятно? Отлично, согласие получили, помылись, презерватив надели. Дальше что? — Процесс соития, — с придыханием промурчал длинный Субин. — Какая его часть?       Младшие молчали, но вот Бёндже с чёлкой по самый нос поднял руку. — Подготовка? Ну, вернее… как это называется. Типа разогрев. — Да, молодец. Прелюдия. Это фаза наращивания возбуждения. Важно подготовить тело к предстоящему акту. Целуйте, гладьте, лижите, чё угодно делайте в пределах разумного. Самое главное, — Чанбин пошарил в большой коробке, достал тюбик и щедро выдавил прозрачную жидкость на пальцы, — не торопитесь.       Он придвинул к себе лежащий на столе обрубок тела и повернул вагиной к младшим. Младшие затаили дыхание. Из-за спины Со Чану было не видно, что он делает, но нетрудно было представить. — Обязательно уточните у партнёра или партрнёрши, первый это секс или нет. Если первый, замедляйтесь максимально. Очень аккуратно вставили на фалангу, вот так, погладили, покрутили. Всем видно? Потом вставили фалангу второго пальца и вот так растягиваете в стороны. Это чтобы плева не порвалась, а именно растянулась. Андестенд? Чего молчим? — Андестенд, — отозвался толстяк, со всем возможным вниманием следивший за манипуляциями вожака с резиновым туловищем. — После таких упражнений, — продолжил Чанбин, — осторожно можете вставить палец полностью, потом вставить второй. Смазки не жалейте. Вы знаете, где она лежит, тоже себе возьмите и носите вместе с презиками. Это самая важная часть, тут главное не спешить и делать всё очень плавно. Не забывайте массировать клитор, это очень приятно. — Тебе-то откуда знать? — усмехнулся белобрысый. — Ты ж девственник.       Тут уж младшие не сдержались и загоготали вовсю. Сложно было их винить, Чан сам засмеялся, едва не подавившись чаем. Джисон тоже улыбался. Тяжко вздохнув, Чанбин через плечо обернулся на них. — Видите, все про это в курсе. Так, блядь! — он вернулся к разбуянившимся младшим. — Свернули хиханьки-хаханьки! Я по вашему не дрочил никогда что ли? — А-а-а, точно. Сорян, — белобрысый капитулировал с поднятыми руками.       Чанбин подождал, но смешки и сдерживаемые истерические похрюкивания никак не затихали. — Что смешного?       Младшие, застыдившись собственного поведения перед вожаком, приструнились. — Ну, просто… — заговорила порозовевшая от смущения и недавнего смеха Черён, — забавно, что ты, девственник, учишь нас, как заниматься сексом. — Я всё понимаю, — Чанбин достал пальцы из куклы и протянул другую руку Чжухону. Альфа мгновенно подал вожаку полотенце. — Послушайте, — вытирая пальцы от смазки, говорил Чанбин, — я просто хочу, чтобы вы никого не травмировали, не травмировались сами, ничем не заразились, не залетели, никого не обрюхатили и так далее. Это базовые вещи. Их должны знать все. Меня самого учили родители. Кто-то должен научить и вас. — Тренера не играют, да? — робко, уголком рта улыбнулся белобрысый. — Да, — в голосе Чанбина тоже слышалась улыбка. — Продолжим? — Давай, — отозвались младшие. — Как зовут того блонидна с татухами? — наклонясь к Джисону, шепнул ему Чан. — Бёнхо.       Интересно получалось, что Бёндже и Бёнхо с похожими именами были и с похожими угрюмыми лицами. Чан чуть было опять не унёсся в размышления о совпадениях и жизни, но ему всё же хотелось послушать, что ещё девственник Чанбин поведает о сексе. — Итак, влагалище растянули, можно входить, — Чанбин заграбастал резиновый член и, судя по характерному движению плеч, пытался вставить его в резиновую вагину. — Входите ме-е-едленно. Не врывайтесь как варвары. Вообще, при правильной подготовке даже во время первого секса крови быть не должно. — А нам, девочкам, тоже надо это слушать? — спросила девочка с родинкой на носу. — Мы же не будем ни в кого входить. — Тоже послушайте, чтоб знать, как правильно. Если кто-то попытается без договорённости резко в вас войти во время секса, разрешаю уебать ему с ноги. — А. Ладно. — Если секс первый, используйте самую обычную позу. — Это лежачую? — Ну да. С более опытным партнёром или партнёршей уже можете экспериментировать, но в самом начале классика лучше всего. Дальше, парни, слушайте внимательно, когда кончили, вытаскивайте член, придерживая презерватив. После секса обязательно помойтесь ещё раз. Особенно хорошенько подмойтесь, — Чанбин совсем сел на пятки и, вертя головой, осмотрел стол, как бы проверяя, не забыл ли чего. — На этом у меня, в принципе, всё.       Младшие картинно захлопали, изображая благодарную за представление публику. Чанбин шутливо раскланялся и глумливо заявил: — Я сказал «у меня». Чжухон вам расскажет, как подбирать резинки и смазки, а я пошёл курить.       Он поднялся, отряхнул колени, подтянул штаны и ушёл в коридор, по пути хлопнув Чжухона по спине. Младшие, чья пытка пикантными темами ещё не закончилась, обратили всё внимание на Чжухона, заступившего на место вожака. Чан приготовился слушать дальше, но Джисон дёрнул его за футболку, мотнул головой на коридор и одними губами сказал: «Пошли». Не привлекая внимания, они шмыгнули в коридор, по дороге оставив на стойке чашки, и, как были, босиком выбежали на улицу, где быстро юркнули под навес, скрываясь от ливня.       Чанбин сидел посреди дивана, закинув ноги на стол, и, щуря чёрный глаз от дыма, посасывал сигарету. Чан и Джисон сели по обе стороны от него. — Интересная лекция, — похвалил Чан. — Вышло лучше, чем я предполагал, — ответил Чанбин. — Они молодцы. — Ты тоже молодец, — сказал усевшийся вполоборота и подогнувший под себя ногу Хан. — Очень доступно преподносишь материал. — Спасибо. Как ваше свидание? Закончилось или продолжается? — Продолжается, — выпалил Чан, заметив маслянистый блеск в глазах Джисона, не предвещавший ничего хорошего.       "Только не говори, что мы идём заниматься сексом, только не говори, что мы идём заниматься сексом", — мысленно взмолился Чан. — Сейчас дождь закончится, и мы пойдём ко мне заниматься сексом.       Чан почувствовал, как вся кровь отлила у него от лица. Он обеспокоенно посмотрел на Чанбина, но по виду было трудно судить, задело его известие или нет. — Вы уже решили, кто снизу? — будничным тоном спросил Со. — Я, — Джисон гордо ударил себя в грудь. — Ты был нижним до этого? — Был. — Понравилось? — Очень. — Ну-у-у, ты сегодня оторвёшься, — Чанбин похлопал его по плечу. — Наконец-то твой целибат закончится. — А у Чана это будет первый раз с альфой.       Чан встрепенулся, заслышав своё имя. — Да? — Чанбин развернулся к нему. — Волнуешься? — Э-э-э… Подождите, — Чан потёр лицо, пощипал горевшие уши, снова критичным взглядом окинул Чанбина. Тот, кажется, был в полном порядке, либо опять умело притворялся.       "Разграничивай своё и чужое", — раздался в его голове голос Шиён. Точно. Есть своё, есть чужое. Чан не нёс ответственности за то, как Чанбин выбрал себя повести. Даже если он прятал свои настоящие чувства за маской, возможно, так ему сейчас было лучше. А может, он был искренне рад тому, что его альфы полюбили и хотели друг друга. — Волнуюсь, — наконец выдавил Чан. — Но мы вроде как всё обговорили, так что я больше в предвкушении. — Всё путём будет, — Чанбин похлопал по плечу и его. — Давайте я вас отвезу, а то хрен знает, когда этот дождь прекратится. — Давай, — Джисон посмотрел на Чана, поймал его взгляд и подмигнул.       Перед уходом Чан и Джисон зашли в каморку Чжухона, чтобы обуться. Там никого не было. — Может, не стоило ему говорить? — завязывая шнурки кверху задом, пропыхтел Чан. — О том, что мы пошли сексом заниматься? — Да. — Ему лучше всё знать, что у нас происходит. Так мы включаем его в нашу жизнь. Бину будет гораздо обиднее, если мы станем таиться от него. — Уверен? — Абсолютно.       Они надели один всё ещё влажную кепку, другой — панамку, и вышли. В зале закончился час полового воспитания. Чжухон собирал демонстрационный материал обратно в коробки. За одним из столов возле стены с фотографиями сидела Минджи с дочкой на руках, рядом с ней припарковалась Дами, они негромко разговаривали. Чанбин, поигрывая ключами от машины, раздавал последние указания не успевшим разбежаться младшим. — Если у вас чё-то в штанах чешется, болит, опухло, покраснело, сразу говорите мне или Чжухону. Не надо затягивать. Поняли-приняли? Всё. Свободны. Чжухон, я пацанов отвезу, в бар заскочу и вернусь. — Ага.       Чан рассеянно поджидал Со, стоя рядом с Джисоном, когда заметил нечто странное. Некоторые младшие, человек пять, поднявшись, надвигались на них. Очевидно, они прямо к ним и направлялись. Наконец они подошли и столпились возле альф, обдавая их запахами молодняка. — Тут такое дело, — заговорила Черён, пока остальные стояли, кто скрестив руки, кто засунув их в карманы. Они все поглядывали на Чана, чем заставили его сильно волноваться. Что бы им могло от него потребоваться? — Мы в прошлый раз как-то не подумали взять у Чонина телефон. Не дашь нам его? — А вам зачем? — всё-таки уточнил Чан, правда, уже доставая телефон из кармана. — Просто мы собираемся играть в настолку. Может, он захочет прийти, мы бы подождали, пока Бин его привезёт. — Во что играете? — спросил Чан, открывая контакты. — В «Подземелья и драконов». — Чего? — Чан поднял удивлённые глаза. Пронырливые дерзкие дети Нижнего играют в «Подземелья и драконов»? Вот так номер. — Чонин не умеет в неё играть. Вряд ли он вообще слышал про «Подземелья». — Ничего, мы его научим, — важно сказал толстяк. — Мы как раз сегодня начинаем новую кампанию. — Чего столпились? — к ним подошёл Чанбин. — Заманиваем Чонина на настолки. — Хорошее дело. Он хочет прийти? Я его заберу. — Мы так и подумали. — Пока неизвестно, хочет или не хочет, — остановил их Чан. — Так узнай, — своим коронным приказным манером сказал Чанбин. — Мы как раз номер его берём. — Я вам потом скину, у меня есть, — отмахнулся Чанбин. — Звони, Чан. Сразу с этим разберёмся, чтоб я знал, заезжать за ним или нет.       Пожав плечами, Чан набрал номер и поднёс телефон к уху. — Ты где застрял? — сразу ответил Чонин. — Я к врачу уже сходил. И давным-давно постельное снял. Мне самому его постирать? — Нет, подожди, — Чан потёр лоб, с трудом пытаясь осознать, как вообще до такого дошло — чтоб он сам предлагал Чонину приехать в стаю без его или Минхо надзора. Но тут, как ни посмотри, играть в компании в легендарную настольную игру в чём-то даже полезнее, чем одному тухнуть дома. — Не хочешь приехать в стаю поиграть в «Подземелья и драконы»? — Это что? — Настолка такая. Тебя научат. — Хочу! — Тогда собирайся потихоньку, Чанбин за тобой заедет. — Крутя-я-к! А ты там будешь? — Нет. Я буду у Джисона. — Ясно-понятно. — Чонин похихикал. Чан закатил глаза. — Всё тогда, отключаюсь, — он убрал телефон обратно и обратился к Чанбину. — Извини, что напрягаю, но можешь и домой его потом отвезти? Или я за ним зайду. — Не надо. Он здесь ночевать останется. — С какой стати? — Чан вскинул бровь. — Это ж «Подземелья». Они всё равно до ночи засидятся, если не до утра. А вы чего уши развесили? — Чанбин потрепал толстого парня по шапке волос. — Мы тогда ждём Чонина, да? — спросил толстяк. — Ждите.       Наконец Чан, Чанбин и Джисон покинули логово и спешно забрались в машину. Чан сел сзади. Дождь стучал по крыше мохава, капли стекали по стёклам. — Презики-то у вас есть? — заводя мотор, спросил Чанбин.       Чан чертыхнулся. Про главное-то он и забыл. Впрочем, ничего удивительного. Он давно не покупал презервативы, поскольку их не с кем было использовать. — Нет. — Ну ничё, заедем в аптеку. — Не надо, — сказал сидевший спереди Джисон. — Дома есть разных размеров. — Хорошо.       И дальше они ехали в полном молчании. Чанбин не включил музыку. Джисон ничего не болтал. Чан сзади маялся от неловкости, слушая нервный перебой капель по машине. Ему лишь казалась, или Чанбин и впрямь ощущался отделённо, как за непроницаемой стеной? Может, Чан себя накручивал? Но откуда тогда это гробовое молчание?       Когда они остановились, Чанбин не заглушил мотора. Сзади Чан видел, как он развернулся туловищем, как повернулся к нему Джисон. — Не хочешь присоединиться? — спросил Хан.       У Чана невольно отвисла челюсть. — Ты неправильно задаёшь вопрос. Дело не в том, хочу ли я, а в том, могу ли я. И нет, я не могу. — Но хочешь? — Хочу. — Ты мог бы просто смотреть.       Чан, следивший за их разговором с задних сидений, сидел совсем ошарашенный. Он не мог понять, играли они или были серьёзны. На лице Чанбина тоже читалось ошеломление. Значит, не играли. Наконец его губы вытянулись в привычную косую ухмылочку. — Может, тебя ещё и за руку подержать, пока Чан тебя трахает? — Было бы здорово. — Нет уж, — Чанбин мотнул головой и ехидным прищуром оглядел альф. — Парни, у вас точно всё получится? А то ты, — он указал движением подбородка на Джисона, — на приколе, а Чан, — он указал на Чана, — вообще в невменозе походу. Чан, приём. Ты с нами? — А, да-да. Я просто... — Чан выдохнул сжатый в груди воздух и, как будто потеряв опору, повалился вперёд и прижался лбом к спинке переднего сидения. Сейчас он не был настроен на двусмысленные шалости. Он нуждался в искренности. — Я просто переживаю за тебя. — О, малыш, — нежно проворковал Чанбин, и Чан замер, впервые услышав такой его тон и такой его голос. Волоски у него на затылке встали дыбом, шея пошла мурашками. Он почувствовал себя любимым и нужным. — Не надо, — продолжал Чанбин. — Всё хорошо.       "Мы — малыш? — удивлённо пророкотал голос внутри. — Нам нравится, когда лапуля нас так называет. Это же лапуля? Почему он не пахнет?" — Дай руку, — попросил Со.       Чан протянул руку. Чанбин взял её, взял руку Джисона, соединил их, прижался к ним лбом. Чан и Джисон уставились на его чёрную макушку. — Благословляю вас, альфы мои.       Альфы приглушённо посмеялись. —Всё, — Чанбин распрямился, — теперь идите. Мне ещё за Чонином ехать.       Нет, ещё не всё. Осталось кое-что, что требовалось сказать. Время для этого было самое подходящее. И Чан, перебарывая неловкость, заговорил: — Подожди. Я... в общем, я много думал о тебе и, ну, я считаю, нам с тобой очень повезло. Ты прекрасный омега. Я рад, что нам достался именно ты.       Чёрные глаза засияли. Чанбин премило наморщил нос, — Чан нашёл эту его привычку обворожительной, — развернулся целиком, забравшись коленями на сидение и чуть не нажав задом на гудок на руле, сгрёб альф в охапку. — Какие вы хорошики, я не могу!       Чан не мог выдавить ни слова. Он оказался прижат лицом к груди Чанбина. Она была мягкая и упругая. Рядом, не теряя даром времени, об неё потирался Джисон. Чан решил, что сейчас было вполне уместно взять с него пример, и тоже несмело потёрся о грудь.       "Большой. Мягкий. Нам подходит", — заурчал голос.       Чан почувствовал щекой маленький выпуклый сосок, почувствовал покатость мышц и желейную податливость молочных желёз. Забывшись, он приоткрыл рот, готовый в каком-то помутнении укусить тугую плоть. — Так, стопэ, хватит мне сиськи мять, это просто обнимашки, — Чанбин отодвинулся, сел нормально. — Топайте уже. — Когда уже ты впустишь наших дракончиков в свою пещерку? — проскулил Джисон.       Чан поперхнулся воздухом. — Бро, — оторопело протянул Чанбин, уставясь на Джисона и, видимо, не веря, что он такое сказанул, — я щас обрыгаюсь. Серьёзно, валите. Тебя уже спермотоксикоз шарашит. Чан, разберись с этим. — Понял, — Чан хлопнул Джисона по плечу, — пошли.       Послав Чанбину воздушный поцелуй, Джисон вылез из машины. Чан выскочил за ним. Пригибая головы, они побежали к дому. За их спинами тронулся и покатил по дороге мохав. Снова изрядно промокшие, они залетели домой и закрыли за собой дверь.