Унесённый Фьордами

Очнулся Чимин от шума ветра. Потерянность и пустота никуда не делась. Он поднялся через силу с кровати, ведь нужно сделать последнее, что он мог. Сегодня среда, 24 июня. Момент летнего солнцестояние и день, когда приезжает торговец. Последняя надежда Чимина была именно на него. Он зашёл в гостиную и удивился, так как не обнаружил Намджуна. Внимание его привлёк лист бумаги, что покоился на столе. «Чимин-а, привет! Извини, что не застанешь меня. Альвис попросил поехать с ним в соседнюю деревню на ферму, чтобы помочь. Тучи хмурые с самого утра, сегодня точно будет шторм, так что будь осторожен. Если буря будет сильная, то я позвоню тебе, потому что мы, скорее всего, останемся на ночь. Или пока шторм не утихнет. А ещё… сегодня из окна я увидел Мю. Он появился на пару секунд, но потом снова исчез.

Намджун»

И тут же раздался звонок мобильного. Чимин увидел, что звонил именно он. Ответил и сразу спросил: — Как он? — а Намджун тотчас понял, про кого. — Выглядел потрёпанно, что неудивительно… Но я звоню по другому поводу, — голос Кима стал серьёзным. — Когда мы выезжали из деревни, я увидел, что тот торговец свернул на тропу к домику, куда Альвис тебя возил. — Он там живёт… Поэтому его не сносили всё это время, — прошептал Чимин. — Спасибо, Намджун! Надо к нему наведаться. — Эй-эй, стой! На у…е уже тем…темно! — помехи из телефона заставили слегка отнести телефон от уха. — Бу…скор…ётся! Чимин это знал, прекрасно знал, да только не мог переждать её. Поэтому он отключился и направился в свою комнату, надев наспех толстовку и подхватив сумку. Оставил телефон, чтобы не намочить, а взял с собой лишь три необходимые вещи. Кисть положил в небольшое отделение. Альбом завернул в один из шарфов, чтобы на случай дождя он не промок. А второй амулет надел на свою шею, развернув мешочек за спину. Вновь отвлёкся на телефон, ведь теперь пришло сообщение от Намджуна.

Раз таки направишься,

то тебе надо быстро это сделать.

У меня в кладовой стоит велик.

Прошу, будь аккуратен…

Когда он выбежал из домика, катя велосипед, уже сверкали большие и извилистые молнии, обдавая слух ужасающим грохотом, а море, словно питаясь этими разрядами, всё громче шумело. Чимин глянул в сторону обрыва решительным взглядом и направился вниз по тропе. Старался осторожно, чтобы не повредить колёса, но быстро, дабы не терять времени. Оказавшись на нижней части «Винд Ньёрда» уселся и, сразу быстро закрутив педалями, сорвался с места. На улицах деревни никого не было. Скотные дворы были закрыты, окна зашторены, в некоторых домиках, на которых не было громоотводов, даже не горел свет. Прошлый опыт научил жителей, что лучше в такую погоду не высовываться, а тихо дожидаться конца. Увы, Чимину было некогда ждать. Какая бы погода ни была, сегодня солнцестояние. Свет в зените хоть и прятался под покровом тёмных и огромный туч, но всё равно светил где-то там. Встречный ветер уже не приятно обволакивал, а беспощадно холодил до мурашек. Чимин разгонялся, что было мочи, но самая яркая и оглушающая молния мигом вынудила поднять голову вверх. Творился полнейший хаос. Он оглянулся на подпевающий шум моря, как будто оно дотянулось до забора. Всё это приправляли свистящие потоки воздуха. Пустота в душе разгоралась новым огнём, ведомая запрятанным лучиком надежды, она протягивала руки и помогала рваться до конца. Отдавала все силы, что у неё остались, и грела изнутри. А он, как доехал то той самой развилки, почувствовал маленькие капли дождя. Надёрнув капюшон, свернул с главной дороги. Хвойные деревья раскачивались от ветра, который также разгонял остатки тумана, что, видимо, настиг «Винд Ньёрда» утром. Наконец-то, показался домик среди чащи, и Чимин вновь выдавил педали, разгоняясь. Мчался по неровной дороге, объезжая выбоины, и спёрто дышал. Чуть ли не бросил велик около крыльца, слегка поскользнулся, но выстоял и, перепрыгивая через ступеньки, добрался до входной двери. Начал ломиться со всех сил, зажмурившись до искр в глазах. — Откройте! Прошу вас! — кричал он между стуками. Дождь постепенно усиливался, ударяясь о землю всё сильнее, учащался вместе в ритмом сердца, что разрывалось. Мурашки не покидали, а тело двигалось на автомате, ведь Чимин с головой окунулся лишь в мысль о том, что узнает всё. Если понадобится, вытрясет. Он чуть ли не повалился на пол, когда дверца таки отворилась, а испугавшийся торговец, опешив, отошёл на несколько шагов назад. Заглянул в не менее встревоженное лицо и лишь успел спросить: — Как вы?.. — Мне нужны ответы! — перебил его Чимин, зарываясь в сумку. Достал альбом, снял с него шарф, открыл и подошёл ближе, показывая портрет. — Вы его знаете! Точно знаете! — торговец, выпучив глаза от увиденного, вновь отстранился, но Пак решительно шагнул к нему. И вдруг присмотрелся к довольно состаренному лицу. Сам глянул на рисунок и охнул. — Вы похожи… — вымолвил он. — Вы его отец?! Прошу, мне нужно знать! — Что? — только и спросил торговец. — Откуда вы вообще его знаете? — Он привязан к обрыву! — сказал Чимин прямо в лоб. — Я видел его. Он сорвался с вершины около тридцати лет назад! — снова шаг вперёд, и Пак слегка расслабился, когда заметил, что торговец не сдвинулся. Рука полезла под толстовку и вытащила из-за спины оберег. — Простите, что вчера пришёл сюда. Я не знал, что тут кто-то живёт, понял это, когда вошёл. Я нашёл его амулет. Вы сами сказали, кто-то в прошлом выбрал точно такие же вещи, как и я. Это он, так ведь? Поэтому моей душе неспокойно. Потому что её вторая часть здесь! Потому что Мю здесь. — Мю?.. — вскинул брови торговец. Из Чимина выливался целый поток, который он успел собрать за время, проведённое в «Винд Ньёрда». Каждое прочитанное и услышанное слово, каждая капелька информации. Лишь так он мог усмирить это страшное наитие, которое разгонялось по телу, как и дождь, уже переходящий в ливень. — М.Ю… — продолжил Чимин и уже третьим звеном достал кисть, протянув. — Я нашёл его кисть в Хёрге у обрыва. А инициалы увидел на мольберте. Мы увидели… Он взобрался на вершину к храму, чтобы написать картину, но началась буря, — торговец вдруг ухватился за грудь и зашатался. А Пак обеспокоенно приблизился к нему, подхватив за плечи. Посмотрел в изумлённое лицо и спросил: — Вы в порядке?! — Он умер? — лишь спросили его. Горестно нахмурившись, он кивнул, и торговец скорбно опустил голову. — Вот куда делся… — Вы не знали? — на опечаленного старика было очень больно смотреть. Так неожиданно узнать. Чимину даже стало немного стыдно, что он всё так выпалил. Но всё же времени почти не было. Так он ему и сказал. — Ему нужно вспомнить свою жизнь, чтобы упокоиться, господин. Я прошу вас… — произнёс он с мольбой в голосе. — Расскажите мне про него всё, что знаете. Кто вы для него? Секунды казались тягучей вечностью, но Чимин старался терпеливо ждать. Они лишь казались. В этой деревне для него время всегда шло более размеренно, чем на самом деле. Как будто сто лет назад он приехал сюда. Провёл здесь всю свою жизнь, вслушиваясь в природный поток. Пришёл найти баланс, да остался, так как сладко было это место. А торговец долгожданно кивнул и сказал: — Я ему не отец… а старший брат.

***

О брошенный около каменной тропы велосипед уже с более жестокой силой били капли с неба. Ливень такой же каменной, как и скользкие ступеньки, стеной практически избивал. Но Чимин, прикрывая и периодически вытирая лицо от воды, взбирался наверх, быстро переступая ногами. Скользил хлюпающими кроссовками, весь промокший до нитки, а всё равно уверенно рвущийся наверх. Одежда стала тяжелее, второй рукой держал он капюшон толстовки, что пытался слететь с головы от неимоверно сильного ветра, практически подхватывающего тело. Воздух с каждым шагом становился уже более ощутимо холодным. Гроза ослепляла, а затем с такой же оглушительной силой грохотала, разрывая уши. Буря действительно была очень сильной и пугающей, и от её вида хотелось загнанно кричать. Но, взобравшись на последний камень, Чимин сразу побежал к обрыву. Волна особо мощного ветра отшатнула его в сторону, он, поднимаясь, прищурился от дождевой воды, стекающей по волосам. Было неимоверно холодно, мокрая одежда, соприкасаясь с телом, вообще обдавала каким-то диким морозом, а он терпел. — Я узнал! — крикнул он во всё горло, и тут же ударила очередная молния, попав в разбушевавшееся море. Оно билось об обрыв и прибрежные скалы, желая выбраться и унести всё, до чего дотянется. — Слышишь?! Изо рта вылетали облачка пара, которые тут же рассекались ливнем. Чимин, прерывисто дыша, повалился на колени. Вздрогнул всем телом и опустил голову. Он сидел под ливнем, замерзая, у места, где увидел его впервые. Где происходило то закрытие дыр и исчезновение потерянности. Где его душа всегда была. И сейчас появится. Он это знает. С дрожащих губ через стучащие от холода зубы тихо сорвалось имя.

Окружала его лишь тьма, тишина и пустота. Как будто он ходил кругами, а может, всё время по прямой. Он не знал. Лишь шёл, устало вздыхал, да видел перед собой свою же смерть. Здесь было одиноко, до покалываний по всему телу холодно и грустно. Он уже очень много раз попадал сюда, но каждый ощущался, как самый первый, самый страшный и травмирующий. Слёзы ужаса со временем высохли, а ноги привыкли ходить, потому что иначе можно было сойти с ума.

Однако сейчас одна вещь отличалась. Послышался шорох от ветра, в который постепенно вплетался знакомый голос. Его ветер, который сопровождал всё это время. Сдерживающий более злой и опасный порыв, который когда-то давно унёс самое драгоценное.

Жизнь.

Голос был далеко, поэтому он сорвался на бег, игнорируя ватные ноги. Бежал со всех сил на усиливающийся ставший родным за короткое время зов, но слов пока различить не мог. Лишь знал, что нужно до него добежать. Это не просто человек его зовёт. Это зовёт его душа. И он добежит, он это знает. В его уши, наконец, пробирается тихое, но отчётливое:

— Мин Юнги… Он ступил на скользкий камень и слегка упал, уперевшись руками. Дождь беспощадно бил своими каплями по спине. Волосы его намокали, и он, как и в прошлом, не мог поверить своим глазам. Это происходило так редко, каждый раз непривычно. Ветер холодный, дождь точно лёд, как и тогда. Он поднял голову и увидел человека. Того самого, кто и звал. Единственный, кто мог его видеть. К которому он успел привязаться, и который сейчас сидел на коленях, дрожа. Голос его ослаб, но он всё равно крикнул, насколько мог: — Чимин! А того испугала очередная молния, но он услышал его и удивлённо поднял взгляд. Затем улыбнулся, осторожно встал на ноги и сделал несколько шагов навстречу. Снаружи была вездесущая и враждебная буря, а в душе воцарился штиль, стоило ему появиться. Мю вернулся и тоже расплылся в улыбке с благодарностью. Нет, не Мю. — Юнги… — снова сказал Чимин. Его зовут Мин Юнги. И он снова был у края обрыва. Его одежда намокала, и он сам постепенно начинал трястись от холода, но всё равно улыбался. С дождём смешивались слёзы радости обоих. Души их с усладой подали новую порцию тепла, которая даже спасала от северных ветров и капель, будто игл, шторма. И если один замер от переизбытка эмоций, то второй приблизился максимально близко. И лишь протянул дрожащую руку. Мин Юнги на неё глянул с непониманием. — Я ведь… — только и сказал он. — Возьми меня за руку, — тут же шепнул Чимин. — Возьми… Какой смысл, если она пройдёт сквозь? Хотя, может, он хотел сделать то же самое, что и в прошлые разы. Жесты всё-таки многое значили, даже если они друг друга не ощущали. Поэтому Мин Юнги вытер лицо от дождевой воды и протянул руку. И каково было его ошеломление, когда Чимин ухватился за неё и потянул на себя, помогая встать. Юнги пошатнулся на ногах, но хватка была крепка, не давала снова упасть. А он всё пронзительно смотрел на их руки, что были сцеплены уже по-настоящему. И от этого было неимоверно тепло. В глазах снова слёзы, которым помогали вытекать большие капли с неба. Они встретились взглядами, в которых вмешивались радость, покой и изумление. — Как это… — Ты же и дождь, и ветер чувствуешь, — ответили ему. — Значит, и людей тоже, — Чимин вдруг легонько вверх-вниз повёл их руки, совершая рукопожатие. — Привет, Мин Юнги. Но Юнги было этого мало. Столько долгих лет он никого не касался. А этого человека, что рано или поздно должен был прийти, очень хотелось. Что увидел, помимо кого-либо, не бросил, хоть и боялся. Вызвался помочь, ведь больше никто не мог. Стал другом. И, в конце концов, разделял с ним душу всё это время. Чимин удивлённо вскрикнул, когда его потянули к себе и заключили в крепкие и долгожданные объятия. Юнги заплакал, шмыгая носом и хрипло дыша. И лишь на ушко прошептал: — Привет, Пак Чимин. И руки в ответ обхватили и его. Оба дрожали снаружи, но при этом грелись друг от друга внутри. Долгожданная встреча, и две частички уже были практически вместе. Оставалось совсем немного, они уже видели друг друга и чувствовали. Разглядывали с любопытством и счастьем, да тянули руки. От очередной дрожи Чимин сказал: — Я всё про тебя узнал, Юнги! — сказал ему Пак, обернувшись на новый грозовой грохот. — Сейчас, подожди! Он сорвался со всех оставшихся сил в дом под удивлённый взгляд Юнги. Вернулся через пару минут с раскрытым зонтом и полотенцами. Мин ухватился за зонт, пока Чимин укрывал его и себя полотенцем. — Ещё я закончил твою картину. Мы вместе её закончили, — продолжил он и, подойдя ближе, заглянул пронзительно в слегка напуганные, но при этом чистые и полные надежды глаза. — Не поверишь… мне самому не верится, что так повезло. Хотя мне кажется, что это судьба, а не везение. Всё случилось так, как и должно было. — Как ты всё узнал?.. — только и спросил Юнги, ухватившись свободной рукой за плечо Чимин. — Что-то сам, что-то с твоей помощью. Намджун-и хён, даже Тэхён с Чонгуком помогли! — Чимин не переставал улыбаться. От его же слов было приятно. — Замечательные друзья у нас, не находишь? А всё остальное я узнал… от твоего брата, Юнги. Мин на него ошеломлённо уставился. Эти слова поглощали, но не острыми зубами, а негой, мягкой и до мурашек притягательной. Оба с головой окунулись в неё. До конца поверить было очень трудно. Вдруг его разум играл с ним? Вдруг ни Чимина, ни всего этого не было? Но нет, он касался его плеча, и это развеивало любые сомнения. Небо над ними всё сверкало и гремело, да дождь барабанил по каменистой земле, словно какой-то тревожный марш. — Я пришёл к вашему домику и попросил рассказать обо всём. И он просил передать тебе… что ему жаль. Юнги же нахмурился, ведь даже не понимал, за что такие слова. Поэтому он поднял уже серьёзный, но тёплый взгляд на Чимина. — Прошу тебя… расскажи мне. — Расскажу, — кивнул тот ответ. Оба уже дрожали от холода. Поэтому не придумали ничего, кроме как снова обняться, чтобы попытаться разделить тепло. Вместе подхватили ручку зонта, что из-за ветра было довольно тяжело держать. — Ты готов? — Глаза его, что неожиданно наполнились грустью, Юнги не видел, но чувствовал. Он прижался ближе. — Ты ведь… исчезнешь. А Юнги отрицательно покивал. Затем, приложив руку к затылку Чимина, тихо ответил: — Не говори ерунды. Я не исчезну… — говоря это, он широко улыбнулся. — Я буду здесь. И они вместе посмеялись. Ведь точно такие же слова Юнги сказал ему, когда они впервые встретились и договорились видеться каждый день. И если тогда Чимин ни коим образом не знал ничего об этом призраке, то теперь ему было известно практически всё. Поэтому он сделал глубокий вздох и, посмотрев в бушующее небо, начал свой рассказ: — Тебя звали Мин Юнги… Ты родился 9 марта 1965 года в городе Дэгу. У тебя были мама с папой и старший брат Юнсон. Вы были тем самым примером любящей семьи, что жила в гармонии.

Я помню тёплые руки, красивую улыбку мамы и игры с Юнсоном. Помню, как мы бегали по улицам и заливисто смеялись, наслаждаясь жизнью.

Но однажды вы увидели кота, который каким-то образом застрял на дереве. И полезли его спасать. Не остались без царапин, ведь тому бедняге было страшно. Да и тебе потом стало страшно, ведь ты упал с этого дерева, пока Юнсон спускался с пушистиком. Так ты начал бояться высоты. Вернее, самого падения с неё. В школе ты был отличником. У тебя были друзья, с которыми ты любил после уроков оставаться в столовой, поедать различную выпечку и делать уроки сразу, чтобы дома заниматься тем, чем хотелось. Твоим любимым предметом было ИЗО.

Я очень любил рисовать, да и получалось у меня неплохо, учительница хвалила меня и мои работы. А мама с папой часто крепили те, что мне разрешали забрать домой, на холодильник.

Нарисованные вне школы красовались на стенах твоей комнаты. Родители гордились тобой. И Юнсоном гордились, ведь он хотел стать ювелиром. Однако пока что мог лишь выпрашивать бусины и прочее. Плёл браслеты, бусы и ожерелья. — Честно, мне больше нравятся всякие амулетики, — сказал он тебе, когда заканчивал браслеты. Решил подарить вам всем. Они были практически одинаковые. Лишь центральные бусины были любимого цвета каждого в семье.

Я пока не знал, кем хотел стать. Конечно, думал о том, чтоб податься в художники, но не был уверен. Я боялся, что моё хобби превратится в ту самую рутинную работу, которая испортит моё отношение к рисованию. Да и оценки позволяли мне поступить во многие места.

Юнсон подарил вам семейные браслеты на свой выпускной. Заодно обрадовал новостью, что его приняли в университет на ювелирное дело.

Было радостно, но немного грустно, ведь университет этот был далеко от нашего дома.

Он поступил в Университет Осло, в Норвегии. Что тебе, что ему нравилась Норвегия. Ты, по его словам, впечатлился, когда в школе рассказывали про Скандинавию на уроках истории.

Мы разбирали мифологию, что была не менее интересна. Местами странная, но поражающая. Так я решил, что обязательно там побываю. Возможности были, ведь меня запросто мог приютить Юнсон.

Лишь денег не хватало, поэтому ты, помимо университета, куда поступил на исторический факультет, устроился на подработку.

Мне не хотелось просить у родителей деньги на Норвегию, ведь они и так помогали оплачивать моё обучение. Да и я действительно хотел заработать на поездку самостоятельно. Мне казалось это правильным. Я сам должен был исполнить свою мечту.

И ты упорно трудился. Сдавал предметы на хорошие оценки. История тебе приглянулась, не зря поступил. А подрабатывал ты в художественном музее смотрителем одного из залов. Тебя приняли, так как твой преподаватель по истории искусств был одним из реставраторов. Он и порекомендовал тебя как ответственного и эрудированного.

Так и было. В свободное время я таки читал про искусство. Однако из-за занятости, только это и успевал. На рисование не хватало времени и денег. Я не рисовал с конца школы, хоть и очень хотелось.

В университете ты встретил свою будущую жену Ли Чон Ён. Вы влюбились с первого взгляда и спустя несколько лет жизни душа в душу поженились. Свадьба была громкая и радостная.

Улыбки родителей грели моё сердце. А ещё даже Юнсон приехал, чтобы поздравить меня. И лишь затем рассказал, что кольца, которые мы надели на церемонии, сделал именно он. Я был так счастлив. Все, кого я любил, были рядом…

У вас родился сын, которого вы назвали Чон Хи. Он был очень похож на Чон Ён, но унаследовал твои глаза. Твоя жена работала преподавателем в университете, а ты уже на полную ставку устроился в художественный музей историком. И с каждым рабочим днём ты всё больше вспоминал про то, что любил рисовать.

Картины манили меня своей красотой. И мне хотелось тоже создать что-то, что останется в истории.

И когда ты хотел поделиться этим с семьёй, твоё сердце разбилось. Твои любимые жена и ребёнок в этот день исчезли. Лишь записка осталась о том, что Чон Ён полюбила другого. Тебе было так больно, что ты не покидал квартиру несколько месяцев. К тебе приезжали родители, звонил Юнсон, но твою душу всё равно истязали эти раны.

Как она могла?.. У нас ведь всё было хорошо. Счастливая жизнь в один миг погрязла в отчаянии…

Спустя несколько лет, дабы до конца успокоить своё сердце, ты таки решил взять себя в руки и сделать то, что давно хотел. Ты смог накопить большую сумму и уехал в путешествие по Норвегии, ведь ты очень любил эту страну. Зачарованный фьордами, ты смог отпустить свою боль, заодно и поселился в этих краях. И в одном из норвежских магазинов купил всё нужное для рисования. Сразу хотел написать картину. Среди принадлежностей висели картины. И один пейзаж тебя зачаровал.

«Поле Винд Ньёрда»

Ты решил во что бы то ни стало найти это место. Но для начала тебе хотелось навестить брата в Осло, что ты и сделал. Рассказал ему про эту дальнюю деревню и предложил поехать вместе, ведь этим летом Юнсон был свободен. Он согласился и даже собрал некоторые свои самодельные амулеты и прочие украшения. Плетение оставалось его страстью по сей день. Так вы и стали торговцами амулетами. Юнсон даже сделал тебе личный амулет. Ты выбрал гелиотроп, белый коралл и воронье перо, а затем носил этот оберег, не снимая. Но если твой брал всё время проводил за продажей, то ты бродил по «Винд Ньёрда». Решил записаться на экскурсию, где тебе показали самые красивые места. Но тебе хотелось чего-то большего. И вот вас привели на самую вершину, к храму.

Он был совсем ветхим, поэтому внутрь нас не пускали, но мне это было не важно. Ведь я влюбился в пейзаж, что открылся передо мной. Горы, небо и ветер, что проходил сквозь тело, насыщая неистовым потоком. Это был первый раз, когда страх высоты ушёл на второй план, ведь вид и правда был потрясающий.

— Думаю, будет здорово написать свою первую картину на вершине около храма. Звучит очень круто, — сказал ты Юнсону, когда вернулся в домик, что достался вам по очень низкой цене из-за места, где он был. Ведь ты решил поселиться уже здесь, продав прошлую квартиру. Ты желал этого всем сердцем. Деревня «Винд Ньёрда» пришлась тебе по душе. — Ого! — удивился Юнсон. — Покажешь потом обязательно! И будь осторожен, хорошо? Твой брат тогда уже собирался, ведь его таки ждали. Ты не знал, кто именно, проводил его, но остался в домике, чтобы всё подготовить. И тебя отвлёк звонок. Юнсон оставил свой телефон. Ты подошёл к столу и увидел имя контакта. «Любимая» Ты решил ответить. — Алло? — спросил лишь ты. — Ю… Юнги?

Знакомый и когда-то родной голос расколупал мои зажившие раны, снова выпустив кровь. Сердце налилось злостью и грустью. Было неимоверное больно. Ведь это была Чон Ён.

Видимо, за это ему и жаль… Я был зол. На неё, на него… и на себя. Хотел разорвать всё к чертям, придушить Юнсона и вернуться к его «Любимой» вместо него. Посмотреть в глаза ей и своему сыну, которого она забрала с собой. Не дала ни попрощаться, ни видеться после.

Ты тогда бросился за ним. Он ещё не успел сесть в автобус, поэтому ты схватил его за рукав и ударил. Кричал о том, что он предатель. И заслуженно. Лишь когда ты швырнул в него телефон и бросился прочь, он всё понял. Понял, что ты узнал. Но в тот момент он бы не смог с тобой нормально поговорить, вот и уехал. А ты…

А я бежал в домик, как в единственное оставшееся спасение для меня. Моя семья, мой брат… предали меня. Я был уверен, что родители вполне тоже могли знать, но я не хотел им звонить. Никого не хотел видеть. Мне было противно от того, как со мной обошлись. Ведь я всем им доверял… Амулет, сделанный братом, как будто начал прожигать мою грудь, и я снял его. Ничего больше не хотелось иметь общего с ними.

Однако спустя время ты всё равно решил подняться на вершину и таки написать картину. Не смотря ни на что. Ничто не могло помешать тебе это сделать.

Потому что это было последнее, что осталось у меня. Детское хобби, которое за только лет переросло в мечту. Цель даже. Предназначение. Я верил, что это мне поможет отвлечься. Войти в стезю жизни обратно. Как бы больно ни было.

Но ты не знал, что в день твоего похода начнётся буря. Сильная. Наверное, даже сильнее, чем сейчас. Никто, на самом деле, не знал, что она придёт. А ты за некоторое время до её начала уже был у храма. Ты видел сгущающиеся тучи, которые тебя не пугали, а лишь завораживали. Поставил мольберт и холст, приготовил краски. И осторожно начал.

Те самые прекрасные ощущения вернулись. Меня коснулось тепло и нежность. Словно я вернулся в детство, где всё ещё было хорошо. Как будто мне с самого начала нужно было начать рисовать, и вся моя жизнь была бы совершенно другой.

Но вдруг поднял холодный ветер, а ливень беспощадно начал обливать землю. Это определённо застало тебя врасплох…

Буря…

Почему-то, прежде чем бежать, ты ухватился за мольберт, ведь не хотел, чтобы картина пострадала. Но, попытавшись оттащить его, новый поток ветра, очень сильного, выбил тебя из равновесия.

Холод…

Из-за того, что ты держался за мольберт, который потащил тебя за собой… ты упал. Ты пытался ухватиться, но лишь ударялся о склон и выпуклые участки каменной поверхности. Помимо боли, тебя охватил страх.

Ведь я боялся не высоты… а упасть с неё.

Ты старался затормозить, ведь хотел выжить. Ты не мог умереть сейчас. Только ощутил эту усладу и наитие… но у бури были другие планы. И когда ты, казалось бы, упёрся коленями, ветер потянул тебя дальше вниз. И последним ударом был головой о довольно большой каменный бугор. Он тебя и добил. Твоё тело расслабилось, ты потерял сознание и повалился дальше, уже практически сползая. Прямо к обрыву. И, так как ты уже не мог ухватиться… ты сорвался и упав в море без возможности всплыть…

Смерть…

Твой брат всё ещё приезжает сюда. Он не знал о твоей смерти до нашего с ним разговора. Думал, что ты просто решил сжечь все мосты и покинул даже «Винд Ньёрда». Но он всё равно приезжал. Жил в домике. Чон Ён всё ещё с ним, Юн Хи вырос, но он помнил о тебе всё это время. А Юнсон, как он сказал со всей искренностью, ждал тебя, надеялся, что ты вернёшься. Вот такая у тебя была жизнь…

И она закончилась… Однако, я не жалею. Я хоть и мало прожил, но моя жизнь была интересной и насыщенной. С грустными моментами, конечно, но жизнь не может быть прекрасной на все сто процентов.

Я… хочу, чтобы ты передал моему брату, что я его прощаю. Пусть он… просто будет дарить счастье Чон Ён и Юн Хи до конца своих дней.

Передам… ты исполнил все свои мечты. И всё вспомнил. Так что… видимо, тебе пора.

Пора… но мы ведь не прощаемся. Как я и говорил. Я буду здесь.

Я знаю…

Чимин?

Что?

Спасибо тебе. Я был очень рад встретить тебя…

— И я был очень рад… — с содроганием выдохнул Чимин, глотая слёзы с дождевой водой. Зонт из рук вылетел под силой ветра, второе полотенце унесло вслед за ним. Дождь не думал стихать, а молнии так и желали уже добраться до земли. Но пока что лишь их оглушительный грохот доносился до неё. Напротив не было никого. Мин Юнги исчез, но не покинул его. Ведь внутри вдруг пролился свет и тепло. Пустота, что изнывала всё это время, наконец, была убаюкана и исчезла в этой необычайной сладости. Чимин, всё плача, ухватился обеими руками за грудь и улыбнулся, тихо смеясь. Ведь, как было сказано, Мин Юнги всегда будет здесь. И именно он сейчас освещал ему тропу, дополняя собой. Две частички души, что много-много времени были порознь, теперь могли коснуться друг друга. И они, улыбаясь, закружились, постепенно переплетаясь. Сливались воедино, как им и было нужно. Он поднял на ноги, укутываясь в полностью сырое полотенце, да осторожно направился в сторону домика. И тихо прошептал: — Привет, Мин Юнги…

Привет, Пак Чимин…