
Глава 25
О Всевышний, где мой возлюбленный? Он забрал мое сердце, мою решимость и покинул меня… О Всевышний, услышит ли он этот, словно пробившийся сквозь туман, глухой звук? Достигнут ли его слуха мои крики отчаяния? Услышит ли он мои стенания?
Если бы знать…
Что за пелена застилает мой взор? Ведь ты для меня все…
И мельчайшая частица, и целый мир — ты.
И хлеб мой насущный — ты.
И время мое — ты.
В каждом мгновении, наполненном словами или молчанием, живет твоя любовь,
твоя мечта…
О Всевышний, где пристанище для моей души? Мое сердце словно живет на чужбине, ибо оно изгнано из рая…
Но нет, не может мрак темной ночи сравниться с солнечным светом моего дня!
И не может осень с каменным сердцем прийти на смену моей весне! Это невозможно…
Я верю, верю в это всей душой!
***
В темной усыпальнице пусто и тихо. В черноте ночи слабо мерцают огни факелов. Золотистое масло капает с них и гулко ударяется о каменный пол. Кажется, и они плачут вместе с ней… Азур прерывисто вздохнула и кивнула стражникам. Те зашли в усыпальницу и прикрыли за собой тяжелую дверь. Госпожа подошла к мраморному саркофагу и дотронулась до него кончиками пальцев. Быть может, не стоит этого делать? Грех тревожить покой того, кто уже не откроет глаза… Но иначе она никогда не узнает правды, не успокоит свое сердце. Сомнения станут точить ее душу, как вода точит камень, и иссушат, как летний зной тонкое деревце… Нельзя больше откладывать. Иначе каждая минута промедления будет по частям долго и мучительно съедать ее. Азур сняла со стены факел и подошла к стражникам. Взглянув на одного из них, она проговорила: — Снимите саркофаг и раскопайте землю. Стражник недоуменно взглянул на нее, словно пытался понять, не ослышался ли он? — Госпожа? Вы хотите… — Да. Вскройте могилу, — вздрогнув то ли от холода, то ли от волнения, ответила Азур. Ни слова не говоря, стражник повернулся к остальным и те, взяв кирки и лопаты, подошли к саркофагу. Азур с тревогой смотрела, как их черные тени обступили мраморные плиты и стали приподнимать основание саркофага с каменного пола. Между тем она думала о том, что, к счастью, Махидевран Султан ничего не знает об этом. Когда Азур приехала в Бурсу, Фидан-хатун сообщила ей о том, что госпожа отправилась навестить Долунай Султан несколько дней назад. Фидан была очень удивлена, что Азур уже вернулась, ведь с их с шехзаде отъезда прошел лишь месяц… Азур ответила, что пробудет здесь недолго. Голос стражника вытянул ее из раздумий: — Госпожа, мы закончили. Азур приложила ладонь к груди. Ее сердце билось так, словно было готово выпрыгнуть наружу. Сейчас она узнает правду… Азур с силой сглотнула и подошла к могиле. Заглянув в ее иссиня-черную пропасть, она побледнела: могила была пуста. Ни досок, ни белых холщовых покрывал. Внизу лишь голая черная земля. Азур задрожала и прислонилась спиной к холодной стене. Эта пустота означала лишь одно: Мустафа жив! И тот всадник, которого она видела в лесу — он. Теперь Азур ни на мгновение не сомневалась в этом. Однако где же его искать? Госпожа задумалась. В мире есть лишь один человек, который обо всем знает — Ташлыджалы Яхья-бей. Он раскроет ей оставшуюся часть этой странной и страшной загадки. С трудом оторвавшись от стены, Азур подошла к одному из стражников и произнесла: — Закопайте могилу и поставьте саркофаг на место. И никому ни звука о том, что вы сделали. — Не беспокойтесь, госпожа. Мы все исполним. На другой день Азур позвала во дворец Бехрама-агу и приказала ему отыскать Ташлыджалы, сообщив, что последний раз он появлялся в Конье. А после доставить его к ней. Бехрам пообещал, что все исполнит, и в тот же день покинул Бурсу. Азур решила дождаться Махидевран Султан, чтобы рассказать ей о том, что произошло. Но когда госпожа приехала, что-то неуловимое остановило ее, и она не смогла открыть правду. Прежде чем сообщать об этом, она должна была раскрыть тайну до конца. Да и сколько времени займут поиски? Известно лишь одному Всевышнему. Азур не хотелось надрывать и без того истерзанное сердце матери шехзаде и тешить ее пока еще напрасной надеждой… Она недолго побыла в Бурсе и вскоре двинулась в обратный путь, в поместье отца. По дороге ее догнал всадник в темном плаще — посланник Бехрама-аги. В письме, которое он привез, Бехрам сообщал о том, что исполнил ее просьбу. Из послания Азур узнала, что далеко искать было и не нужно: Яхья-бей все это время находился в Конье. Узнав об этом, Азур разозлилась на себя, что провела столько времени в Бурсе, хотя давно могла бы поговорить с Ташлыджалы и выяснить, где Мустафа. Но уже ничего не поделать. Время упущено, однако все еще можно исправить и узнать о судьбе шехзаде. Стремясь скорее попасть в поместье отца, Азур приказала кучеру гнать, что есть мочи, и вскоре достигла желаемой цели.***
Яхья-бей шел по дороге, ведущей за город. Поправив капюшон шерстяного плаща, он недовольно взглянул на двух стражников, шедших за его спиной… Для чего госпожа желает говорить с ним? Однако не это было основной причиной беспокойства. Он должен был как-то объяснить свое присутствие здесь, но пока ничего не придумал. Но все-таки… Если она хотела только поговорить, зачем нужно было посылать за ним стражу? Или Азур Султан разгневалась? Ведь он не сказал ей, что не вернулся на родину. В раздумьях Яхья-бей не заметил, как оказался перед огромными воротами. Один из стражников, стоявших за ним, постучал в них, и ворота открылись с ужасающим грохотом. Навстречу Ташлыджалы вышел ага в красной чалме и проговорил: — Проходите, Яхья-бей. Госпожа ожидает вас в саду, в беседке. Ташлыджалы недоверчиво взглянул на него и, сняв капюшон, прошел внутрь дворика. Миновав отцветшие кусты роз и пройдя мимо плодовых деревьев, усыпавших золотистыми листьями тонкую дорожку, ведущую в сад, Ташлыджалы очутился возле большой деревянной беседки с красным балдахином. В беседке сидела Азур. Увидев Яхью-бея, она встала с места и поманила его рукой: — Здравствуй, Ташлыджалы. Он подошел к ней и поклонился: — Госпожа. Азур приветливо улыбнулась ему и спросила: — Говорят, ты быстро вернулся с родины? — Я не уезжал, госпожа. Меня задержали дела. Азур нахмурилась и подошла к нему ближе. Ташлыджалы признался в том, что не уезжал — неплохой знак. По крайней мере, он не стал ей лгать. — Какие же дела? — продолжила выспрашивать Азур. — Личные, госпожа, — ответил Яхья-бей и потупился. — Ташлыджалы, я кое-что хотела узнать у тебя. Для меня это очень важно… Я прошу тебя ответить честно. Помолчав, Азур с мольбой взглянула на него и проговорила: — Скажи мне, что случилось в военном лагере год назад? Где сейчас Мустафа? Ташлыджалы изумленно посмотрел на нее: — Госпожа, но вы же знаете, как все было. Да и… шехзаде ведь мертв. Почему вы спрашиваете меня об этом? — Недавно кое-что произошло, — терпеливо продолжила Азур. — Когда я ехала к отцу из Бурсы, на мою карету напали разбойники. Меня едва не убили. Но спасение подоспело внезапно… а после так же внезапно исчезло. Когда я была на волосок от смерти, появилось несколько всадников с закрытыми лицами. У одного из них был шрам под глазом… Такой же, как у Мустафы. — Вам показалось, — возразил Ташлыджалы. — И я подумала о том же. Тогда я решила вскрыть могилу в усыпальнице. — Вы вскрыли могилу?! — изумился Яхья-бей. — Я знаю, что это неправильно, но я бы не смогла жить в вечных сомнениях. Могила была пуста. Это значит только одно: Мустафа жив, и его я видела тогда в лесу при нападении. Ташлыджалы, ты все знаешь об этом. Умоляю, открой мне правду! Где он? Ташлыджалы нахмурился. Разумеется, он все знал. И помнил каждую минуту того нападения. Как и то, что привез год назад в Бурсу пустой гроб… — Яхья-бей! Азур приблизилась к нему и крепко схватила за руку. Ее глаза наполнились слезами. Они молили, ждали, жадно ловили малейшее движение его бровей и губ. Ташлыджалы мельком посмотрел в глаза госпожи и снова потупился. — Обещайте мне молчать о том, что увидите, — наконец ответил он. — Обещаю! Я обещаю тебе! — воскликнула Азур. Слезы в ее глазах мгновенно высохли, в них зажглась искорка надежды. — Велите приготовить карету. Путь неблизкий. …Впервые за много дней в небе засияло не по-осеннему яркое солнце. Его золотистые лучи обогревали землю, даря ей свое последнее тепло. Но Азур не замечала ни солнца, ни тепла, ни чистого неба. Ее сердце бешено стучало от волнения. Он жив! Жив! О Всевышний, какое счастье! Какое великое чудо! И скоро она увидит его! Слезы радости градом катились по лицу Азур. Она не могла усидеть на месте и часто выглядывала в окна кареты. Впереди густой стеной стоял лес. Карета заехала в чащу и стала двигаться по едва заметной тропе. Напротив Азур сидел Ташлыджалы и с тоской смотрел в окно. Двойственные чувства владели им. С одной стороны он был рад, что впервые за долгое время Азур улыбалась. Он подарил ей избавление от мук, вернул смысл жизни. И в то же время его одолевали угрызения совести. Он обещал никому не говорить о том месте, где находится шехзаде, и о том, что он жив. Но как он мог позволить страдать Азур? Мучить ее подозрениями и отказом говорить правду — гораздо более серьезный проступок, чем раскрытие этой тайны. Наконец, карета медленно остановилась на открытой местности. Азур вопросительно взглянула на Ташлыджалы. Он кивнул ей, указав на дверцы кареты: — Мы приехали, госпожа. Вы можете выйти. Азур торопливо отбросила полупрозрачный кружевной занавес, распахнула дверцы и вышла наружу. Впереди нее, в нескольких шагах, стоял большой бревенчатый дом, огороженный забором из прутьев. Возле дома росло множество деревьев, а неподалеку от них стоял каменный колодец. Дверь дома медленно отворилась, и у Азур подогнулись ноги: на пороге стоял человек с карими глазами и тонким станом. Человек, которого она любила всем сердцем. Тот, о ком не забывала ни на миг. Тот, с кем она хотела воссоединиться, и тот, кто часто являлся к ней во снах — шехзаде Мустафа.