Сладкие сны Вилли Вонки

      Первая ночь. Я съедаю первую свою мечту. Шоколад тает во рту и на губах. Чувствую, как по телу разливается приятная нега. Сижу на полу перед зажженным камином и смотрю на огонь. Белоснежный ковёр такой мягкий, я глажу по нему рукой и реальность начинает ускользать. Что придумали мои милые друзья умпа-лумпы? Мне страшно, но в тоже время я хочу погрузиться в то, о чем мечтал и на что не смог решиться. Мне хочется удавиться из-за той холодности, которую я проявил в отношении тебя, мой мальчик. Со мной ничего не случится, ведь это всего лишь конфета…       Мои веки тяжелеют с каждой секундой. Наступает темнота. Вдруг моё сознание прорезала вспышка света. Бегу на неё, как мотылёк на пламя. Сгораю от любопытства, умираю от предвкушения встречи. Умпа-лумпы меня предупреждали, что нельзя забывать, что это всё нереально, а иначе я останусь здесь навсегда. На самом же деле я умру в реальности. Сердце перестанет биться, и сон превратится в смерть. Правда, для этого нужно съесть пять конфет, а у меня только одна.       Передо мной крыша фабрики, мой стеклянный лифт ждёт своего хозяина для новых приключений. В тишине обыкновенного летнего утра раздаётся трель мобильного телефона. Я отвлекаюсь от мыслей и беру трубку.       — Мистер Вонка, — радостный голос Чарли взрывает реальность, — я взял всё для пикника. Мы полетим в тот заповедник, что в Тоскане?       — Конечно в тот, — отвечаю я и мне кажется, что мой разум взорвался от непередаваемой радости. Мой мальчик жив, жив! Он снова со мной, и моё сердце выпрыгивает из груди. Хочется орать на весь мир, что моя мечта осуществилась.       — Тогда я собрал всё что надо для пикника и скоро поднимусь к Вам.       — О! Конечно, конечно, я жду тебя, мой мальчик.       Телефон замолчал, и я сунул его в карман своих идеальных чёрных брюк. Теперь я вспомнил этот день. Это тот самый день, когда я отказал ему. Глупец! Тварь дрожащая! Да что там… Не откажи я ему тогда, не оттолкнул бы, и всё-всё было бы иначе. Мне дали этот шанс. Пусть это только мой сон, моя греза и мой полночный бред, но я не имею права испортить всё на этот ненастоящий раз. Мой Чарли, мой звёздный свет, ты снова со мной.       Стройный парень вышел на крышу из другого лифта. Их у нас несколько на фабрике, но мой уникален: летает и перемещается куда угодно, работает по моему желанию. Умпа-лумпы — гениальные волшебники, их ресурсы безграничны, и они живут очень долго. Сейчас Чарли на вид лет семнадцать, но на самом деле ещё не исполнилось. Именно в этом возрасте он и признался в своих чувствах ко мне. Бакет ниже меня ростом, ещё не имеет статной фигуры и шикарного силуэта, но по-своему обаятелен и привлекателен для меня. Именно в этом возрасте из-за его миловидной хрупкости я и не смог ответить ему взаимностью. Считал себя недостойным такого подарка судьбы. В руках у парня корзинка для пикника, подмышкой клетчатый плед, а на голове привычный беспорядок из тёмных волос. Он одет в серые бриджи на подтяжках, белые носочки и коричневые летние туфли, светлая рубашка и галстук-бабочка делают из него ожившую сексуальную фантазию. Именно во время нашего пикника в Тоскане он первым проявит инициативу. От переживаний мои ладони взмокли в латексных перчатках, и я рад, что это невозможно заметить.       — Ну что, полетели? Я так хочу побывать там, а то мы уже раза два отказывались от пикника из-за нахлынувших новых идей.       — Да-да, несомненно, мой мальчик. Прости меня, я так много работаю всё это время, но нужно и развлекаться. Полетели навстречу приключениям! — и мы зашли в прозрачную кабину, которая изнутри больше, чем снаружи. В ней помещается небольшой диван, на который мы с удовольствием сели. Перелёт длится всего пять-десять минут. Я нажал нужную комбинацию клавиш, и мы вошли в подпространство, в котором перемещения происходят совсем по другим законам, не имеющим ничего общего со скучными законами физики. За стенками лифта понеслись города, леса и поля, а также горные вершины. Ни один человек не сможет построить что-либо подобное, кроме меня и волшебного народа. Гремучий коктейль из науки с магией не подвластен разуму. Как часто я пользовался этой вещью вместе с Чарли — не перечесть. Но только сегодня мы сидим близко-близко, и я ловлю каждую секунду времени, проведённого с ним, стараясь запомнить каждый жест, каждую улыбку, каждый волосок на его голове и конечно же его глаза. Горящий взгляд шаловливого котёнка-исследователя. Они вечно смотрят на этот бренный мир так открыто и так неповторимо. По-ЧАРЛЬЗСКИ, вот как они смотрят. Теперь я понял, как это называется, ибо больше ни у кого в мире нет такого широко распахнутого взгляда и нет такого смущённого румянца, когда он что-то пытается рассказать важное или извиниться за свою несдержанность, а иногда и дерзость в отношении меня, как наставника.       Тут лифт дёрнулся и остановился посреди невероятного леса. Мы где-то на Тосканских просторах. Первозданная природа окутывает нас со всех сторон. Заповедник охраняется, здесь стараются не вмешиваться в природную среду. Ультразвуковые волны, что исходят от моего лифта, отпугивают лесных обитателей и насекомых подальше от нас. Здесь совершенно безопасно и нет надоедливых посторонних глаз. К тому же я выбирал именно тот заповедник, где не проводят выездные экскурсии и не топчутся табуном овец глупые туристы. Чарли радостно схватил клетчатое покрывало с корзинкой и поспешил на выход. Я степенно последовал за ним, опираясь на свою неизменную трость. Зачем она мне? Да я и сам не знаю, но вот привык к ней за годы моей жизни. На пикнике мы были всего лишь два раза за эти шесть-семь лет. Один раз настояла мама Чарли. Она очень любила пикники и семейные праздники, поэтому мы поехали всей их большой семьёй за город в осенний лес и там пробыли почти до темноты. Это был очень хороший день, мы много гуляли и смеялись. У Чарли хорошая семья. По крайней мере, была раньше. Что примечательно, там были ещё и старики. Они грелись на последнем ярком солнышке сентября. Чарли в жёлтых сапожках и таком же плаще смотрелся маленьким цыплёнком, и я помню, как бегал за ним, и мы играли в прятки. Мы были лучшими друзьями на этой грешной планете, и нам казалось, что так будет всегда. Второй раз мы отправились в Мозамбик — там у нас был пикник среди племени африканцев, очень забавно было у них. Помню, там меня посетила идея создать корову, дающую шоколадное молоко. Чарли тогда научили стрелять из настоящего лука и танцевать африканский танец. Он был так счастлив, что его улыбка могла бы затмить солнце. Теперь он совсем взрослый, мой юный Чарли Бакет, сам подготовил для меня нечто романтичное и прекрасное. Как так вышло то, что я стал объектом его любви? Он готов к тому, чтобы признаться в своих чувствах ко мне, и я обязан принять его, ведь это последний шанс.       Всё готово, мы расположились под раскидистым клёном на изумрудной траве, очень уютно и красиво здесь. Где-то вдалеке поют соловьи или какие-то другие птички, но мне особо это и не важно. Кажется, мгновение настолько волшебное, что его хочется сфотографировать и вклеить в альбом. Почему я не могу вспомнить всего этого? В прошлом как будто и не было этого, или я, напыщенный осёл, просто не видел всей этой красоты в те дни. В реальности в тот день у меня не было идей для создания сладости и не хотелось ничего делать. Мы просто отправились в Тоскану для вдохновения. Кто же мог знать, что нет никакой случайности в жизни, а есть только стечение обстоятельств, ведущих нас к чему-то очень важному.       Чарли разложил сэндвичи с тунцом, ветчиной и сыром, достал бутылку хорошего вина. Я ему уже позволяю иногда немного выпить, прививая культуру правильного употребления этого напитка. Что-то крепче я не люблю, вернее сказать, не любил до… до его смерти. Моё сознание уже отвергает тот факт, что всё это сон. Хочется верить, что это настоящее, и Чарли жив.       — Мистер Вонка, — он до сих пор называет меня так, хоть мы с ним и очень близки. Детская привычка и уважение не даёт ему обращаться ко мне иначе, — я должен Вам кое-что сказать, — он запнулся и посмотрел мне в глаза.       — Надеюсь, этот что-то важное, мой мальчик, — я стараюсь вести себя непринуждённо, встаю с покрывала и смотрю на нежно-зеленую листву дерева, как-будто она более важна сейчас, чем то, что я должен услышать. Он тоже встаёт и подходит ближе ко мне.       — Да, это важно, пожалуйста выслушайте меня. Я знаю, что, возможно, это всё покажется Вам дерзкой выходкой, но прошу, не перебивайте меня, — его голос был так напряжён, что, казалось, порвётся струной.       — Хорошо, я выслушаю всё, что ты мне сейчас скажешь, мой ученик и мой наследник. Ты — моя гордость, Чарли, я не могу по-другому относиться к тебе.       Парень замирает и смотрит на меня снизу вверх. Скоро это изменится, совсем скоро. Его взгляд оленёнка в свете фар вызывает умиление. А через мгновение его губы впиваются в мои, и я, к своему стыду, чуть ли не плачу. Мой сладкий грех целует меня так, как ещё никто и никогда этого не делал. И от этого я, старый кретин, отказался в тот день! Но теперь я учёный и всё знаю, впиваюсь в губы Чарли, отвечаю ему. Его юркий язычок скользнул в мой рот и двигается в нем. Он стоит сейчас на цыпочках, как это делают часто девушки с высокими парнями-эгоистами, которым трудно нагнуться. Но мне не трудно. Я наклоняюсь к нему, обнимаю нежно и страстно, притягиваю Чарли к себе. У меня катастрофически мало опыта, настоящие отношения у меня были когда-то давно. В прошлой жизни. До того, как знаменитого кондитера обокрал любимый человек и, получив огромный куш, уехал в Америку. Потом было вообще ни до кого и ни до чего, а потом случилась встреча с волшебным народом. Больше я не думал о любви как таковой до сегодняшнего дня.       Мне казалось, наш поцелуй длился вечность, его губы всё терзали мои и были такими настойчивыми. Нам уже не хватало воздуха, а вспомнить о том, что кроме рта есть ещё и нос, обоим было не суждено. Он оторвался первый и внимательно посмотрел на меня, наверно, думал, что я отпряну от него, как от прокаженного, и сбегу в неведомые дали на своём лифте. Что я и сделал в тот раз.       Я бросил его одного посреди дикого леса и носился на своём дурацком лифте почти до ночи. Проклятый трус! Дикарь, боящийся любви и полюбивший до самого края. Он сидел тогда под деревом, глаза были краснымт, с лопнувшими капиллярами, волосы на голове в полном беспорядке, а вместо улыбки его лицо выражало такую печаль, что я едва сдержался, чтобы не попросить прощения. Но я не попросил, более того, отчитал за дерзость и в наказание отправил к умпа-лумпам давить сок из зелёных гусениц.       Нет, мой дорогой мальчик, я не сделаю тебе больно, не в этот раз. Прости меня, слепого глупца. Теперь всё будет хорошо, обязательно будет. Я шагаю к тебе навстречу. Всего один шаг и теперь целую тебя, как должен был в тот злополучный день.       Его руки обвивают меня, снимают цилиндр и зарываются в каштановые волосы с небольшим количеством серебристых ниточек. Их ещё совсем немного, и я украдкой выдергиваю их пинцетом. Теперь их так много, что я, наверное, стал бы лысым вовсе, если бы продолжил выдергивать. Я мог бы их красить, но мне не для кого, а умпа-лумпам всё равно, как я выгляжу.       Мой сладкий сон продолжается, Чарли расстёгивает на мне рубашку и ловко освобождает меня от летнего пиджака без подкладки. Одежда летит с меня, как листва с осеннего дерева, а мой член уже вызывает дискомфорт. Я так давно не чувствовал подобного. В последний раз это было слишком давно. Конечно же, я не бесполый, но вот не тянуло, а без любви с проститутками — слишком унизительно. Когда-то я изобрёл специальное драже для того, чтобы моё либидо не мешало мне жить. К счастью, я вовремя бросил их есть, а иначе мог стать импотентом, спасибо моему умпа-лумпу доктору. При осмотре он заметил опасные изменения в моём организме. Сейчас со мной все в порядке, и возбуждение растёт со страшной силой. Думал ли я о Чарли в сексуальном плане? Конечно же нет, он мой друг и мой ученик. Но вот сейчас, в эту минуту я желаю его.       — Что же мы делаем? — бессвязно шепчу я куда-то в его макушку, когда он наклоняется к моей груди и нежно целует, кусает и лижет, вырисовывая узоры своим языком.       Чарли отрывается от своего интересного занятия и, глядя на меня, заявляет.       — Занимаемся любовью, мистер Вонка, — и добавляет при этом, — сэр.       Голова идёт кругом. Этот невыносимый проныра ещё полностью одет, а на мне остались только чёрные трусы с растекающемся пятном пред семени, спущенные брюки, чёрные туфли и перчатки. Пора взять инициативу в свои руки.       Я опускаю его на плед, здесь тепло, снимаю перчатки и остатки одежды, затем быстро стаскивают с Чарли его одежду. Теперь мы на равных. Парень немного краснеет. Все-таки он ещё не готов к такому повороту. Но я то знаю, что и к чему. Поэтому действую быстро. Сдернув с него последнюю преграду в виде трусов, раздвигаю его длинные и стройные ноги. Чарли прикрывает глаза. Как же он красив. Я и подумать не мог, что он так прекрасен. Выцеловываю каждый сантиметр его бархатистой кожи, прикусываю крошечную горошинку соска. Он стонет в ответ, так по-настоящему и честно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Перед глазами пелена возбуждения, мной уже овладел предательский жар похоти. Я падаю в самый низ и обхватываю губами его небольшой, совсем ещё юношеский член. Он пахнет чистым телом и мылом. Мой Чарли такой чистюля, я готов его облизывать и вылизывать без устали, но мой желанный любовник слишком неопытен в этих вопросах и происходит то, что и должно произойти. С громким стоном и безуспешной попыткой отстранить меня от сладкого занятия, Чарли кончает. Его семя сладкими струйками улетает в моё горло. Мне не противно, более того, так сладко, что понимаю, как горячая волна удовольствия накрыла меня самого. Перед глазами стоит образ полностью удовлетворенного парня в момент его первого взрослого оргазма, и этого добился я. Между ног мокро от неожиданной разрядки, а в голове совершенно пусто. Я падаю рядом с Чарли на плед и понимаю, насколько промахнулся тогда и в чем отказал и отказывал нам обоим. По моим щекам катятся невыплаканные слезы. Мой мальчик не видит этого, он отключился от переизбытка новых чувств и ощущений. По-видимому Чарли не знал до конца, чего хочет. Он испугался говорить со мной и от этого перешёл к действию. Я и сам почти отключился. А это возможно во сне? Наверное, возможно. Это моё желание, а я желал всем сердцем всё изменить для нас и узнать, что было бы если.       Потом я бужу моего мальчика, он сонный и взъерошенный, как воробушек. Мы сидим рядом, обнажённые, и улыбаемся друг другу. Я обнимаю его и боюсь отпустить. Мне страшно, что он — мой сон, что завтра, проснувшись утром в пустой постели и проживая опять бессмысленно дни, не смогу дышать без него, и сердце остановится просто от одной мысли, что мой Чарли никогда уже не будет счастлив.       — М… мистер Вонка, Вилли, простите меня, я так долго мечтал о Вас.       — Полно тебе Чарли, давай на ты.       — Хорошо, Вилли.       — Мне не за что тебя прощать. Я рад, что не оттолкнул тебя. Знаю, что ты искренен в своём порыве. Если бы я оттолкнул, то причинил бы этим тебе боль, а я не этого не хочу.       — Ведь я хотел не этого, а больше, — Чарли опускает смущённо глаза.       — У нас ещё будет время, мой дорогой Чарли. А теперь давай одеваться, я ещё хочу поужинать здесь и выпить это превосходное вино, что ты взял сегодня.       — Не сердитесь? Честно?       — Честно. И давай на ты, мы же уже договорились.       — Ой! Это случайно, я ещё не привык.       А потом я развлекал Чарли. Мы перелетели в другую часть Тосканы, к воде, и наняли моторную лодку. Катались по морю, ловя солёные брызги, пили вино и смотрели на просторы заповедных зон с высоты полёта лифта, зависали над деревьями и много целовались. У меня возникло чувство, что я ещё никогда не целовался так, как будто хотел напиться воды, но не мог.       Всё хорошее когда-нибудь должно закончиться, и этот прекрасный день тоже подошёл к концу. Мы вернулись на крышу моей огромной шоколадной фабрики, и Чарли ушёл домой. Я же стоял у самого края, понимая, что моё время здесь истекло.