Проще, чем кажется

      Осторожный стук по дверному косяку. Доён оторвал взгляд от пятнадцатой страницы документа, который нужно было исправить. Вообще-то, можно было бы оставить и до завтра. Но ему хотелось закончить именно сегодня.       – Хён, ты занят?       Из-за слишком яркой настольной лампы Доён не смог перефокусировать зрение и понять, кто стучался к нему в кабинет. Однако этот голос он узнавал инстинктивно.       Тело подключилось сразу же: сердце забилось быстрее, в неровном ритме, где-то рядом с горлом. Ладони вспотели, и пришлось убрать их подальше от важных бумаг. Доён попытался сглотнуть, но у него пересохло во рту. Плечи сразу же ссутулились.       – Да, господин Ким, я сейчас занят.       Доён не видел его из-за полосы света от настольной лампы. Он видел только высокий, очень тонкий силуэт. Мог угадать, что через руку переброшено пальто, а голова склонена чуть на бок, в сторону правого плеча. Почему-то мог выхватить через поток света носы матовых туфель.       – Извините, пожалуйста.       Он зачем-то поклонился. И извинился тоже непонятно зачем. За что было просить прощения? Что хочет поработать получше и подольше? Это же в интересах компании. За это извиняться не стоило. Наоборот, его обычно за это хвалили на летучках и общих собраниях. Пару раз его усердие, если верить Тэёну, обсуждалось в высших кругах, на директорских собраниях. Он был ответственным, честным работником. Ему надо отучаться испытывать ненужное чувство вины.       – Но… – голос звучал неуверенно, сразу же оборвался, как будто от растерянности. – Разве тебе не нужно идти домой? Разве… разве тебя не ждут, хён?       – Ничего страшного, господин Ким. Сначала закончу работу, а потом смогу отдохнуть, – ответил он вслепую; он просто поднял голову достаточно высоко, ориентировочно, чтобы смотреть в глаза собеседнику, хотя он его всё равно не видел. – Спасибо.       – За что спасибо, хён? – в голосе проскользнула грустно-смущённая улыбка. Доён моргнул.       – За беспокойство. Я знаю, что вы беспокоитесь о благополучии всех ваших сотрудников.       Он улыбнулся слегка, чтобы не показаться слишком сухим. Но в воздухе всё равно повисла пауза.       – Ладно, хён. Если вдруг… если вдруг передумаешь, напиши мне, ладно? Я буду ужинать в ресторане, в том, который на углу. Ладно, хён?       – Спасибо за приглашение, господин Ким, – Доён сделал глубокий кивок, всё так же слепо.       – Я Чону, хён, – голос хихикнул непривычно коротко и сразу же стих.       – Я помню, господин Ким. Приятного вам вечера, – сказал Доён прежним тоном, почти не шевеля губами.       В погружённом в тишину отделе звуки удаляющихся шагов были слышны даже слишком отчётливо.       Проблема началась почти год тому назад.       Доён зашивался с дедлайнами, был готов лезть на стену из-за того, что сорок пять тысяч дел никак не убывали. Он постоянно висел на телефоне или отвечал на сообщения в рабочем чате – даже по дороге на работу. Он засиживался в офисе допоздна. Он пил больше кофе, но кофеин, видимо, уже бегал по венам вместе с кровью, и потому не срабатывал.       И вот однажды, когда он в кои-то веки добрался до работы без пробок, Тэён сказал ему по секрету:       – Кто-то из директорских детей надумал проходить практику в нашем офисе. Говорят, что интерна закрепят за тобой.       Доён оторопел и чуть не выронил большой стакан горячего американо.       – За мной?! Какого чёрта?! Я же и так живу в офисе, меня дома вообще не бывает!       Тэён пожал плечами.       – Это то, что я случайно услышал вчера на собрании. Обсуждали планы на будущую неделю и сказали, что на стажировку направят интернов. Погоди нервничать. Может, это будет какой-нибудь лоботряс, которому нужна только галочка в университетской бумажке, и всё. Вдруг он настолько ленивый, что вообще здесь не покажется.       – Хотелось бы надеяться, хён, – Доён сделал глоток из своего стакана и обжёгся. – Мне сейчас вообще не до студентов, родившихся с серебряной ложкой во рту и думающих, что им везде открыты двери.       Тэён похлопал его по плечу, улыбаясь сочувственно уголком рта. А потом телефон в кармане его брюк недвусмысленно зажужжал, и Тэён пулей бросился в сторону лифта. Доён посмотрел ему вслед, как Тэёна чуть не защемило между закрывающихся дверей, и подумал, что быть личным секретарём заместителя главного директора ещё хуже, чем сидеть в офисе с восьми до восьми.       В следующий же понедельник Доёна вызвали в кабинет одного из главных директоров, господина Кима. Доёна душило дурное предчувствие, но он собрал всю волю в кулак, чтобы не выдать свои эмоции сразу же. В конце концов, Тэён мог оказаться прав, и интерну будет совсем не интересна офисная работа. От Доёна потребуется только лишь произвести приятное первое впечатление, и всё.       Доён поклонился господину Киму, а также молодому человеку, явно всё ещё студенту, стоявшему рядом с директорским креслом. У Доёна в голове щёлкнуло понимание: это сын господина Кима, господин Ким-младший, и это и есть тот самый интерн. Господин Ким-младший держался скромно. Он молчал, пока говорил отец. Он стоял в строгой, чуть напряжённой позе, и как будто избегал смотреть Доёну в лицо, хотя Доён улыбался своей самой вежливой улыбкой. Руки господина Кима-младшего были сцеплены в замок под животом, а чуть выше висела личная карточка-пропуск. Доёну показалось, что на фотографии тот выглядел совсем юным, казался смешным и немного несуразным.       Удача оказалась не на стороне Доёна: господин Ким-старший настоятельно просил Доёна сделать так, чтобы стажировка его сына прошла «с максимальной пользой». Он попросил Доёна «гонять этого юнца в хвост и в гриву», и Доён на эти слова смог лишь улыбнуться напряжённо. Ему совсем не хотелось заниматься воспитанием взрослого парня, у которого уже давным-давно в жизни было всё, к чему Доён шёл годами.       – Я прошу именно вас быть его наставником, господин Ким, потому что я вам доверяю. Я знаю, что вы сделаете из него толк. Чону тоже готов работать усердно, правда, Чону? – господин Ким-старший развернулся в кресле, чтобы посмотреть на сына. Тот покивал как-то грустно.       Они начали работать в тот же день. Поскольку Доён был немногим старше Чону, он сразу же разрешил называть себя просто «Доён-хён». К тому же, ему не хотелось слышать «господин Ким» рядом с более весомым господином Кимом.       Вопреки предсказаниям Тэёна, Чону оказался совсем не типичным представителем «золотой молодёжи». Он приходил на работу всегда вовремя и вроде как ездил на метро, а не на машине с водителем. Он кланялся другим служащим с большим уважением, словно он вовсе не был единственным сыном одного из главных директоров, а значит, будущим претендентом на пост отца. Доён испытал некое облегчение, когда понял, что ему не придётся натягивать улыбку перед недостойным человеком. Хотя у Чону всё-таки были свои недостатки: он очень старался учиться, но у него многое пока ещё не получалось. Он часто суетился бестолково, что-то ронял и бегал туда-сюда из отдела в отдел, потому что что-то забывал. Доён как-то слышал, что господин Ким-старший вздохнул, что, дескать, к выпускному курсу университета сын стал совсем рассеянным. Чону на это лишь пожал плечами виновато, но отец одобрительно прищипнул его за щёку.       Многие вещи Чону понимал только со второго раза. Не то чтобы это было ужасно – но у Доёна иногда не было времени объяснять одно и то же по несколько раз. Он старался не сердиться на Чону, напоминая себе, что все люди учатся по-разному. В конце концов, Чону был приятным человеком. И очень старательным. Тэён говорил, что Чону хороший парень, просто пока ещё немного бестолковый, как щенок. Доён подумал, что лучшего сравнения было не подобрать.       – Скажи спасибо, что тебе не приходится подтирать за ним лужи, – улыбнулся Тэён поверх своей чашки.       – Как сказать, – покачал головой Доён, вспоминая события того же утра. – Он доработал документ и принёс его на проверку. Я показал ему места, которые нужно было исправить, даже обвёл карандашом. А он опять наделал ошибок. Пришлось раза три переделывать. Последняя версия была уже моя.       – Салага, – Тэён улыбнулся шире. – Мы с тобой тоже когда-то были такие же.       Ну конечно, они были ничуть не лучше в своё время. Но теперь казалось, что начало их карьеры было лет сто назад, а сейчас они превратились в умудрённых опытом старожил компании, стоявших у самого её основания. Хоть на самом деле это было совсем не так, Доён чувствовал, что время в офисе бежит слишком быстро, словно год за три. Или даже больше.       Именно по этой причине он потерял счёт времени и не мог припомнить, когда именно всё поменялось.       Чону привык к Доёну довольно быстро. Чону вёл себя рядом с ним как милый младший брат, который очень старался перенять опыт старшего. Но Доён не страдал манией быть чьим-либо сонбэ. Ему было хорошо и одному. Одному в своём вечно душном кабинете, с горой бумаг и не смолкающим телефоном. Ему просто хотелось делать свою работу. И раз уж так получилось, то ещё и выполнить поручение господина Кима-старшего.       Доён не разговаривал с Чону на личные темы. Он водил его ужинать только тогда, когда Чону был вынужден задержаться в офисе по его вине. Доён даже не спрашивал у Чону, как у него дела. Ему было неинтересно, а ложное впечатление производить не хотелось. Он лишь отвечал на вопросы Чону, когда тот снова спрашивал какую-то ерунду, вроде любимой книги или фильма. Доён отвечал коротко и сухо, не всегда правдиво. У него не было времени на болтовню. И к тому же, у него в голове был свой ворох нескончаемых проблем, чтобы вспоминать, что ему нравится, а что нет.       Однажды Доёна послали в командировку – разумеется, Чону увязался хвостиком, хотя Доёну казалось, что его присутствие было совсем необязательно. Их и без того было слишком много: господин Чон как представитель начальства, Доён как ответственный главный служащий своего отдела, Тэён как личный секретарь господина Чона и Чону, без какой-либо конкретной цели. Доёна больше всего разозлил тот факт, что Чону подселили к нему в номер. Якобы за ним нужен присмотр, хотя Чону был взрослым, самостоятельным парнем и мог позаботиться о себе сам. Тэён сказал Доёну, что если вдруг окажется, что Чону храпит, как паровоз, то он может переночевать у него в номере. Доён порадовался, что в той командировке у него была хоть какая-то «дружественная сторона».       Господин Чон всегда был немногословен и всегда позволял в командировках делать всё, что захочется, если это происходило не в рабочее время. Поэтому по вечерам Доён и Тэён планировали ходить в местные бары и «снимать пробу» с крепких алкогольных напитков. Чону попытался напроситься с ними, но Доён мягко, но чётко дал понять, что идти с ними не нужно.       – Я достаточно взрослый, хён. Я могу пить с вами.       Тэён посмотрел на Доёна с сожалением. Доён вздохнул тяжело, думая, как бы отшить Чону так, чтобы он всё понял, но обиделся не слишком сильно.       – Чону, послушай. Тэён-хён и я хотим прогуляться одни.       Чону моргнул растерянно. У Доёна сразу же мерзко заскребло на душе.       – Извини.       – Нет, это вы извините… Хорошего вам вечера, – Чону зачем-то поклонился и вышел из номера.       В итоге Доёна и Тэёна хватило только на два бара в первый вечер командировки. Тэён перебрал с водкой, и Доён быстро понял, что пора им возвращаться восвояси. Они добрели до отеля пешком и всю дорогу молчали, каждый в своих мыслях. Когда нужно было расходиться по своим номерам, Тэён напомнил Доёну, что его предложение всё ещё в силе. Доён кивнул и пошёл к себе.       – Как погуляли?       Доён не сразу заметил, что Чону сидит перед телевизором на полу и смотрит какое-то дурацкое молодёжное шоу. Он был босой, в тонкой пижаме. У Доёна что-то подвисло в голове. Он не сразу сообразил, что если они будут жить в одном номере несколько дней, то это значит, что он увидит Чону в совсем неформальной одежде.       – Нормально, – ответил он своим обычным бесцветным голосом. Чону похлопал по дивану позади себя:       – Посидишь со мной немного, хён? Я знаю, ты не должен… но… пожалуйста?       Последнее слово было сказано нараспев, высоковатым голосом. Настолько сладким, что Доёну почудилось, что на зубах сейчас захрустит сахар. Но ему почему-то понравилось. Он получил от этого короткого «пожалуйста» какое-то извращённое удовольствие.       Наверное, ему стоило бы отдыхать чуть больше.       Он молча сел на диван. Уставшее от дороги и походов по барам тело сразу же растеклось по подушкам. Чону подполз ближе и положил голову Доёну на бедро.       Доён напрягся. В рамках своих сугубо рабочих отношений они никогда не проявляли друг к другу никакой ласковости. Разве что, Чону постоянно вёл себя как большой ребёнок, если только дедлайн не прихватывал его за горло. Его эгьё нравилось всем сотрудницам их отдела, и даже Тэён смотрел на него пристально, когда Чону начинал кривляться перед ним по-детски. В глубине души Доён считал подобное поведение для сына директора неприемлемым, но, похоже, кроме него никто так больше не думал. Все отзывались о Чону как об обаятельном и отзывчивом парнишке, очень лёгким в общении.       Глядя на макушку Чону, выкрашенную в близкий к натуральному цвет, Доён думал о том, что за эти два месяца, – или сколько там прошло? Доён не считал, – он так и не узнал Чону как человека. Как работника – да, наверное. Но с другой стороны, Доён и не пытался. Ему было неинтересно, искренне неинтересно. И на это совсем не было времени. Доён буквально задыхался под давлением новых проектов договоров, звонков партнёров и всего остального. Неужели же у него было время на то, чтобы заглядывать в душу парнишке, из-за которого у него стало ещё больше дел?       Передача была совсем дурацкая. Доён никак не мог понять, о чём она вообще, поэтому просто смотрел картинки. Тело приятно гудело после выпитого. Ему не хотелось думать ни о чём. Он уже начал дремать, когда вдруг почувствовал, что вокруг правой голени как будто что-то стягивается. Он чуть встрепенулся, просыпаясь, и понял, что Чону пытается незаметно обнять его в темноте.       Ему стало не по себе. Он не понял, почему именно, но в груди похолодело. Сделав вид, что ему срочно нужно выйти в туалет, он мягко выскользнул из-под головы и из рук Чону и заперся в ванной на замок.       Он посмотрел на себя в зеркало. Ну и что этому мальчишке от него надо? В нём же нет ничего особенного. Он не такой внушительный и аристократичный, как господин Чон, с которого, кстати, Чону и стоило бы брать пример в плане карьерного роста и амбиций. Он даже не был таким приятным в общении, как Тэён. Он был просто задолбавшимся, перенапряжённым мужиком, кроме работы ничего в своей жизни не видевшим. Какие ещё глупости взбрели Чону в голову? Доён, наверное, не хотел знать. Ради своего же спокойствия.       Когда он потихоньку вышел из ванной, телевизор больше не работал, а Чону лежал у себя в кровати, с головой под одеялом. Решив всё-таки воспользоваться предложением Тэёна на всякий случай, Доён прихватил свою пижаму и бесшумно прокрался в коридор. Он очень удивился, когда увидел, что дверь в номер Тэёна приоткрыта. Потом он испугался, что Тэён, перебрав, не закрыл дверь и что его, возможно, уже обчистили. Но в номере явно горел ночник – значит, Тэён не спал. Доён, снова стараясь не шуметь на всякий случай, заглянул внутрь и остолбенел.       В спущенной с плеч рубашке Тэён сидел на коленях у господина Чона. Одна рука господина Чона притягивала Тэёна вниз для жадного, громкого поцелуя, а вторая поднималась по его обнажённому бедру и уже забиралась за край боксеров в направлении ягодицы. Тэён держал лицо господина Чона в обеих руках, постанывая ему прямо в губы.       «Охренеть…»       Доён быстро закрыл за собой дверь. Он постарался щёлкнуть замком как можно тише, но так, чтобы дверь точно была заперта. Он вернулся к себе в номер. Чону по-прежнему лежал с головой под одеялом. Доён быстро переоделся в свою старую пижаму, лёг к себе в кровать и попытался не думать о том, что случилось.       Тэён не стал косить под дурака и делать вид, что между ним и господином Чоном ничего не случилось во время командировки. Как только они вернулись в офис, Тэён просто спросил с кислой улыбкой: «Ты ведь догадался, да?» Доён покивал. Конечно, он бы догадался, даже если бы ничего не увидел в ту ночь. Между Тэёном и господином Чоном всегда было натянуто особое напряжение. Они оба позволяли друг другу чуть больше, чем представлялось возможным в их созависимом положении. Тэён часто делал господину Чону какие-то одолжения или бегал по его поручениям, хотя ни то, ни другое не входило в список его прямых обязанностей. Господ Чон всегда закрывал глаза на оплошности Тэёна и где-то даже выполнял его работу сам. Тэён не любил распространяться на тему их отношений, – это ведь можно назвать отношениями? или что это вообще? – но что-то подсказывало Доёну, что палки в колёса ставит именно он, а не господин Чон. Господин Чон относился к Тэёну настолько благосклонно, смотрел совсем не как на подчинённого, что складывалось полное впечатление, что Тэён находится на волосок от того, чтобы окунуться с головой в бурный служебный роман.       Рассуждать об отношениях друга со стороны было, конечно, интересно. Но размышлять о себе не хотелось совсем. Доён не посвятил Тэёна в тайну того странного случая, не имевшего продолжения. Возможно, Доёну вообще померещилось в жесте Чону что-то неподобающее. В конце концов, может быть, Чону просто хотел немного ласки? Безобидной, как для маленького ребёнка?       Однако суть была в том, что Чону не был маленьким ребёнком – он был взрослым мужчиной. И довольно привлекательным.       Доён считал само собой разумеющимся, что у выходцев из богатых семей были красивые, крайне привлекательные лица, похожие на лица знаменитостей. Кто-то был просто холёным, а кому-то явно повезло сорвать джек-пот в генетической лотерее. Чону был как раз таким. Высокий, стройный; костюмы на нём сидели просто идеально. Всегда модная причёска, словно только что из парикмахерской. В ушах – пара бриллиантовых серёжек, вроде бы скромных, но всё равно блестевших слишком ярко для серого, строго офиса. У него было очень мягкое, похожее на женское лицо: красивые тёмные глаза, чуть вздёрнутый нос, матовая фарфоровая кожа и до неприличия пухлые губы. Даже когда он улыбался, растягивая рот в широкой улыбке, его губы казались объёмными, словно просящими, чтобы к ним прикоснулись.       Доёну не нравилось, что раньше он не замечал этих деталей совсем, а теперь его взгляд цеплялся за них даже слишком часто.       Ещё один поворотный момент случился во время мини-корпоратива. Поводом стало заключение очень выгодного контракта, и в конце первой пятницы было решено заказать еду из соседнего ресторана и побольше спиртного. В тот день Чону пришлось отлучиться на учёбу, о чём он, разумеется, известил Доёна заранее, ещё накануне. Доён выдохнул с облегчением, радуясь, что у него в распоряжении был хотя бы один день в стиле старой жизни.       Он был, мягко говоря, очень удивлён, когда спустя час с начала корпоратива в офисе появился Чону.       В светлых брюках и тонкой рубашке в замысловатый принт, в длинном кардигане крупной вязки и с дорогим рюкзаком через плечо Чону выглядел максимально неуместно. Он закусил дужку явно модных солнечных очков, когда понял, что все остальные одеты в офисные костюмы. Он покраснел и похихикал сам с собой. Доён отвернулся, почувствовав себя неловко, словно он следит за Чону нарочно.       – Я сегодня дурачок, да, хён?       Послышалось со спины, пока Доён выискивал самую вкусную закуску. Он резко обернулся – Чону улыбался ему мягко, всё ещё краснея.       – Ты разве не знал, что дресс-код обычно сохраняется на не выездные корпоративы? – спросил Доён сухо, хотя сердце билось быстрее, совсем чуть-чуть быстрее; Чону покачал головой. – Я думал, ты с детства бываешь на подобных мероприятиях.       – Всё детство после школы я ходил по спортивным секциям, а ещё в музыкальную школу и школу искусств, – сказал Чону. – Это мой первый корпоратив.       – Ничего. Будешь знать на будущее, – Доён улыбнулся своей дежурной улыбкой. Чону покраснел чуть ярче, отчего черты его лица стали чуть выразительнее, как будто ещё чуть красивее. Доён невольно подумал, что мать Чону, наверное, модель или актриса. Хоть господин Ким-старший тоже был довольно привлекательным мужчиной, во внешности Чону проскальзывало что-то не совсем классическое, словно из мира кино или моды. Наверное, у себя в университете Чону был первым красавчиком и за ним толпами бегали восхищённые поклонницы. Доён ухмыльнулся себе под нос, представив эту беззаботную, весёлую жизнь.       Поскольку Чону приехал один, без товарищей из университета, которые тоже проходили стажировку в этой компании, Чону не отходил от Доёна ни на шаг. У Доёна тоже не осталось выбора, кроме как остаться с ним: Тэён вскоре после начала корпоратива пропал, прихватив пару бутылок соджу, и Доён, кажется, догадывался, куда он скрылся.       А потом случилось это.       Доён слегка перебрал. Кто-то съел все самые вкусные закуски и даже доел чипсы, поэтому Доён почувствовал, что опьянел чуть больше, чем должен был. Чону стал чересчур болтливым, не замолкал ни на секунду. Он весь разрумянился, глаза как будто стали косить к носу, отчего его лицо почему-то начало казаться ещё привлекательнее. Его пухлые, тоже раскрасневшиеся губы улыбались широко, когда он делал передышку между своими бесконечными рассказами обо всём на свете. Он постоянно почёсывал кончик носа, и, по всей видимости, от этого лёгкого зуда у него краснели и увлажнялись глаза. Доён больше не пытался вслушиваться в его болтовню. Он просто смотрел на него, как тогда молодёжное шоу, в котором он так ничего и не понял.       Наверное, с Чону была такая же штука: он просто смотрел картинки, совершенно не понимая содержания и даже не догадываясь, как настолько разрозненные факты уживаются в формате одного человека.       – Не тараторь, пожалуйста, – поморщился Доён, когда в виске начала давить боль. Чону сразу же замолчал. Он опустил взгляд вниз, куда-то не то в пол, не то на пыльные носы туфель Доёна. Доён уже был наготове: если Чону только дерзнёт сделать ему замечание по поводу нечищеной обуви, Доён не постесняется и отдерёт его за ухо, как малолетнего сорванца.       Но вместо этого случилось другое.       Всё ещё не поднимая головы, Чону медленно провёл кончиком своего ухоженного указательного пальца по потускневшему серебряному кольцу на безымянном пальце Доёна.       – Хён, а что это значит? – спросил Чону задушенным шёпотом. Доён остолбенел. Он никогда не слышал от Чону подобной интонации. Чону спросил так, как будто пытался выведать секрет, который со сто процентной вероятностью разобьёт его вдребезги, но ему всё равно нужно знать наверняка.       – Это значит, что я женат.       Чону покивал. Его передние зубы впились в нижнюю губу слишком глубоко.       – Мне на хрен не сдались эти отношения.       Тэён залпом осушил всю стопку сразу. Доён приподнял брови с пониманием: значит, Тэён действительно задолбался. Выдохнув в сторону и проморгавшись, Тэён продолжил:       – Ну что за бред, Доён-а, скажи? Ну какие отношения? Он – мой начальник, а я – его секретарь. Это что, аниме какое-то? Может, я ещё и забеременею?       Доён фыркнул от смеха. Тэён порой говорил откровенно странные вещи, но Доён всё равно над ними смеялся.       – Это дорама, Тэён-и-хён, – сказал Доён и начал есть из своей тарелки. – А что ему от тебя нужно?       Тэён пожал плечами. Посмотрев по сторонам, на набившихся до отказа посетителей их любимого ресторана, он налил им обоим ещё по стопке.       – Я так толком и не понял. Мы спим, у нас всё хорошо получается, так что ещё надо?       Доён пожал плечами. Тэён, как всегда, когда он начинал нервничать, вбрасывал всё более и более абсурдные аргументы. Доён понял, что ему, скорее всего, нужно просто выговориться.       – Я не буду жить у него в квартире. Я не попугайчик или морская свинка, – продолжил Тэён, глядя перед собой ошалелыми глазами. – О чём нам разговаривать, Доён-а? Мы с ним из совершенно разных миров. Я не буду его содержанкой, ни за что. Пусть найдёт себе кого-то другого. Я готов даже пожертвовать ради этого своими тремя оргазмами за неделю…       Доён поперхнулся.       – Извини, – пробормотал Тэён и обкусил зубами заусеницу на большом пальце. – Просто голова уже пухнет от этого бреда… Ещё и конференция на носу. Ему там нужно будет отчитаться перед всеми шишками, а мне для этого нужно будет порвать задницу, чтобы собрать нужные данные… О боже, я так хочу в отпуск, ты бы знал…       – Знаю, – ответил Доён с набитым ртом, пытаясь не поперхнуться во второй раз. – Я тоже хочу.       – Ну да, – Тэён покивал согласно. – Тебе с этим интерном Кимом-младшим, наверное, хватает головной боли.       – Но знаешь, – Доён уставился в дно собственной тарелки. – а для чего хотеть в отпуск? В чём смысл? Для меня это будет как выбирать между плохим и самым плохим.       Доён поднял на него взгляд. Тэён смотрел на него с тоской, отдающей болью. На секунду Доён пожалел, что испортил вполне себе приятный вечер своими бесконечными загонами.       Через час они засобирались домой. Тэён сказал, что поедет к себе, а Доён увидел, что в приложении для вызова такси мелькнул совсем не его адрес. Доён не стал ничего говорить. Он просто сел в своё такси, закрыл глаза и поехал к себе домой. По дороге он крутил большим пальцем левой руки обручальное кольцо.       Стажировка Чону закончилась успешно, в положенный срок. Доён думал, что привяжется к нему и, возможно, даже будет скучать, когда Чону уйдёт обратно в университет, но этого не случилось.       В свой последний день в офисе Чону подарил Доёну букет. Передавая Доёну цветы и говоря «Спасибо большое, хён» со смущённой улыбкой, Чону заглянул Доёну в глаза так глубоко, что на секунду стало не по себе. Доён испугался. Наверное, испугался того, что Чону каким-то магическим образом увидит на самом дне его вечно красноватых глаз плавают те странные, оторванные от действительности мысли. О том, что мать Чону – знаменитость. О том, что у них с господином Кимом-старшим, судя по всему, хорошие близкие отношения. О том, что Чону приковывает к себе взгляд, когда общается с другими интернами в неформальной обстановке. Но Чону не сказал ничего, и Доён был этому только рад. Он пожелал Чону успешной сдачи выпускных экзаменов и быть трудолюбивым и усердным, когда его возьмут на работу.       Наверное, надо быть совсем дураком или просто не вылезать из своих проблем, чтобы не догадаться, куда именно отправится на работу Ким Чону, единственный сын одного из глав компании.       Тэён узнал о назначении одним из первых. Он был обязан сопровождать господина Чона на всех мероприятиях, поэтому после заседания в конференц-зале Доён получил сообщение:

«Твой щеночек будет одним из твоих начальников🤡»

      Доён ударил себя ладонью по лбу. Ну вот только этого ему ещё не хватало! Он разозлился не на шутку. Конечно, он не рассчитывал ни на какое повышение, его вполне устраивала премия за каждый месяц стажировки Чону. Но в такие моменты, когда юнцы, только что вылупившиеся из университета, получали хорошие должности, жизнь начинала казаться полным абсурдом.       И всё стало ещё абсурднее, как только Чону вернулся в офис.       Доён решил для себя заранее: поскольку теперь Чону находился выше него на иерархической лестнице, о старом обращении нужно забыть. Только «господин Ким», и ничего больше. Но Чону, видимо, хотел, чтобы к нему обращались так, как раньше, и даже просил об этом кого-то из своих подчинённых. Доёна всегда немного злило панибратство в рабочей среде. Он не любил, когда начальники делали вид, что они такие же, как и их подчинённые, а потом уезжали в свои пентхаусы или на острова на все выходные.       Чону встречался с Доёном при каждой удобной и неудобной возможности. Иногда вызывал его к себе в кабинет, на три этажа выше, и пытался завести диалог в старом стиле. Доёну это не нравилось. У него было много работы, и времени на ностальгию по старому времени у него не было совсем. Где-то в глубине души он ценил попытки Чону быть проще и ближе к обычным служащим. Но ему не хотелось, чтобы единственным объектом внимания господина Кима-младшего становился он.       Тэён говорил, что отец Чону поторопился с назначением сына на должность: было понятно, что Чону переживал из-за того, что у него мало что получалось. Когда Чону начинал бестолково метаться из отдела в отдел самостоятельно, не посылая с поручением свою личную секретаршу, Доён узнавал в нём того самого интерна, похожего на щенка и умиляющего все отделы на их этаже. Чону действительно мало поменялся с тех пор. Хотя что-то в нём всё-таки было новым, как будто за то время, что он сдавал экзамены, он подрос или возмужал. Возможно, и то, и другое. Но его лицо по-прежнему оставалось неподобающе красивым, каким-то айдольским. Доён не мог не отмечать, что на официальных фотографиях Чону явно служил самым лучшим украшением в окружении не молодеющих лиц серьёзных директоров.       Доёну пришлось свыкнуться с тем, что Чону от него не отвяжется. Он не понимал, зачем Чону пытался поддерживать с ним связь и советовался по вопросам, в которых были компетентны и другие сотрудники, не только он. Чону также постоянно приглашал его на обеды и ужины, но Доён всегда отказывался. Ему не была нужна компания чеболей, даже если она состояла из одного человека.       Даже если она состояла из одного только Кима Чону.       Каждый раз, когда они встречались, Чону как будто тянулся к Доёну. Чону как будто вставал слишком близко, как будто улыбался чуть шире и чуть дольше, чем другим людям. Он часто приносил Доёну кофе, потому что помнил очень хорошо, что Доён любил больше кофе, сахара и горячей воды в одном стакане. Несколько раз Чону предлагал подвезти Доёна до дома – тогда Доён догадался, что как только наследника повысили, статус обязал его пересесть с метро на личный транспорт. Даже на общих собраниях Доён чувствовал кожей, что Чону не сводил с него глаз. При личных встречах Чону якобы незаметно прикасался хотя бы к рукаву пиджака Доёна или долго жал ему руку при прощании. Если бы в их компании не порицался фаворитизм, Доён бы с уверенностью сказал, что с ним происходит именно это.       В какой-то момент Доён почувствовал, что внимание, пусть и совершенно постороннего человека, ему всё-таки льстит. Он не понимал, по какой причине или по какому принципу Чону уцепился именно за него, ведь Доён по-прежнему не видел в себе ничего особенного. Более того, он сам не выделял из сотрудников никого, разве что, Тэёна, но они были друзьями ещё со времён университета. Он в упор не понимал, что общего может быть у него и Чону, ведь он и с младшим поколением ладил не слишком хорошо. Он делал исключение только для своего племянника-старшеклассника, Джено, – вот, кого он обожал и мог тискать все выходные напролёт.       Но Джено он знал с пелёнок. Даже нянчил его как-то раз, когда тот заболел. Джено был своей кровью, родной и любимой. А Ким Чону был никем. Поэтому интересоваться его жизнью у Доёна не было никакой причины.       Всё, что теперь связывало Доёна и Чону, – это безымянная тяга Чону к Доёну, от которой Доён начинал потихоньку подпитываться.       Не увидев на копии договора подписи Чону, Доён рассерженно выдохнул и толкнул дверь из своего кабинета. Все уже давным-давно разошлись по домам. В коридорах не горел свет, лифты тоже молчали. Доён поднялся по лестнице, чтобы немного остыть по дороге и не вывалить на Чону всё скопившееся за день раздражение.       – Господин Ким, на копии нужна Ваша подпись…       Доён осёкся. Замер у двери. Сначала подумал, что ему показалось.       Чону сидел на краю стола, ссутулившись, обнимая самого себя за талию. Из освещения горел только высокий дизайнерский светильник, но Чону сидел к нему спиной, и его лицо было скрыто тенью. Он шмыгал и всхлипывал, прижимая к приоткрытым губам сжатый кулак. Доён явно зашёл не вовремя. Он уже хотел было развернуться и уйти, сделать вид, что его здесь не было, чтобы не смущать Чону, но тот резко обернулся.       – Хён, это ты? – спросил он охрипшим голосом и сразу же прокашлялся.       – Да, господин Ким, это я, – Доён слегка поклонился, не двигаясь со своего места. Он понятия не имел, что нужно делать в таких ситуациях.       – Говоришь, нужна моя подпись? Давай, хён, не хочу тебя задерживать, – Чону шмыгнул ещё раз, очень громко и глубоко, и встал прямо. Пока Доён шёл к его столу, Чону поправил пиджак и быстро и якобы незаметно промокнул запястьем под глазами.       От вида его чуть припухшего, влажного лица, покрытого красными пятнами, у Доёна защемило в груди. Но он промолчал. Решил, что вежливее будет ничего не заметить. Поэтому он молча положил перед Чону нужный документ. Чону, словно пытаясь привести мысли в порядок, выдохнул, и носа Доёна коснулся отчётливый запах соджу.       – Вот, держи, хён, – Чону поднял на него влажные, покрасневшие глаза и попытался улыбнуться. Но на его лице сохранялась тяжёлая печать грусти. Доён хотел бы что-нибудь сказать, как-то утешить, но не понимал, как. Чону всегда был таким лёгким и жизнерадостным, что видеть его разбитым и заплаканным было просто больно.       – Прости, хён. Я обещаю, что перестану, – вдруг заговорил Чону. Его голос сразу же надломился, и он сжал губы плотно, как будто боясь, что сейчас скажет что-то неуместное.       – Вы о чём, господин Ким? – не понял Доён.       – О том, что происходит, хён, – Чону заулыбался, но глаза стали ещё влажнее; у Доёна сжалось сердце, а потом оно забилось быстрее. – Тебе ведь неприятно моё глупое внимание?       Доён опешил. Одно дело – думать об этом у себя в голове, и совсем другое – когда об этом говорят вслух. Ему почему-то стало стыдно, хотя он понимал, что стыдиться ему нечего.       – Я же знаю, что ты женат, хён, а всё равно… всё равно веду себя как идиот. Даже хуже: как бессовестный человек, – Чону помотал головой и посмотрел в сторону, прикусывая нижнюю губу передними зубами. – Хён, я не пытаюсь ничего сделать, правда. Все эти глупости – это просто так, это не для чего. Не подумай ничего плохого, хён, я просто… Я не специально так себя веду.       – Господин Ким, Вы тараторите, – Доён дёрнул стоп-кран, чтобы суметь переварить хотя бы часть услышанного. Чону закивал судорожно, снова обхватил самого себя за талию.       – Прости меня, пожалуйста, хён, я больше не буду, – всхлипнул Чону, и Доён не мог не подумать о том, что он сейчас выглядит как большой и беззащитный ребёнок. – С этого дня всё будет сугубо профессионально, я обещаю.       Доён чувствовал, что не выдерживает напора его откровенности. В его мире не было принято показывать слабость посторонним людям и говорить о своих чувствах практически напрямую. Доёну резко стало страшно. И очень больно. Но больно не за себя, а за кровоточащую рану Чону.       Он не понял, как это случилось, но в следующий миг он обнял Чону за плечи и притянул его к себе. Чону сразу же впился пальцами в его пиджак, уткнулся носом куда-то в воротник, начал всхлипывать и содрогаться всем телом. Доён прижал его к себе ещё плотнее, запустил пальцы в его жестковатые от средств для укладки волосы. Чону чуть приподнял голову и выдохнул ему в шею неровно и горячо. Доёну захотелось увернуться и остаться одновременно.       Обнимать Чону оказалось неожиданно приятно. Он был костлявый, слишком худой, но тёплый. У него были мягкие щёки, а ещё от него пахло дорогими духами. И он цеплялся за Доёна так, как будто Доён был его единственным спасением в жизни.       Наверное, Доёну стоит перестать додумывать за других людей и почаще сверяться с реальностью.       – Доён-хён, – прошептал Чону в самое ухо, и Доён почувствовал, как по спине бегут мурашки. – а ты не хотел бы… не хотел бы… ну знаешь… заняться этим? Хотя бы один раз? Никто об этом не узнает, я обещаю.       «Это что, аниме какое-нибудь?»       «Это дорама».       «Мне на хрен не сдались эти отношения».       – Ты сам не понимаешь, что ты предлагаешь. И самое главное, кому.       Доён отпустил Чону и, не глядя ему в глаза, быстро ушёл к себе в кабинет с подписанным документом.       Доён знал, что рано или поздно Тэён дойдёт до точки невозврата. И этот момент настал.       – Я сказал ему, что всё, хватит, – говорил Тэён, потирая лицо ладонью. Его галстук лежал рядом с ним, на столе. Доён аккуратно переложил его в приоткрытый портфель Тэёна, чтобы они случайно не испачкали его едой.       – Что он сказал? – спросил Доён, хотя и так догадывался, что именно.       – Ничего, – Тэён, как не странно, казался удивлённым и раздражённым. – Он смотрел на меня, как остолоп, а потом покивал. Это что, нормальная человеческая коммуникация? Как он вообще доработал до своего положения, с таким-то отношением к людям?       – Он же не со зла, Тэён-хён, – Доён посчитал важным напомнить Тэёну, что чего в господине Чоне не было точно, так это злости или желания что-то испортить нарочно. Все подчинённые отзывались о нём исключительно положительно.       – Мне всё равно, если честно, – поморщился Тэён.       – С чего всё началось?       – Не знаю… – протянул Тэён задумчиво, но Доён знал, что Тэён всё прекрасно знает. – Наверное, после того, как у меня появилось это ненормальное чувство. Знаешь, вот вроде бы и виделись только что с человеком, а ты как будто… скучаешь, что ли. Глупо же?       – Наверное, глупо.       – Мне вдруг стало мало всего. Мало этих встреч, переписок, хотя их было много… А это чувство всё росло. Серьёзно говорю, стало очень не по себе. Мне проще оборвать с ним все нерабочие контакты, чем вот так вот мучиться. Поиграли в эти игры, и хватит. Нельзя же вот так всю жизнь…       Тэён набил полный рот ещё слишком горячей лапши и начал прихлюпывать. Доён покивал рассеянно, пытаясь отогнать образ Чону, плачущего у себя на столе. Он всё размышлял, говорить Тэёну или не стоит. С того вечера прошло уже пару дней, а у Доёна всё никак не выходили из головы слова Чону. Он не справлялся в одиночку. Ему нужен был кто-то, кто бы пролил хоть немного света на эту тёмную историю. Но почему она казалась тёмной, Доён тоже не понимал.       Подождав, когда Тэён поест немного и чуть успокоится, Доён пересказал ему вкратце случившееся. Тэён оторопел. Он смотрел на Доёна во все глаза. Казалось, он уже забыл о том, что буквально только что злился на господина Чона.       – Он был пьяный, говоришь? – уточнил Тэён; Доён кивнул. – Вот это развлечения у золотой молодёжи! Пить на рабочем месте!       Тэён усмехнулся и покачал головой. Доён поджал губы: он ждал от него совсем не этого. И когда он уже открыл было рот, чтобы сказать об этом Тэёну, Тэён заговорил сам:       – Не знаю, что тебе сказать, Доён-а. Какая-то мутная история. У него, наверное, свои тараканы в голове.       Доён покивал. Он думал о том же. Никто в здравом уме не стал бы говорить такие вещи.       – Но знаешь, чем чёрт не шутит? Может, он сказал это искренне, – Тэён пожал плечами и выловил из лапши половинку яйца.       – Я не собираюсь ему потакать, – отрезал Доён; он ткнул палочкой в кусок мяса, пронзая его насквозь. – Ляпнул какую-то ерунду. По глупости, скорее всего. Сколько ему лет, двадцать два?       – Вроде двадцать три.       – Ну вот. Что он понимает в жизни? Дурь ударила в голову, вот и всё.       – Ты так говоришь, как будто ты вообще не мог ему понравиться. Оставь парнишке хоть какой-то шанс на искренность. Может, он искренний дурачок…       – Вот именно, что дурачок. Я в такие игры не собираюсь играть.       – Ты просто не воспринимаешь людей всерьёз, когда первый шаг делают они, а не ты. То же самое ты говорил про Джонни.       Доён нахмурился:       – Это совсем другое. И я тогда сам был круглым дураком.       Тэён посмотрел ему в лицо. Он явно хотел сказать другое, но в итоге сказал только одно:       – Как скажешь. Тебе виднее.