Его жена — змея.

      

Я всегда вижу в этом победу — когда под сдернутыми трусами оказывается именно то, чего ждешь; я вижу в этом строгую гармонию нашего мира, в котором космос победил хаос. Е. Радов, "Искусство - это кайф"

      — Ниен, заходи, не топчись на пороге! Аж смотреть неприятно!       Нион стоял у зеркала и забирал волосы в низкий хвост на затылке, когда Ниен звякнул щеколдой и остановился как вкопанный на пороге дома. Нион счёсывал «петухи» вниз, а на стуле на кухне скромно ждала его красивая русоволосая Злата. На ней был милый белый сарафан в розовое сердечко, а на изящные плечики накинута голубая широкая джинсовка. Злата улыбнулась вошедшему и помахала ему своей расправленной ладошкой. Ниен поглядел на девушку и понял, что точь-в-точь такое же лицо он видел у царевен на иллюстрациях к русским народным сказкам в книжке, которую как-то нашёл на чердаке среди хлама.       — Нион, можно тебя на секундочку? — произнёс коточел, сжав губы, и вышел на улицу. Нион проследовал за ним. Злата отвлечённо рассматривала орнамент на карнизе, болтая своей лёгкой ножкой в розовой туфельке-лодочке.       — А она у нас тут что, прописалась уже? — Ниен ткнул через плечо большим пальцем в сторону дома.       — Тебе-то какое дело? — Нион, разозлившись от такой реплики в адрес возлюбленной, оскалил зубы и пожал плечами. — Она из твоей тарелки не ест, какие претензии?       — А то, что у нас крысочелов полный дом, тебя, как бы, не смущает? — Ниен в негодовании изогнул бровь и указал рукой на входную дверь. — Ты кроме своей подружки уже ничего не видишь!       — Не приставай по ерунде, — Нион, чтобы не портить настроение перед свиданием, не желал вступать сейчас в конфликт с товарищем, поэтому просто обошёл его и направился обратно в дом. — У самого личной жизни нет, так мне не мешай! — коточел откинул собранные волосы назад.       — Я хотя бы не прозябаю неизвестно где двадцать четыре на семь! Живёшь как у Христа за пазухой, ешь от пуза, а толку от тебя как от козла молока! — выпалил Ниен, сжав зубы. Его ужасно раздражала безалаберность коточела, который, видя, что тот зазор между стенами дома кишит крысотварями, всё равно усвистал в закат вместо того, чтобы делать дело. Или, может, Нион прав и Ниен действительно завидует ему. Он-то одинок как бесплатный каталог в почтовом ящике по воскресеньям. Даже Лютер успел жениться, а коточел всё ещё ждёт чего-то… А что если потом у Ниона и Златы родятся маленькие коточелики и Ниену волей-неволей придётся заделаться нянькой? От этих мыслей его аж передёрнуло. Нане он в этом явно не завидовал…       — Нана, ну я не хочу всё это!..       Сложив руки за спиной, женщина ходила из угла в угол, ожидая, когда рыжий снимет с себя ту дурь, в которую оделся. Рэндал не хотел делать математику, а завтра контрольный тест. Он ленился, ныл, клал голову на стол и поднимал свои зелёные глазки на Нану в надежде, что она смилуется над ним и отпустит поиграть, но та была непреклонна.       — Рэндал, — ледяная сталь в её голосе ой как нравилась Айвори-младшему, но явно не в этой ситуации, — чем быстрее допишешь, тем быстрее отсюда уйдёшь. — она обернулась через плечо, прожигая комочка взглядом. — Пиши: икс в квадрате плюс одиннадцать…       — Не хочу!       Нана не поддавалась на эти провокации. Она понимала, что Рэндал просто капризничает, думая, что этим он сможет добиться желаемого. Ну, флаг тебе в руки, очкастик. Предки Наны часами выжидали, пока добыча потеряет бдительность, а тут ты со своей математикой — плёвое дело. Рэндалу самому хотелось показывать этой женщине только свои лучшие стороны, но это чёртово уравнение вывело его из себя.       С той сладострастной ночи прошёл уже месяц, но ни Нана, ни Рэндал, так об этом и не завели разговора друг с другом.Не решались. Рэндал смущался, а Нана не знала, что говорить. Но у женщины как-то полегчало на душе, словно грязный гештальт был закрыт и мечта осуществилась. Только что теперь с этим делать неизвестно, и Нане и Рэндалу приходилось вести себя так, будто бы ничего и не было. Когда Айвори-младший рассказал Себастьяну про этот поцелуй, он ему не поверил, сказал, что Рэндал всё придумал или ему приснилось, и мелкий понял, что Куриные Ножки просто завидует ему.       — Рэндал, там нечего решать, если так подумать, — Нана встала прямо сзади парнишки и тот почувствовал, как её горячее белое тело прислоняется к спинке стула, будто прожигая её. — Икс в квадрате… Когда ты видишь квадрат, что ты сразу вспоминаешь?       Что Рэндал вспоминает? На протяжении месяца он вспоминает только одно — мокрые гладкие губы жены его старшего брата, которые обхватывали своей слюнявой мякотью потрескавшиеся губы мальчишки. По идее, правильнее было вспоминать формулу дискриминанта, но вместо этого Рэндал на уроках математики, хихикая и прикрывая рот ладошкой, рассказывал девочке справа, как он целовался со взрослой и очень красивой женщиной. А когда та спрашивала кем была эта женщина, Айвори лишь загадочно улыбался. И девочка тоже думала, что рыжий это придумал. На фоне других парней в школе, которые уже во всю спали с девушками, эта фантазия выглядела просто смешно.       — Вспоминаю ту ночь и балет по телевизору, — честно ответил Рэндал. Нана к такому была не готова. Во всяком случае, менять свой статус в глазах рыжего со строгой, но доброй няни на любовницу ей не хотелось. Ну, это когда мозги работали, направляя мысли в правильное русло в соответствии с нормами морали.       — Что такое ты говоришь? — изумилась женщина, будто бы этого и вправду не было. — Чем забита твоя голова? Я спрашиваю про формулу дискриминанта!       — А я хочу спросить другое! — Рэндалу понравилось, как Нана упорно не хочет говорить о том поцелуе, чем дразнит своего воспитанника ещё больше. — Я хорошо целуюсь?       — Отвратительно.       Оба замолчали. Свои слова назад брать Нана не думала. Она была права — целоваться комочек не умел от слова совсем.       — Ну извини, никто не учил, — а он не думал обижаться. Во всяком случае, Нана старше и ей виднее.       — Пока ты не сделаешь до конца задания, ты отсюда не встанешь, — женщину выводила из себя эта легкомысленность Рэндала, который вместо итоговой контрольной думает о какой-то ерунде… Она села рядом, придвинув ногой к столу пуфик, стоявший у окна. Из-под халата показалась острая коленка Наны с гранёной костяной чашечкой.       — Я не буду делать ничего, пока ты не дашь мне сладкого до ужина! — сменил тему разговора Рэндал. Сегодня он не планирует делать уроки под любым предлогом.       — Ради бога, право твоё. — Нана скрестила руки на груди. Она тоже не лыком шита и не собирается поддаваться на провокации мальчишки в позднем пубертате. Хоть она и обожала Рэндала и питала к нему неоднозначные чувства, но воспитание есть воспитание. Во взрослой жизни никто его капризам потакать не будет.       — Нана — зануда! — Рэндал придвинулся к женщине и показал ей язык. Его рубашка от движения немного отошла от тела, и Нана увидела за двумя расстёгнутыми пуговицами персиковую кожу на груди парня, что приятно розовела из-за цветового рефлекса от белой ткани. Нану бросило в дрожь. Сейчас как никогда важно держать себя в руках, чтобы не терять авторитета, а у неё щёки горят! Дрянной мальчишка! Посмел влюбить в себя жену своего родного брата!       Что, неприятно, Нана?       — Значит так, — ладонь женщины оказалась на чёрных брюках Рэндала и, пройдясь вверх-вниз по костлявому бедру, сжала мягкое мясцо своими белыми пальцами. — Айвори-мелкий, либо сейчас ты дорешиваешь эти чёртовы уравнения… — Нана посмотрела в глаза парня чтобы тот в полной мере осознал серьёзность её слов. — Либо тебе придётся о-о-очень несладко! — протянула она, надавив указательным пальцем на ткань в районе ширинки. Было упруго и забавно. Рэндал напрягся ещё тогда, когда Нана подошла к нему сзади. Эту сцену будто бы вырвали из его самых потайных уголков фантазий.       — Что ты делаешь, Нана? — спросил комочек. Теперь настала его очередь краснеть. Жемчужная ладонь Наны на чёрных брюках Рэндала смотрелась превосходно, словно пепел сгоревшей бумаги среди углей. Ладонь снова сжалась и рыжик застонал, тут же зажав рот рукой. Себастьян был не так далеко — всего лишь на первом этаже. Женщина будто бы хотела поиграть — то сжимала, то ослабляла хватку, не делая никаких других движений. Уравнение так и осталось брошенным на середине решения.       — То же, что и ты, рыжий избалованный пацан! — сквозь зубы бросила Нана, схватив Рэндала за плечо и заставив посмотреть ей в лицо. — Добиваюсь желаемого!       — Нана, ты… Н-нана! — Айвори-младшему явно нравилось это действо, но смущение и понимание того, что это неправильно, не давало насладиться в полной мере. — А как же м-математика?       — Подождёт, никуда не денется! — усмехнулась женщина, потянув ремень парнишки на себя. Пряжка со звоном высвободила кожаный хвост, что держал штаны Рэндала, и Нана увидела, как сквозь его светло-синие тканевые трусы проступает напряжённый член, а чуть ниже шва, который обычно располагается в районе ширинки, появилось тёмное пятнышко. Это выглядело до того невинно, что Нана едва не рассмеялась, но подумала, что этим вселит в Рэндала неуверенность. Тот смотрел на неё, пытаясь улыбнуться, якобы для него это всё привычное явление и он нисколько не смущен женской рукой на своём стояке, но получалось только краснеть. Нана решила потянуть время: не полезла под резинку трусов.       — Знаешь, комочек, — начала женщина, водя рукой по члену Рэндала и сквозь ткань сжимая такой приятный на ощупь половой орган, который под её рукой твердел всё сильнее. — хотела поинтересоваться — давно ли у тебя такая реакция на моё присутствие рядом? Не быстровато ли ты повзрослел?       Нана, мать твою! Заметила, что стояк на неё у Рэндала далеко не в первый раз. Или это просто странное совпадение: как рыжик не словит эрекцию, так Нана заходит в комнату?       — О-о-ой, прости… — протянул он, глядя себе между ног широко раскрытыми глазами, а веснушки его из ярко-оранжевых стали малиновыми из-за румянца, который случается у юнцов только перед первым интимным опытом. — Так с-с-сразу и не вспомню! Давно уже. Схожу с ума к-каждый раз, когда ты обнимаешь меня-а! Нана! Слишком сильно! — пропищал Айвори-младший, когда женщина, желая испытать на прочность настоящее человеческое, а не купленное в клинике тело, сжала ладонь очень уж бесцеремонно. Синяя ткань натянулась, заскрипела, и Нана вдруг почувствовала прилив огненно-кипящей крови в виски, в ушах застучало, зашумело, а разум затмило одно лишь желание.       

Плоть. Мясо.

      Под этой тканью. Лишь хлопковые волоконца толщиной не больше листа бумаги отделяли змею от свежей дичи. Нана решила, что уже пора.       — Пошли, комочек! — женщина, резко схватив того за ворот рубашки и едва не порвав её, вытащила парня из-за стола. Рэндал, не успев совладать с неизвестно откуда взявшейся силой Наны, ударился коленкой о стол. Айвори этого не заметила. Ей было всё равно, что там происходит внутри этого гуманоидного детёныша. Если она прямо сейчас не отведает его на вкус, то помрёт на месте. Пихнув рыжего обоими руками в грудь, Нана опрокинула его в гроб, а тот, послушно кувыркнувшись через лакированную стенку с позолоченными ручками и едва не ударившись лбом о другую стенку, распластался на постели. Нана, запрыгнув в мягкое ложе, нависла над комочком, словно ястреб над убегающим от него из последних сил кроликом. На секунду здравый смысл взял верх, и женщина подумала, что нужно остановиться, вылезти отсюда и извиниться перед Рэндалом за такую грубость своих до этого нежных рук, но затем кровь кипятком гнусных инстинктов снова ударила в голову. В ушах сделалось глухо, а в левом, буравя высокими частотами полость среднего уха, пронёсся противный писк. И разум отключился. Рычаг животного безумия, почувствовав, что тормоза трезвости перерезаны запахом сладкого рыжего тела, вжался максимум до упора.       Нана поцеловала Рэндала по-французски. Тот с радостью ей ответил, даже попытавшись взять инициативу в свои руки и обхватив ладонями точёное лицо женщины. На губах она не стала задерживаться долго. Всё-таки, их она уже успела попробовать. Со вкусом снов, кукол и Себастьяна, они были такими же, как у Лютера. Нана будет ужасно разочарована, если окажется, что Рэндал в интимном плане ничем не отличается от старшего брата, и всё это было зря. Она сделала своё дело — уложила рыжего в гроб, а дальше осталось только действовать согласно велениям воспалённого слишком долгим сдерживанием своих порывов сознания.       — Нана… — Рэндал, тяжело дыша от такого действа, развёл руки в стороны, позволив Нане запустить руки под отверстия между пуговицами на его рубашке и одну за другой просовывать их в рассечённые петлицы на белой ткани. — Нана, Лютер же… Как же ты будешь смотреть ему в глаза?       Как же, Нана?       — С улыбкой, Рэн-Рэн!.. — тихо произнесла женщина, пряча свой шёпот в глазурованную грудь парнишки. Рубашка оказалась на полу, смявши свои идеально отглаженные бока и негромко стукнув пуговицами по паркету. Брюки оказались там же, цокнув пряжкой где-то в дальнем углу комнаты. Нана увидела это — веснушчатое, вкусное, рассыпчатое… Словно печенье — кусни и крошки посыпятся на пол, на колени, забьются в нос и заставят чихнуть. Светлые неубранные волосы растеклись по голому торсу, как нити золотого солнца растекаются в полдень по прозрачному лесному ручейку. Рэндал никогда не видел Нану с такого ракурса - её нос был острее, чем обычно, а глаза смотрели исподлобья, сверкая блестящими влажными роговицами.       Рэндал не верил. Он не мог поймать то чувство, которое должен был испытывать сейчас. Хотелось пищать от радости, хотелось вести себя как настоящий мужчина. Поцелуи струились вдоль грудины, задевали рёбра, а язык женщины аккуратно проходился по соскам, будто боясь слизнуть эти розовые комочки, так похожие на ягодки малины. Рука Наны всё еще бессовестно сжимала стояк парня, будто бы испытывая его на прочность, и женщина вдруг поняла, почему дала Рэндалу это прозвище — комочек. Его член на ощупь через трусы казался какой-то мягкой штучкой, которую обычно люди мнут в руках, чтобы расслабиться, то сжимая, то разжимая этот комочек. На губы спадала слюна, вязью человечьего тепла обжигая лицо. А Рэндал смотрел на Нану в упор. Смотрел, не отводя глаз. Она целовала его тело, лизнув куцый смешной пупок. Смотрел, как молящийся в храме смотрит на образ. Смотрел, как розовые бутоны смотрят на солнце в измученный жарой летний полдень. Нана смотрела на кожу рыжего. Смотрела, не отводя глаз. Рыжий стонал от переизбытка эмоций, от нового, заветного, желанного. Смотрела, как смотрит падший пропойца на витрины, ломящиеся от водочных изделий. Смотрела, как смотрит насильник, снасильничавший над десятками невинных, ржа в лицо толпе со своего идиотского фоторобота и проклиная остальных на страдания. Смотрела, как смотрит любящая няня на своего воспитанника. Нана будет для Рэндала лучшей няней, будет для него лучшей женщиной, будет для него лучшей подругой, будет для него нежной сволочью.</right>       — Пожалуйста, т-ты же можешь сделать это для меня! — попросил Айвори-младший, прижав руки к груди, не зная, куда их девать во время полового акта, ведь схватить Нану за волосы — значит унизить её и вытереть ноги о её снисхождение. Женщина ухмыльнулась и обнажила свои жемчужные зубы. Сейчас, вот сейчас она сделает это…       Потянув за краешек резинки, Нана стащила с рыжего трусы. Пути назад уже нет. По мягкой нежной коже, больше похожей на мыльную пену, прошершавили подушечки пальцев женщины, задевая жёсткие короткие волоски цвета ржавчины, что остались после недавнего бритья неумелой юношеской рукой. Младший стонал, думая: "Может вырваться? Они же с Наной не правы!"

Измена любимой — хуже суда, хуже самой жестокой расправы… Харкнул чёрт в человека — И тощей вдовой Является миру измена. Полудохлой гадюкой и гнилью ползёт В печень в воротной вене.

      Нана сама не думала, что когда-то падёт так низко: она и младший брат её мужа в одном гробу. Обхватив маленький напряжённый член влажными губами, Айвори подумала, что было бы забавно, если бы Себастьян сейчас увидел их — пришлось бы «делиться». Рэндал натяжно простонал, почувствовав женский рот на своём мужском начале. Он не думал, что он настолько горячий. Нана не была одной из тех неумелых девочек, которые давятся, кашляют, зажимаясь с парнями под лестницами и в подъездах — ни капли лишней слюны не проронила она со своих пухлых губ. Рэндал чувствовал себя шаблонно крутым, хоть и был страшно смущён, всеми силами стараясь это скрыть. Ему бы ещё сигарету меж зубов и альфа-самец готов.       — Нравится, девственник? — оторвавшись от своего занятия, Нана ухмыльнулась и подняла взгляд на Рэндала. Чуть поджатые в гримасе надменного удовлетворения красивые губы, выплеснутый на щёки персиковый румянец, и такая преданность, восхищение в зелёных глазках! Нана для комочка — идеал во всех смыслах. Он, как и любой парень его возраста, хотел женского тела. Хотел во всех его смыслах. А Нана не только выступила объектом вожделения рыжего, но ещё и заботливой покровительницей. Ну чем не предел мечтаний? Пубертат творит страшные вещи, он — цитадель первородных грехов в сочетании с неловкими прыщиками по всему телу, перепадами настроения и желанием быть кому-то нужным. А Рэндал ещё и вон какой неуравновешенный, поэтому его желание прильнуть к сладким телам красавиц раз в сто сильнее, чем у любого парня его возраста. Нана не ограничивала себя ни в чём в этот час. Ей хотелось заставить рыжика пищать от экстаза, чтобы он молил её прекратить, а она продолжала сосать. Рэндал стонал, зажимал рот руками, сам не зная для чего, сгибал ноги в коленях, елозя пятками по постели, и не знал, куда деть то удовольствие, которое обычно он получал только от руки. Нана знала, что оргазм настигнет его быстро — очень уж они с Лютером похожи.       — Нравится, Нана! Ах, Нана! Ты само счастье! — выдохнул Рэндал, чувствуя, что вот-вот кончит женщине прямо в рот. Нане хотелось рассмеяться — её этот процесс больше веселил, чем заводил. Очень уж Айвори-младший пытается быть «мужиком». Ну а чего она ожидала? У мальчика первый раз как-никак, да ещё и с такой женщиной.       Рэндал изо всех сил вжал ладонь в губы. Семя брызнуло перламутровой патокой, измазав зубы и язык Наны.       — А ты сладкий! — облизнулась она, поглаживая неимоверно горячий половой орган парнишки. Рэндал ещё не успел успокоиться, лишь выжидающе смотрел на женщину. Та, поднявшись на колени, скинула с себя халат, и взору очкастика открылось аж слепящее своей белизной гладкое тело. Рыжий протянул руку и коснулся мягкой упругой груди. Она была на ощупь как гладкий спелый персик.       — Тебе нравится? — шепнула Нана, наклонившись к Рэндалу и обняв его своими длинными руками-плетями.       — Очень… — младший почувствовал, как грудь, которой он любовался секундой ранее, теперь упирается в его тело, становясь похожей на две сплюснутые лепёшки. От такого тесного контакта Рэндалу стало жарко, и он ненароком уткнулся носом в плечо женщины.       — Тогда иди сюда, мой маленький озорник! — чарующе произнесла Нана, будто русалка, обрекающая своим пением моряков на верную гибель, и легла на спину, позволив парню лицезреть её телесный храм уже ничем не прикрытый. — Сам прекрасно знаешь, что ты должен сейчас делать, не так ли?       — Угу, — деловито буркнул комочек, съелозив вниз и помяв накрахмаленную простынь, а затем ткнулся лицом в низ живота Наны. Путь преграждали лишь чёрные трусики, которые тот всё никак не решался стянуть с женщины. Он ждал, пока она разрешит, даст добро, хотя в глубине души было страшновато — а вдруг Нане не понравится?       Айвори, ласково улыбнувшись, кивнула Рэндалу, и тот взял в рот кружевной краешек её нижнего белья, зацепил его зубами и потянул. Трусики сползли вниз, и парень невольно сглотнул, представив, что ему сейчас придётся делать. Себастьян там сейчас, наверное, телевизор смотрит или бегает от кого-то из коточелов, а Рэндал занят действительно стоящим делом: развлекается в постели с первой красавицей канадского пригорода. Нужно же было сделать хоть что-то уверенно, и он выбросил чёрный комочек за пределы гроба, куда-то в угол к собственной одежде. Возбуждение приятно жгло в паху, и Рэндал решил, что пора. Обхватив ладошкой свой член, чтобы не терять времени, он аккуратно провёл языком между ног возлюбленной. Айвори-младший знал, что между ног у женщины горячее, чем мякоть на её ладонях, но не знал, что настолько. Рэндал чуть не обжёг язык, но стерпел, не желая показаться Нане несуразным. Нежно и глупо водя языком меж махровых складок, он думал, что вполне мог бы предложить этой женщине свою кандидатуру, когда она ещё была змеей. Рэндал вдруг представил, как тоже самое, что он делает сейчас, делает для Наны его брат, и где-то за лобковой костью вспыхнуло новое пламя. Младший не стал ограничивать свои фантазии — он уже зашёл так далеко, как нельзя заходить, перешёл все границы. Из груди Наны вырывались громкие стоны, они один за другим ударялись о стенки гроба, о потолок, повисая над новоиспечённым супружеским ложем терпкой непристойностью. Айвори хотелось большего, ибо оральные ласки она считала слишком инфантильными, особенно для такой, как она. Ну давай, Нана, разреши ему войти в тебя. Ведь лучший способ усмирить свой пыл — это подчинить своей воле рыжего неопытного мальчишку. Так пусть же он ласкает тебя так, как не ласкал Лютер! Научи же его, как нужно правильно трогать противоположный пол!

***

      Майкл вытер о шершавый зальный ковёр пыль с разваливавшихся кед. Живот урчал, сигнализируя о том, что крысочел не ел уже очень долго и было бы неплохо ему раздобыть немного еды. Майкла научил Роберт, что если из спальни (неважно какой) доносятся стоны, то идти на кухню можно смело и брать там то, что захочется — они всё равно ничего не заметят. А сейчас гроб скрипел так, будто его в действительности заколачивают, а катафалк вот-вот надломится, уронив покойника на землю. Никого не стесняясь, Майкл прошёл на кухню. Там было непривычно тихо, ведь обычно там собиралась вся семья и разговоры велись отнюдь не шёпотом. Не то чтобы в семье Айвори было принято разговаривать на повышенных тонах, но было странно видеть обычно занятый со всех сторон стол пустым. Крысочел остановился напротив холодильника, выдохнул, задержал дыхание, прислушался. Лютера дома нет. Нион со Златой. Ниен занимается чем-то вне дома.       — Рэндал! Рэндал! Быст-т-трее! Ах! Рыжий, не расслабляйся! Ах… Сука!       — Что, Лютер привык бросать всё на п-п-полпути?       — Помолчал… Ох! Помолчал бы в сторону брата!       Красота.       Майкл открыл холодильник. Резиновые уплотнители нехотя разомкнулись, впуская парнишку к еде семьи Айвори. Да, выбор тут большой, но крысочел должен взять всё самое необходимое, иначе Роберт начнёт опять причитать и ругаться:       — Сельдерей прихватил! Молодец, ничего не скажешь! А ужинать мы чем будем, салатом из сельдерея с сельдереем?       Блондин принялся серьёзно рассуждать, хотя времени на рассуждения было не шибко много. Аккуратно, чтобы ничего не разбить, Майкл начал вытаскивать из холодильника коробочки, баночки, пакетики и трепетно прижимать их к себе, словно своих детей. От баночек вкусно пахло чем-то сладким, а от пакетиков пряным и сочным. Майкл уже представлял, как обрадуется Такеучи, увидев его добычу, и как он будет его хвалить. Такой сытный ужин нужно отпраздновать, и крысочел осторожно вынул из дверцы холодильника бутылку. Она была прозрачная, с небольшой белой этикеткой и выпуклыми буквами, а внутри янтарным цветом плескалось пиво, нахлобучив на себя воздушную пену около самого горлышка. Майкл улыбнулся. Не жизнь, а сказка. Коточелов нет, Айвори заняты каждый своими делами, Себастьяна тоже нет в поле зрения. Крысы испокон веков водили хороводы на людской еде, когда те уходили по своим делам.       — Нана! — слова доносились сверху, смешиваясь со скрипом несчастного гроба. — Нана, я скоро к-к-кончу!       — Не смей! Не смей останавливаться, ты понял?       — Понял!.. А-ах, Нана! Нана, я ничего не смогу с этим сделать! Н…       — Да мне плевать!       Майклу было противно это слушать. Он примерно представлял, что там происходит и с кем. Судя по голосу, там с Наной явно не Лютер. Но раз они заняты своими делами и не обращают внимание на кражу еды из холодильника, то Майклу было плевать кто там. Хотя, расскажи он о похождениях жены Айвори-старшему, может быть, он бы и пощадил крысочелов и не стал бы так злостно натравливать на них коточелов. Опустив глаза на продукты в руках, Майкл подумал, что он мог бы посмотреть ещё что-нибудь в кухонных шкафчиках.

***

      Нана на негнущихся ногах вышла из комнаты Рэндала. Эмоции хлестали изнутри, подстёгивая разыгравшиеся инстинкты, так долго женщиной подавляемые. Перед глазами пелена. Хотелось оторваться, хотелось порока, грязи, испорченности. Хотелось с головой нырнуть в этот жестокий омут животной, бешанной жажды крови. Нана хотела одёрнуть себя, залепить себе пощёчину и — что сделано, то сделано — побыстрее забыть секс с Рэндалом, но нутро не слушалось. Псина, однажды попробовавшая человеческое мясо, должна быть застрелена, ибо она обязательно захочет попробовать его ещё раз.       Хотелось крысятины.       Глаза горели. Еле как запахнув на себе халат и ударяясь босыми ногами о края ступенек из цельного дерева, Нана бежала вниз. Желудок жёг голод, он назойливо урчал, требуя еды. Нана знала, чего, а точнее кого, она сейчас отведает. И не дай бог эти ущербные сволочи посмеют улизнуть! Животное начáло взяло верх над человеческим гуманизмом. Все люди когда-то были обезьянами, но научились же они ходить прямо и мыслить разумно. Люди не были змеями — змея не сможет научиться жить без охоты, какая бы красивая женщина из неё не получилась. Высокая, стройная, такая гордая и недоступная, Нана сейчас, потеряв всякое своё с таким трудом удерживаемое лицо да и вообще всякий человеческий облик, учитывая пену, собравшуюся в уголках рта, бежала на кухню, зная, что крысочелы могут быть там. Едва не поскользнувшись на повороте, женщина выскочила из сводчатого проёма. Пена стекла на подбородок. Пена изо рта — берегись, животное бешанное.       Майкл, подняв голову, оцепенел. Их взгляды встретились, и крысочел, только взглянув на суженные зрачки Наны и покрасневшие белки её глаз, понял, что ноги уносить нужно немедленно, бросая всю добычу.       — Иди сюда, с-с-сука! — прошипела женщина, кинувшись на Майкла. В два прыжка преодолев кухню и отшвырнув попавшийся на пути стул, она с разбегу упёрлась руками в столешницу, думая, что у неё получится зажать Майкла между мраморным кухонным гарнитуром и своим телом. Крысочел успел увернуться, проскользив драными кедами по кафелю и едва не свалившись на пол, не удержавши равновесие. Нана, рыча, протянула руку, надеясь ухватить того хоть за его светлые мерзкие волосы, но и тут Майкл оказался слишком проворным. Он никак не мог понять, что заставило Нану ни с того ни с сего встать со своего мягкого человеческого дивана и погнаться за ним, но понимал отлично, что если он сейчас не спрячется в той дыре между стен дома Айвори, то эта женщина-не-женщина растерзает его на месте своими ухоженными ногтями. Крысочел выронил бутылку пива. С громким звоном стекло разлетелось по полу на крупные осколки, а светлое нефильтрованное разлилось желтоватой лужей. Запахло овсом. Майкл не верил своим глазам — образ той женщины в дорогой одежде и с дорогой трубкой во рту, которую он знал с момента появления другой Наны в доме, никак не вязался с тем, что мельком увидел крысочел, оглянувшись назад — звериный оскал, широко распахнутые покрасневшие глаза, и нечеловеческая сила. Словно что-то вселилось в Нану, что-то неуправляемое и страшное.       Увидев заветную щель под лестницей, Майкл юркнул в неё, не оставив змее шанса на обед. Нана, чуть не ударившись лбом о стену, успела лишь, не сбавляя скорости, влететь в хлипкие доски, выставив вперёд руки. От такого резкого торможения голова загудела, а ладони обожгла тупая боль. Нана до рези в челюстях сжала зубы, словно эмаль на них сейчас треснет и слезет. Она не могла поверить в то, насколько легко добыча от неё ушла. Видимо, такая длинная пауза в охоте навредила навыкам женщины. Да, будучи змеёй Нана могла просто резко податься вперёд, зажать жертву между зубами и раздавить ей череп. Человеку порой приходится очень тяжело.       — Ты не уйдёшь, тварюга! — Нана опустилась на колени, сверля глазами неаккуратную дыру в стене, в которой только что исчезла светлая головка Майкла. — Я тебя достану!.. Я, с-сволочь, голову тебе об пол размозж-ж-жу!       Майкл замер, вжавшись острыми лопатками в холодные стенные доски. Если он сейчас побежит вдоль стены, то Нана точно его услышит и побежит следом, но только за этой самой стеной, а потом найдёт ещё одну дыру и там-то уже выследить крысочела будет очень легко. Дыхание спёрло, а сердечко светловолосого колотилось у самого горла, заставляя слюну высыхать. За досками слышались тяжёлые вздохи женщины.       — Тебе лучше сдаться сразу!.. — прошипела Нана и, задрав рукав халата, засунула руку в дыру по самое плечо, приложившись щекой к холодной побеленной стене. — Или ты хочешь помучаться перед смертью, блондин?       Крысиные уши ловили каждый вдох хищницы. Нану и Майкла разделял один слой тонких высоких досок, и не будь Айвори такой материалисткой, точно взяла бы что-нибудь потяжелее, пробила бы стену, и тогда крысочелу было бы уже некуда бежать. Ладонь Наны шарилась по стене в поисках Майкла, желая выудить его из убежища. Парень начал тихонько плакать. Живот стискивали судороги, а икота билась где-то в кадыке, заставляя задирать голову, чтобы не было слышно всхлипов. Ему никогда ещё не было так страшно. Недаром Роберт говорил ему не попадаться этой семейке на глаза, особенно «жене мистера Лютера», а он не послушался, не успел унести ноги — кушать, наверное, хотелось больше, чем жить. Холодная и влажная от волнения ладонь Наны коснулась обнажённых бёдер, нечаянно задрав голубые шорты крысочела. Подушечки её пальцев проехались по шершавой гусиной коже, что на ощупь похожа на апельсиновую кожуру. Майкл на секунду перестал дышать.       — Выходи… — тяжело дыша, шипела женщина. — Я знаю, что ты там, сучёнок!..       Майклу хотелось слиться с досками, а Нана, придвинувшись ещё ближе к дыре и совсем вжавшись в стену, просунула руку ещё глубже так, чтобы можно было согнуть её в локте. Костлявая ладонь накрыла пах крысочела. Нана не знала, что за часть тела она сейчас щупает. Разум был настолько затуманен, что она едва соображала. Её цель была проста — вытащить Майкла из норы, чего бы ей это ни стоило. Из дыры пахло сквозняком и крысятиной.       — Вы… Хо… Ди… — с расстановкой произнесла женщина, чтобы тот понял серьёзность её намерений. Щёки Майкла вспыхнули пунцовым румянцем, когда рука Наны снова задела его маленький член. Крысочел замер, надеясь, что она сейчас сдастся и уйдёт, но Айвори даже не собиралась. Она, сбивчиво дыша и бормоча себе под нос проклятья в адрес парня, пыталась подтянуть к себе добычу трясущейся от волнения и мучительных попыток рукой. Майклу казалось, что его грубо лапают. На глазах проступили слёзы — этого не должно было случиться. Если бы он послушался Такеучи, если бы улизнул в нору в ту же секунду, как услышал шаги из комнаты, этого всего бы сейчас не было.       Всё тело крысочела пробила мелкая дрожь а спина отвратительно намокла, когда он почувствовал знакомую тяжесть в области паха. Эрекция. Как всегда не кстати. Майкл был девственником, даже женщину никогда перед собою не видел, не то что не давал себя трогать.       — Я тебя достану, гадёныш! — пальцы Наны проскальзывали по напряжённому стояку, но никак не могли уцепиться из-за гладкой ткани шорт. — Лучше сдайся сам, иначе я высосу твои глаза, урод! — она остервенело пыталась схватить парнишку хоть за какую-то часть тела, но получалось только обрывисто задевать его член. Не дотянуться никак. Майкл боялся бежать — Нана точно погонится следом, услышит. Лучше уж делать вид, что его здесь нет. Глупый блондинистый крысёнок. А в трусах тем временем становилось всё горячее и горячее. Крысочела затрясло. Он не понимал, какое чувство ему нужно сейчас вычленить из того вихря эмоций, который обдаёт его с ног до головы — страх, возмущение, или до этого момента недосягаемое удовольствие? Женщина наконец смогла ухватить Майкла за ткань шорт и, со всей дури потянув на себя, сорвала их с парня, оставив его стоять в сыром тёмном проёме меж стен в одних трусах, сама того не зная. В её руке остались голубые обрывки ткани, похожие на половые тряпки. Лицо крысочела пылало, сладко-светлые волосы прилипли к потному бледному лбу, а белую футболку, которая из-за этой погони и пыльной и грязной стены перестала быть белой, можно было выжимать. Драные лохмотья, бывшие когда-то голубыми шортами, упали на пол.       — Тварь! — Нана снова попыталась схватить парня, и теперь уже тянущаяся плотная ткань нижнего белья позволила ей сделать это. Почувствовав в своей руке что-то ощутимое, женщина зарычала, брызнув скопившейся во рту слюной, и рванула на себя. Послышался треск разошедшейся ткани, ознаменовавший обнажение неиспорченного ласками тела. Ладонь Наны, отбросив лоскуты в сторону, проскользнула выше. Майкл сделал шаг вправо. Он давно мог бы укусить ту за руку, но не сделал, не сообразил. Теперь он был почти что голый и один на один со свирепой хищницей в нескольких сантиметрах от себя. Напряжённый розовый член горел так же, как щёки Майкла. Крысочел почувствовал что-то доселе неведомое, непонятное, заставляющее нижнее бельё мокнуть, и почувствовал это из-за той, кто его чуть не убила. Этот момент он точно запомнит на всю жизнь. Как в смешении таких противоречивых чувств, вспышками возникающих в юном страждущем теле, рождается ментальное взросление. Именно в этот момент человек понимает, что не всё в мире так однозначно, как кажется.       Нана выбилась из сил. Рука уже начинала болеть и ныть, плечо предательски покалывало от такого долгого нахождения в узкой дыре, а добыча всё ещё была далеко, а значит нет никакого смысла пытаться снова. Женщина недовольно фыркнула и вытащила руку. Чуть ниже плечевого сустава краснел рельефный след от впивавшейся в кожу стены, словно та хотела зажевать Нану и проглотить своим дыро-ртом. Было противно. Обычно крысочелы так просто не уходили от змеи, а тут… Даже стыдно. Айвори вытерла лицо. Нужно умыться.       — Тварь ты последняя! — безнадёжно бросила Нана, через плечо обернувшись на стену. — Радуйся, что смог сбежать. Ещё раз увижу — точно закончу начатое…       Шаги становились всё тише и тише. Раздалось шипение полившейся из крана воды. Майкл отлип от стены, заправив мокрые волосы за крысиные уши. Стоя с голым задом, весь в поту и пыли он чувствовал себя таким жалким, но внутри шевелилась какая-то едва ощутимая радость. Он смог уйти от убийцы, он испытал «то самое» от чужой руки…       — Это не может быть просто так… — тихонько рассуждал Майкл, бредя вдоль стены и пытаясь как-то подвязать обрывки шорт и трусов вокруг талии, чтобы скрыть свою наготу. — Нана обычно… — лоскуты всё выпадали и выпадали из трясущихся маленьких рук. — Нана обычно никогда не упускает жертву. Она же зме-я? Зме-я. Значит, она меня отпустила, потому что я ей понравился… — ткань выпала из неслушавшихся рук, снова оголив тощий зад и хилые бёдра с едва заметными белёсыми бороздками растяжек из-за скачков роста. — Я ей понравился, это точно!       Конечно ты ей понравился, Майкл! Не будь ты крысочелом, точно бы закрутила с тобой роман и зажимала бы в углах, неловко оправдываясь перед Лютером за своё отсутствие. Только твоя видовая принадлежность её и останавливает.       Ледяная вода прожигала кожу на ладонях, била по самым костяшкам. Нана уже раз пять промыла лицо с мылом, но в себя так и не пришла. Слишком много событий за последние два часа. Даже в день свадьбы она не была так взбудоражена, как сегодня. Сердце бешено билось, никак не желая успокаиваться. Нана испугалась, что ей станет плохо, и села на край холодной ванны из искусственного камня. Год назад она лежала на краю этой ванны, распластав змеиное тело, только что вымоченное в тёплой воде, полностью довольная и уверенная в своём счастье. А сейчас она сидит здесь, пялясь в одну точку на полу, с полным осознанием того, что всё кончено.       Нане никогда не стать человеком.       Не стать физически, не стать морально. Какого чёрта тогда нужно было обещать Лютеру целовать только его, если она, едва встав на ноги, кинулась вешаться на первого попавшегося парня, который оказался младшим братом её мужа? Да ещё и которого она воспитывала, кашей кормила, нос во время простуды вытирала? Двойное предательство.

***

      — Эй!       Себастьян поднял голову, зацепившись кудряшкой за шип можжевельника, в дебри которого он уронил одну из кукол Рэндала, что тот дал ему на время, пока не закончит делать уроки. Айвори-младший стоял над питомцем, гордо уперев руки в бока. Ширинка его чёрных брюк со стрелками была показательно расстёгнута и из-под V-образно разошедшейся молнии смешно торчали трусы цвета спелой голубики.       — Где ты был? — Себастьян поднялся на ноги, стряхнув с колен серую землю. — Я уже заждался. На, — он протянул Рэндалу фарфоровую девочку с блестящими глазами, но тот её не взял, заносчиво задрав нос, чтобы не видеть этот рудимент незрелости — игрушку. Кукла моргнула.       — Оставь себе, я уже слишком взрослый для этого! — с этими словами рыжий провёл рукой по расстёгнутой ширинке. Себастьян не понял этого жеста, так и стоя напротив рыжего с куклой в руке. Надо сказать, что выглядел Рэндал довольно-таки забавно. Чего только стоил его гордо-надменный вид победителя этой жизни.       — Что это, Нана тебя одевала и штаны застегнуть забыла? — усмехнулся Куриные Ножки.       — Угу. Так и случилось, — улыбнулся комочек.       — Я тебя не понимаю.       Колени Себастьяна были всё ещё грязными. Землю лизало по-летнему тёплое солнце. Рэндал заметил, что если месяц назад он кутался в вязаные кофточки и шарфики, то сейчас ему было жарко даже в рубашке. Погода на побережье Северного Тихого океана меняется едва ли не по щелчку пальцев.       — Пошли расскажу, — Айвори-младший развернулся на месте и прошагал в дом по пыльной плитке, подмигнув питомцу через плечо.       Куриные Ножки до последнего думал, что Нана действительно забыла застегнуть Рэндалу штаны когда переодевала его, а не после их соития. Сидя перед ним на шёлковом мятно-зелёном коврике и теребя в руках всё ту же куклу, Себастьян чувствовал себя обиженным — получается, младшему Нана разрешила снять с неё трусики, а ему нет? Рэндал был в экстазе. Настолько приятно было сидеть в кресле и, закинув ногу на ногу, рассказывать о своих любовных похождениях этому несуразному кудрявому парню. Ему-то до подобного ещё ой как далеко.       Нана легла в ванну. Домашний халат не спасал от холодной сухости глазурованного дна. Женщина этого не чувствовала, даже не страшно было застудить те самые почки, о которых так пекутся люди. Сверху на неё смотрели восемь маленьких застеклённых лампочек, разбрызгивающих белый свет по белой ванной. Рычаг крана соблазнительно блестел.       — И ты прямо… — Себастьян с трудом подбирал слова, ещё не отойдя от шока. — Прямо там её трогал?       — Ну да, — Рэндал качнул головой, будто это для него что-то обыденное. — Было мягко. Мокро. Всё как я и представлял.       Нана задрала ногу, упёрлась большим пальцем в тыльную сторону смесителя, надавила и подняла его. В ванну хлынула тёплая вода, стекая по всё ещё приподнятой ноге женщины. Скатившись округлыми крупными струйками по берцовой и бедренной костям, она оставила мокрые пятна на халате Наны. Ванна начала заполняться, беспощадно поглощая в водную толщу ворс махрового халата.       — Блин… — Себастьян поднял глаза на Рэндала, а затем встал, влез на кресло и сел с рыжим рядом. — Я тебе так завидую! Ты бы знал. Правда… Наверное, то, что ты испытал, не сравнится ни с чем!       — Да ладно тебе! — Айвори обнял его, позволив уткнуться в своё плечо, и Куриные Ножки вдруг почувствовал, какие мягкие у комочка ладошки — ему так редко хочется нежности, а не хаоса. — Каждой твари по паре, помнишь?       — Только ты что-то свою тварь искать не стал, а забрал чужую! — ещё больше погрустнел Себастьян. — И что, кстати, думаешь делать дальше? Жениться на Нане?

Раз. Два. Три.

      Вода заполняла ванну: шурша и пенясь, стремительно бежала из железного крана, проникая прозрачной своей тяжестью в ткань халата. Хотелось растворить свои грехи в этой воде, захлебнуться, чтобы кристально-чистый поток хлынул в глотку, забивая дыхательные пути, чтобы не таскать эту грязь на себе — не только снаружи, но и внутри. Нана чувствует, как тело приятно обмякает, становясь будто невесомым. Лампочки слепят глаза, а немой белый кафель так печально покрывается мелкой рябью конденсата.       — Женюсь… Или не женюсь, не знаю, но явно не брошу, если ей вдруг понадобится помощь! — заключил Рэндал, поджав губы от мимолётных мыслей об его гипотетическом браке с Наной.       — Я за тебя так рад… — грустно вздохнул Себастьян, опустив глаза на расстёгнутые брюки младшего, и что-то снова больно куснуло изнутри. Куриные Ножки — дорогой товар, человеческая зверушка, очередная кукла для Айвори-младшего, которая всегда будет в его тени. Это как ковровая собачка — вроде бы член семьи, но по сути просто дополнение интерьера. Его никогда не спросят, никогда не воспримут всерьёз. Даже Нион и Ниен, казалось, стоят большего.       Нана выключила воду. Её в ванне было немного, но достаточно чтобы всё тело женщины стало мокрым. Волосы жемчужной гладью стелились по поверхности воды, шёлковисто блестя в холодном свете лампочек. Обычно Айвори принимала ванну с пеной, но в этот раз не хотелось лишних движений, хотелось спокойствия, ибо чудилось, что каждое лишнее колебание воздуха способно нарушить тот священный покой, которого Нана ждала так долго.       Теперь у неё было время. За сегодняшний день впервые появилась возможность перевести дух. Но эта возможность — палка о двух концах, потому что как только Нана осталась наедине с собой, тяжкие мысли снова, ударяя своими тонкими хвостами по мозгам, завертелись в голове.       Какой позор! Какой кошмар!       Стоило только на секунду потерять голову, и вот уже так долго взращиваемое человеческое существо пало перед животным началом… Нана не могла поверить, что это всё взаправду. Болезненными комками ёжились внутри стыд и отвращение, задевая своими колкими боками внутренности. Думать ни о чём не хотелось — в голове была мёртвая пустота. Нана лишь пялилась в потолок, прокручивая события сегодняшнего дня, пока тёплая вода заставляла тревогу рассеиваться, оставляя после себя горький привкус осознания.       Как. Же. Так?       Что теперь будет?       Рэндал явно не будет таким, как прежде. Он будет воспринимать Нану совсем по-другому, будет видеть в ней женщину, любовницу, сладострастницу, да кого угодно, только не старшую добрую наставницу… Рэндал будет хотеть ещё, он будет ждать, он будет дрочить под одеялом ночью, вспоминая язык Наны на своём теле и слушая стоны брата за стеной. Одну жертву Нана сегодня поймала, вторую — Майкла — упустила. Раньше она жрала крыс тушами, разгрызая тугие хрящи и вкалываясь зубами в сладкие мягкие ткани, а сейчас стена прикусывает её руку, принимая за что-то чужеродное. Даже дом словно хотел выплюнуть новую Нану.       Нион, выжимая мокрую швабру в таз, отмывал с пола разлитое пиво. Своё любимое пиво. Делать это было сложно, мешались осколки.       — Чёрт, уроды! — ругался коточел, в очередной раз суя швабру в отжимной отсек в ведре. — Такое дорогое было, а? Теперь специально, мудачьё, разгокали, чтобы ни себе, ни людям!       Нион, к счастью, не видел сцены с погоней. Он думал, что кто-то из крысочелов сделал это из вредности. Коточелу явно ни к чему было видеть это моральное падение Наны, которое с треском бы разрушило весь её авторитет в глазах домочадцев.       — Пить тебе надо меньше, и уже не будет так жалко! — усмехнулся Ниен, осторожно собирая с пола крупные прозрачные осколки с выпуклыми буквами. — Ну что, теперь признаёшь, что от этих тварей один геморрой?       — Не ёрничай… — Нион, нахмурившись, выплеснул грязную воду через окно на задний двор. — Нана, вон, тоже от безделья помирает, и чёт ей ты ничего не говоришь! — тот поставил ведро на подоконник и упёр руки в бока, смяв под кулаками чёрное худи.       — На ней — Рэндал! — вспылил Ниен, понимая, что Нион даже не знает, насколько разные вещи он сравнивает. — Она, между прочим, дитё воспитывает! А ты шорхаешься непонятно где.       — Господи, одно нытьё! Что ты, что Лютер! — коточел зарылся мокрыми от мыльной воды пальцами в волосы и поморщился, якобы голова у него болит от этого всего. — Давай я дам тебе денег, ты купишь мышеловки и эта хрень закончится! Или этот, — он пренебрежительно махнул головой в сторону спальни Айвори-старшего. — пускай клининг вызовет. У него ж, судя по шмоткам жёнушки, денег куры не клюют!       У Ниена не было сил спорить. Во всяком случае, на Ниона его слова никак не повлияют, так что можно было не утруждать себя пустым сотрясанием воздуха. В последнее время их отношения и без того были натянутыми, и Ниен считал причиной тому Злату и сложившуюся ситуацию с крысочелами. Как это всё связано, он не знал.       Вот бы это всё побыстрее закончилось.       Нана бросила беглый взгляд на фен, лежащий на одной из полочек. Швырнуть его в ванну было бы забавно. Но самоубийство — последнее, что ей хотелось бы сотворить со своим новым телом. Айвори коснулась круглого шва на шее под самой головой — он был таким же выпуклым, аккуратным, словно задранное к подбородку ожерелье. Самое дорогое ожерелье, которое Лютер только мог бы ей подарить. И теперь этот подарок жгучей тяжестью разъедал горло, заставляя взвалить на себя груз ответственности, поднять который Нана оказалась не в состоянии.       А может всё это было ошибкой? Начиная с самой первой минуты их совместного быта с Лютером и заканчивая баснословной тратой на пластику?       Нана, оперевшись руками о края ванны, встала в полный рост и открыла слив. Вода, создав маленький водоворот, неспешно уползала вниз. С полов халата побежали толстые струи, громко ударяясь о водную гладь. Мокрая махра приятно обвисла на теле, обволакивая его. Нана вдруг вспомнила, как приятно давила на позвоночник узкая кератиновая чешуя, словно сшитый с идеальной точностью чехол. Женщина улыбнулась. Она подумала о той беззаботности, легкомысленности, которыми она располагала, будучи змеей, ещё и этот халат, который показался ей таким схожим со старым её телом… Нана развела руки в стороны, дав воде свободно стекать с рукавов. Вода на самом дне растворилась в сливе, закрутившись в едва заметную прозрачную спираль. Женщина улыбнулась, почувствовав как мокрая ткань облепила её кожу. И кровь словно стала холодной, и лёгкое осталось только одно, и мочевой пузырь редуцирован полностью. Будто от тела — этой сложной пародии на кожно-мускульный мешок с неведомо зачем нужным поясом свободных конечностей и длиннющими кишками — снова остался один сплошной хвост. Такое старое, забытое, но такое любимое чувство. Словно оно — то естество, которое наконец-то смогло найти выход и нашло приют в мокром махровом халате. Нана, аккуратно схватившись мокрыми руками за бортики ванны, снова села в теперь уже пустое каменное ложе. Капельки, будто маленькие жемчужинки, скатывались по его белоснежным покатым стенкам, сиротливо собираясь в маленькие быстросохнущие лужицы на дне, словно пытаясь найти куда-то ушедшую из привычно места маму-воду. Одна из лампочек, издав громкий стеклянный хлопок, лопнула, разбросав осколки по своим потолочным покоям. Менять её будет тем ещё мучением.       Нана опустила спину на холодное, непривычно сухое дно ванны. Эта прохлада, исходящая от мокрого халата и негостеприимно остывший искусственный камень так напоминали привычную змее обстановку. Резные плинтуса устремили тысячи пенополиуретановых глаз на это зрелище — хозяйка дома в мокром халате разлеглась в пустой ванне, уютно свернувшись калачиком и подложив ладони под правую щёку. Стало так уютно и приятно, что Нана даже невольно растянула губы в блаженной улыбке. Не хотелось думать ни про Рэндала, ни про того светловолосого крысочела, остались только покой и гармония со своим существом, которую Айвори ощутила впервые с момента становления человеком. Облепившая тело махра действительно ощущалась как вторая (точнее псевдо-первая) кожа, заставляя женщину ещё больше впадать в грёзы о своей змеиной жизни. Нана вспомнила, как беззаботно ей сиделось в тихих и тёмных местах, как здóрово было глотать ничего не подозревающих крысят, а главное — никаких метаний и ответственности за свои слова и действия. Словно та красная змейка на логотипе «Gucci» — олицетворение роскоши, изысканности, грации в сочетании с дикой, неприкосновенной свободой. Люди смотрят и завидуют. Нана закрыла глаза. Тело обмякало от приятных чувств, а разум почему-то стало клонить в сон, будто после удачной сытной охоты. Айвори вздохнула, пропустив воздух через слегка сжатые зубы. Дверь закрыта на замок — самое время расслабиться наедине с собой. Думая о своём старом теле, Нана провалилась в нежный крепкий сон, забываясь в объятиях эмалированной ванны.

***

      Себастьян с каждым днём злился на Рэндала всё сильнее. Последней каплей стал поход в магазин с Лютером и Наной. Мальчишкам нужно было купить новых вещей на лето, а то прошлогодние шортики и маечки носить младшим семьи Айвори не по статусу, да и пришли они в негодность довольно быстро. Себастьян кусал губы, заламывал пальцы, когда Нана без конца прыгала вокруг очкарика, подбирая ему всё новые и новые вещички и, кажется, уже перемерила на него пол-магазина, а Куриные Ножки — какое унижение! — отправила выбирать одежду себе самому. Такого предательства он просто не мог стерпеть, и,едва не плача от обиды, отрешённо перебирал футболочки на стойке, попутно строя в голове план мести и просто размышляя, за что ему это всё.       — Девушка! — кричит Нана из примерочной, где натягивала на Рэндала какие-то зелёные шорты, олицетворяющие поговорку «ни к селу, ни к городу». — Девушка, нам такие же, только другого цвета.       — Извините, но, к сожалению, это единственные, которые остались. — елейно расстраивается консультантка, понимая, какую выручку упускает. Нана фыркает, что-то говорит Лютеру, а тот хихикает, прикрывая рот ладонью, сплошь покрытой резными перстнями и нежными тонкими колечками.       — Себастьян, малыш, подойди пожалуйста! — обращается к кудрявому, наконец, женщина, легонько трогая того за плечо. — Примерь шортики. Смотри какие! — перед лицом Себастьяна из ладоней Наны ниспадают зелёные хлопковые шорты, бессмысленным полотном расстилаясь перед взглядом парня.       — Рэндал не стал носить, значит я буду? — возмутился тот, поджав губы. Лютер взглянул на часы на своём запястье с выпирающей косточкой.       — Если тебе не понравятся, то найдём другие, — бодро заявляет женщина, запихивая Куриные Ножки в примерочную к Рэндалу. И вот он, момент истины. Именно сейчас Себастьян понимает, почему рыжий заслужил внимание Наны, почему он избранный. Стягивая с себя очередное стилистическое решение жены Лютера, Рэндал переусердствовал и немного приспустил трусы вместе в шортами. Из-под серой резинки показался гладкий белый лобок с редкими щетинистыми рыжими волосками, больше похожими на колючки молодого репейника. Рэндал поспешно натянул бельё назад, а Себастьян всерьёз задумался над тем, насколько он ещё незрелый и инфантильный. Поэтому вечером, заперевшись в ванной комнате, Куриные Ножки щедро выдавил себе на ладонь густой пены для бритья. Она пахла до неприличия приятно — чем-то очень свежим и лесным, будто бы мальчишка ткнулся носом в еловый отвар. Спустив с себя штаны, он, краснея от смущения перед кем-то ему одному только ведомому, нелепо размазал шмат по лобку, создавая оранжево-белое месиво из отросших пружинок волос и пены. Немного подумав, Себастьян отложил розовую бритву и взял голубую. Та показалась ему более устойчивой и мощной, а парню нужен мгновенный эффект. Зачем-то задержав дыхание, Куриные Ножки поставил бритву чуть выше тазобедренного сустава и плавно, будто боясь спугнуть пену, провёл слева направо.       — Эй, ты что творишь? — раздалось возмущённое шуршание откуда-то снизу, отчего Себастьян выронил бритву и начал испуганно оглядываться по сторонам, ища источник звука. — Я тут, внизу, куда ты только что смотрел, мальчишка! — тот перевёл взгляд на свой лобок и увидел, как вместо микроскопических пузырьков на пористой пере на него смотрят тысячи маленьких чёрных глаз, как у паука, и моргают вразнобой.       — Ты кто? — спросил Себастьян, подумав, что страх его был не напрасным.       — На флаконе написано, прочти, ты же умеешь! — снова зашипела пена, но теперь уже язвительно, лопая мыльные пузырьки в своих кратерах. — Я смотрю, ты в этом деле новичок. Так для чего же ты размазал меня по половине живота?       — Я… Просто хочу понравиться одной жен… Девушке, — объяснился тот, снова засмущавшись и аккуратно положив бритву на раковину. — Я решил, что девушкам больше нравится так…       — Ага, нравится! — пена будто бы совсем ничего не стеснялась, водя из стороны в сторону своими миллионами пористых белоснежных глаз. — Но другой вопрос нравится ли тебе самому так себя калечить. Посмотри, твоя кожа уже покраснела!       — Но как же мне тогда быть? — погрустнел Куриные Ножки — его кожа на лобке и правда стала розовой. — Если у меня там будут волосы, меня же засмеют все девушки!       — Вот глупый, — пена немного дрогнула, словно встряхнутое желе, и парню показалось, что она покачала своей недифференцированной головой. — Запомни — что бы ни случилось, ты должен ставить свой комфорт на первое место. Скажу больше — корпорации специально заставили тебя ненавидеть свои волосы на теле, чтобы продать тебе эту бритву, которую ты сейчас держишь в лапках! Удивлён?       — Ага, — произнёс Себастьян, непонимающе взглянув на бритву. — Но как же мне быть? Ты же помогал… Помогала… Вы же помогали? — он перебрал все рода, так как не знал, как обратиться к пене. — Бриться такому же, как я рыжему мальчику в очках. Почему на него обратила внимание Нана, а на меня нет?       — И как же ты себе это представляешь? — ехидно зашипела пена, уже начиная потихоньку сползать вниз к тонким белым бёдрышкам парня. — Он показал женщине свой гладкий лобок и женщина прыгнула с ним в постель? — она хихикнула. — Глупыш, ты же типичная жертва рекламных компаний и общественного мнения! Так вот, прекрати маяться дурью, лучше запомни раз и навсегда, что если человек тебя действительно любит, то примет таким, какой ты есть, а волосы на теле — естественно и нормально. — пена вздохнула. — Пусть я и потеряю работу и буду уже никому не нужна, но неуверенных в себе мальчишек и девчонок, скребущих тело ненавистными бритвами, станет меньше!       Раздался стук костяшек пальцев о дверь в ванную. Это Нана услышала странные звуки и решила проверить, что происходит, тем более она давно не видела Себастьяна.       — Себастьян, ты там? — она прильнула ухом к двери и прислушалась. — С кем ты там разговариваешь?       — Н-ни с кем! — Куриные Ножки вздрогнул от такого резкого звука и снова посмотрел на пену. Она уже самопроизвольно размазалась по телу рыжего, утекая куда-то вниз.       — Помяни мои слова, — прошелестели тысячи пузыристых ртов, подмигивая тысячью пузыристых глаз. — Не гладкое тело делает тебя красивым, а твоя душа. Так иди к своей возлюбленной и скажи всё, что на душе!       — А ты? — прошептал Себастьян, увидев, как дверная ручка начинает дёргаться.       — А я ухожу. Мне больше нет здесь места. Прощай.       Дверь в ванную распахнулась так же быстро, как быстро рыжик натянул на себя трусы, даже забыв о той самой пене, с которой он говорил секунду назад. Трусы и штаны испачкались в белом месиве. На пороге Нана в своём неизменном махровом халате. В руке её бриаровая трубка, плотно сомкнувшая зубы.       — Себастьян… — женщина не ожидала найти его в ванной комнате всего в пене для бритья. — Чем ты тут занят? О Боже! — она приложила руку к груди, увидев сиротливо отложенную бритву на раковине и измазанный в пене живот мальчишки. — Только не говори, что ты тут пытался бриться!       — Оно самое… Рэндал же получил желаемое.       — Рэндал?       — Да. И я тоже хочу.       Он сказал это настолько прямолинейно и без разжёвывания любезностей, что Нана едва смогла устоять на ногах. Прямо здесь и сейчас Себастьян заявил ей, что хочет лечь с Наной Айвори в постель. Как наивно и смехотворно! Ты что, Себастьян, в зеркало себя не видел? Ты нескладный, неприлично рыжий, весь в веснушках, да ещё и кудрявый, а она — настоящая богиня красоты!       — Себастьян… — женщина улыбнулась, а колени её коварно подкосились. Рука с трубкой обмякла, выпустив ту на пол. Упав на намытый средствами кафель, трубка обиженно клацнула зубами, закашляла, а «риббон» просыпался по сияющему глянцу пола чёрной мелкой стружкой. Нана схватилась за дверной косяк. Нет! Этого не может быть! Себастьян шутит. Он просто хочет поиграть с Наной. Она не должна совращать ещё и его! Это против всяких правил! Это двойной грех, это путь на поклон к самому Сатане! Но он — Куриные Ножки! — здесь, рядом, в метре. Стоит с кое-как натянутыми штанами, с голым торсом и краснеет.       Мелкий негодяй! Это ты виноват — провоцируешь женщину своим внешним видом. Это виноват Рэндал — родился слишком красивым. Виноват Лютер — попёр против природы и сделал из змеи человека. Это воля Божья — не будет из гада Его подобия. Неисповедимы пути Господни.       — Себастьян, ты мог бы просто сказать, глупыш! — Нана сделала шаг вперёд. — Зачем же это всё?..       — Ты не понимаешь, Нана! — на глазах кудрявого заблестели слёзы, а сам он утёр пену с живота, успевшую провалиться в пупок. — Рэндал всегда был лучше, чем я!       — Это неправда! — дрожащим голосом сказала женщина, приблизившись к Себастьяну вплотную и взяв того за острые скулы. — Неправда! Страшная неправда! Я никогда не делила вас! — руки её мелко тряслись, а большой палец, казалось, сейчас проткнёт скуловая кость парня, и из него хлынет кровь, запах которой снова заставит Нану сойти с ума, но она уже чувствует, как здравый смысл покидает тело от одного взгляда на эту грудь в веснушках и матово-блестящую кожу. У Себастьяна на рёбрах миленькая коричневая родинка, похожая на пятно от растаявшего шоколада.       — Тогда почему ты легла в постель с ним, а не со мной? — тот, чтобы не заплакать, уткнул нос в плечо Наны, зарыв его в белую тёплую махру, что неприятно щекотала и без того раздражённые подступающими слезами ноздри. — Почему Рэндала ты всегда брала первым на руки? Почему ты проводила со мной так мало времени?       — Себастьян, ну что это за глупости? — улыбнулась Нана, стараясь растянуть рот в улыбке как можно шире, чтобы не чувствовать этого липкого вожделения, что впивается своими острыми клешнями в спину, протыкая насквозь, устремляясь между бёдер. — Если ты хотел, то ты мог бы…       Нет, Нана.       Ты же знаешь, что он не мог бы. Он никогда не подошёл бы и не сказал, какие чувства он к тебе питает. Он видел в тебе авторитет, жуткую змею с женской головой, с недавних пор воспитательницу Айвори-младшего, но никак не женщину. В отличие от Рэндала, он чувствует рамки.       — Рэндал захотел и сказал мне об этом, понимаешь… — продолжала Нана, непонятно зачем стирая пальцами пену для бритья с тела Себастьяна и стряхивая её в ванну, а та, плоско и глухо ударяясь своим пористым телом о искусственный камень, расплющивалась в пузырчатые воздушные лепёшки, и Себастьяну показалось, что ей больно. — Я же не умею читать мысли!       — Так это всё было правда? — удивился Куриные Ножки, чувствуя пальцы женщины на своём лобке. — И про признание, и про поцелуй, и про…       — Чистая правда! — Нана поняла, что пути назад у неё уже нет. — Чистая, как твоя душа, Себастьян… — она едва заметно покачала головой, будто бы пытаясь заверить парня в том, что душа у него действительно чище родниковых струй.       Себастьян поцеловал женщину в щёку. Та ответила поцелуем в губы. Не глубоким, не страстным, но таким чувственным и искренним, что рыжий понял — он ошибался. Любит Нана их с Рэндалом одинаково. Если бы чаша весов её любви клонилась в сторону Рэндала, то тогда бы Себастьян сейчас не получил этот поцелуй, не получил бы её руки на своих плечах, не получил бы тех слов, что были сказаны далее…       — Ох, Себастьян! Язык у твоего хозяина без костей! Как ты мог подумать, — с трудом отняв свои губы от губ рыжего Нана снова устремила свой взгляд в глаза парня цвета блестящих маслянистых оливок-итальянок. — как тебе только в голову пришло, что я делю вас, моих мальчишек, на любимых и не слишком? Будь уверен, сладкий, что мыслями о тебе я тоже страдала в порывах… — она на секунду замолчала, подбирая слово, но так и не довела мысль до конца, решив, что Себастьяну это знать не обязательно. — Любовь не делится, она умножается, дорогой. Поэтому спи спокойно — капитан любит вас всех! — женщина улыбнулась, аккуратно нажав подушечкой пальца на нос рыжему, а тот засмеялся, уже не пряча глаз от Наны.       — Так, значит, мы будем тоже, ну…       — Только дай мне знать, рыжик! — еле слышно произнесла Айвори, снова поцеловав Куриные Ножки в губы. Затем она выпрямилась, поднявшись над Себастьяном головы на две так точно, подхватила с пола свою зубастую трубку, даже не взглянув на рассыпанный по белизне стыка коридора и ванной табак, и,как ни в чём не бывало, развернулась, просвистев по воздуху болтающимся поясом от халата, и ушла в кухню. На полпути обернувшись, Нана лукаво подмигнула Себастьяну, всё ещё хихикающему от радости:       — Только дай мне знать…       Придя на кухню, она плеснула в розовую кружку водички из гранёного высокого графина. Поднесла ко рту, сделала три больших глотка, пока губы не коснулись мягкой шершавой пустоты, тихо поставила кружку на стол и вздохнула, Сейчас Нана уже не корит себя за свои слова и действия… Странно. Словно Рэндал и то, что было между ними, стало какой-то отправной точкой, барьером, преодолев который двигаться дальше будет уже не так трудно. Но что-то там, за грудной клеткой, неприятно свербило и царапало.       — Нана, — Лютер материализовался в дверном проёме откуда-то из коридорной темноты и сладко потянулся. — я тебя потерял. Ты скоро?       — Скоро, любимый, — она обернулась. Нане на секунду стало страшно — а вдруг он слышал всё, что она сказала Себастьяну? Но страх испарился, когда Айвори-старший, улыбаясь, подошёл к жене и обнял её, положив голову ей на плечо.       — Пойдём спать. Я уже валюсь с ног, а без тебя не спится.       Нана не знала, сколько она провалялась рядом с уже давно заснувшим Лютером, обнимая его за шею, но эта майская ночь была особенно тёплой и тихой. Такой тихой, что слышно было, как ветер ропочет в чердачных щелях, а в лесу, недалеко от дома, тявкающе верещат полуночные птицы. Эти звуки, слившиеся в одну томную, сладкую и нежную колыбельную, убаюкивали Нану, держа её в состоянии полудрёма. Дома было тепло и на кухне пахло крысами сильнее, чем обычно. В последнее время этот запах словно появлялся из ниоткуда, врезаясь в ноздри отвратительной пыльной пургой, заставляя сморщиться и принюхаться.       Майкл спал. После такого нервного потрясения провалиться в глубокий сон — настоящее наслаждение. Он не рассказал Роберту о случившемся, подумал, что пока ещё рано. Перед сном крысочел долго думал о Нане, и додумался до того, что не будь она хищницей, они были бы прекрасной парой.