Если вокруг мрак

Твоя жизнь это не кино и не книга, какая жалость, какая жалость ©

— Озеро, — негромко сообщает Арс, вернувшийся к своей манере изъясняться почти односложно. Антон кивает, бросая рюкзак на берег и садясь на корточки, морщится — чертово колено. Трогает рукой воду. Она оказывается здорово холодной. Вдвоем они оглядывают черную зеркальную поверхность, по которой от прикосновения Антонова пальца расходятся круги. Арс делает несколько шагов по берегу, но вскоре возвращается — очевидно, снаружи здесь ловить нечего. Подсказки были однозначными, придется нырять. — Ты или я? — спрашивает Антон. Арсений снимает очки, прячет их в нагрудный карман и трет глаза. Он явно устал, но выглядит вполне бодрым — Антон прекрасно знает, что такое Попов, заебанный в край, и это пока не та стадия. — Умеешь? — вопросом на вопрос, классика жанра. — Я нырял, но не профессионально. С аквалангом с Иркой на Мальдивах баловались, но это была так, херня с инструктором. К тому же тут, как бы, ну, — он делает неопределенный жест рукой. Никаких аквалангов, ясное дело. Арс тоже садится на корточки и сует палец сначала в воду, а потом в рот. Антон кривится за него, потому что раньше бы он скривился. — Несоленая, — поясняет Арс, и даже развивает мысль, — нырять будет просто. Давай я. — Ты без очков ни хрена не увидишь. Арс пожимает плечами. — Там, впрочем, и не видно ничего, скорее всего, — сам себе отвечает Антон. Большая часть их бесед по-прежнему состоит из дискуссий Антона с самим собой. Приняв это за руководство к действию, Арс стягивает одежду. Антон привычно отворачивается. Они ведут себя предельно корректно, не обнимаются, не затрагивают никаких сомнительных тем. Но и не оставляют друг друга надолго наедине. Выходят только из дома вечером по очереди, «постирать-помыться», чтобы тот, кто остался внутри, мог получить полчаса одиночества и заняться тем, чем люди занимаются в одиночестве. Ну, то есть это Антон знает, чем он занимается. Не каждый вечер, конечно. Обстановка тут, в целом, не располагающая. Так что Антон — иногда. А чем в одиночестве занимается Арс, он не знает. — Антон, — он поворачивается. Арс стоит, прижав руки к бледной груди, в черных трусах и босиком. — Иду? Антон, закусывая губу, смотрит на озеро. Черт его знает, конечно. — Страшно тебя отпускать. Арс улыбается криво: — Да ладно тебе. Путь они проделали, конечно, уже невъебенный. От «что за нахуй случилось у нас в доме» до умения видеть знаки во всем. От «пахнущая лимоном труха на полу это отсылка на песенку Lemon Tree, и в новой локации нужно искать лимонное дерево», до «Шаст, это был не просто стоунхендж, если посмотреть на камни сверху, они складывались в дату твоего рождения, а значит, в лабиринте надо идти туда, где нацарапан рисунок торта». Изи левел, хард левел. Никакого фидбэка — правильно, неправильно. Но загадками этот мир, определенно, был наполнен, и куда-то они в нем двигались. Теперь смешно подумать даже, что сначала они полагали, что все эти локации, тропинки, ловушки существуют только для поиска еды и оружия. Антона бесят эти фокусы порой до невозможности. Теперь он тот человек, которого раздражает сходство происходящего с компьютерной игрой. А вот Арс, наоборот, словно включился, наконец, на полную, его мозг постоянно кипит, разгадывая загадки. «Он хочет скорее выбраться отсюда, — думает Антон, — и конечно, это естественно, я тоже хочу, если есть еще куда, конечно». Положив очки на одежду, Арсений, больше не раздумывая, рыбкой ныряет в воду. Антон даже не успевает его окрикнуть — а вдруг тут мелко, и он стукнется? Но он выныривает сразу же обратно, показывает рукой — порядок — и вновь уходит под черную гладь. Если верить череде ведущих сюда загадок, здесь их должно ждать что-то существенное. Хотя не все подсказки понятны. Среди накопленного, но еще не прошедшего фильтр мозгоштурма — яблочные засушенные дольки, одеколон «Доктор Живаго» (Антон не читал, Арс в задумчивости принялся перебирать персонажей) и средних размеров колокольчик. Умный Арсений сгрыз себе все ногти, пока пытался все это срастить. Антон же, по большей части, решал более простые механические ребусы с двиганием камешков и веточек, которые в последнее время все приводили к одному решению — «озеро», в той или иной вариации. По всему выходило — ищите озеро, и идите на глубину. Арса долго нет, и Антон успевает заволноваться, в конце концов, ну не зги же там под водой не видно, и кто сказал, что нырять надо именно здесь? Но вода, наконец, расступается, и кашляющий Арс буквально вываливается на берег. В руках у него черная шкатулка. — Как ты ее там разглядел? — Антон хватает его за мокрые плечи, Арс продолжает кашлять. Голая его кожа — как из морозилки. — Там подсвечено было, — давясь, отвечает он. Антон отбирает вещицу, кладет ее на камень и спешно помогает Арсению натянуть одежду. У него начинают стучать зубы, и Антон прижимает его к себе, греет своим телом. Арс просто молодец. — Ты лучший, Арс, — озвучивает он неосознанно, и Арсений вдруг улыбается — почти так, как раньше. Как он любил всегда искреннюю похвалу, расцветал от простых комплиментов, и как же ему, наверное, этого всего здесь не хватает. — Пойдем домой, там посмотрим, что это за хрень. Они уже больше трех недель ночуют в одной локации — стоило догадаться, что усиливающийся звон всего лишь означает, что они еще не нашли подсказку в жилище и слишком затягивают с этим, как ночевки стали значительно спокойнее. Обнаружил подсказку — можешь не бояться летающих бревен и прочей дребедени, они не появятся. В этом доме они в очередной раз обжились, у них есть там даже большой продавленный диван с пледами. Именно туда Антон и тащит промерзшего насквозь Арсения, когда они вваливаются, наконец, внутрь, помогает ему лечь и укутаться во все покрывала, надевает на него вторыми свои собственные носки. Тот не сопротивляется заботе, словно ребенок, хотя со стороны натягивание носков на взрослого мужика, наверное, выглядит смешно. Ну, у Арса изящные ступни, говорить об этом вслух необязательно, просто факт, так что не жалко. ** Шкатулка оказывается заперта. Никакие ухищрения не срабатывают — ни иголка, ни нож, ни ногти, ни проклятия — ящичек не поддается. Им ничего не остается, кроме как спрятать его понадежнее и понадеяться, что новые загадки помогут отыскать к ней ключ. Зачем им все это нужно, они снова не обсуждают. Все теории о том, что они здесь, все-таки, делают, после понимания общей концепции квеста, были выдвинуты и задвинуты обратно. Они спят. Они в коме. Они в эксперименте пришельцев. Они попали в будущее. Они попали в альтернативную реальность, а на родной Земле их нет. Или, наоборот, есть, живут себе припеваючи, сидят на стримах с чемпионатом мира по футболу, согласно планам Поза. Сочиняют Канделаки изощренный анонимный хейт. Теребят Стаса насчет писем от стс. Посещают хосписы, как собирались… об этом лучше не думать. Те «они» которые есть здесь и сейчас — в любом случае могут делать только то, что делают. Антон со стоном берется за колено. — Болит? — спрашивает Арс. Он вылезает из своего кокона, видать, согрелся. Весь разморенный, теплый — провалялся под пледами столько времени, и такое ощущение, что броня частично слетела. По крайней мере, разговаривает, еще и по собственной инициативе. Антон всегда отвечает на этот вопрос «не особо» или как-то еще уводит тему. Ему не хочется проявлять слабость, он и так частенько не дотягивает до Арса в плане физического. Но сейчас они совершили крупный шаг, пусть и неокончательный, как выяснилось — и все равно, Антон чувствует, что заслужил маленькое право на честность. — Ага. — Дай мне, — говорит Арс и подползает к краю, на котором сидит Антон. Пальцы уверенно обхватывают его ногу, но Антон сразу ойкает — слишком сильно, — ляг на спину. Как будто они всю жизнь подобным занимались — вообще-то, нет. Но Арсений уверенно раздвигает его ноги, садится боком между ними по-турецки и затаскивает больную Антонову конечность себе на колени. Антон закусывает губу и решает смолчать, да и что тут скажешь. — У тебя воспаление там, или что, напомни? Врач что говорил? — Был разрыв связки, который, видимо, плохо зажил. Можно сделать операцию, но не факт, что поможет. — И что рекомендовали? — Делать упражнения. — Спрашивать, делал ли ты их… Антон фыркает. Арсений качает головой, медленно гладя его коленную чашечку. Это приятно. — А массировать, в теории, можно? — Нужно даже. — И ты молчал, — в голосе Арсения не раздражение, а что-то другое. Антон закрывает глаза. Арс больше ничего не спрашивает, просто мнет его колено, а потом закатывает штанину и дальше наглаживает прямо по голому. Движения его пальцев становятся увереннее, и это начинает опять быть слишком, но Антон терпит. — Ты не лежи, как мертвый, если больно, дай знак, — Арса не проведешь. — Стонать мне, что ли? — Ну постони, если хочешь, — глаз Антон не открывает, но может себе представить ехидную ухмылку. Он улыбается сам, и тут же корчится: — Бля! — Ну извини, извини, — Арсений уменьшает нажим, — надо бы помазать чем-то. Жиром, что ли. — Не вижу смысла, ты же не трахать собрался эту ногу. Жир так-то не согревает. — Разминать зато поможет, — задумчиво тянет Арс, — скольжения будет больше. — Звучит, будто все-таки трахать будем, — констатирует Антон, и думает, норм или нет — эти шуточки? Они на мгновение словно вернулись в прошлых себя, и ему очень комфортно. Лежать бы так вечность. — Ну не знаю, свиной жир в роли смазки это какой-то все-таки зашквар. Антон не выдерживает — ржет. — Надо было раньше до этого додуматься, — говорит он, отсмеявшись. Арсений улыбается — его редко уносит с тупых шуток прямо в хохот, но видно, что ему тоже смешно. — Это когда это раньше? — Ну, — он хочет уточнить, когда — вечером под одеялом, вот когда — но ему почему-то становится стыдно. Хорошо шутить про дрочку в большой компании саркастических мужиков. Один на один с Арсом как-то не очень ловко. — Ты что тут, дрочишь? — немедленно спрашивает Арс, который, видимо, неловкости не испытывает. На самом деле, Антон прекрасно знает, что на эти темы Арс сам-то шутил раньше не в таких масштабах — именно их компания приучила его и к юмору ниже пояса, и к мату бесконечному, и к формату дружеских наездов на грани фола. — Э, — запутывается в ответе Антон. Что говорить? Да, нет? — Ну, я еще не умер вроде. А ты что, ни разу?.. Арс отпускает его ногу, и Антону становится стремно. По-видимому, он сказал что-то не то. Да понятно, кто шутит вообще про дрочку, когда тебе друг делает массаж? Все нормальные гетеросексуальные мужики как раз так и делают, услужливо подсказывает подсознание, но Антон уже в панике, поздно. Арс же, похоже, тоже — или еще в каком непонятном состоянии, потому что он встает с дивана и уставляется на Антона во все глаза. — Чего? — беспомощно спрашивает Антон. — Ну прости! Я не буду спрашивать! — Я… — растерянно говорит Арс, — я просто только что понял, что это все, ну, точно по-настоящему. Антон непонимающе хлопает глазами, садясь и подбирая ноги ближе к себе. — Я все это время думал… Что, может быть, все-таки это мое наказание, и… — Блять, — не выдерживает Антон, — ты опять с этой хуйней. Ну сука, неужели тебе настолько ужасно тут именно со мной? — Чего? — Да я понял, — говорит Антон, как может только сухо, но выходит, кажется, не очень, — что ты бы предпочел тут с кем-то другим быть, ты ясно это дал понять уже не один раз. Но я думал, может, ты притерпелся уже. Все-таки мы, сука, одна команда. Справляемся как-то. Живем, выживаем… Ну и не такой я бесючий, я не лезу к тебе с разговорами особо, и… — Погоди, — перебивает его заметно побледневший Арсений, — ты о чем это? — Ну ты твердишь про наказание все время, — ладно, не все время, всего второй раз, но Антон уже не может сбавить обороты драматизма, — типа я — твое наказание. Чем я тебя так выбесил-то, а? — получается не сухо, а горько, но контролировать это уже не получается. Арсений немо открывает рот, но ничего не говорит. Антон опускает свою штанину обратно и слезает с дивана тоже. — Пойду проветрюсь, — говорит он. — Нет, Антон, — Арс хватает его за предплечье, — подожди, пожалуйста. Я… все не… Ты не наказание, то есть я думал, что ты мне наказание, не потому, что я бы не хотел, чтобы ты тут был, а… — А — что? — Ну… — Арсений опускает взгляд, — помнишь мы обсуждали, что все происходящее может быть сном или коматозным состоянием? — Ну. — Я просто… я не мог отделаться от мысли, что оно все все-таки сон, или кома, или, я не знаю, чистилище — это ведь для человека личное что-то. В смысле, он сам в этом только должен быть. — Но нас тут двое, — говорит Антон. Он не понимает. — Ну, я этого не знал. Антон сужает глаза. Может быть, он не самый начитанный в мире человек, не самый мудрый, не самый проницательный. Но к логическим связкам годы импровизации его приучили на отлично. Он, наконец, сращивает. — Ты считал, что меня здесь нет, — выдыхает он. Арс отнимает руку, обхватывает себя за плечи. — Ты считал, что ты здесь один. — Я не знал. Я не был уверен. Просто все так сложилось четко, как будто именно для меня, — лепечет Арс. Но Антон его не слушает. Он вставляет ноги в ботинки и выходит из дома, проходит несколько шагов до колодца, вцепляется в холодные мокрые камни руками. Туман вокруг молчит, пальцам становится больно. Не соображая, что делает, он расцепляет их и снова шагает дальше — в туман, не глядя под ноги. Спустя минуту дом скрывается из виду, и его окружает лишь бесконечная однообразная серость. Арс думал, что Антон — ненастоящий. Все это время. — Какого хрена, — чей это ор в тумане? Кто срывает себе голос? — Какого хрена, какого хрена, какого хрена! — крики не утопают в непроглядье, они всколыхивают птиц, обрушивают ветки, отражаются от невидимых каменных заслонов. Он чувствует, как по щекам что-то катится — ну все, приехали. Он ни разу здесь не плакал, просто не получалось, но оказалось, что если унизить его так сильно — сделать буквально несуществующим — то все-таки прошибает. Опустившись на землю, он дышит, дышит, смотрит в дурацкие не нужные никому детали — мелкие листья, мелкие веточки, капает на них мокрым из глаз. Сука, как же невыносимо. Он не знает, сколько проходит времени. Арс подходит к нему тихо — Антон не замечает его до того момента, когда на плечо уже ложится подрагивающая ладонь. Он задирает подбородок, втягивает воздух, вытирает слезы и сопли рукавом, некрасиво, по-мальчишечьи, и поднимает глаза. — Ты можешь как-то меня простить? — просит Арс очень тихо. — Пожалуйста. Антон смотрит на него молча. Горло вряд ли сможет сейчас выдать какой-то разумный звук, да ему и не хочется говорить. Хочется исчезнуть, завернуться в клубок и не разворачиваться никогда. Но Арс не отпускает. Его взгляд бегает по Антонову лицу, влево-вправо, с одного зрачка на другой. — Мне было очень страшно, — говорит он тихо, — но это не оправдывает меня, конечно. Я мудак. Антон судорожно вздыхает. Он всегда прощает Арсению все. Когда вокруг все уже давно повесились от Арсовых выкрутасов, Антон будет тем самым человеком, который все-таки все вытянет, спасет ситуацию улыбкой, смешком, искренним вниманием ко всем его штучкам. Наверное, он идиот, но по-другому он не может. — Ты, — он прокашливается, — ты поверил, что я настоящий, потому что я сказал, что дрочу? Свести все к шутке, вот это он может. — Да, — отвечает Арс, не улыбаясь. Антон закрывает глаза и мотает головой. Абсурдность происходящего не вписалась бы в рамки ни одной из их диких импровизаций. Он даже не хочет уточнять. Арсова логика — это Арсова логика. — Я могу продемонстрировать, для верности. — Обойдусь, — Арс тянет его с колен, и Антон устало поднимается, еще раз вытирает глаза и нос. Голова начинает гудеть — от крика и от плача, она к такому не привыкла, Антон так с ней обычно не поступает, он вообще не помнит, когда плакал последний раз, наверное, летом, — пойдем, пожалуйста, домой. По приходе Арс первым делом ставит на огонь воду. Очень хочется чая, их запасы невелики, но сейчас явно настал тот самый «черный день». Антон идет за ним к их тайнику, роется под доской в полу и натыкается вдруг пальцами на нечто неожиданное. — Арс, — зовет он хрипло. Шкатулка раскрылась.