Butterfly

Ты не знаешь, как выйти сухим из воды

***

Чан никогда не рыдал так много на концертах. Конечно, он часто плакал, чувствуя себя нужным и любимым, когда на него смотрели тысячи его любимых милых фанатов. Он лил слёзы, когда доставал наушники и слышал, как его волчата (так он называл своих фанатов) пели одним большим красивым голосом его песни. Это были самые лучшие мгновения в его жизни. В Кванджу концерт выдался большим, прекрасным. Казалось, все полтора миллиона жителей стеклись, чтобы увидеть его, но он плакал не из-за этого. Это был самый грустный концерт. — Как вы знаете, мои волчата, — произнёс в микрофон Чан, пытаясь перестать трястись. — Этот тур уникален своей внезапностью. Я выехал из Сеула с маленькой командой, я путешествовал по стране с друзьями и был счастлив, потому что они были рядом и везли меня к вам, но… — его голос сорвался, а толпа загудела, недоумевая. Чанбин за кулисами, проверяя исправность техники, пытался скрыть свои слёзы, лившие ручьем. Бабочка смотрел заворожённо на Чана и сам ревел. Золото же всё же отогнал Чанбина от аппаратуры, опасаясь, что тот её зальёт своими слезами. — Сука ты, — шмыгнул альфа, глаза пряча, а Золото язык прикусил. Он на самом деле альфу понимал. Поэтому вдруг подошёл к нему и обнял крепко со спины. В характере Чанбина было бы скинуть чужие руки со своей талии, чтобы не терпеть подачки, однако он был не в кондиции. Он лишь ниже голову склонил и ухватился за руки омеги, которого знал пару дней. Ему нужно было утешение. — Да, сука, — шёпотом согласился Золото своим низким голосом. — Но я тебя понимаю, Чанбин. Твоё состояние нормально. Мне жаль, что ты это увидел и что это вообще случилось. Ты не заслужил этого, и твои друзья не заслужили. Ты справишься с этим, если поймёшь всю серьёзность ситуации, — продолжал говорить омега, а затем не удержался и поцеловал тихо и нежно затылок альфы. — Я всё понимаю, — альфа вытер слёзы и развернулся в чужих руках, теперь самостоятельно омегу обнимая, который всего на пару сантиметров ниже него был. — И я буду молчать, я это осознаю, но я не могу это отпустить. Они были тёплые, живые, смеялись, любили кофе и поездки на машине, Кюхён хотел детей, так сильно, я просто… — Плачь, Чанбин, плачь, пока есть слёзы, это нормально… — А ты милый… — шмыгнул Со, кажется, передумывая насчёт Золота. — Больше поплачешь — меньше поссышь, — тут же всё испортил Золото, но из объятий альфы не ушёл, чувствуя, как тот начал смеяться. — Сука, — теперь уже смеялся сквозь слёзы он, не ощущая сил и желания оторваться от тепла омеги. Чан же продолжал плакать на сцене, пытаясь собраться с мыслями. Бабочка боролся с желанием выбежать и обнять его, пожалеть. Чанбину это помогало, возможно, Чану это тоже было нужно. На своих трансляциях он всегда дарил большие объятия, но кто обнимал его? Минхо начал плакать. Он был таким настоящим, ни капли не отличался от того, каким казался на экране. — Но два моих друга, работавших вместе со мной над организацией концерта для вас, погибли по дороге. Они выехали на день раньше и случилась авария, которая забрала их у нас, — альфа уткнулся лицом в своё запястье и убрал микрофон от лица. Толпа издала дружное «о-о» и все погасили фонарики. На улице уже было довольно поздно, темнота спустилась и Чану снова стало плохо. Кошмары не оставляли его. Каждую ночь он буквально спал в могиле, куда его затаскивали чьи-то руки, а потом он видел чёрных бабочек. Он каждый раз в бездну падал и пытался не засыпать как можно дольше. — Пожалуйста, давайте помолчим минутку, — попросил альфа, глубоко вздыхая и глядя на небо. — Все концерты этого тура будут посвящены им. Возможно, ему и самому лучше было бы, если бы он уверовал свято в то, что коллеги разбились в аварии. Может, было бы спокойнее засыпать без мыслей о Монстре, стоявшем за их спинами. Сердце заходилось бешено, когда он покидал сцену, чтобы тут же выехать с площади по направлению к Чансону. Это была последняя точка в Чолла-Намдо. — Ехать всего полчаса, — уведомил Чанбин, теперь внимательно следя за навигатором. — А так ли нам нужен этот Чансон? Там меньше ста тысяч населения… — Дай людям верить в чудо, — попросил Бабочка тихо, снова наслаждаясь тем, как Чан кудрявую голову уложил на его плечо и уснул. В машине, на плече у Бабочки, почему-то не было кошмаров. Это было странно, но его запах, ненавязчивый, весенний, убаюкивал. Это был запах свежести. Так пахло на природе, когда всё вокруг оживало, снег таял и появлялась свежая трава. Бабочка пах великолепно, и Чан не мог не успокаиваться, когда прислонялся к его теплу и мгновенно отключался, потому что по ночам он спал плохо, хоть они и делили один номер всегда, оставляя Чанбина и Золото в другом. Но Чан ведь не мог лечь в постель к омеге. Не мог. Это было бы неправильно, а альфа так уважал их, что от самого себя дурно становилось за такие мысли. — Он как будто вообще не спит, — заметил обеспокоенно Чанбин, когда припарковался поздно ночью около отеля на окраине, опять же дешёвого. — Бабочка, у него как вообще со сном? — Ему снятся кошмары, — с сожалением ответил Минхо, переживая за мужчину на своём плече. — Он мечется и тихо стонет, не просыпается, когда бужу. Давайте устроим концерт здесь через пару дней? — предложил он, не спеша выходить из машины. — Ему нужно отдохнуть. — Хорошо, — просто кивнул Золото. — Хозяин всё равно отпустил нас. Мы давно не были в отпуске. — И всё же вы на работе, — хмыкнул Со. — Ой, мне моя работа так нравится, — признался веснушчатый омега, вдруг приближая лицо к удивлённому лицу Чанбина. — Люблю больших мальчиков. Не хочешь со мной поработать? Или надо мной… — Боже, блять, уйдите отсюда, — закатил глаза Минхо, не двигаясь. — Чанбин, номер снимите, ключи принесите сюда. Я ещё полчаса ему дам, — кивнул самому себе он, а альфа согласился. Когда ключи оказались у него в руках, а Чанбин и Золото скрылись из виду, он позволил себе расслабиться и свою голову уложить поверх головы альфы. Его волосы пахли безумно вкусно, свежим деревом, спиленным будто только что. Он пах свежим домиком в деревне, уютным и комфортным. Он сам был комфортом. Минхо вдохнул его запах глубоко и прикрыл глаза, наслаждаясь мгновением и расслабляясь окончательно. Омега этого альфу любил с тех пор, как был подростком, а Чан дебютировал. Он в него был влюблён глубоко и беззаветно, не пропускал трансляции, пищал от каждого его фото и плакал, когда тот говорил, что не считал себя красивым. Чан был лучом света в его трудной, ужасно трудной жизни. Хозяин был безумно важным элементом в жизни юного омеги, но уживаться с ним было сложно. Он был требовательным, строгим, требовал дисциплины, а Минхо был двадцать один год и это было тяжело. А теперь вот он, его луч света спит на его плече, а сам омега, осмелившись, гладит по щеке, умирая от этого. На щеке чувствовалась щетина, а ещё у альфы была острая линия челюсти. Омега себя ненавидел, вмешиваясь в чужое личное пространство, но он не мог ничего с собой поделать. Минхо осторожно своей рукой накрыл чанову, просто поглаживая ласково, не стараясь разбудить. Он воображал, что просто на свидании с ним сидит, что все прекрасно, что у него нет ответственности, что у него есть право быть счастливым и радостным и он никому ничего не должен. Что он может вот так жить и не думать о том, что будет завтра. Минхо нравилось обманывать самого себя, отрекаясь от Бабочки. Они все же были очень разными. Бабочка был смелым, бесстрашным, он умел убивать без лишних вопросов, а Минхо потом из-за него в подушку выл по ночам, желая себе руки переломать. Полчаса прошли, будто одна минута, а тело у омеги затекло. Все же в кровати с ним было бы куда удобнее, чем вот так, в машине. Поэтому омега снова коснулся лица певца и позвал его тихо по имени. — Чан, просыпайся, мы уже приехали. Давай в номер поднимемся?.. — Боже, я снова уснул на тебе, извини, Бабочка, — он потер лицо ладонями, тут же выходя из машины. Омега юркнул быстро за ним. Номер был неплохой, с двумя полутораспальными кроватями, чистый и светлый, что было удивительно для такого небольшого города. Как джентльмен Чан пропустил Бабочку в душ, а когда и сам из него вернулся, почувствовал только отвращение к кровати и ко сну как к явлению. — Может, поговорим? — предложил Бабочка, считывая эмоции безошибочно. — А то такая тишина, даже неловко… Тишина тут же была нарушена возгласами из соседнего номера. Золото и Чанбин времени зря не теряли, так что теперь, сквозь тонкие, почти картонные стены были слышны звуки чужих удовольствий. Чан и Бабочка посмотрели друг на друга огромными глазами. Минхо был готов поклясться, что у Чана едва брови не улетели к самому затылку. — Пиздец, уроды, — пробормотал Бабочка, закатывая глаза. — Но я все равно хотел с тобой поговорить. — О чем? — Чан присел на свою кровать и смотрел в глаза омеги. — Тебя что-то беспокоит? Альфа выглядел дурно. Уставший, измотанный, круги под его глазами были тёмными и большими, никакая косметика не скрыла бы. Это Минхо волновало. Чана, видимо, не очень, потому что он смотрел только на омегу. — Да, меня беспокоят твои кошмары и то, что ты спишь нормально только в машине, — прямо признался Бабочка. — И это не обвинение в твой адрес, потому что я все понимаю и совсем не против, что ты спишь, но ты себя сам плохо чувствуешь. Сейчас ты ляжешь спать и опять проворчаешься всю ночь. У тебя травма и это нормально, но ты сейчас работаешь, это тяжело. Ты можешь так окончательно съехать. Если я хоть как-то могу тебе помочь… — Я очень ценю твоё беспокойство, но ты вряд ли можешь мне помочь, — покачал головой Чан, а сам думал о том, что, вообще-то, омега очень даже мог бы ему помочь. Например, держать его крепко, чтобы он мог дышать его запахом, прогоняющим бабочек с острыми крыльями. Бабочка промолчал, делая свои выводы. Если он не хотел принимать помощь, то будет получать её принудительно. Когда Чанбин и Золото, прости Боже грешную душу Минхо, натрахались, Чан наконец уснул. Омега спать не ложился. Смотрел внимательно на чужое лицо, ища признаки беспокойства. Полчаса он спал хорошо, а потом нахмурился, зубами заскрипел и застонал. У Минхо не было сомнений, он просто откинул свое одеяло и влез в кровать альфы, тут же прижимаясь к нему. Чан его сам обнял, к себе прижал и голову на грудь омежью положил. Он к нему и во сне тянулся. — Выходи оттуда, Чан, — прошептал ему Минхо. — Давай, пошли со мной? Пойдём в другое место, там нас никто не найдёт, только мы вместе и будем. Иди к свету, хорошо? И не позволяй им больше себя хватать, — убеждал Минхо, по голове ласково гладя и наслаждаясь этим моментом. Альфа его держал крепко, носом в него уткнулся и задышал глубоко и спокойно, снова перемещаясь к белым бабочкам, на красивое поле, рядом с амбарчиком странным. Минхо и сам заснул рядом с альфой, не выпуская его из своих рук. Он спокойно спал впервые за долгое время. Позволил себе только перед тем, как закрыть глаза, поцеловать альфу в чистую макушку и успокоиться, закрывая глаза.

***

— Что ты за омега такой? — Чанбин вышел из ванной, а Золото уже лежал на его кровати в одном халате, с влажными волосами и снова зависал в телефоне. — Я, честно, не понимаю. Ты разбил мне нос при первой встрече, весь день злобным гномом называл, а теперь валяешься на моей постели и выглядишь так, будто… — он не договорил, потому что всё же опасался гнева довольно опасного человека. Он точно таким был. Ладошки у него были маленькими, но очень сильными. А что было страшнее, они были умелыми. Золото хвастался своими чёрными поясами и медалями явно не напрасно. А ещё он был очень смешным и наглым. Удивительный омега, умный и безумно красивый. За короткие дни пути и долгие ночные разговоры, Чанбин узнал о нём многое. Скорее всего, не о Золоте, но о мальчишке, имени которого он никогда не узнает. — Будто хочу с тобой переспать? — вздёрнул брови он, поднимая голову на Чанбина. — Если ты думаешь об этом, то наши интересы сошлись. Ты в моём вкусе. — Боже, сколько же тебе лет? — покачал головой альфа, чувствуя, что очень хотел бы этого мальчишку, на самом деле. — За двадцать, — туманно ответил Золото. На самом деле ему было почти двадцать. Через три месяца, подумаешь. Он же всё равно не был девственником. В банде жить было тяжело, выходные были редкостью. Поэтому он и не влюблялся. На это просто не было времени, так что Золото просто позволил себе заниматься сексом без каких-либо обязательств. У него шалили гормоны, он постоянно был возбуждён, а затем Хозяин отправил его на задание — нужно было перевезти алмазы через половину страны и сделать это очень тихо и безопасно. Перевозил он груз с Зайцем. Они нравились друг другу, потому и вступили в половую связь. Каждый день в поездке они трахались, может, даже не по разу. Заяц тогда был свободен, а ещё очень горяч, так что Золото не мог устоять. Он Зайцу тоже нравился, давно на себе его взгляды ловил, так что они переспали прямо в машине. Жутко неудобно, но в то же время приятно. Омега уже определился со своим типажом. Ему нравились крепкие парни, широкоплечие, с сильными руками, чтобы на весу душу выебать могли. И Чанбин очень подходил. Золото давно ни с кем не был. У Зайца омега постоянный появился, так что теперь они были просто коллегами, которые могли поговорить по душам чуть ближе, чем все остальные, но не более. А трахаться хотелось. Чан был ничего, но у Бабочки в глазах едва ли сердечки не искрились, когда он смотрел на айдола, а вот Чанбин вызывал дрожь одним своим взглядом. Хотелось злить его, из себя выводить, чтобы он орать начал, феромоны злые выпускать, сжимая зубы. Но Чанбин не орал и не злился, он только смотрел недоумённо, настороженно. — Ну, так что, хочешь сказать, что откажешь мне? — Золото усмехнулся, блокируя телефон и откидывая его в сторону, а сам раскинулся на кровати альфы и медленно начал халат распахивать. — Неужели, Чанбин?.. — Блять… — простонал он, сразу же сбрасывая футболку и демонстрируя свои крупные мышцы на руках и груди. Он сразу избавился и от трусов, оставаясь нагим и забираясь на кровать к Золоту. — Ты пиздецки горячий, как сам дьявол, — простонал альфа, тут же руку располагая на тонкой талии. — Это не моё прозвище, — хмыкнул омега, очень не вовремя вспоминая Хозяина. Его так люди называли, страшась. — Лучше зови меня ангелом. И это правда подходило лучше, потому что когда Золото молчал, он был куда больше похож на ангела. Волосы высветленные, весь в веснушках, даже плечики. Стройный, но сильный, длинноногий, он возбуждал мгновенно. Чанбин сорвался к его губам, как голодный к мясу. Он любил во время поцелуев кусаться, иногда даже до крови. Золото, оказывается, такое поощрял. Он вскрикнул громко впервые, когда альфа его сосок слабо прикусил. — Тише, — попросил Со, снова к губам возвращаясь и одновременно с этим толкая пальцы в жаркое влажное нутро, уже готовое принять его. Но Чанбину хотелось его подразнить подольше. — Не хочу быть тише, пусть завидуют, — фыркнул Золото, ощущая, как размеренно и довольно жёстко в него входили чужие пальцы, уже трахая. — Блять, Чанбин, ты учти, я люблю, когда во мне что-то побольше и длиннее пальцев… Этот омега был невозможен. Похож на него, прямой, как палка, матерился, когда того хотелось, он был немного грубоватым, но всего лишь скрывал таким образом свои эмоции и настоящие чувства. А глаза он прикрывал очень нежно и прижимал к себе, поглаживая осторожно по спине широкой и щупая мышцы. — Какой же ты охуенный, — низко пророкотал Золото, когда альфа первым сильным толчком его заполнил и вошёл до самого конца. — Пиздец, ты как можешь быть таким огромным и… И снова был прерван поцелуем, болючим, кусачим, с привкусом крови. Золото к ней привык, он её не любил, но Чанбинова была сладкой. Внутри омеги было прекрасно, а эмоциональный план возводил на небеса. Под альфой извивался и почти кричал омега, которого он не знал совсем. Позывной это ведь так мало… Но почему-то было ощущение, что это могло о многом сказать. Золото ведь металл мягкий, гибкий, омега в его руках таким же был. Он гнул спину так, будто был котом, стоило только руками прикоснуться к горячей коже. Золото было металлом драгоценным, омега под ним был таким же, он был сокровищем, никак не драконом, его охранявшим. Чанбин сам рядом с ним хотел быть драконом. Потому что они хоть и цапались, но в шутку. С ним было интересно, а ещё омега член принимал замечательно, подаваясь навстречу. Он был громким, ужасно громким, а Чанбин и не пытался уже его заткнуть. Только бёдра чужие, очень аппетитные, в своих руках держал и вбивался быстро в тело. Омеге это нравилось, он обожал чувствовать себя полным, любил это ощущение и любил то, как это делал именно этот альфа. Он был умелым, действительно умелым, вовремя замедлялся, наклоняясь к губам, чтобы снова его укусить или в щёку поцеловать. Чанбин обожал издеваться и оттягивать оргазм, когда видел, что омега к самому краю подходил. Он вдруг останавливался и руку свою убирал с головки члена омеги, чтобы тот взвыл громко и опять выгнулся, проклиная своего любовника. — Быстрее, пожалуйста, быстрее!.. — выкрикнул Золото, цепляясь короткими ногтями за лопатки Чанбина и вжимая его сильнее в себя ногами. — Пожалуйста!.. — Моё золото… — простонал Чанбин, сам того не ожидая и вырывая из груди Золота последний вскрик. Эта фраза оказалась решающей. Она была знакомой, будто именно этот голос его когда-то так называл. Омега вцепился зубами в плечо альфы и прикусил кожу нежную, оставляя синяк. — Кровожадный ангел, — усмехнулся альфа, рукой проводя по стройному телу и пачкаясь намеренно в чужой сперме. — Так что, значит, твоё, да? — хитро хмыкнул омега, а альфа сначала не понял, что тот имел в виду. — Чего? — с влажным хлюпом Чанбин вышел из омеги. — Блять, без резинки… — Я чистенький, — махнул рукой омега. — Честно, два месяца назад проверялся. И не залечу, — успокоил он, тут же перекатываясь на кровати. — Ну, так, вернёмся к теме более насущной. Ты назвал меня золотом, — хитро стрельнул глазами он, перебираясь на альфу полностью, а тот с готовностью обнял его и накрыл сверху одеялом. — Мне казалось, что это твой позывной, — поджал губы Чанбин, понимая, о чём пытался сказать парень. — Не понимаю, о чём ты. — Ты, — с придыханием начал парень, облизывая губы и выглядя очень довольным. — Сказал, что я твоё золото, и это не было именем, — он расплылся в улыбке. — Я просто… — альфа не мог понять, как из этого выкрутиться. — Давай, давай, выкручивайся, мне аж интересно, — рассмеялся низко Золото, но Чанбин мгновенно подхватил его, снова целуя и меняя их местами. — Я сейчас из тебя душу выебу, моё золото! Золоту не показалось. Он Чанбину всё же очень нравился. И ему это нравилось. Так сильно, что он не хотел выпускать альфу из своей постели. Правда, пока он не был уверен, касалось ли это его жизни.

***

Утром Минхо проснулся первым, и он не хотел, чтобы, это заканчивалось. Потому что с Чаном было комфортно, будто в старом деревенском доме, по которому он испытывал странную тоску. Будто удивительное дежавю. Он смотрел на альфу, из-за которого его сердце трепетало, и не мог поверить, что он его обнимал крепко, не выпуская. Альфа так и не просыпался ночью, не стонал и не хныкал, только сопел тихо. Омега не удержался и погладил его по лицу, обводя указательным пальчиком нос. — М-м, щекотно, ты что, — захихикал Чан, пока не просыпаясь, но уже немного приходя в себя. Он чувствовал себя на удивление хорошо и бодро, чувствуя на лице солнечные лучи. Ему и снилось что-то похожее, река и лес, солнышко и много улыбок. Альфа блаженно улыбнулся и только потом открыл глаза. Он продолжал улыбаться какое-то время, думая, что ему это снилось, но нет, Бабочка рядом лежал, так же нежно улыбался и на него заспанно смотрел. — Привет, — шепнул он, располагая голову удобнее на подушке. — Ты не стонал этой ночью. Хорошо спал? — Хорошо, — альфа снова глаза прикрыл, глубоко вдыхая такой прекрасный аромат с утра. — Бабочка, знаешь, это не очень хорошо могло бы выглядеть со стороны… — Мы просто спали в одной кровати, всё было прилично, поверь, ты хорошо себя вёл, — зевнул омега. — А я вот плохо спал. В соседнем номере будто орангутанги орали, ужас. Теперь у меня травма. Омега легко вспорхнул с кровати и отправился в ванную, а Чан вновь в подушку уткнулся, вдыхая запах омеги. Он действительно просто спал спокойно в одной с ним кровати, даже не слышал сношения лучшего друга, о чём не жалел. Возможно, в этом ничего такого и не было? Они ведь оба были свободны, так что такого в том, чтобы позволить себе чувствовать эту лёгкую влюблённость в человека? В его глаза, ресницы и сонную улыбку. В хриплое «привет» утром. Это ведь не было преступлением. Это явно не на долгий срок, потому что вряд ли у них бы получилось. Бабочка младше Чана, вероятно, значительно, а ещё у него был опасный образ жизни, о котором Чану было небезопасно знать. Вряд ли в обычной жизни, не в поездке, всё было бы хорошо. Но сейчас омега из душа вышел и он был очень красив, а Чан напряжён. Это было по нему видно. — Слушай, извини меня, — выпалил вдруг Бабочка, увидев, что всё не так, как всегда. — Я, правда, не хотел, чтобы тебе было некомфортно, просто я хотел тебе помочь, и всё вроде получилось, но я больше не буду к тебе ложиться, обещаю, раз тебе это неприятно. Я должен был спросить. Просто… — он тараторил, а Чан был в ужасе от того, что заставил парнишку чувствовать себя виноватым. — Я не знаю, как это всё правильно делается. Я встречался с парой парней, но они были членами банды, а у нас нежности не в чести, я ни с кем никогда в одной кровати вот так не ночевал, и… — Ты мне нравишься, Бабочка, — прервал его Чан, протягивая к нему руку и приглашая сесть рядом. — Ты мне очень нравишься, ты милый, добрый омега и ты помогаешь мне каждый день, мои кошмары с тобой правда уходят, и даже никаких но нет, я просто чувствую себя так, будто обязал тебя. Ещё я ничего о тебе не знаю и боюсь спросить, потому что я не хочу знать ответы на некоторые вопросы, но ты обо мне знаешь все, и меня это немного смущает, — честно признался альфа, чувствуя себя перед омегой каким-то слабым. — Так спрашивай, — отчаянно попросил Минхо, не желая терять эту хрупкую связь между ними. — Я постараюсь тебе ответить. — Я за тебя боюсь, — тихо ответил альфа. — Слишком много вещей, которые нельзя знать непосвящённым. Вдруг Хозяин что-то с тобой сделает? — Хозяин меня из собственных рук кормит, и я его сам кормил. Я был единственным человеком, который был рядом с ним, когда против него был весь мир, я вытащил его из того состояния, попав в которое люди не выживают, — покачал головой Бабочка. — Он мне ничего не сделает. Он убьёт меня, если я его предам. Но я не собираюсь этого делать. Вряд ли тебя интересуют наши планы, касающиеся денег, — омега был серьёзен и теперь он выглядел старше, чем был на самом деле. Он был зрелым, умным и очень опытным человеком, а в его глазах было что-то такое, странное и незнакомое, чего Чан понять не мог. Будто он ад пережил. — Ты не часто с кем-то откровенничаешь, да? — сразу понял Чан по сбивчивой речи, торопливости и тихому голосу, будто он боялся, что его кто-то услышит. — Я нечасто с кем-то вообще говорю, — признался омега, вновь опуская рукава очередной своей толстовки. Омега был очень уютным в толстовках, которые он всегда носил. Он никогда не появлялся в футболках. По вечерам он носил толстовки, а днём, когда было жарко, тёмные водолазки. Либо он был закомплексован, либо он что-то скрывал. Но, по мнению Чана, у него явно всё было в порядке с фигурой. Он был не то чтобы стройный, он был подтянутый и ужасно красивый. Как альфа, он бы соврал, что не обращал внимания на объёмные аппетитные бёдра. Однако он тут же отгонял от себя эти мысли. — У тебя нет друзей? — спросил Чан. — У меня вот много друзей, из других групп, моего агентства. Мне есть с кем поговорить, меня поддерживают. Есть ли такой человек у тебя? — Есть, — улыбнулся Минхо, вспоминая свои вечера с Пейзажем и Золотом. — Золото и Пейзаж, у меня два близких друга. — А Хозяин?.. — Чана это интересовало. Он довольно много думал об этом и пришёл к выводу, что Хозяин был виноват во всём. Он не мог поверить, что омега был способен на такое — отдавать приказы об убийствах, перевозить наркотики, оружие, прикрываясь строительным бизнесом, а потом город и рушить. Сколько людей погибают от наркотиков? Чану это было отвратительно. Однако он не мог ассоциировать Бабочку с бандой, так что желал узнать, что происходило. — А что Хозяин? Он владеет всем и всеми, — пожал плечами Бабочка, но внутри у него всё сжалось. — Я с ним вырос, знал его родителей, они и меня любили. Мы и учились вместе, поэтому я ему так близок, — начал рассказ Минхо, с нежеланием погружаясь в свои воспоминания. — Почему он так жесток? — спросил Чан, беря Бабочку за руку. — Ты его боишься? — Я никого не боюсь, — мотнул головой Бабочка. — Никого. И не буду. Меня все боятся, и это правильно. А Хозяин наоборот довольно мягок. При его отце были пытки, наказания были куда более жестокими, а теперь мы процветаем, потому что он умён, может договариваться с людьми, а ещё он бдителен, очень бдителен. — Боится предательств, — понимающе покивал альфа, ставя себя на место главы мафии. Он бы тоже боялся. — Он же омега. — И что. Я тоже омега, но меня не многим удастся одолеть в лобовом столкновении, — Бабочка рассмеялся, откидываясь на кровать и раскидывая руки. Чан прилёг рядом. Он бы вечно слушал, как омега говорит, рассказывает ему такие страшные и интересные вещи. Будто сказки слушал. Страшные сказки о реальной жизни. — Хозяину многое пришлось пережить. Его никто не готовил к такому, он рос обычным мальчишкой, играл со мной, Золотом и Пейзажем, был таким же как все и не догадывался, что его отец был хозяином огромного криминального мира и готовил в качестве своего преемника старшего брата. Хозяину едва исполнилось пятнадцать лет, когда случилось это. Мы тогда были у них дома, оставались с ночевой, делали уроки, смотрели сериалы. А потом среди ночи раздалась стрельба. Омега его отца, один из фаворитов крышуемого борделя, предал его и привёл конкурентов прямо в его дом. Отца расстреляли на месте, а старшего брата на наших глазах, — Бабочка говорил спокойно, его голос не дрожал, но он злился, это было видно. — Его самого ранили. Каждый из нас тогда получил по пуле забавы ради. Знаешь, огнестрельное ранение заживает медленно и безумно тяжело, постоянно гноится. На время власть перешла в руки врага, но преданные люди не оставили Хозяина. Мы были рядом с ним, собирали силы, а потом ударили. Это была кровная месть. Мы выжгли их клан, — Бабочка прикрыл глаза, не чувствуя удовлетворения. — Хозяину стало от этого легче? — спросил Чан, действительно любопытствуя. — Месть действительно дала ему чувство того, что он добился того, чего хотел? — Ни на грамм. Никому из нас легче не стало, и я вытирал его слёзы, заставляя подняться с колен, — Бабочка тяжело вздохнул. — Это были ужасные времена. Нам было шестнадцать, когда мы искупались в крови с головы до пят. А потом он пошёл дальше. Многие удивляются, почему Хозяин зачищает любые бордели и уничтожает их, не позволяя этому плодиться. Ответ прост… — Омега отца был из борделя, — кивнул Чан понимающе. Теперь он действительно осознавал. Хозяин был молод, он потерял свою семью по вине продажного омеги и он понимал, почему тот терпеть не мог бордели. Он был глубоко ранен и так выживал. Пытался выжить. Хозяин не был плохим человеком. Чан удивился тому, как легко он оправдал главного злодея Кореи. — Да. Именно поэтому он ненавидит шлюх. Зато другие сферы бизнеса развил, и мы всегда рядом. — Наркотики, — покачал головой Чан, чувствуя горечь. Он презирал наркотики и людей, которые их распространяли. — Брезгуешь, — констатировал омега, поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой, чтобы смотреть в лицо альфы. Тот отзеркалил позу. — Я сам ненавижу наркоманов, но это даже не о самих наркотиках. Это как ненавидеть пистолет, потому что он потенциально опасен и может тебя убить. Однако, если ты держишь его в руках, он не выстрелит сам. Для этого нужно действие, твоё желание и решение. Ты сам его принимаешь. С твоими деньгами, готов спорить, ты легко мог бы купить пару косяков или целую горсть хмурого, но ты этого не делаешь. Потому что ты знаешь, что будет дальше. Ты умный человек, ты сильный. А наркотики — удел слабых. Сколько я видел нарков в своей жизни, ты не представляешь… — омега прикрыл глаза. — Они жалкие, страшные, глаза бегают, руки трясутся, это люди, которым плевать на себя. Но, самое главное и интересное, они делают с собой это сами. Никто их не ловит и не накачивает насильно. Они сами нас находят. Кто-то действительно уходит от нас, находит в себе силы, но остальные… Эта эпидемия распространяется сама, Чан. — Вы способствуете, — куда менее уверенно ответил Чан, глубоко задумываясь над словами омеги, который казался теперь столетним стариком с вечной усталостью в глазах и огромным опытом. За ним хотелось идти, повиноваться, слушаться и соглашаться. — Если бы у них не было источника и возможности, то… — Всё равно они достанут то, чего хотят. Кто ищет, тот всегда найдёт. Ты давно в маленьких городах бывал? Которые ещё хуже этого. А в нехороших районах? В его словах была особая философия. Чан ведь правда не был самоубийцей и он бы никогда не спустил курок, направляя оружие в свою голову. — Я могу хоть сейчас достать для тебя косячок с чем-нибудь лёгким или не очень. Хоть сейчас тебе молли достану, угощу дождём или коксом, но ты не возьмёшь, — дёрнул бровями Бабочка. — Просто потому что не опустишься до такого. И это будет твой выбор. Но не все выбирают так же, как ты. Многие скатываются в эту пропасть, и это только их желание и вина. Не барыги, шамана или сбытчика. Чан прикрыл глаза и упал головой на постель. А ведь действительно. Что мешает людям отказываться от наркотиков, когда их предлагают? Что мешает выбраться, когда их поддерживают? Зависимость? Или нежелание жить в реальном мире без лёгкого кайфа? — Ты употреблял наркотики? — спросил Чан, и это был одним из вопросов, на которые он не хотел знать ответы. — Хоть раз в жизни? — Никогда, — ответил омега твёрдо, глядя ему в глаза. И это было правдой. Минхо не считал себя настолько слабым и жалким, чтобы начинать расслабляться с ксаном или косячком, а потом переходить на белый порошок, смешанный с бог весть какой дрянью. Он не хотел закончить с шприцем в вене. А ещё он умел находить радость и счастье даже в абсолютной темноте своего ужасающего существования. Подумаешь, темнота. Зато никакой свет глаза не слепит. И Минхо уже забыл, каково это, быть обычным человеком, потому что ему казалось удивительным то, каким Чан был глупым и беззащитным. Как много он не знал и каким он был любопытным. Чан его до самого вечера не отпускал, только попросил Чанбина еды в номер принести. Он больше не спрашивал его о криминальном мире, оставляя для разговоров только темы максимально обычные и человеческие. Так Чан узнал, что Бабочка обожал кимпабы, ненавидел чрезмерно жаркую погоду и жить не мог без своих троих котов. Бабочка же получил много информации об альфе, в которого влюблялся с каждым часом всё больше и больше. В тот день, плавно перешедший в ночь, Чан сам одеяло откинул в сторону и пригласил Бабочку к себе. Чтобы обнять его крепче, к себе прижать и позволить своим нежным шёпотом увести из кошмаров. Показать, где светлая сторона. Как же забавно, думалось Бабочке, что он Чана в светлые сны уводил, всё ещё сидя в кромешной грязной тьме по самую макушку. — Зато мне в глаза ничего не бросится и не ослепит своим лживым белым светом. Омега слишком рано понял, что чёрного в мире куда больше, чем белого, но пока позволял себе греться у крохотного огонька, которым стал для него добрый кудрявый альфа.

***