Butterfly

Ты мой недостающий кусочек пазла

***

В Тэгу добрались без неприятностей, тихо и даже весело, потому что альфы развлекали омег одним своим присутствием. Они играли в слова, а потом громко ссорились, потому что Чан пытался жульничать и вставлять слова из английского. Чанбин, не знавший английского, впал в депрессию и разозлился. Бабочка его поддержал, потому что в отличие от Золота тоже им не владел. Зато Золото и Чан вдруг разговорились, звуча совершенно одинаково. — Ты из Австралии, — сделал удивительный вывод Чанбин, когда его омега и друг успокоились. — Клянусь, я узнаю эти интонации и это ваше «нет» с акцентом даже если потеряю память. Золото моё, ты из Австралии? — спросил альфа тихо в абсолютной тишине. У Золота была напряжена челюсть, он даже не дышал в это время, но затем всё же выдохнул. Конечно, было глупо раскрыться вот так, но он подтвердил догадку. Никто больше ни о чём спрашивать не стал. Было понятно, что настроение у омеги испортилось. Только Бабочка снова тихо взял его за руку и они переплели пальцы. Чан этому особого значения не придал, потому что это был акт дружеской поддержки в его глазах. Чанбин же особую тоску почувствовал. Между этими двумя связь была глубокой, глубже, чем Тихий. Они явно не впервые вот так целовались, как увидел Чанбин в четыре утра. Это был их момент, когда они успокаивались и получали утешение. Альфа не сомневался, что и они с Чаном могли бы оказать такую поддержку, но омеги знали друг друга уже миллион лет и явно понимали друг друга без лишних слов. Когда их пути разойдутся, Со понимал, что они снова окажутся рядом, снова будут друг у друга и снова будут целовать друг друга нежно, забирая тревогу и усталость. Альфа был даже рад, что у них была эта связь. Иначе он опасался, что омеги могли бы и с ума сойти. Но их рассудок был трезвым, когда они приехали в Тэгу. К отелю не отправились, сразу уехали в один из спальных районов, где, по рассказам, целый жилой комплекс принадлежал их организации «М», название которой они полностью так и не произносили даже в личных разговорах. Квартиры Чана и Чанбина были рядом, обе были выполнены в формате студий, располагались примерно в середине. Альфы получили строгий запрет на выход из квартир. Нельзя было даже шторы раздвигать, зато можно было отдыхать и спать, сколько хотелось. Концерты отменялись в виду угрозы и того, что альф всё же могли увидеть рядом с Бабочкой и Золотом, так что Чан и Чанбин согласились с охотой завершить тур досрочно. Они и так нашумели в двух провинциях, где охват был небольшим, а теперь вырос. Страшно было представить, что скажет директор, однако это был всего лишь Пак Джинён, а у альф были трудовые контракты. В банде же люди на крови клялись в верности Хозяину. — Золото уехал, — сказал немного неловко Бабочка. — Чанбин в соседней квартире, так что если ты хочешь, можешь сходить к нему… — омега впервые за несколько дней чувствовал себя неловко и неуверенно. Просто теперь он был в полной безопасности, защищён, в чёрной футболке и шортах, с огромным приливом гормонов и инстинктов перед течкой. Он не чувствовал себя Бабочкой. Он чувствовал себя Минхо. Впервые за несколько лет он был расслаблен и спокоен, чувствовал этот мир и мог дышать свободно, пусть и был фактически заперт. — Не хочу к Чанбину, — просто ответил Чан, уменьшая громкость на телевизоре и протягивая свои удивительно длинные руки к Минхо. — Иди сюда. И Минхо пошёл. Он устроился удобно в кольце чужих рук и глаза прикрыл, вдыхая запах альфы. Сердце часто не билось, оно чувствовало радость и спокойствие, ощущало подходящего альфу, идеального, который принадлежал ему. Оттого Ли и заснул на чужих коленях, чувствуя присутствие настоящего, живого человека, который по волосам гладил и мурлыкал под нос какие-то песни, которые наверняка уже были записаны, но пока не были выпущены. Чан действовал на него как лучший энергетик и лучшее успокоительное. Он был настоящей панацеей. Проснулся Минхо в середине ночи, на своей половине кровати и чувствовал, как душно было в комнате. Окно было открыто, но воздуха катастрофически не хватало. Чан спал рядом, лёжа на спине и совсем тихо похрапывая. Он был милым. Минхо улыбнулся и совсем невесомо погладил по лицу. Именно его не хватало в жизни, одного человека, к которому тянуло во время просмотра эфиров и прослушивания песен. Он ведь был обычным фанатом, каким же образом ему могло так повезти? Видимо, нити судьбы всё же существовали. Именно об этом омега и думал, когда залез в холодильник и вытащил остатки кимпаба после обеда. Дико хотелось есть. У него всегда было такое желание, когда течка должна была наступить вот уже через пару часов. Одолев свой перекус, Минхо выпил воды и сходил в ванную. Он умылся, принял душ и чувствовал себя безумно чистым и привлекательным. Серьёзно, омега в зеркале видел в самом себе бога. Ох уж эти гормоны, но он ничего не мог с собой поделать. Надев только трусы и футболку, омега прошёл обратно в спальню. Минхо прилёг рядом с альфой, пока не желая его будить, так что ограничился лёгкими поглаживаниями мощной широкой груди. Альфа спал без футболки и это безумно радовало омегу. Чан не просыпался, даже когда Минхо осмелел настолько, что губами начал кубики пресса пересчитывать. Омега чувствовал, как тепло в нём поднималось с каждой минутой всё сильнее, а потому не выдержал и целиком переместился на Чана, ложась сверху и утыкаясь в его шею. Появление тяжести мужчина не мог не почувствовать, так что глаза открыл и поморгал растерянно, пока Минхо смотрел на него и улыбался, не веря в то, что происходило. — Привет, — хрипло поздоровался Чан и улыбнулся, тут же обнимая омегу и прижимая к себе. — Выспался? — Ага, — кивнул Минхо, а Чан включил тихо телевизор для фонового шума. — Она почти пришла, так что мне нужно много поцелуев сейчас. И Чан дал ему то, что было нужно. Они самозабвенно целовались под гул кулинарной передачи. Минхо большими пальцами осторожно щеки поглаживал, а Чану хотелось прижать его к себе так близко, чтобы ни миллиметра не осталось, чтобы омега в нём полностью исчез и никуда не уходил. Все лицо Чана было зацеловано, и альфа от этого таял, понимая, что у его ребёнка папа должен быть только таким. Нежным, неудержимым и неземным. Минхо не казался обитателем этого мира, будто из книги вышедший, он был персонажем странным и непонятным, но крайне интересным. Целый час прошёл в объятиях и частых поцелуях, Минхо млел в чужих руках и чувствовал, как его сознание очищалось от дурных мыслей и забот, уступая куда более важным на данный момент вещам. Омега уже хотел. Он уже хотел в себе альфу, понимал, что течка уже началась, потому что чувствовал это, ощущал привычное медленное кипение крови в венах, но оттягивал этот момент. Думал, что сможет остаться в нём, хоть это и было невозможно. — Чан, — тихо позвал омега, по носу старшего поглаживая, а тот только хмыкнул вопросительно. — Я вошёл в течку, — сообщил он, а альфа встрепенулся. — Но я хочу ещё раз спросить, уверен ли ты? Точно хочешь этого? — он не осмеливался вслух произнести громкое слово «ребёнок», боясь действительно напугать Чана, но он только улыбнулся в ответ. — Я правда хочу этого. И я очень надеюсь, что у нас с тобой получится, — искренне ответил Чан, поглаживая ласково по спинке и задирая вверх свободную футболку, касаясь голой горячей кожи. — И я бы очень хотел быть рядом с тобой, когда ты будешь беременным. Ты будешь очень милым, я уверен. Я бы хотел выполнять твои капризы, помогать тебе застёгивать обувь и вообще… Минхо не выдержал и поцеловал его крепко, раздвигая ноги и прижимаясь мокрой промежностью к паху Чана. Это всё, что нужно было услышать, чтобы забыться окончательно. Теперь только Чан, только его губы и только его восхищённый взгляд. Он был чудом, а то, что происходило между ними было даже ещё большим волшебством. — Не тяни сильно, — попросил омега, скатываясь с альфы и тут же снимая с себя футболку безо всякого стеснения, затем выкидывая за пределы кровати и трусы. — Пожалуйста… И Чан слушался его, вспоминая себя в гон. Наверняка ему хотелось быстрее. Они часто занимались любовью, так что альфа не переживал из-за растяжки, он вошёл аккуратно и медленно, заполняя по-особенному чувственно и глубоко, заставляя голову откинуть назад и вздохнуть глубоко в удовольствии. Альфа застыл, позволяя и себе этим насладиться. Горячий, влажный, Бабочка был потрясающим и Чан бы хотел его просто забрать от всего мира, увезти куда-нибудь в глухую деревню, где его бы никто не нашёл. — Двигайся, — ласково по лицу погладил Чана Минхо и улыбнулся. — Давай сделаем это? — попросил Минхо, а Чан в его глазах увидел звёзды. — Подари мне ребёнка, Чан? Чан не нашёлся, что ответить, только снова наклонился к лицу Бабочки и поцеловал нежно, начиная поступательные движения тазом. Они подходили друг другу идеально, без преувеличений, Минхо именно так думал, потому что ни с кем и никогда такого не испытывал. Никогда не смотрел на альфу и не думал о том, что хотел бы видеть его рядом в качестве своего мужа и отца своих детей. Но вот он, прямо над ним нависал, шею слабо покусывал и с каждым разом всё более насыщенные толчки делал, заставляя тихо постанывать и хныкать, тонкими пальчиками цепляться за спину. Альфа прикусил слабо тонкую красивую шею, а его рука опустилась к возбуждённому омежьему члену, а Минхо уже не знал, куда себя деть и хотел начать метаться по кровати, потому что стимуляция становилась всё обильнее. Во время течки Минхо не надо было много, чтобы кончить, так что члена Чана вполне хватало, но вот когда он сжал чувствительную головку, Минхо вскрикнул тихо, прижав к себе альфу за шею. Он излился себе на живот, чувствуя, как стенки сокращались вокруг венистого члена альфы. — Я ещё не близко, — тихо рассмеялся Чан, оставляя множество нежных поцелуев на лице Минхо. — Потерпи ещё немного, моя нежная бабочка. Сверхстимуляция действительно заставила Минхо покрикивать с каждым толчком, который бил по простате. Омегу почти подкидывало, он вздрагивал и чувствовал себя так, будто на американских горках катался и готов был дух испустить. Чан был чертовски прекрасен, он был горячим, будто сам ад, но возносил его на небеса, так что уже через четыре минуты омега снова кончил, слабо выстреливая спермой себе на живот. — Пожалуйста… — провыл Минхо, дыша глубоко, а Чан наконец почувствовал этот момент. Он проник языком медленно в рот Минхо, оглаживая нежно, а затем вошёл до предела, кажется, так глубоко, как никогда до этого, и заполнил его. Узел медленно начинал образовываться и Чан осторожно развернул их на бок, становясь большой ложкой. Минхо же продолжал часто дышать носом и чувствовать, как внутри него расширялся его альфа, кончая глубоко и позволяя зародиться чему-то новому. Стенки поддавались напору неохотно, омега чувствовал боль, но она же парадоксально заставляла и постанывать от волн удовольствия, которые мурашками отзывались по рукам и спине. Чанова рука же поглаживала нежно низ живота, прямо под пупком. — Я тебя… — начал было ласково Чан, но Минхо его перебил. — Не надо, — тихо и почему-то очень печально попросил омега. — Давай обойдёмся без этого слова? Оно слишком громкое и я… — Ты не поверишь, — понимающе кивнул альфа и зажмурился, ощущая новую волну жара, которая прошлась по телу с очередным оргазмом. Узел разбух до предела. Теперь нельзя было даже шевелиться, иначе Минхо будет больно. Омеге же казалось, будто в него надувной шарик засунули, он никогда себя таким наполненным не ощущал, но наслаждался этим. — Просто мне слишком сложно сказать то же самое в ответ, — тихо признался Минхо. — Я с тобой впервые за долгое время снова дышать начал, но если я скажу это или услышу, я просто… Я не смогу жить так, как жил раньше. Будто я пройду точку невозврата, — медленно, шёпотом поделился омега. — Тогда я скажу иначе, — кивнул Чан, всё ещё поглаживая по низу живота, будто бы уже гладил ребёнка. — В моём мире ты — часть пазла, которую я никак не мог найти. Маленький кусочек, без которого картина никогда не будет цельной, без аналогов и альтернатив, незаменимый, — и поцеловал в затылок, наслаждаясь ярким запахом. Минхо не ответил. Только глаза прикрыл и попытался сдержать слёзы, которые норовили выкатиться из глаз. С Чаном было слишком хорошо, потому что и в мире Минхо он был недостающим кусочком пазла, без которого жить было бы невозможно. Он был безумно милым, добрым, был взрослым мужчиной, однако напоминал Минхо его самого в подростковом возрасте. Чан был наивным и чистым и он верил, что сможет забрать такую маленькую, но невероятно важную Бабочку. Омега лежал на боку, чувствуя, как внутри него находился узел альфы, которого он любил, слёзы всё же катились. Рука омеги накрыла ладонь альфы на животе, согревая маленькую жемчужинку, в которую хотелось верить.

***

Чанбину было отчаянно нечего делать. Все дни, пока Золота не было рядом, он смотрел телевизор, ел и иногда отжимался, когда ему становилось невыносимо скучно. Третий день, как все его друзья оказались вне зоны доступа. Омега выполнял важные поручения Хозяина, в крови купался, людей пытал или какие он там злодейства обычно творил, он не знал, а двое других пытались зачать ребёнка за стенкой. Чан поделился этим с Чанбином, а тот искренне пожелал удачи. Он был рад за них, но безумно боялся за Бабочку. Что будет с беременным омегой в банде? Не накажут ли его за это? А ещё не шла из головы сцена в машине. Хотелось стать Золоту близким хотя бы на сотую долю того, как близок ему был Бабочка. Хотелось, чтобы омега ему доверял, рассказывал о своих мыслях откровенно, говорил о новых книгах, которые прочитал, шутил или вообще болтал о том, на что похожи рисунки на обоях. Чанбину хотелось этого контакта больше, чем чего-либо. Но вновь он ложился спать один, отключив телевизор и снова понадеявшись на то, что утром он проснётся, а рядом его золото лежит и посапывает, сверкая созвездиями из веснушек. Разбудил Чанбина среди ночи непонятный шум. Вода лилась в его ванной, а потом что-то грохнуло, будто кто-то что-то уронил. Альфа сонно поднялся и поморгал растерянно. Он понимал, что Золото вернулся, а потому решил подождать, пока он сам из ванной не выйдет, чтобы обнять его и заснуть вместе, но прошло уже полчаса, затем сорок минут, пятьдесят, а омега не выходил. И тогда альфа забеспокоился. — Золото?.. — тихо постучался Чанбин. — Убирайся, — низко ответили ему, а Чанбин даже выпал. С одной стороны не хотелось злить омегу, который владел боевыми искусствами, а с другой стороны он был просто омегой, явно уставшим и расстроенным. Альфа колебался всего лишь секунду, но просто вошёл, несмотря на требование убраться. Картина, которую он увидел, навсегда у альфы отпечатается в памяти. Золото сидел около закрытого унитаза и смотрел в дверь, даже глаз не поднял на Чанбина, в ноги которого теперь уставился. Вода лилась из крана просто так. Но что было более важно — омега был в крови. Его лицо было в ней измазано, потому что на лбу была царапина. Его руки были в ней. Альфа выключил воду и тихо опустился на кафель рядом, притягивая к себе за руки и заставляя уткнуться в свою шею, чтобы ожить. — Всё пройдёт, — тихо пробормотал альфа, слегка покачиваясь. — Всё пройдёт, моё золото. — Ничего не пройдёт, — ожил омега. — Никогда. И снова наступила тишина, во время которой Чанбин тихо гладил омежьи маленькие ручки, испачканные в чьей-то крови. — Там был не один предатель, — хрипло поделился Золото, вдруг начиная тихо плакать. Чанбин же молчал, чувствуя, как сердце сжималось. — Весь дальний склад кишел ими. Я приехал туда в составе группы из двадцати человек. Их было шестьдесят, — продолжил омега. — Мы взяли троих живыми, для допроса, остальных ликвидировали, но цена… Из двадцати вернулись семеро, — и его голос сорвался. Всегда грубый, непробиваемый, он теперь рыдал громко, утыкаясь в чужую шею. — Ворона убили, а он меня учил, когда я был мальчишкой. Он мне первый пистолет подарил… А когда мы туда подъезжали, он мне улыбнулся, по голове потрепал и сказал, что я выберусь, в любом случае. Потому что я золото, а золото слишком ценное, чтобы не вернуться к истинному хозяину. И его убили. Его подстрелили, прямо в шею попали. И я только теперь узнал, как его звали. Его звали Мин Юнги и у него дома беременный омега остался… Янтарь разорвало на куски, у него дома трёхлетний сынок остался, который утром не поймёт, куда делся папа и почему его заберут службы опеки, — Золото взвыл в голос и закрыл себе рот, испугавшись своего же голоса. Альфа и сам тогда его голоса испугался, но помочь никак не мог. Золото тонул в своём горе, оплакивая коллег, а Чанбин его держал, пока он бился в своих рыданиях и не давал рассыпаться на мелкие кусочки. — Я, сука, устал в этом жить, я, блять, ненавижу каждую южную мразь, я хочу каждого расчленить медленно и мучительно, расплавленный металл им в глаза залить и стекло под ногти вогнать, за каждого… — вновь захлебнулся в своих слезах омега, а у Чанбина волосы на затылке от ужаса зашевелились. Золото не был похож на себя, он больше демона в тот момент напоминал, страшного и беспощадного. С таким сделку не заключить, жизнь не купить и не выторговать. Этот омега явно был способен привести в исполнение свои угрозы и желания. Он даже не хотел это представлять, но Золото рыдать громко продолжал, абсолютно разбитый и Со понятия не имел, что с ним делать в таком состоянии. Только с крючка полотенце снял, намочил его щедро и снова на пол опустился, чтобы осторожно начать вытирать лицо омеги, который неплохо слезами умывался. Крови скоро уже не было, была только неглубокая царапина на лбу, на руках тоже кровь оказалась не омежья. Младший только икать слабо стал, когда Чанбин помог ему полностью раздеться. Альфа легко поднял парня и переместил в ванную, где тот так и сидел. На бедре красовалась довольно большая рваная рана, от вида которой становилось дурно. Альфа не был уверен, что с таким делают, так что просто включил слегка прохладную воду и начал осторожно смывать с омеги усталость вместе с пылью и грязью. — Откуда такая рана? — тихо спросил Чанбин, а Золото будто в себя немного пришёл. — Побежал к Ворону, когда его подстрелили, — сообщил бесцветно он. — И по дороге упал. Бабочка уже вышел из течки? — спросил омега, с надеждой глаза поднимая на альфу. — Пока нет, — покачал он головой. — Тебе надо в больницу. Такие раны обычно зашивают… — Ага, скажи ещё чтобы я заодно в полицию заскочил и заявление написал, — закатил глаза Золото. — Принеси водку из холодильника и мою сумку. Спорить Чанбин не стал, но его затошнило с новой силой, когда омега, глазом не моргнув, вылил себе на рану половину бутылки. Его руки слегка подрагивали, но на лице не отразилось ни грамма мучений или боли. Только злость, теперь холодная, всё затапливавшая. Теперь он становился ещё опаснее, чем когда был в ярости, потому что теперь он начинал думать, просчитывать варианты мести и альфа не завидовал пленным. Из сумки же омега вытащил небольшой швейный набор, однако иголки оказались не совсем обычными. — Это один из этапов подготовки, у нас все могут зашить друг друга или себя. Я три раза Зайцу спину зашивал, — пожал плечами омега, когда вдел нить в иглу и снова всё это водкой облил. — Только в обморок не падай, Бинни, — весело хмыкнул вдруг омега, снова становясь похожим на самого себя. — Есть такая боль, большая, настолько, что в груди не помещается, — рассказывал омега, а сам начал себе ногу зашивать аккуратно. У него в принципе на ногах было довольно много шрамов и Чанбину уже казалось, что он действительно всё себе сам зашивал. Тонкие пальцы умело стягивали кожу и зрелище уже не казалось таким ужасным. — И эта боль сильнее, чем почти любая физическая. Огнестрел, конечно, остаётся вне конкуренции, — со смешком бросил он. — Сейчас я больше внутри чувствую, чем снаружи, так что не удивляйся. И Чанбин больше не удивлялся. Только помог зелёнкой щедро намазать аккуратный шов и перевязать чистым бинтом. Он снова омегу на руки взял и отнёс в кровать, но думал о том, каким он был сильным. Он уже снова в свой панцирь спрятался, брови хмурил и щеки изнутри кусал. — Ты будешь в порядке? — спросил аккуратно Чанбин, зная ответ на свой вопрос. — Я никогда не в порядке, Чанбин, буду в норме только если потеряю память, но мне это не грозит, — омега улыбнулся разбито. — Но я и не хочу забывать. Иначе я забуду всех, с кем познакомился, всех, кто пал и кто до сих пор жив. Я должен отомстить. За всех них. За Ворона, за Янтарь, за всех, кто погиб сегодня, вчера и ещё погибнет. — Ты отомстишь, — кивнул альфа. — Обязательно. Но мне больно это слышать, — признался мужчина. — У тебя душа красивая и я не могу представить, чтобы ты так… — Я понял, Бинни, — кивнул омега, улыбаясь теперь искренне и более открыто. — Я не буду с тобой такое обсуждать. Запомни меня безнадёжным оптимистом и романтиком, — хмыкнул омега. — Обязательно, — кивнул Чанбин. — Может, ты у меня ещё и стихи пишешь? — Когда я что-то чувствую, то могу, — серьёзно согласился омега, а у Со брови вверх подлетели. Он не ожидал, что угадает. — Недавно мне одно пришло в голову… — Поделись со мной? — попросил альфа, руку его в свою беря и целуя нежно. — Смеяться не будешь? — спросил омега серьёзно. — Клянусь. — Я расскажу тебе небольшой кусочек… И омега, глядя в глаза альфы, почти растворился, едва не забыв, что ему надо было что-то красивое сказать. Не буди меня до рассвета, Подожди, пока солнце встанет. Подари мне немного лета, Оно в моих руках не завянет. И ты не будишь меня ночью, Смотришь, как трепещут мои ресницы, Ждёшь, когда дожди полевые травы намочат, Слушаешь, как поют шумные птицы… Золото замолчал и прикрыл глаза. Чанбин понял, что это было посвящено ему. Сердце едва не лопнуло. Альфа быстро подался вперёд и поцеловал нежно, пытаясь вложить свои чувства, потому что их у него было много. Хотелось показать, как сильно он был ему нужен. И Золото это без слов понимал. Вскоре омега заснул, а Чанбин правда его не будил, даже когда рассвет начал заниматься. Действительно смотрел, как трепетали его ресницы.

***

Хозяин Пейзаж, принимай командование обратно. Принца больше нет. 1.13 pm

Пейзаж

Понял. Что с Принцем?

1.13 pm

Хозяин Мёртв. 1.14 pm И Принц действительно был мёртв. Умер в ту ночь, когда скончался старый Китайский Хан. Зато в тот же момент родился новый Хан. Пейзаж сразу это понял и головой покачал, вздыхая глубоко. — Что-то случилось, картиночка? — сонно спросил Чикаго, еле отпустивший его из объятий. — Пейзаж? — Грядёт новый мир, Джон, — прошептал Хёнджин, возвращаясь в кровать и тут же седлая бёдра своего альфы, который был очень доволен таким поворотом событий. — Китай теперь стал ещё большим нашим другом. Мы увеличим своё влияние. Хозяин уже начал бороться с предателями, слежка приносит результаты, мы почти дошли до клубка, из которого тянутся все ниточки, представляешь? Скоро мы будем жить спокойно, — и губу прикусил ёрзая и медленно возбуждая своего альфу. Чикаго руки переместил на упругие ягодицы и смял с наслаждением. Проник под резинку трусов и длинными пальцами надавил на разработанный вход, всё ещё слегка влажный после их прошлого раза. Два пальца вошли с легкостью, сразу начиная размеренно трахать и заставляя тихо постанывать глаза прикрывая. — Ненасытный, — хмыкнул альфа, пока Хёнджин уже приспускал трусы и опускался ниже, хватаясь за прекрасные бёдра своего мужчины. Член был довольно длинным, уже покачивался, манил, так что Хёнджин с готовностью поместил головку в рот и опустился пониже, пропуская глубже. Чикаго застонал низко, матерясь на английском и выглядя безумно горячо при этом. Омегу возбуждало его идеальное произношение и заставляло ещё сильнее стараться, чтобы его Джон матерился громче и грязнее. — Я тебя люблю, — вырвалось у альфы, когда Хёнджин выпустил член изо рта с громким чмоком и снова пристроился сверху, отодвигая своё бельё в сторону. — И я тебя, родной, — хмыкнул Хёнджин самодовольно, сразу до основания опускаясь и прикрывая глаза в удовольствии. Кончиками пальцев же оглаживал твёрдый пресс. Он раскачивался медленно, дразняще, тазом двигал так, что у Чикаго дыхание перехватывало. Слишком красиво он смотрелся верхом на его члене, принадлежал ему полностью и был в его большой футболке. Этот омега был настоящей сказкой и был только его. Джонни в это иногда не верил, казался себе слишком дуболомом для такого утончённого омеги, но тот его выбрал и любил искренне, его имя даже во сне называл иногда, заставляя мурашками покрываться. А ещё он правильно за руку держал, так, как никто и никогда бы не смог. Их связь была удивительной и прекрасной. Он его не отпустит. Никогда и никуда. Альфа приподнялся и перехватил омегу за талию, вынуждая упасть на себя. Сам альфа ноги в коленях согнул и начал вбиваться быстро, наслаждаясь стонами и пошлыми комплиментами его члену. Да, Джон знал, что Пейзаж и его любил, и его тело. Они в постели настоящими богами были и идеально подходили друг другу даже здесь. Хёнджин вскрикнул тихо, укусил Чикаго за ключицу и кончил, альфа же с тихим рыком кончил следом. Хёнджин отцепился от ключицы альфы и вместо этого припал к его губам, проникая настойчиво языком и сплетаясь с чужим. — Ты только мой, — ревностно заявил Хёнджин, будто кто-то пытался забрать у него его Джонни. Он его любил невыносимо, Джонни, Чикаго, ему было всё равно, как его называть. Он его просто любил и не представлял, как жить без него. — И ты только мой, — кивнул Чикаго, отрываясь от пухлых губ, влажных и уже покусанных. Он снова его укусил за нижнюю губу. — За тобой куда угодно пойду, моя иголочка. — Моя ниточка, — довольно улыбнулся Хёнджин. Они года два назад так начали друг друга называть. Потому что Чикаго всегда каменной стенной стоял за ним, готовый обрушиться на голову любого, кто попытается его обидеть. Чикаго куда угодно за своим Пейзажем последует. Даже в могилу.

***