озеро в лесу

наши взгляды обращены друг на друга. и вот уже остался лишь один взгляд, другой потерян. крепко зажмурившись, мои глаза тебя упустили, они опоздали. снова и снова извиняюсь, эти чувства постоянны, когда вижу тебя. наши взгляды обращены друг на друга. и вот уже остался лишь один взгляд, он и потерял путь к тебе. я строил большие иллюзии, я заблуждался, когда во мне росли мечты. и время словно ветер вёл тебя рядом со мной.

— what if… (exo)

***

июль. 2021 год.

Бэкхён медленно встал с кровати, осмотрелся и вздохнул. Ленивый день. Тот самый, когда не хочется ничего делать. Хочется лишь отложить все дела, спокойно сварить себе кофе, позавтракать булочкой и целый день смотреть бесполезные шоу, но только не работать. В другие дни Бэкхён бы так не думал, но сегодня воскресенье. И единственное, что портило этот день — невыносимая жара. Сплит-система не выключалась. Бэкхён ненавидел это время года. Особенно, когда наступала середина. Пик жары. Когда едешь на своей машине — нормально, а вот когда нужно быстро смотаться куда-нибудь, но не хочется тратиться на такси или по каким-то причинам машина в ремонте, на помощь приходит общественный транспорт, где капли пота — не капли. Это целые водопады по спине, лбу, ногам, липкость и неприятные ощущения. Работа Бэкхёна не предполагает шорты и футболки, так как работает он в издательстве. Пишет книги, иногда берётся за редакцию или написание статей, катает рецензии. Работы всегда много, но летом сидеть в здании удручающе. Слабенький кондиционер Бэкхён давно уже хотел поменять на полноценную сплит-систему посильнее, но всё никак не находил для этого времени. Лето заканчивалось, а дальше было терпимо, да и необходимость в данной затее отпадала тут же. Только вот всё повторялось. Снова в брюках, снова в белой рубашке с длинным рукавом, спасибо, что пиджак не нужен, хотя на собраниях или важных встречах иногда обязывают быть при полном параде, черти. Бэкхён обосновался в Нью-Йорке когда-то давно. После школы поступил в Сеульский университет, а потом по обмену полетел в США. Так и перебрался. Ему было очень трудно, потому что работал он не покладая рук. В относительном прошлом Бён угробил всю свою молодость на учёбу и работу. Выгрызал себе место под солнцем. Отец говорил, чтобы он не возвращался на родину, чтобы оставался в другой стране и строил лучшую жизнь, ведь они когда-то не смогли, хоть и были не бедны. Почему в другой стране? Бёну всегда говорили, что там другие возможности. И почему-то сам Бэкхён в это свято верил, а сейчас понимает, что в каждой стране по-своему хорошо, но также и по-своему плохо. Сейчас он уже и не знает, переехал бы тогда, если бы понимание было из этой реальности. На данный момент он находился в командировке в родном Сеуле. Вот уже неделю. У него здесь было своё жильё, ведь он часто прилетал домой и нужно было где-то останавливаться. Родители твердили о том, что есть их семейный дом, но парень предпочитал проводить время в тишине, а у родителей всегда было много гостей. Родственники, племянники и прочая родня, которой так и хотелось узнать, как проходила его жизнь в совершенно другом менталитете и среди другой нации. И сколько бы он ни рассказывал, всегда находились новые вопросы. Бесчисленное количество болтовни, которую Бэкхён терпеть не мог, обожая находиться в полной тишине большую часть свободного времени. Бэкхён подтянулся, посмотрел на часы и отметил, что сегодняшний день не будет идеальным ещё по одной простой причине: сегодня у него берёт интервью О Сехун — один из журналистов крупного издательства. Как только Бён прилетел на родину, молодой человек сразу же с ним связался. Бэкхён не смог устоять перед таким профессиональным напором, поэтому согласился. Сейчас пожалел, потому что не проведёт целый день дома, но отказываться было бы не очень тактично и вежливо с его стороны. Особенно, когда у него не было никаких планов, даже если обычное лежание в кровати — это и были его планы. У него из головы вылетело это интервью, если честно. И вспомнил он о нём только вчера вечером. Нужно записывать. Всегда и всё. Даже если ты человек, выдерживающий многозадачность, лучше всё держать под контролем в двойном размере. Привычки. До встречи оставалось два часа. Они договорились на утро, потому что ещё не так жарко, а вечером Бэкхён хотел бы просто ничего не делать и отдохнуть. До десяти часов Бёну надо было успеть привести себя в порядок и прокрутить в голове возможные ответы на возможные вопросы от О. Он делал так всегда, потому что не хотел испортить впечатление о своей персоне или дать повод подумать о том, что он не уверен в себе. Слишком много думать — позволительная роскошь. Ему это было дано. Да, зачастую приходилось импровизировать, так как вопросы могли полностью оказаться другими, но всё же — так было спокойнее. Подстраховка. И никакой лжи. Бэкхён всегда отвечал честно, даже если репетировал. Луч солнца неприятно попал в глаза, и Бэкхён поспешил выбраться из кровати. Через полчаса кофеварка уже приятно ласкала слух своим осторожным шумом, булочки лежали на столе, а сам Бэкхён сидел в махровом халате на стуле и ждал, когда сможет выпить кофе. Волосы он уже высушил. Осталось найти наряд, позавтракать и можно выдвигаться. С Сехуном они сразу договорились по телефону ещё вчера о том, что никаких костюмов не нужно. Лето всё-таки. За это плюс в карму журналисту. Бэкхён выбирает лёгкую белую футболку и хлопковые бежевые шорты. Кроссовки, панамка и он готов. Кофе с булочкой за 10 минут. Придётся ехать на такси. Но это не так уж и страшно. Кафе в тридцати минутах езды. Просто не хочется сегодня трогать машину, да и расположение неудобное. Да, Бён часто заморачивается по этому поводу. Живёт он далековато от центра, но не на окраине. Сегодня не так много пробок. Выходной. Лето. Жара. Знаете, как часто бывает? В будние дни ты едешь на работу, собирая все пробки, но в выходные доезжаешь в два, а то и в три раза быстрее. Зачем в выходные на работу? Бэкхёну иногда приходилось работать и по выходным, если они работали с известными писателями, у которых не было времени на неделе. Работа есть работа. Бён выходит из дома, направляется к такси, говорит адрес и утыкается взглядом в окно. Успевает подумать по пути о том, что нужно съездить к родителям завтра после того, как он вернётся с работы, перепечатать статью о положительном влиянии книг, купить племянникам подарки и ещё много чего. Из хорошего — всё из перечисленного. Из плохого — нужно заехать к бывшей жене и забрать кое-какие документы. Он оставил их в квартире после развода по случайности, а спустя несколько лет они понадобились и пришлось обращаться за помощью. Отношения у них были натянутые. Мягко говоря. Она когда-то полетела с ним в Нью-Йорк, потому что любила, а после развода вернулась обратно в их общую на тот момент квартиру. В кафе Бэкхён заходит ровно в десять, отгоняя все посторонние мысли. Уютное кафе. Мало людей, нежарко, тихо. Сехун уже ждёт на пуфике около окна. Удобные места. Ещё плюсик в карму. Бён себя знает. Он вообще не любил отъезжать далеко от дома. Но это заведение ему пока что нравилось. — Здравствуйте. Бэкхён кивает в знак приветствия и пожимает протянутую руку. О Сехун кажется вполне приветливым молодым человеком. Симпатичный, рыжие короткие волосы, гавайская рубашка и шорты в цвет. Солнцезащитные очки спокойно лежат на краю стола. В настроении этого жаркого лета. — Будете что-нибудь пить? Или хотите поесть? — Нет, я позавтракал дома, а вот от лимонада бы не отказался. На улице настоящий ад. — Согласен. Бён легонько улыбается и заказывает напиток. Со льдом. Сехун не отказывается от лимонада тоже. Берёт какие-то крекеры ещё, но не суть. Он достаёт блокнот, делает пометки и поднимает взгляд на Бэкхёна, который уже перестал волноваться. Ему всегда было боязно сказать что-то не то, но он быстро приводил себя в порядок. Стальные нервы за столько лет работы в издательстве, да и в семейной жизни было много всего. — Могу я включить диктофон? — Да. Конечно. Это же легче, чем запись вручную. — Просто некоторые очень недовольны таким подходом. Совсем не жалеют журналистов. — Ужас. Какая великая глупость. Сехун коротко смеётся, а Бэкхён вдруг думает, что они точно найдут общий язык. Уже нашли. Еще вчера, когда обсуждали место встречи и дресс-код. Не то чтобы Бён доверчивый, совсем наоборот, просто им с Сехуном общаться не так уж и долго, но вот это вот «не очень долго» хотелось бы провести в хорошем настроении и приятной обстановке. Напитки приносят через минуты три, когда журналист успевает достать диктофон, приготовить блокнот для «мелких пометок», как он выразился, и полностью приготовиться к интервью. Первый глоток с единогласным облегчённым вздохом. Бэкхён усаживается поудобнее, Сехун нажимает на кнопку. Никто не медлит. И это к лучшему. — Все знают, что Вы востребованный писатель и выпустили недавно нашумевший роман о высокой любви, которая со временем начала превращаться во что-то ужасающее. Это первый серьёзный роман в Вашем исполнении. Сюжетные повороты, красивая линия главной пары, мурашки по коже. Многие начали задавать вопросы о том, связано ли это с Вашей жизнью или это просто выдумка? Сюжет, придуманный искусным писателем? Или часть чего-то, о чём мы не догадываемся? Что скажете? Бэкхён хмыкает. Сказать он может немногое. Но чётко. — Нет. Это не связано с моей жизнью. — Сехун сосредоточенно слушает, легонько тарабаня пальцами по коленке. — Я был женат. Моя бывшая жена — прекрасный человек, но мы были слишком разными и от жизни хотели тоже разного, поэтому и развелись. — Значит, это были не высокие чувства? — Смотря, что Вы подразумеваете под этим. — Сехун хмурится, принимая словесный атакующий ответ. — Если мы говорим именно о всепоглощающей любви, когда в отношениях присутствует доверие, уважение друг к другу, принятие, понимание, то да. Это высокие чувства, но даже этот маленький список того, что, по моему мнению, должно присутствовать в таком роде отношений, лишь крошечная часть. А если мы говорим о том, что человек не видит недостатков, напялил розовые очки и думает, что это любовь до гроба, то это совсем другое. Это лишь начало чего-то перед таким громким чувством, как любовь. Лишь этап, который не все проходят с успехом. Сехун облизывает губы, кивает зачем-то, а затем спрашивает с явным любопытством. — И что после этого этапа? Бэкхён с удовольствием отвечает. Знать, что твой собеседник, даже если он журналист и это его обязанность, заинтересован в том, что ты говоришь, это приятно. — А дальше ты начинаешь узнавать человека. Он может начать тебя бесить, ты можешь на него злиться, вы начинаете ссориться, потому что ваши мнения не сходятся, точки зрения расходятся и всё в таком духе. Многие разрывают отношения. Но и многие достигают понимания. Спотыкаются, встают и идут дальше. Набивают шишки. А потом… это может занимать много времени. Люди друг друга могут узнавать несколько лет. Каждый учится своей высокой любви сам. Это как стоять на краю горы и думать о том, как же сложно сделать этот шаг в пустоту. — Бэкхён легонько улыбается. — Многие делают шаг сразу, потому что не боятся идти дальше, но и многие остаются на одном месте. И никто не знает, останешься ли ты на месте до конца жизни и протопчешь целую тропу противоречий и страхов… или ты сделаешь шаг вперёд? — И что же там? В этой пропасти? — Пока летишь, можешь выпустить парашют. Можешь расправить крылья. Можешь визуализировать верёвку и схватиться за неё, можешь упасть на дерево, а можешь разбиться. Зависит от того, насколько ты готов бороться за что-то важное. Казалось, что Бён очень даже представляет, каково это. — У вас когда-нибудь была высокая любовь? Бэкхён хмурится, задумываясь. Хотя… больше делает вид, потому что в голове появляется совершенно спонтанный образ конкретного человека. — Я думаю, мы завалили второй этап. Бэкхён никогда не скрывал свою личную жизнь. О жене молодого тридцатилетнего (на тот момент ему было чуть больше 20-ти лет) писателя знали. Когда они развелись, некоторые даже не могли поверить. А Бён с самого начала знал, что этот брак не увенчается успехом. И на то были свои причины, о которых он пытался не думать. Причины, касающиеся второго этапа. — Вы всегда славились откровенным стилем общения. Бэкхён приподнимает уголок губ, складывает руки на коленке и ожидает дальнейших вопросов. Мыслей в голове полно, да вот только нужных, наверное, нет. Вряд ли под ситуацию подходят мысли о детстве и той жизни, о которой он никогда не говорил. Ему ещё ни разу не удавалось услышать вопросы на эту тему, да он и не стремился рассказывать то, что не нужно было знать никому. То, что закрыто в сундуке и зарыто глубоко под землёй. — Я помню, как некоторые были подавлены из-за Вашего развода. Но сейчас не об этом. Давайте поговорим о том, что есть в Вашей жизни сейчас. Роман? Любимая девушка? Новые истории в разработках? Бён хмыкает в своей привычной манере, смотря на журналиста в упор. — Откровенные вопросы на откровенные ответы? — Стараюсь не отставать от Вас. Бэкхёну неожиданно нравится всё это. И мысли об отдыхе вечером уходят на второй план. Интервью не такое, каким казалось с самого начала в ожиданиях. Реальность оказалась другой. Более интересной. Сехун определённо умел произвести впечатление и затянуть в разговор. Бёну всегда было приятно пообщаться, потому что в жизни он встречал мало действительно интересных личностей в журналистике. — Что ж. — Бэкхён делает пару глотков лимонада и снова ставит стакан на стол. — Нет, девушки у меня нет. О личной жизни я пока не думаю. Думаю только о том, что, наверное, мне просто нужно побыть одному. В тишине. В своих мыслях. К тому же, парочка новых историй уже в разработке. Но детали раскрывать не буду. Ещё слишком рано. — Хорошо. Сехун задумчиво хмурится и переключается на блокнот, делая какие-то пометки. Бэкхён вздыхает, понимая, что в его жизни сейчас действительно затишье. Никаких драм, никаких криков жены, никаких возмущений и придирок. Только тишина. И работа. Много работы. Они часто ссорились на почве этого. Работа всегда была важнее. А она хотела семью. Хотела детей, капельку любви и семейного уюта. Бён с самого начала не обещал ей подобного. Он просто хотел отгородить себя от прошлого. Ему хотелось похоронить всё. Бэкхён хотел изменить себя, начать всё с чистого листа, быть тем, кем его хотели видеть. Развод был неизбежен, а Бэкхён понял в один момент, что от самого себя не сбежать, даже если ты решил, что сможешь. Наивный. Наверное, Бён смог. Смог всё-таки сбежать. Только вот счастья в этом побеге не обрёл. — Раз в настоящем нет ничего, что могло бы стать сенсацией и расшевелить Ваших поклонников и поклонниц, давайте поговорим о Вашем детстве? — Бэкхён замирает на месте, поднимая взгляд. Старается не подать вида, что внутри всё встрепенулось, но оно… встрепенулось. — Давайте поговорим о прошлом? Может, там есть что-то такое, что хотелось бы вспомнить? Что-то важное? Интересное? То, что Вы будете помнить всю жизнь? Ведь часто именно в детстве происходит то, что и формирует нас в дальнейшем, не так ли? Бэкхён смотрит, не отрывая взгляд, а затем всё-таки опускает его, упираясь в стол. Да, он любит смотреть собеседнику в глаза, но сейчас фрагменты из этого самого прошлого хаотично возникают в голове, не спрашивая. И Бёну не хотелось бы показывать истинных эмоций. Зачем же ему вспоминать? Нет. Вопрос не так построен. Хочет ли он вспомнить? Вспомнить всё. Бэкхён так долго бежал от этих воспоминаний. Он так долго пытался всё забыть. Он так долго пытался спрятать всё это подальше, а что в итоге? На часах почти 11 утра. Бён вздыхает, поднимает взгляд и улыбается, потому что без улыбки не вспомнить человека, чьё имя он сейчас, возможно, собирается произнести впервые за много лет. — Слишком личное? Бэкхён облизывает губы, которые в следующую секунду раскрываются, связки напрягаются и из уст вылетает непривычное, по-дикому забытое, но такое знакомое имя: — Его звали Пак Чанёль. Мы с ним познакомились в детстве. Мне тогда было 7, а ему 6. Я хорошо помню возраст, потому что он был чуть младше. Каждое лето мы ездили в одну деревню к бабушкам и дедушкам. — Сехун кивает, давай понять, что внимательно слушает. — И так вышло, что я забрёл в одно место, когда сбегал из дома, чтобы побродить по окрестностям. Он был там. Сидел около дерева. Так у нас появилось особое место. — Бэкхён хмыкнул, улыбаясь ещё шире. — Озеро в лесу.

1999 год

Жара. Лето в самом разгаре. Бэкхён только приехал в деревню, а его уже заставляют тут что-то делать. Это не дело. Он приехал отдыхать, а эти взрослые покоя не дают! Мальчик сглотнул, раздавил очередную букашку по чистой случайности, упёр руки в боки и посмотрел вперёд. Какая-то тропинка заросшая. Интересно. Мальчишка тут же пошёл в ту сторону, ведь любопытства не унять. Солнце палило так, что хотелось лишь одного. Искупаться в ледяной воде или выпить чего-нибудь холодненького. Но тропинка. Если Бён сейчас же не пойдёт по ней, не простит себе. Будет думать всю ночь. И даже глаз не сомкнёт! Эти взрослые начнут скоро его искать. А здесь вам не двор. Здесь целый лес и неизвестные места. Мальчишка даже пугается на мгновение оттого, что боится заблудиться, но эти мысли отходят на второй план. Он закончил первый класс! Он уже взрослый. Нечего здесь бояться. Ребёнок пробирался сквозь ветки в лесу, морщился, пыхтел, как чайничек, но всё же пробрался к свободному пространству. Детский восторг в глазах и широкая улыбка на губах. Бэкхён с удивлением смотрел на берег озера. Вокруг лишь лес. Один лес. Берег зарос травой, только в некоторых местах показывался песок, но такие детали делали это место ещё притягательнее. Бэкхён уже хотел начать снимать майку, как его остановил детский голос. — Ты кто? Бён развернулся и увидел пухленького мальчика, который сидел около дерева. Он подошёл ближе, оставляя затею с купанием, а когда увидел мальчишку вблизи, ткнул в него пальцем и рассмеялся, звонко отчеканивая: — Какие у тебя большие уши! Но новый знакомый не промолчал. Смешно губы выпятил и ответил: — У самого-то, как у Дамбо! Бэкхён рассмеялся ещё сильнее, хватаясь руками за живот. А когда заметил, как парень напротив хмурится и не разделяет с ним этого смеха, остановил себя. Ему бы хотелось познакомиться с этим мальчишкой. Выглядит, как его ровесник. — Тогда давай создадим братство ушастиков?! Тебя как зовут? — Бэкхён подошёл ещё ближе и протянул руку. — Я Бён Бэкхён. Мальчик сначала просто хлопал глазами, а затем всё же протянул свою ладошку в ответ. — Пак Чанёль. Бэкхён улыбнулся. — Добро пожаловать в братство ушастиков, Пак Чанёль! И Чанёль улыбнулся в ответ, показывая свою очаровательную ямочку на щеке. От неё Бэкхён тоже был в восторге.

2021 год

Бэкхён улыбался, вспоминая момент их знакомства. Они были такими маленькими. Но эту встречу невозможно было не запомнить. Тем летом они виделись почти каждый день. Чанёль оказался таким громким, что не уступал в этом самому Бёну. Они даже пару раз дрались, но быстро забывали обиды в силу своего возраста и мирились уже на следующий день, снова уходя на озеро. Купаться боялись. Бабушка Чанёля как-то раз рассказала им историю про несчастный случай, поэтому Бён больше не лез в реку, только на берегу сидел. Все жители той местности ходили на это озеро, но на другую сторону. Никому не хотелось пролезать сквозь ветки и мучиться. Поэтому об этом месте знали только Бэкхён и Чанёль. На тот момент ещё совсем маленькие дети, которые постоянно искали приключений на свои маленькие задницы. — Интересное начало истории. В той деревне жила Ваша бабушка? И дедушка? — Да. Они любили спокойствие и ненавидели городскую суету. Я пошёл этим в них. Поэтому родители с удовольствием отправляли меня на лето к ним. — Бён улыбается. — Мой дед был писателем. Мы с ним хорошо ладили и часто разговаривали о книгах, он советовал мне литературу по возрасту, рассказывал очень много увлекательных историй. Я с удовольствием сбегал из города в деревню. Вспомнить только бабушкины кулинарные шедевры. Всё бы отдал за то, чтобы сейчас снова отведать чего-нибудь. Сехун хотел тактично промолчать, но Бэкхён славился своей проницательностью, поэтому поспешил ответить на вопрос, который даже не прозвучал. — Их не стало несколько лет назад. Сейчас в деревне никто не живёт. Да и бабушку с дедушкой родители забрали в город когда-то. Так что дом стоит без хозяина уже очень долго. — О. Бён легонько улыбается, вспоминая родные стены. Он хорошо помнит свою комнатушку. Хорошо помнит тот запах. Хорошо помнит каждую деталь. Даже спустя много лет. — А Чанёль? У его родителей тоже были подобные мотивы привозить сына на лето к бабушке и дедушке? Бэкхён перестал улыбаться через пару секунд, когда обрывки воспоминаний начали пролетать в голове. Он прекрасно помнит тот разговор. И даже если это было в детстве, невозможно забыть слёзы в глазах маленького мальчика с большими ушами в тот момент, когда… — Нет. У Чанёля не было родителей.

2004 год

Пятое лето вместе. Чанёль немного вытянулся. Бэкхён тоже. От пухлости почти не осталось и следа, поэтому подтрунивать по этому поводу Бэкхён Пака больше не мог. Неизменным осталось одно — уши. Уши, которые Бён постоянно трогал. Для Чанёля его уши были изюминкой, но у Бэкхёна они теперь выделялись не так сильно. Бэкхёну исполнилось 12 в мае. И Чанёль как-то раз сказал о том, что, наверное, скоро он забудет о нём, ведь в городе свои друзья, одноклассники, а Чанёль здесь. Только летом. Только в деревне. Но Бэкхён лишь отмахнулся. — Не говори ерунды, Ёль. Прозвище появилось спонтанно. Как и всё, что происходило в их дружбе. — С кем ты живёшь в своём родном городе? Они никогда не говорили на такие темы. Их интересовали лишь игры, дурачество и озеро. Но сейчас почему-то внезапно захотелось узнать что-то из жизни Пака. Нет, это не значит, что они совсем ничего не знают друг о друге. Они знают почти всё. Но про семью Чанёля никто и никогда не говорил. Бён только знал, что у Пака не было родителей, но кто-то точно был. И если раньше было не так любопытно, да и всё это перекрывалось играми и всякими событиями, то сейчас вдруг захотелось узнать. Сам Чанёль что-то задумчиво рисовал на песке, сидя около воды. Жара пекла голову, но Бэкхён взял лимонад со льдом, стараясь пить не слишком часто. Чтобы подольше побыть с Чанёлем на озере. Их не отпускали надолго. Говорили, что они слишком малы ещё. — С сестрой мамы. Она приютила меня, но летом у неё много работы, поэтому я здесь. Иногда даже посреди года могу приехать, потому что не до меня ей. Им с дядей нет до меня дела. Бэкхён поджал губы и легонько толкнул в плечо заметно погрустневшего парня. Тот поднял голову, и Бён увидел застывшие слёзы. Мальчик не знал, как себя вести. Он никогда не видел слёз друга. Он знал, что Чанёль ранимый и эмоциональный, но до слёз никогда ещё не доходило. Если только не от смеха, когда в порыве Чанёль мог легко задеть тебя своими руками. — Я так скучаю по родителям. Им я был нужен. Бэкхён придвинулся ближе и заглянул в глаза. Его сердце стучало быстрее обычного. Его маленькое сердечко болело за друга. И он поспешил успокоить. Его буйству не занимать, но он успел полюбить Чанёля настолько, что считал его членом своей семьи. — И мне ты тоже нужен, Чанёль. Мы же братство ушастиков! Мы друг без друга не сможем никогда! Чанёль впервые за сегодняшний день улыбнулся. А Бэкхёна снова прострелила идея. Внезапная и спонтанная. Как и всё, что они вытворяли, когда оказывались вместе летом на этом озере. Чего они только не делали. И пытались соорудить плот, придумать, как построить горку, чтобы прыгать в реку, они даже пытались построить самый большой замок из песка! — А давай капсулу времени заложим? Пак вдохновился тоже, замечая восторг в детских глазах напротив. Он всегда вдохновлялся. И кажется, готов был пойти за Бэкхёном… куда угодно. Он не знал, почему Бён так сильно вдохновляет его, почему за ним хочется следовать, почему без него так одиноко, но это было. Бён вдохновлял. Пак улыбается. — Давай! Только позже. Когда станем постарше. Чтобы было больше памяти. Бэкхён кивнул, обещая не забыть об этом. А затем ткнул пальцем в ямочку на щеке Чанёля и улыбнулся. Так же ярко, как и всегда. Они посидели ещё немного, помочили ноги в воде и пошли домой обедать. Бабушка Бэкхёна всегда готовила много всего, поэтому Чанёль сбегал к ним домой и часто проводил там целые дни. Родня Чанёля была занята в полях, их почти никогда не было дома. Мальчик был предоставлен сам себе, но бабушку любил всем сердцем. Только она его и любила в ответ. Дед был старой закалки. Чёрствый человек со своими принципами и мнением, которое было выше всех остальных. Вспомнить только о том, что Чанёль всегда говорил, что мечтает стать музыкантом, но его дед был абсолютно против, а потом даже гитару его сломал, которую он выпросил у тёти на день рождения. А бабушка скопила денег и тайком отдала ему со словами о том, что это на новенькую гитару. Чанёлю было сложно. Бэкхён его не понимал. В том плане, что у него прекрасная любящая семья. Дед писатель в каком-то поколении, поэтому поддерживал стремление внука к чтению и всякой такой деятельности, бабушка души в нём не чаяла, родители часто оставались на лето тоже. За их столом всегда было уютно. И Чанёль чувствовал себя частью семьи, каждый раз огорчаясь после, потому что понимал, что это не так. — Мальчики, садитесь кушать! Алгоритм действий простой. Помыть руки, сесть за стол, начать кушать. Дед пропадал на рыбалке, а бабушка всё суетилась на кухне. Но сейчас даже присела с ними пообедать. Так и проходили их дни.

2021 год

— И вы заложили эту капсулу? Бэкхён выныривает из воспоминаний. Делает пару глотков лимонада, в котором лёд уже почти растаял и верхняя часть напитка стала похожа на воду, и поставил стакан обратно. То лето было ещё веселее. Как и все после. Бэкхён всегда думал о том, что они будут дружить всю жизнь. Что никто и никогда не сможет их разлучить. Сейчас вспоминать всё, что было так тепло. Неуместные эмоции скапливались в уголках глаз, но это было еле заметно, если только не приглядываться слишком сильно. Бён всегда был слишком чувствительным. И рядом с Чанёлем он мог это показать. Они оба никогда не скупились на эмоции. Только позже всё изменилось. Стало другим. Дети растут. Вот и они выросли. Это было неизбежно. Сейчас Бён понимает, что — к сожалению. Ему бы хотелось прожить то время заново. Парадоксально. В детстве мы хотим вырасти, а когда вырастаем, хотим вернуться в детство. Великий жизненный парадокс. — Да. Позже мы заложили эту капсулу. Тогда мне было 16, а Чанёлю 15. То лето было… особенным? — Бэкхён задаёт вопрос в пустоту, даже если и смотрит на Сехуна в этот момент. — Некий переломный момент в моей жизни. Когда становишься подростком, взрослеешь… жизнь меняется. Вот и наша с Чанёлем жизнь тоже поменялась. Годы летели. На тот момент мы дружили уже 9 лет. Боже, как же быстро пролетело наше детство. Мы просто наслаждались им. Просто в один момент не заметили, как оно закончилось. Как шаг в пропасть. Мы стояли на обрыве. Сехун улыбнулся, кивнув. Снова что-то черканул в своё блокноте и поднял взгляд. — И что же такого было в том лете? Почему оно стало особенным? И сделали ли вы этот шаг? Бён поворачивает голову и поднимает взгляд на небо.

2008 год

Сегодня было так жарко. Чанёль ждал Бэкхёна особенно сильно, потому что хотелось рассказать последние новости. Как можно скорее. Бэкхён должен узнать первым. Да, они переписывались и знали друг о друге всё, но это не заменит живого общения. Чанёль был в курсе учёбы Бэкхёна, он был в курсе всех его девушек, был в курсе его успехов в конкурсах чтецов и ещё о многом был в курсе. Бэкхён же знал о его успехах в музыкальной школе, о его успехах в баскетбольной команде, о его неудачах в отношениях с местной девчонкой с красивыми глазами. Они чаще ссорились, часто не разговаривали друг с другом, но мирились. Как и всегда. Переходный возраст давал о себе знать. Гормоны давали по мозгам. У каждого появлялось своё мнение и своя позиция насчёт жизни и всего того, что в этой жизни происходило. Они сталкивались лбами, но во многом сходились. Почти во всём, если быть честным. Возраст такой. Своя компания. Свои интересы. Жизнь начинает бить ключом. Машина родителей Бэкхёна остановилась около дома, вырывая Чанёля из мыслей. Вскоре показался стройный силуэт друга, который за год, что они не виделись, стал только красивее. Чанёль считал Бэкхёна красивым. Всегда считал. Но только не себя. У него ноги кривые, уши большие и вымахал по росту так, что мама не горюй. А вот Бэкхён… он был красив. Не было больше той детской наивности, но дух шкодливости присутствовал. Чанёль ощутил это сразу же, как посмотрел в родные глаза. Этого не отнять. Чанёль стиснул Бэкхёна в своих руках, уткнулся подбородком в макушку и даже поднял в воздух на несколько секунд. А Бэкхён заливисто смеялся, бил кулачками по спине и просил отпустить. Пак отпустил. Через минуту. — Ты чего так вырос? Ты теперь намного выше меня! Как же так? Бэкхён наигранно злился, но не переставал улыбаться. — Зато ты красивый. Мы квиты. Бён цокнул, ударил кулаком в плечо и подошёл ближе, прося немного наклониться, чтобы сказать кое-что на ушко. — Сбежим на озеро через… час? Чанёль активно закивал, улыбаясь ещё шире. Всё-таки, как же приятно иметь общие секреты. — Мальчики, помогите с вещами. Потом наговоритесь. Времени полно! Парни поплелись к вещам, помогая занести их в дом. А потом по привычке обед за большим столом и разговоры ни о чём. Чанёль хвастался успехами в учёбе, скромно улыбаясь при этом. Не любил он говорить о себе, но за этим столом он чувствовал себя уютно. Не было сомнений в том, что его поддержат и похвалят. Так было всегда. Лето для Чанёля — действительно маленькая жизнь. Потому что с появлением Бэкхёна всё становилось лучше. Бён был художником, что раскрашивает его серый мир. Через час они сбежали на озеро, отпрашиваясь до самого вечера. Взяли с собой плед, чтобы постелить на траву, булочки и всякую всячину съедобную. Про воду тоже не забыли. Они расположились под деревом, которое уже считали особенным местом. Ведь Чанёль сидел именно под ним в их первую встречу. Озеро в лесу всё ещё радовало глаз. И казалось, так будет всегда. Они соприкасались плечами. Затылком к древесине. Чанёлю было это нужно. Как и Бэкхёну. — О чём ты так сильно хотел мне рассказать, Чанёль? Пак тут же начинает рассказывать. Сил в себе держать уже нет. Он хотел рассказать, не хотел молчать, но совершенно не знал, как отреагирует Бэкхён. — Я теперь буду жить здесь. В деревне. Музыкальную школу заканчиваю и переезжаю. Бён хмурится, отлипая от дерева. Затем поворачивается к Чанёлю и серьёзно спрашивает: — А как же учёба? — В деревенскую школу местную буду ходить. Там неплохо. Бабушка сказала, что там хорошие ребята. Бэкхён призадумался, опустил взгляд и вздохнул. — Я думал, что… Он так и не договорил. Отвернулся и не договорил. Пак поджал губы и двинулся ближе. Положил руку на плечо, легонько сжал. Он помнит, что обещал поступить с ним в один университет. Обещал переехать в Сеул. Обещал. И уже почти получилось, но в последний момент всё изменилось. И Чанёль ничего не мог сделать. Даже если бы он сильно захотел, не смог бы. — Я был уверен, что перееду, Бэкхён. Я уже столько планов построил для нас с тобой, но всё изменилось в последний момент. Бэкхён поворачивается к нему и смотрит прямо в глаза, ожидая продолжения. Чанёль убирает руку с плеча на этом повороте и вздыхает. — Тётя отказалась от опекунства. — Бён удивленно захлопал глазами и придвинулся ближе, таким образом оказывая поддержку тем, что был рядом. — Бабушка с радостью приняла меня, но она не может переехать. У неё здесь дедушка, он совсем плох стал, а я просто не могу их бросить. Я теперь для них единственный помощник. — Но как же твоя мечта? Бэкхён находит ладонь Чанёля и сжимает в своей ладони. Чанёль улыбается. Не радостно. Не солнечно, как обычно. А пусто. С ноткой грусти. И отчаяния. — Иногда мечтам не суждено сбыться. Я доучусь в школе, останусь здесь и буду работать на ферме. Бён не смог дослушать. Перебил. Экспрессивно начиная говорить то, что рвалось из юношеского сердца. — Но разве они не знают о твоей мечте? Разве они не хотят для своего внука лучшей жизни? Лучшего будущего? — Я не могу их бросить, Бэк. — Парень видит, как плечи друга опускаются. — Не могу. Я у них один.

2021 год

Бэкхён вспоминает этот момент особенно ярко. В пятнадцать лет Чанёль был таким взрослым. Он так красиво размышлял. Порой Бён заслушивался. Потому что Чанёль любил говорить с ним обо всём. Рассказывал про звёзды, про интересные страны, про музыку. Тогда всё было странно. Уже странно. Всё становилось непонятным. Вспомнить даже тот момент, когда в их разговорах иногда появлялся намёк на что-то смущающее. Бэкхён считал, что они могут говорить о подобном, но всё же смущался взрослых тем. Чуть позже эти темы уже не так часто появлялись в разговорах, но и смущения не было. Они взрослели. И дружили так долго, что уже не представляли жизнь друг без друга. Да и как же это? Как же они могли друг друга оставить? Разве это было возможно? Тогда они поссорились. Потому что Бэкхён не понимал, почему родные Чанёля с ним так поступают. Он не мог понять, почему у него такая судьба. Он ждал лета для того, чтобы провести его с Чанёлем. Несмотря на то, что у него уже была девушка, с которой они успели расстаться, много друзей, которые умоляли остаться летом в городе для того, чтобы тусить, гулять и веселиться. Он всегда рвался в деревню. Потому что здесь был Чанёль. И ничего больше не имело значения. — Вам было грустно из-за того, что Ваш друг оказался в такой ситуации? Вы пытались помочь? — Да. Бэкхён делает ещё пару глотков и продолжает: — Я хотел его забрать, пытался говорить с родителями, но Чанёль всегда был упёртым. Он бы не уехал. Я знал это. Просто… если бы не попытался, не простил бы себе. Сехун понимающе кивает, делает пометки и заказывает что-то ещё, пока Бэкхён пытается прийти в себя и вспомнить детали. Они же тогда впервые так серьёзно поссорились. Бён избегал Чанёля несколько дней. Не хотел разговаривать, а потом понял, как глупо поступает, бросая друга в такой момент. — Бэкхён? Мы можем продолжить? — Да. — Что было дальше? Бэкхён улыбнулся, вспоминая яркое. Нечто яркое и странное. Но приятное.

2008 год

Чанёль сжал его в медвежьих объятиях, уткнулся подбородком в макушку и не отпускал до тех пор, пока Бэкхён не сказал, что простил. Хоть Бён и первым пришёл к нему. Чтобы сказать о том, что поступил как дурак. Только тогда Пак отпустил юношу, который, как воробушек взъерошенный, сердито смотрел на него из-под бровей и тяжело дышал. — Чанёль, ты знаешь, что в тебе слишком много силы стало? Ты меня чуть ли не придушил! — Прости. Это я от любви. Бэкхён на это лишь цокнул. Всю неделю они общались, как ни в чём не бывало. Помогали родне в огородах, на полях, обедали всей семьёй, а вечером сбегали на озеро для того, чтобы снова поговорить о чём-то интересном, посмеяться, а иногда и просто насладиться тишиной. Так было всегда. Даже если были недопонимания, трепет в груди всё разрешал. Бэкхён как раз положил голову на плечо Чанёля в один из таких спокойных вечеров и тихо спросил: — Как думаешь, кем мы станем, когда нам будет за двадцать? Чанёль хмыкает, задумчиво потирает подбородок и отвечает: — Ты будешь известным писателем. А я… — А ты станешь музыкантом, Чанёль. Ради меня. Пак на это лишь улыбается. — Если только ради тебя, Бэкхён. Юноша, услышав это, тут же нашёл руку друга и переплёл их пальцы. Бэкхён, только через секунду осознавая свой порыв, нахмурился, смотря на их руки, но не стал ничего делать. Не стал резко разрывать это мгновение, выдёргивать руку или как-то комментировать. Ему было приятно. Вот так вот сидеть плечом к плечу, переплетая пальцы. Они же с Чанёлем дружат с детства. Какое личное пространство? Никакого стеснения. Но некая неловкость, которой Бэкхён никогда не ощущал раннее. Чтобы сгладить эту атмосферу Бэкхён начал говорить. В тишине была своя прелесть, но почему-то хотелось говорить, чтобы не чувствовать… смущение? Бён не знает. Чанёль тоже. Он смотрит куда-то вперёд. Напряжение стискивает тело. Бэкхён всё так же прижимается головой к плечу, а сердце странно сбивается с ритма. — В конце этого лета мы заложим капсулу. Что ты положишь? Пак попытался расслабиться. Его тело мелко подрагивало от небольшого ветерка, но казалось, что совсем не из-за этого. — Думаю, положу ноты любимого произведения, кепку, которую мы одну на двоих таскали, помнишь? И ещё что-нибудь важное… Например, наши письма друг другу, которые мы год писали, помнишь? — Бэкхён улыбается, вспоминая смешные рисунки Чанёля на мятых листочках. — И нашу фотографию. — Точно! Фотографии. Это ты хорошо придумал! — Бэкхён отлипает от плеча, поворачивается к Чанёлю и восторженно всплёскивает свободной рукой, потому что другая была всё ещё крепко стиснута в руке друга. — У нас есть фотография из детства, но мы можем сфотографироваться и этим летом! Положим все фотки, которые у нас есть. Представляешь, как потом будет классно вспоминать об этом? Пак лишь улыбается, наблюдая за тем, как лучи заходящего солнца путаются в волосах Бэкхёна. А Бён продолжает улыбаться, сжимает ладонь чуть крепче и становится теплее. — А я положу свои стихи! И книгу любимую! И рисунки наши! Домой они идут, когда темнеет совсем, переговариваясь об этой капсуле. Даже пытаются выбрать дату, когда снова встретятся для того, чтобы её раскопать. — Кстати, Чанёль. Сыграешь мне на гитаре? Ты обещал ещё прошлым летом, но так и не сыграл. Чанёль лишь кивнул. А на следующий день Бэкхён разбудил его в 6 утра для того, чтобы искупаться в прохладном озере. Бён схватил парня за руку и бежал так с ним до самого озера. И Чанёль чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Боже, ему только пятнадцать лет. Каково чувствовать себя счастливым оттого, что другой парень держит тебя за руку? Эта мысль не казалась абсурдной. Тогда. Они же лучшие друзья. Бэкхён быстро снял футболку, шорты и остался в одних трусах. А Чанёль не спешил раздеваться, но наблюдал. Смотрел на своего шестнадцатилетнего друга, что во всей красе стоял перед ним, и не мог насмотреться. Раньше тело Бэкхёна таким не было. Раньше они оба были неуклюжи, по-детски угловаты, но сейчас Чанёль смотрел на плечи, что стали чуть шире, на удивительно тонкую талию и не мог понять, почему сердце пропускает удары. В голове крутилась настойчивая мысль о том, насколько же Бён красив. Но эта мысль ушла на второй план, когда Чанёля толкнули в озеро, при этом хорошенько обмочив брызгами. Они долго резвились, смеялись и веселились, пока не замёрзли. И к восьми утра уже начали выдвигаться домой. Чтобы вечером Чанёль осторожно вытащил свою гитару из чулана, и они сбежали на озеро. Их озеро в лесу. Была бы их воля, они находились бы там целыми днями напролёт. — Я эту песню разучивал долго. Пытался без ошибок. Бэкхён восторженным взглядом смотрел на Чанёля с гитарой в руках. Это выглядело так красиво. Завораживающе. Паку шёл этот инструмент. — Я думаю, тебе понравится. Это песня Эда Ширана. Называется Perfect. Чанёль смотрел ему в глаза, когда пел. Потому что казалось, именно так и должно быть. И ничего же в этом такого нет. Просто лучшему другу в глаза смотреть и петь песню о любви. Бэкхён слушал, улыбаясь. Прикрывал глаза, задумчиво хмурился иногда, видимо, вслушиваясь в текст. Но улыбался. Когда Чанёль закончил, положил гитару и выдохнул, Бэкхён кинулся к нему и схватил за руки, восторженно восклицая: — Чанёль, это же прекрасно! Ты точно станешь музыкантом. Будешь певцом! У тебя такой приятный голос. Почему ты мне никогда не пел? Это же… — Бён замолчал, как только заметил, что Чанёль смотрит на него, не моргая, поэтому немного утихомирил себя. — Чего? Но Чанёль лишь головой покачал. — Ничего. Бён отпустил руки друга и отвёл взгляд в смущении. Стало странно. Снова. Домой они шли в неловком молчании. Впервые за всё время.

2021 год

Бэкхён смотрел в одну точку, устало вздыхая. Время уже жаркое. Почти обед. Они с Сехуном засиделись, но он ведь не до конца ещё рассказал всё. Бён не торопился уходить. Как и Сехун. Было комфортно сидеть вот так и рассказывать о своём детстве. В компании О было весьма уютно и спокойно. Это удивляло. Мало, когда в жизни Бэкхён встречал таких комфортных людей. Рядом с которыми не боишься говорить. — Вы рассказываете о нём, улыбаясь. Мужчина кивает на фразу журналиста, ожидая последующих вопросов. — Вы были близки? — Мы были близкими друзьями. Знаете, для нас было совсем не странно уснуть в обнимку. Или держаться за руки. Что-то такое. Мы свободно впускали друг друга в личное пространство, потому что считали, что это правильно. Мы были… — Сехун изгибает бровь, когда Бэкхён задумывается, пытаясь подобрать правильные слова. — …мы были больше, чем просто друзья. И это было правдой. — Звучит красиво. — Но в реальности всё было так же. Мы сделали шаг вперёд. Вместе. Только вот меня потянули назад и… я не разбился, не расправил крылья, я схватился за верёвку. И меня потащили назад. Хотя, нет. Я сам полез наверх.

2008 год

Конец лета наступил так стремительно, что они не успели заметить. Они постоянно торчали на озере в лесу, играли на гитаре, пели, болтали днями напролёт, не забывали помогать родне. И когда до отъезда Бэкхёна оставался один день, Чанёль собрал всё, что хотел положить в капсулу времени (деревянный сундук небольшого размера, который они соорудили сами, даже вешая замок, ключи от которого были только у них двоих), и предупредил Бёна, что будет ждать у озера вечером, так как сам вынужден был на целый день уехать в поле. Они встретились, когда последние лучи солнца зашли за горизонт. Бэкхён притащил всё, что хотел, и те фотографии, которые они сделали вчера. Они сидели в обнимку и улыбались, смотря в камеру. Бабушка заботливо согласилась сфотографировать их. На следующий день Бён побежал в небольшой магазинчик, где проявляли плёнку. Поэтому фотографии, которые они хотели положить в капсулу, аккуратно лежали около остальных вещей. — Давай. Всё поместилось. И стихи, и ноты, и фотографии, и письма, и даже их игрушки из детства. Кепка одна на двоих была положена сверху. Бэкхён быстро вытащил маленький ножик из кармана и повернулся к дереву, около которого они всегда сидели. Он быстро начиркал первые буквы их имён и положил этот ножик в капсулу. Чанёль на это лишь улыбнулся. Внутреннее ликование сметало всё смущение. Ему было приятно. Невозможно приятно. Они быстро выкопали ямку, положили сундучок и закопали его. А потом сидели и ели пирожки целый оставшийся вечер, стараясь не думать о том, что вскоре расстанутся. А на следующее утро Чанёль разбудил Бэкхёна рано (когда солнце ещё не встало) для того, чтобы встретить вместе рассвет. Больше ничего не имело значения. Только сонный Бэкхён, который успел лишь умыться. Чанёль вёл его за руку на небольшую гору, которую обнаружил неделю назад. На самом деле, он планировал это. И искал подходящее место. И сейчас, усаживаясь рядом с ничего непонимающим другом, он знал, что его идея точно понравится Бэкхёну. Парень почти засыпал снова, падая головой на плечо Чанёля, но тот, замечая первые лучи солнца, легонько толкнул его и произнёс совсем тихо: — Смотри. И Бэкхён смотрел. Смотрел и улыбался. Легко. Тихо. И очень тепло. Морщился, когда свет попадал в глаза, сидел, обхватив свои колени руками, и улыбался. Чанёль почему-то не смотрел на восход. И каково было его удивление, когда он понял, что смотрел не на лучи выходящего солнца или небо, он смотрел на Бэкхёна. Потому что он намного красивее. Бён вздохнул, повернулся к Чанёлю и замер. А через несколько секунд крепко обнял и уткнулся лбом в его грудную клетку. Они просидели так минут 10. И было в этом что-то отчаянное. Что-то болючее. По-своему. Бэкхён уехал, но следующим летом не приехал.

2021 год

Мужчина сглотнул, посмотрел на небо, что начало затягиваться тучами, и поджал губы. Погода портилась. И от этого становилось душно. Если пойдёт дождь, возможно, станет лучше. Но при таких высоких показателях температур воздуха вероятность липкой духоты зашкаливала. — Вы так часто смотрите на небо. Посмотрели раз 10 за всю нашу встречу. Бэкхён улыбается, разглядывая облака. — Чанёль любил небо. — Тишина на секунд пять, а где-то за окнами раскат грома. — Я его любил тоже. — Речь о небе? Бэкхён поворачивает голову и смотрит Сехуну в глаза. Дождь начинает тарабанить по стёклам в эту же секунду. Величайшее совпадение. Прямо, как в книгах пишут. Вопрос остался без ответа. И не из-за того, что Бён не хотел отвечать, а скорее из-за того, что просто не успел ответить, задумавшись. Они оба играют в одну и ту же игру сейчас. Бэкхён готов простить такую вольность. Сехун ловко переводит тему, задавая новый вопрос: — И почему же Вы не приехали следующим летом в деревню? Бэкхён закидывает ногу на ногу и кладёт руки в замке на острую коленку. — Я начал ссориться с родителями. Я рвался. И Чанёль об этом знал. Я рвался в деревню, мне хотелось сбежать от постоянных дополнительных, подготовок к экзаменам, мне просто хотелось дышать, но родители настояли. Они оставили меня без права выбора. И, наверное, так было лучше? — Сехун немного наклоняет голову в сторону, давая понять, что внимательно слушает. — Сейчас я думаю, что так действительно было лучше для меня, но на тот момент я был зол на весь мир за то, что не мог увидеться с лучшим другом. Кивок. Сехун снова делает пометки в блокноте. И только сейчас Бэкхён замечает, что журналист пишет карандашом. Хемингуэй писал только деревянными карандашами. Просто факт. Ничего более. Не желая заострять на этом своего внимания, Бён допивает лимонад, на вкус уже не такой восхитительный и желанный, а затем заказывает кофе. Благо, лил дождь. И даже если было душно, прохладный ветерок делал своё дело, проникая через открытые на проветривание окна. Резкая мысль и чувство, что сам он только что солгал. Действительно ли тогда было лучше пойти на поводу у родителей? — А следующим летом Вы приехали? — Да. Я приехал. И это было последнее лето, которое мы провели вместе.

2010 год

Бэкхён с замиранием сердца ехал в деревню. Уже на своём автомобиле, подаренном на восемнадцатилетие. Он просто сдал все экзамены, собрал вещи, никому ничего не сказал и уехал. До деревни было рукой подать. В детстве казалось, что далеко. А сейчас — два часа и ты на месте. К бабушке он забежал для того, чтобы поздороваться. Она тепло обняла внука и отпустила его к Чанёлю, как только увидела блеск в глазах. Они переписывались с Чанёлем уже не так часто, но связь не теряли. И всё так же хотели увидеться снова. Он заметил друга около его дома. А затем подбежал и в порыве обнял со спины, ощущая, насколько же вырос Чанёль. Это был уже не тот пятнадцатилетний подросток, которого Бён видел в последний раз почти два года назад. Это был высокий, широкоплечий и крепкий парень семнадцати лет. Но с такими же ушами и ямочкой на щеке, которую Бэкхён увидел почти сразу же, как только отстранился. Чанёль не мог поверить, до последнего думая, что Бэкхён не сможет вырваться и в этом году, но вот он, здесь, в его руках. Ещё более красивым стал. От него веяло уверенностью и силой. И почему-то это первое, что бросалось в глаза и душу. — Ты приехал. — Я обещал. Бэкхёна стиснули в объятиях снова. Так сильно, что кости хрустели. Чуть позже, когда радость немного поутихла, Бён поздоровался с бабушкой Чанёля, зная, что дедушка покинул их ещё в прошлом году, обнял мимолётно и сказал пару тёплых слов. Чанёль писал ему об этом. И почти на неделю выпал из сети тогда, не отвечая на сообщения. Обедали они все вместе дома у Бёна. Бабушку Пак они привели тоже. Бэкхён рассказывал о том, что сдал все экзамены, собирается поступать в престижный университет, собирался даже попробовать в Нью-Йорк по обмену полететь, а Чанёль делился своими скромными успехами в учёбе, игре на гитаре и пении. Бабушка Пак быстро перехватила инициативу и начала расхваливать внука до красных щёк на его лице, но Бён лишь улыбался, незаметно стискивая его ладонь под столом в знак поддержки, не зная о том, что краснеет Чанёль не от того, что его хвалят. А от этого мимолётного прикосновения. Чуть позже они отправились на озеро. Как и всегда. Бэкхён с удивлением осмотрел площадку, выровненный берег, удобное место около дерева и повернулся к Чанёлю. — Это ты всё сделал? — Да. — Парень в неловкости поджал губы. — Мне было нечего делать прошлым летом. Поэтому я проводил здесь много времени. Бэкхён, чувствуя себя виноватым, подходит ближе и задирает голову для того, чтобы посмотреть Паку в глаза. Но вина отходит на второй план, потому что он не отказывается от комментария, рвущегося наружу: — Какой же ты высокий, Чанёль! У меня шея болит на тебя смотреть. Чанёль рассмеялся, взял за руку и потянул за собой. Они сели около дерева и в тишине смотрели на озеро. Столько лет прошло, а ничего не поменялось. Будто это место было вне времени. Бэкхён тут же поделился этими мыслями с Чанёлем. — Думаю, так и есть, Бэкхён. Это же наше место. Парень улыбнулся, но с некой грустью. И Бён нахмурился, заглядывая ему в лицо. — Ты чего? Пак облизывает губы и садится ближе, опираясь руками по обе стороны от тела Бёна. И снова подобная близость не является чем-то неправильным. Это такая уже привычная и желанная близость. Просто необходимость нахождения рядом. Бэкхён скучал. Даже больше, чем думал. Сейчас он ощущает это в полной мере. Сначала ты забываешься в учёбе, подготовке к экзаменам, глушишь тоску мимолётными сообщениями, а потом видишь и понимаешь, что для счастья нужно было просто быть рядом. Даже дышалось легче. — Если ты всё-таки полетишь в другую страну, то мы больше никогда не увидимся? Ладонь Бёна спонтанно ложится на щёку Чанёля, который от этого жеста замирает на месте. — Ты чего такое говоришь? Мы обязательно увидимся снова. Вне зависимости от того, что с нами будет. Не говори глупостей. У меня нет никого ближе тебя, Чанёль. Запомни это. Бэкхён говорил от чистого сердца. Оглаживал большим пальцем скулу, смотрел в глаза напротив и хмурился. Чанёль был серьёзнее. Даже больше, чем Бён. Он пусто смотрел на друга и молчал после его слов. Но рука всё ещё на щеке, глаза в глаза и опасное расстояние, которое не казалось таким уж опасным. Если не смотреть со стороны. Чанёль молчал, потому что запутался. И совершенно спонтанно спросил: — Ты встречаешься с кем-то? — Нет. Мне было как-то не до этого. Не нашлось девушки, которая бы мне понравилась. Наверное, у меня слишком завышенные стандарты. — Бэкхён понимает, что только что закаламбурил в сторону роста Чанёля, думая, что такая шутка будет уместна, но затем он нахмурился ещё сильнее, постепенно убирая руку с лица друга. — А почему ты спрашиваешь? Ты с кем-то в отношениях? Бэкхён не понимал, почему, но ему бы хотелось, чтобы ответ был отрицательным. А Чанёль больше не мог скрывать то, что понял уже давно. Ещё тогда. Ещё тогда, когда посмотрел на Бэкхёна другим взглядом. Когда ловил смешинки в его глазах, когда заглядывался, когда чувствовал бабочки в животе, когда держал за руку, когда обнимал, поднимая в воздух, и слышал заливистый смех. — Я встречался. Но не с девушкой. — Бён замирает на месте. Он смотрит на друга, не понимая, о чём речь. — Я пробовал, но понял, что это не моё. Мне нравятся парни, Бэкхён. Бён хмурится, взгляд отводит, сглатывает. Снова смотрит на Чанёля. Серьёзного до чёртиков. Взъерошенные волосы, твёрдый взгляд и непоколебимая уверенность в своих словах. Бэкхён спрашивает. Но не с такой уверенной интонацией. — И что это значит? Ты… гей? — Не знаю. Мне нравится только один парень. Вот уже много лет. Было ли Чанёлю трудно признаваться себе в том, что он влюблён в своего лучшего друга? Было. Но он принял это. Принял себя. Всё прошлое лето пытался принять. И вышло. Было ли трудно Чанёлю сейчас говорить всё это Бэкхёну? Было. Чертовски трудно. Но он не мог не сказать правду. Лучше не жить во лжи. Тем более, они могут больше никогда не увидеться, потому что Бэкхён поступает в университет, у него много планов, да и… Чанёль хотел признаться. Он чувствовал, что так будет правильно. Ему было страшно, лгать нет смысла. Но ему хотелось. И будь, что будет. Бэкхён сглатывает. Сердце где-то в ушах. Становится так нервно, что до потери сознания недолго. Он хмурится, смотрит на Чанёля и задаёт последний вопрос: — И кто же он? В голове не укладывается. Бэкхён не мог и подумать, что его лучший друг влюблён в кого-то уже много лет, так это ещё и не девушка! Нет, Бэкхён не был гомофобным. Ни капельки. Но узнавать такое было странно. А вдруг в те моменты, когда они держались за руку или обнимались… Вдруг Чанёль чувствовал себя ужасно из-за того, что влюблён, а Бэкхён позволял себе подобные вольности? Господи, как же теперь… Бэкхёну становится паршиво. Но даже не из-за того, что он всё это себе позволял. А из-за того, что Чанёль был в кого-то влюблён. И это делало ситуацию ещё интереснее. Бён вообще не знал, готов ли он сейчас услышать имя того человека. Он просто смотрел Чанёлю в глаза, но дыхание перехватило, как только он увидел друга слишком близко. Руки бессильно упали вниз, но почему-то даже когда губы Чанёля накрыли его собственные, это не казалось чем-то неправильным. Только потом Бэкхён понял, что это был его первый настоящий поцелуй.

2021 год

Сехун вздохнул, вырывая из воспоминаний. Бэкхён чуть ли не вздрогнул, а затем потёр виски, устало посмотрел на ливень, беснующий за окном, и перевёл взгляд на журналиста, который вдруг выключил диктофон. — Мне кажется, этот разговор не для публичности, верно? Больше похоже на разговор по душам. Всё, что я хотел услышать — я уже услышал. Для статьи хватит. Бэкхён хмыкает, всё ещё помня тот поцелуй до мелких деталей. Тогда он поспешно оттолкнул Чанёля и сбежал, потому что не мог поверить, что являлся именно тем человеком… Чанёль был в него влюблён уже несколько лет на тот момент. Было тяжело. Тогда было очень тяжело всё это осознавать. — Вы хотите услышать эту историю до конца? — Если Вы расскажете. Мне действительно интересно. Бэкхён легонько улыбается, допивает уже остывший кофе и вздыхает. Сехун терпеливо ждёт, переваривая всю ту информацию, которую уже получил. Не каждый день можно услышать о любви двух юных парней, чьи чувства начали появляться ещё в детстве. Это было удивительно. Искренне. И удивительно. — Тот год стал для вас с Чанёлем решающим? Бён сглатывает. Говорить об этом стало ещё сложнее. Но он и сам не заметил, как захотел вспомнить. Нет, было не больно. И даже если сердце кровоточило, то с улыбкой на лице. И латая эти раны, Бэкхён стал замечать тоску. Ту самую. — Тот год стал для нас последним.

2010 год

Бэкхён думал неделю. Помогал бабушке с дедушкой, занимался подготовкой к экзаменам, успел поругаться с родителями, но те быстро отошли от его внезапной и быстрой поездки в деревню. С Чанёлем он не виделся не потому что не хотел, а потому что просто не знал, что чувствует. Бэкхён встречался с девушками, обнимался с девушками, но расставался с ними сразу же, как только понимал, что это не его. Поцелуи в щёку (даже не в губы!) не приносили наслаждения, за руки держаться не так уж и приятно, объятия не казались такими же тёплыми, как… объятия с Чанёлем. Его первый поцелуй украл его лучший друг… боже! — Господи, почему так сложно? Бэкхён всплёскивает руками и резко закрывает учебник, понимая, что сегодня заниматься не получится. Все мысли были забиты только Чанёлем. Парень анализировал, пытался понять, почему не заметил этого сразу, а потом дошло. Дошло, что всё, что между ними происходило и было показателем. Объятия долгие, голова на плече, сон в обнимку, спиной к груди, переплетая пальцы… всё это. Но было удивительно не то, что Бён всё это понял и осознал, а то, что он, получается, отвечал взаимностью. Чувствовал тепло. Отдавал его. И считал Чанёля самым важным человеком во всей Вселенной. Он стремился к нему. Стремился так, будто… — Остановись, Бэкхён. Парень замолкает, прислушиваясь к себе. Да, с девушками до близости не доходило никогда, но он не был уверен, что ему стоит это делать. Всё заканчивалось на том моменте, когда они лезли целоваться. Ему, может, и хотелось, но банальное самоудовлетворение играло большую роль. Одно время парень даже считал себя каким-то не таким, а теперь, оказывается, что это… а что это? Отсутствие влечения к женскому полу? Даже если он принял ориентацию друга, то теперь не может осознать свою в полной мере. Может, он ошибается? Как это проверить? Бён смотрит в маленькое окошко на чердаке, где обустроил в этом году своё убежище, понимает, что вечереет, и спускается вниз, принимая спонтанное решение. Он думал неделю. Достаточно. В обычной жизни он никогда так не раздумывал над чем-то. Удивительно, чёрт возьми, как лучший друг может так цепануть. Не просто какой-то идеей или просьбой, а своей влюблённостью. Бён спросил у себя лишь одно: чувствует ли он себя с Чанёлем счастливым? Ответ был положительным. Исключительно положительным. И всегда был. Анализируя всё то, что случилось, что было сказано, юноша понимал, что в его жизни нет никого ближе Пак Чанёля. Бэкхён предупреждает, что будет на озере и выходит из дома, сразу же направляясь в пункт назначения, и пишет смс Чанёлю, что будет там, хоть и знает, что друг скорее всего уже на месте. И он действительно оказывается там. Сидит на берегу, кидает камешки в воду и смотрит куда-то сквозь. Бэкхён ещё с минуту топчется на одном месте, собираясь с силами. — Чанёль. Парень тут же оборачивается и наблюдает за тем, как Бён подходит ближе и садится рядом на плед. Медленно, неуверенно, но он здесь. И это единственное, что имеет значение. Чанёль вообще не думал, что он придёт. Да и сам так боялся к нему наведаться, что шагу ступить не мог. Иногда мог проходить мимо его дома, украдкой глядя в окна, мечтая заметить любимого друга, но за эту неделю ему ни разу не удалось его увидеть. Бён слишком хорошо умел избегать. И это расстраивало. Чанёль начинает откровенно пялиться, потому что соскучился. И по улыбке соскучился, и по родинкам, и по губам, даже если целовал всего один раз. Он даже по голосу соскучился. Дурак. Влюблённый дурак. Теперь не было смысла скрывать свои чувства. — Привет. — Голос Бэкхёна звучал приглушённо и тихо. — Долго я переваривал, да? Бён неловко улыбается, пытаясь сгладить атмосферу. А Чанёль смотрит всё так же пристально. И так по… взрослому? Бэкхён облизывает губы, двигается ближе и застывает на месте, пытаясь подобрать слова. От Чанёля приятно пахнет… Чанёлем. Бэкхён этот запах наизусть знает. У Чанёля потрясающая улыбка и удивительная ямочка на щеке. У Чанёля необыкновенные уши. И Бён уверен, что в них он влюбился с первого взгляда. Но всё это так странно. Боже, как же это странно. Юноша никогда не допускал мысли о том, что такое возможно. А сейчас допустил и всё это вылилось в то, во что вылилось. — И что думаешь? Голос хрипит. Чанёль глубоко дышит, осознавая некую близость. А Бэкхён снова губы облизывает. В который раз. У него внутри будто кто-то скачет. Волнение, смущение, спонтанное желание чего-то запретного. Он делает резкое движение вперёд и тыкается своими губами в губы Чанёля. Замирает на месте, руки в кулачках до белых полумесяцев на коже, и ждёт. Не двигается. А затем, не встречая ответа, отстраняется и порывается опустить взгляд, но пальцы друга цепляют подбородок и не дают этого сделать. В этот раз Бэкхён не сбегает. В этот раз он отвечает взаимностью. Осторожно двигает губами в ответ, пальцами хватается за футболку на паковской груди, дышит часто. Доходит. Медленно доходит, что скручивает возбуждение внизу живота. Он смущённо отстраняется, пытаясь понять свою реакцию, и сглатывает, осоловело поглядывая на Чанёля. А у того на губах улыбка. Яркая такая. Солнечная. И нет в ней ничего отчаянного, ничего печального, ничего серого. Там яркий солнечный свет. — Когда ты понял, что в меня влюблён? Когда ты понял, что впервые влюбился по-настоящему? Бён задаёт вопросы, не думая, потому что ему хочется знать. Ему очень нужно знать, что у Чанёля сейчас в голове. — Впервые… по-настоящему я влюбился в тебя, Бэкхён. А понял, наверное, в тот момент, когда тебе было 16. Помнишь то лето? И тот рассвет. Я тогда и понял, что уже много лет в тебя влюблён. — И почему же тем летом не сказал? Чанёль осторожно находит руку друга и сжимает в своей ладони, а когда не встречает сопротивления, сразу же привычно переплетает пальцы. — Потому что всё ещё боялся. Мне нужно было понять себя и принять. Я много читал про это, много думал, а потом понял, что не хочу бежать от чувств. — Бён уже хотел что-то спросить, но Чанёль жестом руки остановил, продолжая заканчивать мысль. — По сети не сказал, потому что это не то. Мне нужно было видеть твоё лицо. Бэкхён цокает. — Мы не общались неделю, а так — я бы успел переварить! — А если бы ты больше никогда не приехал ко мне? — Бён замирает на месте. Чанёль спешит уточнить. — Точнее, к родне. И ко мне. — Я бы приехал, Чанёль. Я бы не смог не приехать. После этого вечера они становятся неразлучны. Бэкхён старается принять свою симпатию к Чанёлю, Чанёль пытается не давить, но иногда не получается скрыть свою радость. Он часто чмокает Бёна в щёку, часто обнимает, часто остаётся на чердаке по ночам. И Бэкхён не против. Он открывает для себя удивительное чувство влюблённости впервые. Потому что такого совершенно никогда не чувствовал. Краснеет, смущается, когда чувствует губы на своей шее, но это приятно. Это наполняет тело негой. И плевать на всё. Ему тепло каждый раз, когда Чанёль совершает какие-то дурацкие умилительные поступки. Дарит цветы, ловит бабочек, приносит старые раритетные книги, зная, как Бён их любит. А Чанёль наслаждается сполна. Ему не верится в то, что происходит ещё долгое время, потому что он не ожидал никакой взаимности. Они много гуляют, почти не ссорятся, ведь знают и так друг о друге достаточно много, но пытаются вести себя, как лучшие друзья при родственниках. Чанёль часто порывается сознаться в своей ориентации, но Бэкхён не думает, что когда-нибудь сможет вообще такое рассказать. На этой почве они поссорились всего два раза. После второго решили, что вообще больше никогда не будут об этом говорить. Чанёль поклялся себе, что сознается. А Бэкхён знал, что не сделает этого, потому что боится. У него будущее. У него вся жизнь впереди. Он сначала вообще не думал о том, чтобы предложить другу поехать с ним, но в последнее время чаще стал всерьёз задумываться об этом. Не в качестве простого друга, если только для остальных, а в качестве… кого? Любимого человека? Парня? Они ведь даже не обозначили свои отношения. Вторая половина лета вступает во власть слишком быстро, учитывая, что Бэкхён должен уехать раньше. И им остаётся буквально неделя вместе. Чанёль начинает хандрить. Он знает, что сам в этом году никуда не сможет поступить из-за того, что нужно помогать бабушке. Он знает, что не сможет поехать за Бёном в Сеул. Он знает и понимает. Поэтому когда Бён приглашает его к себе на чердак за четыре дня до отъезда, спешит к нему на всех парах, понимая, что должен поделиться этими гнетущими мыслями. Если задуматься, их чувства были похожи на безумную спонтанность. Касания с каждым днём становились откровеннее, желания становились ощутимее, хотелось быть ещё ближе, чем есть. Их чувства были такими же спонтанными, как и они сами. Парадоксальность. Чанёль быстро пробрался на чердак и увидел Бэкхёна в обнимку с книгой. — Привет. Бён улыбается, тут же откладывает книгу и протягивает руки для того, чтобы притянуть к себе и поцеловать. Вдоволь нацеловавшись, через некоторое время они лежат друг напротив друга, разглядывая. Они любили так делать. В этом была своя прелесть. Что-то близкое было в том, чтобы вот так вот лежать и рассматривать друг друга, касаясь пальцами кожи, обводя контур губ или глаз. Изучая то, что было давно изучено. — Я не хочу уезжать. — Бён касается пальцами плеча Чанёля и вздыхает после сказанных слов. — Возможно, я потом буду жить вообще в другой стране. И как думаю о том, что мы с тобой можем больше никогда не увидеться, я… — Тише, Бэкхён. Тс. Пак тепло улыбается, прикладывая палец к его губам, но совсем не ожидает, что Бэкхён поцелует его. Парень сам двигается ближе, с удивлением замечая, как же ему всё это нравится. И им бы расслабиться, переступить черту, но мысли об отъезде бьют по мозгам. — Чанёль, мне кажется, что я тебя люблю. Чанёль прикрывает глаза, когда их лбы соприкасаются. — Я тебя тоже. Ты же знаешь. — Я так к тебе привязан. Как я буду без тебя? — А как я без тебя? Бэкхён шумно выдыхает и резко спрашивает: — Поехали со мной. Чанёль, пожалуйста, поехали. — Я не могу. Если бы я мог. Бэкхён отстраняется и садится, закрывая лицо руками на несколько секунд. Он чувствует дыхание Чанёля около своей шеи через минуту, но не двигается. Сейчас им обоим нужно многое осознать, понять и решить. Бэкхён знал, что ничего не выйдет. Он знал, что Чанёль не поедет с ним. Но ему было необходимо попытаться. Всё стало сложнее. Они стали взрослее. Жизнь меняется. И от этого тошно. Бэкхён понимает это отчётливо. И ему не хочется уезжать. Ему хочется продлить эти моменты, потому что он не знает, когда снова сможет почувствовать весь этот трепет и окрыляющее тепло. Если Бён допускает мысль о том, что может больше никогда сюда не вернуться, то Чанёль нет. Он попросту не хочет верить в то, что всё это может закончиться. Пак касается губами шеи, ведёт к щеке, а затем целует в плечо. Руки обхватывают пояс. Бэкхён начинает дышать чаще. Позволяет притянуть ближе к себе. Он разворачивается в руках Чанёля сам, находя его губы, жмётся ближе, не ожидая от себя такого напора, а затем мягко прикусывает пухлую губу друга. Иронично. Друга. Уже давно нет. Бён плавится в объятиях Чанёля, мелко вздрагивает, когда руки кипяточные под одежду проникают, касаясь кожи, зарывается пальцами в затылок, пытаясь прижаться ближе. Бэкхён не станет обманывать себя. Не станет останавливать. Потому что такое чувствует впервые. Что-то неправильное по меркам общества, запретное, но такое желанное. До трясучки. Чанёль аккуратно цепляется за края футболки, выдыхая в губы вопрос: — Можно? Бён не медлит с ответом, сам снимает ненужную вещь, тянется за новым поцелуем и трётся. Потому что хочется. Просто хочется. Без остатка хочется. Чтобы навсегда заклеймить собой. Он кусается, позволяет делать всё, что душе угодно, потому что завтра для них может просто не наступить. Через 4 дня он уезжает. Через 4 дня наступит момент, когда никто не будет знать, что их будет ждать дальше. Через 4 дня жизнь поменяется. Цепляясь пальцами за шею, постанывая от наслаждения, Бэкхён может думать только том, что всё, что сейчас происходит — искренне, чисто и… правильно. Они переступают черту. Переступают черту, понимая, что только так смогут сохранить друг друга в памяти навсегда. Они были первыми друг у друга в поцелуях, были первыми во всём остальном. В неловких касаниях, в объятьях, в переплетении пальцев, в близости. Смущающей, первой, немного болезненной, но приятной близости, которая останется в памяти на всю жизнь.

2021 год.

Бэкхён сглатывает, когда досконально представляет тот момент. Потому что он помнит. Он заклеймил. Он помнит каждый стон, вздох, движение. Ему тогда было 18 и он был счастлив. Это было странно, было неловко, потому что было впервые. Он помнит, как они вместе встретили рассвет. Помнит, как долго обнимались, лениво целуясь. Как быстро собирались, когда кто-то наведался на второй этаж. Как пытались скрыть следы всего, что было. Было так смущающе находиться в обществе родни. Они тогда смотрели друг на друга, отводя взгляд, краснели и понимали, что теперь они как преступники, которых связывает одна тайна. Одна на двоих. — Вы не жалели о том, что произошло? Сехун слушал внимательно. Действительно слушал. Не перебивал, не пытался спрашивать что-то посреди разгара событий, он просто был замечательным слушателем и разделял эту историю на двоих. Бэкхён в своих книгах всегда пытался передать чувства как можно лучше, чтобы и читатели чувствовали. Сехун будто чувствовал всё. И если в начале их встречи в его глазах была лишь заинтересованность по вопросам интервью, то сейчас там был весь спектр эмоций и чувств. — Нет. Я не жалел. И сейчас тоже… не жалею. — И почему же? Ведь сейчас вы не вместе. Бэкхён хмыкает, пытаясь устаканить своё взбудораженное состояние глотком воды, заботливо налитой в процессе рассказа журналистом. — Какой смысл жалеть об этом? Тогда я хотел этого. Тогда мне было хорошо. Тогда я был счастлив. Последняя фраза звучит так резко, что Бён немного тушуется, сглатывая. Потому что тогда он действительно был счастлив. — Почему вы… — Сехун задумывается, пытаясь подобрать слова. — Почему вы всё-таки расстались тогда? Бэкхён легонько улыбается. С ноткой грусти. Грусти по тем временам, когда всё было не так, как сейчас. Тогда не было неудачного брака, разбитых надежд и одиночества. Тогда всё было взаимно, искренне и честно. Бён смотрит на Сехуна и произносит: — Потому что лето — это маленькая жизнь. То утро Бэкхён запомнил на всю жизнь.

2010 год

Бэкхён просыпается рано. Сегодня он должен уехать. Уже после обеда встреча с родителями, поездка к родственникам и много всего. После той ночи на чердаке они с Чанёлем просто не отлипали друг от друга. Они не разговаривали про скорую разлуку, не пытались поднимать болезненную для них обоих тему, не думали. Они просто были. В этом лете. Чанёль проснулся пораньше. Ради Бэкхёна. Чтобы встретиться перед его отъездом и сказать друг другу немного слов, которые всё расставят по местам. На завтраке собрались все. Бабушка и дедушка Бэкхёна, бабушка Пак и они сами. Были разговоры, пожелания, тёплые речи. Напутствия. А после всего этого Бэкхён с Чанёлем сбежали на озеро. Привычно сели около дерева, прижались друг к другу и нашли ладони, переплетая пальцы. На душе было тоскливо. Было паршиво. Было больно. Стояла дикая тишина, что своим дыханием делала лишь хуже. И Чанёль прервал эту тишину, чтобы не стало совсем невыносимо. — Когда мы достанем капсулу? Бэкхён вздыхает, задумываясь на пару минут. — Давай в этот же день. Через 12 лет. Нам будет уже по 30 лет. Как тебе? Чанёль хмыкает. — Сойдёт. Они сидят вот так вот ещё минут 15, понимая, что момент расставания неизбежен. И эта неизбежность в каждой молекуле кислорода. Во всём, что их окружает. Становится невыносимо вот так вот сидеть и молчать. Становится невыносимо вот так вот переплетать пальцы. Становится невыносимо осознавать. Бэкхён не выдерживает первым. — Чанёль. Мне пора. Говорить это странно. Не было бы странно в прошлом, потому что они знали, что расстаются лишь до следующего лета, но сейчас… было тяжело. Бэкхён выпускает руку, встаёт и подходит к берегу, упираясь взглядом в гладь озёрной воды. Чанёль встаёт чуть позади. Потому что не хочет терять моменты некой близости даже на расстоянии. — Я не знаю, что нас ждёт в будущем. Я знаю только то, что не хочу тебя терять, но это неизбежно. — Не говори так, Бэк. — Но это так, Чанёль. И ты это знаешь. За спиной тишина. Бэкхён сглатывает, на секунду прикрывая глаза. — Я уеду, начну учиться, полечу в Нью-Йорк, как и хотел, возможно, останусь там. У меня будет много дел, учёба, стажировка, отсутствие свободного времени. Я не уверен, что смогу приезжать в деревню. Я вообще ни в чём не уверен. — Бён переводит дыхание. — Тебя не будет рядом, Чанёль. Пройдёт время и мы забудем друг о друге. У нас будут свои жизни, мы будем ходить на работу, может, даже у нас будут семьи. — Бэкхён… Парень разворачивается и встречает потухший взгляд Чанёля. И это болью отдаётся где-то в кончиках пальцев. — Мне трудно говорить всё это. — Я знаю. Взгляд Чанёля становится серьёзнее. Он подходит ближе и обнимает. Настолько крепко, что кости хрустят. И Бэкхён обнимает в ответ, утыкаясь носом в его грудную клетку. — Знаешь, Бэкхён, лето для меня — как маленькая жизнь. Все эти годы я был счастлив только благодаря тебе. Для меня лето было другим миром, куда я возвращался каждый год, потому что там был ты. Но эта жизнь начинает подходить к концу. И я знаю, что мы можем больше никогда не увидеться. Я знаю. Просто я бежал от этой реальности. Бежал от этих мыслей к тебе. И вот, что из этого вышло. Я в тебе целиком и полностью. И мне сложно с тобой расставаться. Я этого не хочу, но я не стану тянуть тебя вниз. У тебя будет прекрасная жизнь в новом городе, в новой стране, с новыми людьми. А я буду здесь. Всегда. — Чанёль, поклянись, что не бросишь музыку! Бэкхён отстраняется, заглядывая Чанёлю в глаза. Тот лишь улыбается. — Я не могу ничего обещать, но если тебе станет легче, то клянусь. Бён мягко целует в губы и снова утыкается в паковскую грудную клетку. — Я буду всегда здесь для тебя, Бэкхён. Мы же братство ушастиков, верно? — Спасибо тебе за всё. — Прощай, Бён Бэкхён. — Прощай, Пак Чанёль. Бэкхён в этот момент прижимается ещё ближе. В голове проносятся моменты первой встречи. Они разделяют эти минуты тишины между собой, вспоминают, улыбаются, наслаждаясь близостью. Бён уходит через 10 минут. Не оборачиваясь. Потому что, если бы обернулся, не смог бы уйти.

2021 год

Сехун ничего не спросил. Потому что видел, как Бэкхён погрузился в воспоминания. Он замолчал где-то минут пять назад, смотрел в одну точку и не произносил ни слова. Руками сжимал ткань пуфика, редко моргал и сглатывал. Глаза его опасно блестели. А затем он резко пришёл в себя, фокусируясь на журналисте. По щелчку пальцев. — Что-то случилось, Бэкхён? Бён часто моргает, пытается что-то вспомнить, хмурясь, и находит взглядом свой телефон, упираясь взглядом в экран. — Вам пора или… — Сегодня тот день. Тот самый. Чёрт. Бён смотрит на время, отмечая, что за их разговором прошёл весь день. На улице лил дождь стеной без шанса на просвет, на часах почти восемь вечера, получается, до деревни он доедет за часа три, но там тоже может быть дождь. И он может не встретить там его. Осознание резко бьёт по голове, но в этот самый момент он собирается найти любой путь для того, чтобы добраться до озера. — Сегодня вы должны раскопать капсулу? Бэкхён кивает, отвлекаясь от плана своей поездки. Спонтанной. Как и всегда. Ведь всё, что связанно с летом и деревней — спонтанность. — Я могу подкинуть до дома. Моя машина за углом. Бён благодарно улыбается. — Спасибо, я буду очень благодарен, Сехун. — Без проблем. Они расплачиваются за напитки и еду, выходят под козырёк и быстро добегают до машины Сехуна. Сразу же климат-контроль. Бён немного замёрз, что было заметно по мурашками по коже. Журналист был весьма тактичен, вежлив и симпатичен по своим качествам. Бэкхёну нравились такие люди. Об этом он думал в первые минуты поездки, пытаясь отвлечься от озноба и мыслей о деревне, о прошлом и… пока его не отвлёк вопрос: — И что Вы собираетесь делать? Ответ был один. — Возьму машину и поеду. Я ещё успею. Я должен. — Я уверен, что успеете. Бэкхён легонько улыбается и утыкается взглядом в окно. На сердце ураган. Он не знает, что он будет делать, когда приедет. А что было бы, если бы он не был в командировке? Он бы точно не успел. Если бы не встреча с Сехуном, он бы даже и не вспомнил бы. Господи. Бён не хочет думать о том, что это может быть судьба, но это именно она и есть. Великое совпадение. Внутри всё сжимается от мысли о том, что он увидит Чанёля. Что он ему скажет? Что он почувствует, когда встретит его? Что он будет ощущать? Вспомнятся ли все забытые чувства? Не забыл ли Чанёль об этой встрече? Ждёт ли он его? Было много вопросов, но не было ответов. Банально. Бэкхён просто не знал, что будет, когда они увидят друг друга. Он ничего не знает о жизни Чанёля. Есть ли у него жена? Есть ли дети? Или, может, у него есть парень? Это Бэкхён пытался всю жизнь себя обманывать, думая, что если женится, то сразу всё будет хорошо и мысли о первой любви испарятся из головы. Но думал ли Чанёль так же? Даже если у Чанёля есть семья, даже если есть жена или девушка, да даже если есть парень, Бэкхён всё равно должен быть там. В этих мыслях проходит путь домой. Бэкхён спешит отстегнуть ремень, когда Сехун тормозит около его дома, и кладёт руку на ручку, чтобы выскочить и добраться до подъезда. Но уверенный голос задерживает на пару секунд для того, чтобы сказать: — Удачи, Бэкхён. Я уверен, что всё будет хорошо. — Спасибо, Сехун. Бэкхён благодарно кивает, благодарит за интервью, обещает позвонить и сбегает домой, быстро находя ключи от авто. Он ничего не берёт с собой. Кроме ноутбука на всякий случай и зарядки от телефона. Просто выскакивает из квартиры, направляется на парковку и садится в автомобиль. Когда он отъезжает и выезжает на главную дорогу, осознанность начинает медленно с новой силой подкрадываться со спины. Чёрт подери, Бэкхён действительно это делает! Срывается с завтрашней работы, бросает все планы и едет в деревню, где лето было маленькой жизнью. Где его первая любовь, которую он пытался забыть. Путь до деревни занимает три с половиной часа. Из-за дождя были пробки, на дороге не протолкнутся, поэтому нервозность сковывала грудную клетку. Когда он видит долгожданную вывеску с названием, сразу же сворачивает и оказывается на грязной дороге. Бэкхён с усмешкой думает о том, что дороги здесь так и не сделали нормальные. Возможно, когда-то и сделали, но сейчас уже не то. Машину он бросает около своего дома. Приходится идти с фонариком до того самого леса, до той самой тропинки, до того самого озера. Дождь лил, никого не жалея. С каждым шагом надежда исчезала. Бэкхён так волновался, что нормально дышать не мог. Потом он перешёл на бег. Бён бежал по грязи, не замечая дождя, веток и травы. Он бежал туда, где ему самое место. На озеро в лесу. Ему нужно было. Нужно было успеть. Ветер, гроза, плохая погода. Всё это не имело значения, когда в памяти всплывали его юность и первая настоящая любовь. Время близилось к двенадцати ночи. Но он бежал. А затем увидел ту самую тропинку. И даже не совсем заросшая. Хватило пяти минут для того, чтобы прорваться вперёд. Бэкхён промок до нитки, бежевые шорты стали грязными, футболку можно было выкинуть, кроссовки, наверное, тоже. Но это не было важным. Бён уже ни на что не надеялся, но облегчённо выдохнул и замер на месте, когда разглядел под деревом человека, который когда-то по-настоящему его полюбил. И которого он полюбил в ответ. Промокший до нитки… уже не мальчик, а мужчина встал и начал медленно подходить ближе. Бён дрожал. Но не только от холода. Он не верил. Смотрел и не верил. Мыслей в голове больше не было. Там был лишь шум дождя. С губ сорвалось оглушительно-тихое: — Чанёль? И его стиснули в объятьях горячие руки. Те самые, которые стискивали его в объятиях так часто 12 лет назад. Бэкхён прикрыл глаза, привычно утыкаясь в его грудную клетку. И в следующую секунду услышал облегчённое: — Я так тебя ждал.