На берегу в синем платье

***

Нескромный стук в двери заставил заведующего оторваться от изучения документации. Взгляд зацепился за уже остывший кофе, который мужчина благополучно забыл выпить. Он недовольно поджал губы и крикнул немного громче положенного: — Войдите! Дверь резко отворилась, и в проёме показалась чем-то взволнованная Дубровская. — Геннадий Ильич, как хорошо, что вы здесь! — Ниночка, — Кривицкий решил не упрекать женщину в её чрезмерной экспрессии, — вас-то я и собирался искать. — А что меня искать, — слегка улыбнулась Нина и подошла ближе к столу начальника, — я добросовестно выполняю обязанности на своём рабочем месте. Геннадий Ильич, тут такой вопрос… — Подождите, подождите. По старшинству, — усмехнулся в ответ хирург, откладывая папку с документами в сторону. — А где Ирина Алексеевна? Вы не подумайте, просто обычно мы часто пересекаемся в коридоре, а тут двенадцать часов дня — и ни разу не встретил. Сложная операция? Глаза Дубровской округлились, а на лице промелькнула нешуточная тревога. Она опустилась на стул напротив, нервно барабаня ногтями по столу. — Да я к вам по тому же делу, не поверите… Вам здесь, кажется, лучше всех знать, где Павлова, — Нина отвлеклась и, как это часто происходит, выдала то, что думала, не подумав. — Ирина Алексеевна сегодня не приходила… — Что значит «не приходила»? — То и значит. Вчера у неё был выходной, а сегодня с восьми утра так и не появилась. — И вы решили сказать мне об этом только сейчас?! — Геннадий Ильич, вы… — Звонили? — Я не стала, а все на операциях… Но Брагин звонил утром — абонент не доступен, — Нина, которая была абсолютно уверена, что Кривицкий точно знает о местоположении Павловой, сейчас и сама заволновалась. — Понимаете… Ирина Алексеевна за все годы работы здесь не опоздала ни разу. Поэтому мы подумали, что у неё какие-то непредвиденные обстоятельства, и она скоро приедет. И как-то заработались… — Подумали они! — Кривицкий кидал бумаги из стороны в сторону, ощущая острую необходимость достать из кармана халата сердечные таблетки. Но ведь ещё ничего не произошло. Ещё… Он нашёл в этом скопище папок, файлов и документов свой телефон, мгновенно вызывая контакт из списка «Избранное». Ответом были лишь однообразные протяжные гудки. — Вы только не волнуйтесь, Геннадий Ильич… — Дубровская, разглядывая побледневшего начальника и вспоминая его историю, попыталась разрядить обстановку, но тут же умолкла под строгим взглядом карих глаз. — Вы видели её вчера? Она ничего не говорила? — Ну… Ирина Алексеевна ушла чуть раньше, чем вы пришли. Да нет… Мы немного поговорили, что ночь тяжёлая была — там много кого зашивали после пьяной драки. Она сказала, что устала и буквально валится с ног… Да и всё, собственно. Попрощались и разошлись. — Говорил же, давай поменяемся! Упёртая… — Что? — Нина вопросительно уставилась на Кривицкого, не понимая смысла этого набора слов. — Что-что, ничего! Скажете всем, что меня ближайшие пару часов не будет… Иван Николаевич за главного. — Хорошо… Точнее, плохо, — Дубровская медленно поплелась к двери, предчувствуя что-то далеко не хорошее. — Держите в курсе, Геннадий Ильич. — Обязательно, — грубо отрезал Кривицкий, скидывая халат.

***

Мужчина был несказанно рад, когда из подъезда Павловой вышел какой-то школьник и тем самым прервал его безуспешные десятиминутные попытки воспользоваться домофоном — там, с другой стороны, никто не открывал. Мальчишка окинул Кривицкого презрительным взглядом, не понимая, почему какой-то сумасшедший залетел в дом, едва не сбив его. В подъезде, где вечно кто-то делал ремонт, кто-то курил, кто-то «развлекался» с друзьями, стояла звенящая, напряженная тишина. К удаче хирурга, лифт дожидался его на первом этаже и быстро увез прямо к квартире Ирины. До последнего момента Кривицкий надеялся, что у неё и правда какие-то бытовые непредвиденные обстоятельства. Пока не вышел из лифта и не увидел на плитке у её двери несколько скомканных мужских вещей. Ещё несколько минут назад максимально не хотелось представлять, что в дебютном отсутствии Павловой на работе замешан один чиновник из министерства. Но, видимо, не получилось… «Добить решила», — думал хирург, со всей силой вдавливая звонок. А кроме этого противного звука — ни шагов, ни разговоров, никаких признаков жизни… Ситуация резко перешла из стадии отрицания в стадию серьёзного беспокойства. Надеясь, что поколотить дверь окажется более эффективным методом получить какой-то отклик, Кривицкий перешёл к воплощению и этой стратегии. Возможно, он выдавал желаемое за действительное, но по ту сторону двери, наконец, послышались шаги. — Уходи, Гена! Как же он обрадовался этому знакомому низкому голосу, пусть и звучащему сейчас совсем не по-доброму. Хотя бы она дома… «Стоп, что?», — пронеслось в голове, перекрывая эйфорию от опровержения плохих мыслей. — Ира! Ира, какого черта?! — его голос сорвался на нервный крик. — У тебя сегодня рабочий день, на секунду!.. В чём дело? — Хочешь — уволь. — Мы так и будем через дверь кричать? — несмотря на то, что беседовал Кривицкий с Павловой, а значит, исход у этой ситуации оказался довольно неплохой, её слова вгоняли его в полное непонимание. — Ира, что происходит? — Я же сказала — проваливай! — Ух ты… Тогда я буду сидеть под твоей дверью, пока отделение будет без начальства и одного прекрасного сосудистого хирурга. — Тоже мне… начальство… Сначала Кривицкий услышал нескрываемое пренебрежение в голосе собеседницы, а затем — тихий щелчок открывающегося замка. — Ну что такое, только зря брюками пол вытер! — усмехнулся он, поднимаясь и открывая дверь шире, чтобы войти. Улыбка практически мгновенно спала с лица мужчины, как и желание отпустить ещё несколько шуток. Он никак не ожидал увидеть перед собой всё то, что разглядел на самом деле. Павлова медленно отошла назад, упираясь в барную стойку и лишь сильнее запахивая полы лёгкого халата, будто в комнате было прохладно. На самом же деле портьеры на всех окнах были задвинуты, так что даже солнечный свет знойного летнего дня не мог проникнуть на это поле битвы. Поле битвы — именно эта метафора могла правдоподобно описать всё, что хирург видел сейчас перед собой. Жарко, темно, хаотично. Всё та же разбросанная одежда, только компанию ей составляли ещё какие-то бумаги, рамки с фотографиями, подушки и даже осколки стекла. Сама Павлова — как показалось Кривицкому — последний раз так выглядела на утро после бессонной ночи, когда просидела рядом с ним и его больным сердцем, не сомкнув глаз. Так хреново выглядела… — Всё посмотрел? — подала голос хозяйка этого, очевидно, сумасшедшего дома. — Можешь быть свободен. — Ира, — он растерянно провел рукой по затылку, оборачиваясь к женщине, — я не стану мучить тебя вопросами, которых уже скопилось достаточно… Просто объяснись. — А что тебе объяснять? Мы всего лишь поговорили с Анатолием Борисовичем о том, кто есть кто… — Это он сделал?! — Кривицкий обвел пальцем воображаемые контуры беспорядка и подошёл к ней, беря в ладони её руки. — Он тебя трогал? Только не молчи и не ври! — Почему я чувствую себя на допросе… — Павлова саркастично улыбнулась, разворачиваясь, чтобы налить воды в стоявший позади стакан. — Это мы сделали. И нет, я же сказала: всего лишь поговорили. — Я вижу… — Это было ещё вчера, вечером, — равнодушно, будто к слову, добавила Ирина. — А сегодня я вряд ли могла быть полезной пациентам. Так что извините, начальник. Прикрыв глаза, Кривицкий недовольно покачал головой, подумав: «Как дети…» — Будешь чай? — Буду. Зелёный, — аккуратно огибая препятствия в виде обломков статуэток и осколков стекла, она прошла и упала в кресло, откидываясь на спинку. — Не спешишь на работу? — Думаю, я там, где нужнее, — гремя чашками и ложками, невзначай ответил Кривицкий. Павлова опустила голову, скрывая лёгкую улыбку. Его слова были ей приятны — где-то в глубине души. — Нас тогда и правда видели его какие-то знакомые. И дело даже не в этом, а в том, что его крайне беспокоил вопрос: «Почему я всем так глупо лгу?», — Ирина рассмеялась, но нетрудно было услышать в этом голосе досаду. « — Наконец-то мы вдвоём. Признаться, я скучал, — Алеников протянул Павловой свой бокал с коньяком. — Да, — слабо улыбнулась она, стараясь не показывать, что именно это и было самым большим страхом — остаться с ним вдвоём. Чувства отсутствующей любви, обмана и тоски угнетали. Тем не менее женщина протянула в ответ свой бокал с белым полусладким, и по комнате прокатился приятный звон. Сделав глоток, он неожиданно отставил напиток на стол и откинулся на спинку кресла, располагая руки на быльцах. Пальцы правой нервно отбивали по дереву дробь, намекая на перемену настроения. — Почему ты всё время врёшь, Ира? Самой не надоело? Она не знала, какой ответ будет правильным в данной ситуации. Казалось, всё, что не подбери — сработает против. Поэтому лишь смогла поднять к нему вопросительный взгляд. — Молчишь… Хорошо, я тебе подскажу, — Алеников мучительно растягивал слова и предложения, что порождало всё большее волнение. — Некоторые люди имеют удивительное свойство оказываться в нужное время в нужных местах. Наверное, их не случайно называют друзьями, — он как-то особенно злорадствующе рассмеялся. — Ничего не хочешь мне рассказать о Генке и о его удивительных свойствах влазить туда, куда не следует? Как отдохнули? — Увы, мне нечего тебе рассказать, — Ирина, кажется, собралась с мыслями, и голос её обрёл натренерованный с годами металл. — А всё, что тебе докладывают твои шавки, не имеет никакого значения. Знала ли она, что человек напротив не обладает таким же терпением? И ни за что не будет терпеть подобный тон. Знала, конечно. Но не учла. Алеников поднялся с кресла, обошел диван и остановился позади неё. — Шавки, значит… — горячее дыхание опалило шею, и его недобрый голос неприятно коснулся слуха. — Я считал тебя очень умной женщиной, Ира. А ты ничтожество. Слабачка, строящая из себя железную леди, готовая по первому зову бежать к такому же ничтожеству и вечно решать проблемы этого страдальца. Так почему ты не можешь признаться в этом? — Что? — Павлова одним рывком поднялась на ноги, задев журнальный столик так, что стоявшие на краю бокалы полетели на пол. Но никто не придал этому значения. — Знаешь, почему тебя задели мои слова? Потому что это правда. Ведь на все прочие реплики беспочвенных упрёков ты никогда не обращала внимание. — Спасибо за очень важное мнение, — Ирина не заметила, как оказалась на крошечном расстоянии от мужчины, — а теперь убирайся из моей квартиры! — и в порыве задетых чувств ткнула ему ладонью в грудь. — Вот как… — Алеников вновь улыбнулся. — Я искренне рад, что за всё то время, что мы провели вместе, я смог вывести тебя хоть на какие-то эмоции. — Как же я ошиблась, господи… — Павлова взъерошила волосы в надежде успокоиться, вернуть себе трезвый рассудок и не опускаться до уровня таких «низких» скандалов. — Я восторгалась твоей способностью переносить жизненные невзгоды, я считала тебя сильным. А сейчас мне просто тебя жалко… Заливаешь всё алкоголем и разбрасываешься чужими должностями, упиваясь своим «могуществом» — вот всё, что ты можешь. Уходи. Анатолий не ожидал, что она сможет ему ответить. Хотя в своих мыслях не мог отчасти не согласиться с тем, что выдала Ирина. Да и сам он был прав. Только она не слабачка… И это очень оскорбительно — когда женщина сильнее тебя. — Вот видишь, мы друг друга стоим, — он усмехнулся и, перехватив её руки, крепко сжал. — Я сказала, убирайся, — она предприняла попытку вырваться и, не рассчитав, попала по лицу, — пошёл вон! — А вот так не нужно, — тяжёлая мужская рука рассекла воздух, но остановилась в сантиметре от испуганно женского лица. — Тихо, тихо, я не бью женщин… В уголках глаз блеснули слёзы, и она кинулась в спальню, чтобы через минуту сгрузить в прихожей все его вещи. — Жаль потраченного времени. И веры в то, что из этого могло что-то получиться, — Павлова скривила лицо и махнула руками. — Злая ты, Ирина Алексеевна. Обиженная на жизнь, обреченная на одиночество и злая. — Спасибо за психологический анализ, Анатолий Борисович. А теперь — до свидания. Прощайте, вернее. — Счастливо оставаться, Егорова, — Алеников в который раз ехидно ухмыльнулся и, не утруждая её, захлопнул за собой дверь. — Какая же ты дура! — Павлова, больше не сдерживаясь, выплескивала эмоции через всё, что попадалось под руку. Первыми на пути оказались несколько старых рамок с фотографиями…» Согнувшийся Кривицкий стоял у двери, обуваясь. Последний раз подобные сюжеты он видел и слышал, когда безучастно листал телеканалы, а там шли одни лишь мелодрамы. — В целом, он был прав, — подытожила Ирина, которая следила за ним, оперевшись на шкаф. — Я слишком долго обманывалась. А образ, который создала себе — совсем не я… — Не нужно, — он взял её за предплечье в каком-то высказывающем доверие жесте. — Сегодня у тебя отгул. А я заеду после работы. Постараюсь пораньше, если без форс-мажоров будет. Только не шали больше. Павлова слабо улыбнулась, взглядом показывая ему на дверь. Кривицкий и сам знал, что задержался дольше положенного, поэтому вышел без промедления, тихо прикрыв дверь. Секунда. Две. Три. Она так и осталась стоять, подпирая зеркало, когда дверь резко открылась и Кривицкий в два шага оказался рядом, одной рукой притягивая её за талию к себе. Один короткий поцелуй. Ни единого слова — но сказано больше, чем можно было выразить словами. Она открыла глаза, но вокруг была лишь привычная пустота и тишина. Может, показалось?