
***
You bought a star in the sky tonight Because your life is dark and it needs some light You named it after me, but I’m not yours to keep Because you’ll never see, that the stars are free Oh we don’t own our heavens now We only own our hell And if you don’t know that by now Then you don’t know me that well All my life I’ve been so lonely All in the name of being holy Still, you’d like to think you know me You keep buyin’ stars And you could buy up all of the stars, But it wouldn’t change who you are You’re still living life in the dark It’s just who you are It’s just who you are Buy the Stars, Marina and the Diamonds
Этой ночью ты купил звезду с неба, Потому что живешь во тьме и хочешь ее осветить, Ты назвал ее в мою честь, но меня этим не удержишь, Просто ты никогда не замечал, что звезды свободны Нет, мы не обрели свой рай, У нас есть только наш личный ад, И если ты до сих пор этого не понял, Значит, не так уж хорошо меня знаешь… Всю свою жизнь я был ужасно одиноким Лишь ради того, чтобы называться святым, И пока тебе нравится думать, что я принадлежу тебе, Ты продолжаешь скупать звезды. Ты можешь купить их все, Но это не изменит твоей сущности, Ты все еще проводишь свою жизнь во тьме, Просто таков ты есть. Просто таков ты есть.
***
Ремусу Люпину очень хочется, чтобы прямоугольная форма сундука в его кармане превратилась в батончик «Лучшие Медовые герцоги». Но этого не происходит, и пар, вырывающийся из двигателя, в сочетании с суматохой на платформе — слезные прощания родителей с новыми первокурсниками, Уизли, пересчитывающие своих отпрысков, старшекурсники, отмахивающиеся от проявлений привязанности со стороны родителей и ищущие себе свободные купе в экспрессе, жаждущие прижаться к своим девушкам и парням, как это сделал крестник Ремуса несколько минут назад. Он ни черта не видит перед собой, не может протиснуться к поезду так, чтобы не задеть локтем чью-нибудь бабушку или не затоптать упавшего плюшевого медвежонка какого-нибудь жалкого ребенка. Все двери в поезд оккупированы бездельниками — плачущими родителями первокурсников, которые не отпускают своих детей, даже чтобы пропустить профессора Люпина. Он довольно высокий человек, и протиснуться будет не просто. Когда пар рассеивается в поле зрения Ремуса, становится легко различить светлые волосы Драко Малфоя. Драко, довольно незаинтересованно, держит за руку свою троюродную сестру Адхару Блэк. Они оба учатся на шестом курсе. Густые волосы Адхары волшебным образом заплетены в замысловатую корону. Ремус находится совсем рядом, чтобы расслышать, как она возмущенно вскрикивает, когда кошелек с монетами ее младшей сестры рвется и на платформу высыпается столько галеонов, сколько Ремус зарабатывает за год. — Обязательно нужно устраивать как можно более публичную сцену? — шипит Адхара, вырывая руку Драко и обвиняющим жестом указывая на сестру. — Ты можешь быть еще большей хаффлпаффкой? — Думаешь, я это спланировала? — пронзительно спрашивает Мирзам Блэк, опускаясь на колени на платформу, в результате чего ее мать обхватывает ее руку, поднимает на ноги и говорит: — Не пачкай руки, дорогая. — Отец кладет ей на плечо руку в защитном жесте. Ремус улыбается и взмахивает своей палочкой. — Теперь, прежде чем вы все уйдете, вы должны знать, что деканы ваших факультетов обратились ко мне с жалобами на чрезмерное использование Проклятия полного связывания тела вне класса. Возможно, в прошлый раз я недостаточно ясно объяснил, что, хотя я поощряю внеклассное чтение, практику заклинаний все же оставляйте, пожалуйста, для занятий в классе. Вы будете иметь дело с последствиями, если решите оставить своих друзей парализованными в общежитии, в то время как они должны быть в классе. Мои коллеги заверили меня, что вы все должны быть знакомы с Finite Incantatem, но если вдруг заклинание вам не знакомо, то теперь вы его точно знаете — да, мисс Клируотер, все верно, это общее контрзаклинание. Все повторяйте за мной: Finite Incantatem. Да, очень хорошо. Теперь у вас не будет оправдания тому, что вы оставили своих друзей замершими в компрометирующих позах, и я буду знать, что вы врете, если заявите, что не знали контрзаклинания. Ладно, на сегодня все. Наслаждайтесь выходными. — Ремус неопределенно махнул рукой в сторону класса второго курса — хаффлпаффцев и слизеринцев. — Мисс Блэк, не могли бы вы зайти ко мне на минутку? Мирзам Блэк на цыпочках подошла к столу Ремуса с прижатыми к груди книгами, серые радужки ее глаз обрамлены белым кружком. — Сэр? Ремус приседает перед ней. Хотя ей уже двенадцать, она все еще невероятно мала для своего возраста. Ремус решительно старается не думать об инбридинге. Он протягивает ей свиток пергамента — эссе об оборотнях, которое она сдала неделю назад. — Мисс Блэк, вы знаете, что я задал десять дюймов по оборотням, да? Она кивает. — Вы же написали почти двадцать четыре. Она берет свиток, поджимает губы, колеблется мгновение. — Да, профессор, но… но я первой пришла в библиотеку за заданием, поэтому я смогла взять ту новую книгу об оборотнях, которую мадам Пинс принесла только в прошлом месяце, книгу авторства Лили Поттер? Мамы Гарри Поттера? И, профессор Люпин, она намного лучше всех старых пыльных книг, она написана не на шотландском языке, и мама Гарри Поттера не злобная старая охотница на оборотней. Она просто умная женщина. Это было действительно интересно! И читать ее было легче. И в ней было несколько хороших историй об оборотнях, в том разделе в конце… — Она на мгновение задыхается, комкая пергамент между пальцами. — Видимо, я слишком увлеклась, сэр. В следующий раз я напишу меньше. Ремус сжимает пальцы. Улыбка трогает его губы. — Не нужно извиняться. Я ценю ваш энтузиазм, правда, и мне очень понравилось ваше эссе. Не позволяйте мне препятствовать вашему чтению дальше. Но, ради справедливости при выставлении оценок, и для ваших будущих лет — я слышал, что старый профессор Снейп придерживается строгих ограничений по дюймам, начиная со второго курса. На вашем месте я бы попытался быть более краткой. Вы понимаете, о чем я? Мирзам быстро кивает. Ее хаффлпаффский галстук, завязанный в бант на шее, технически является нарушением дресс-кода. — Да, профессор Люпин. — Хорошо. — Ремус усмехается и выпрямляется. Его коленные суставы довольно эффектно трещат, и Мирзам, должно быть, это слышит, потому что начинает хитро ему улыбаться. — Я теряю несколько лет жизни каждый раз, когда так приседаю, мисс Блэк, — бормочет он. — Тогда идите. Полагаю, сейчас время обеда. — Вы вовсе не так стары, профессор! — уверяет она его, выбегая из класса. Галеоны, усеивающие платформу, поднимаются вверх и укладываются обратно через разрыв в кошельке Мирзам, который сшивается обратно и раздувается от объема монет. Шов вполне заметен, но он выдержит. Ремус использует то же заклинание на своей одежде. Мирзам, с удивлением взвешивая на ладони неповрежденный кошелек, поворачивается лицом к Ремусу, который теперь находится всего в нескольких шагах от нее и ее семьи. — Профессор Люпин! — Приятно провели лето, мисс Блэк? — Мы ездили на юг Франции, — заявляет Мирзам. Прошло уже полтора дня с момента последнего полнолуния, поэтому от внимания Ремуса, чьи чувства все еще обострены, не ускользнуло то, как Адхара тонко повернулась к матери и пробормотала: — Это учитель Защиты, который в прошлом году едва поставил мне Приемлемо. — Я уверена, что ты ничего такого не заслужила, Адди, — язвит Мирзам. — Тише, вы двое, — говорит мистер Блэк, чьего взгляда Ремусу удалось избежать. — Профессор, очень приятно, — вмешивается миссис Блэк, протягивая Ремусу свою вялую руку, как будто ждала, что ее поцелуют, а не сердечно пожмут. — Всегда рада познакомиться с другими академиками, поскольку сама являюсь одним из них. — Ремус берет ее руку и поспешно смотрит в сторону мистера Блэка. Он кивает Ремусу, который затем наклоняется, чтобы поцеловать ее руку. Глаза мистера Блэка сверкают тем же пепельным блеском, что и у Мирзам. Ремус не уверен, что когда-либо делал это раньше: целовал руку даме. В знак приветствия, то есть. — Правда? Да, очень приятно, — соглашается Ремус слабым голосом. — Мама, — предупреждает Адхара, смущенная таким общением, а затем толкает Драко в бок. — Давайте сядем на поезд. Пойдем, Мирзам. Мирзам хмурится. — А как же Орион? — Он будет в вагоне старост. Мирзам яростно машет рукой Ремусу, как раз в тот момент, когда он отпускает руку ее матери. — Увидимся на уроке, профессор Люпин! Спасибо, что починили мой кошелёк! Пока, мама! Пока, папа! Миссис Блэк кивает Ремусу. — Наша младшенькая очень хорошо отзывается о вас, профессор. — Похоже, единственная из троих, — слабо шутит Ремус. Натянутая улыбка миссис Блэк остается неподвижной. Мистер Блэк выглядит повеселевшим, крутя трость гладкими, бледными руками. Ремус прочищает горло. — Мне… мне пора идти. Приятно было познакомиться. — Он садится в поезд.***
Ремусу понадобилось три огневиски в Кабаньей голове октябрьским пятничным вечером, чтобы воспользоваться общественным камином Аберфорта и оказаться в Ноктюрн-аллее. Он знает, что ему нужно, где это найти, что в подвале аптеки в это время ночи будет шумно, но он готов подождать. Луна смотрит на него из-за мутных плотных облаков, до полнолуния остается всего одна ночь. Альбус поручает Снейпу ежемесячно готовить для Ремуса волчье противоядие, и тот просыпается почти без единой царапины, совсем не похоже на те шрамы, что он получал в детстве на протяжении многих лет. Но Ремус не знает, потому ли это, что он постарел или размяк от лечения, или же боль в дни, предшествующие полнолунию, всегда была такой изнурительной. Он предполагает, что это слабость; в Хогвартсе он стискивал зубы от боли и все равно шел на занятия. Или же это неизбежный страх — знать, какие мышцы растянутся, какие кости затрещат, а густая шерсть будет пробиваться сквозь каждую пору — вот что заставляет его себя чувствовать таким больным и отвратительным. Альбус дает ему два выходных в месяц — накануне и в день полнолуния, но сегодня у него были только утренние занятия по Защите, и мысль о том, что Снейп воспользуется своим положением и начнет буйствовать на уроке, заставила его подняться с постели и сквозь боль и тошноту три часа подряд показывать свое изможденное лицо в классе. Ему повезло, что полная Луна выпала на субботу. Впереди у него было целое воскресенье, чтобы прийти в себя. Ремус поплотнее запахивает полы своего потрепанного пальто и боком проходит мимо странных фигур, наводняющих Ноктюрн. Ступени в подвал аптекарской лавки Snakeroot and Vine стонут под его весом, и единственный свет в затхлом помещении исходит от зачарованного пламени, черно коптящего на вонючей свече из животного жира. От вони у Ремуса мурашки по коже. — Люпин, — кричит Сэллоу, тощий человечек за гниющим столом, — у меня нет того, что ты ищешь. Челюсть Ремуса сжимается. — На этот раз у меня достаточно… — Мне все равно, — говорит Сэллоу. — У меня ничего нет. Ноздри Ремуса раздуваются. Он поворачивается, намереваясь уйти, но только разворачивается кругом, чтобы снова посмотреть на Сэллоу, на фиолетовые вены на его голове и пестрый желтый цвет его единственного глаза. — Ты не знаешь, где я могу…? — Нет. Ремус вырывается оттуда, поднимаясь по ступенькам. — Блять! — Он бьет ногой о каменную стену, боль рикошетом отдается в голени, и впечатывается лбом в твердый камень, прежде чем отвернуться и направиться вниз по улице. У него здесь действительно нет никаких дел. Если бы у него были дела, он бы знал, где еще продается порошкообразная чешуя Опаловоглазого дракона, а не только об одном-единственном заведении, с которым он когда-то познакомился в качестве одолжения Снейпу, посещая его при свете дня, чтобы набрать запрещенных ингредиентов для зелий. Он заходит в грязный переулок, прислоняется к стене, зажимает сигарету между губами и зажигает ее золотым пламенем на ладони. В желтом свете он обнаруживает, что он не один, и быстро гасит пламя, но его компания бросает молчаливый Люмос и держит свою тревожную змеевидную палочку в нескольких дюймах от его щеки. — Профессор Люпин. Выдох Римуса дымный и дрожащий. — Мистер Блэк. Мужчина улыбается. — Возможно, вы последний человек, которого я ожидал увидеть в Ноктюрне. Ремус опускает сигарету. — Я намеревался войти и выйти, мистер Блэк. Я не ожидал увидеть кого-то сегодня вечером. — Это было умно — этот ваш маленький трюк с пламенем, — пробормотал Блэк, легким жестом показывая на руку Ремуса унизанными кольцами пальцами. — На самом деле я просто… — Решили зайти и выйти, хм? Чтобы встретиться с кем-то? Что-то забрать? — Блэк опускает свою палочку, как будто хочет осмотреть одежду Ремуса. Он наверняка разочаровывается поношенным твидом и бежевыми брюками. — Или кого-то снять? — Конечно, нет, — вздыхает Ремус. — Кое-что. Кое-что, что я не смог найти вообще-то, так что извините, но мне пора идти… Пройти мимо Блэка оказалось непросто. Его палочка вонзается в грудину Ремуса. Лица обоих освещаются белым Люмосом. Лицо Блэка цвета луны, но сглаженное, почти без морщин. Его нос слишком узкий, чтобы отнести его к классическим красавцам, губы слишком полные, но, тем не менее, он красив. И ужасающ. — Я знаю, что вы искали, — говорит Блэк, почти торжественно. Ремус обхватывает пальцами палочку Блэка. — Со всем уважением, сэр, я не думаю… — С уважением, профессор, Опаловоглазые антиподы находятся под угрозой исчезновения. — Блэк наблюдает за пальцами Ремуса на своей палочке, как бы проверяя, насколько тот осмелится ее выхватить. — Поставки чешуи в этом месяце были исключительно низкими. Сердце Ремуса колотится о ребра. Пульс стучит в пальцах ног, в горле. — Мистер Блэк, — бормочет он. — Надеюсь, вы знаете, что я… я бы никогда не позволил себе употреблять на территории Хогвартса, или где-либо рядом со студентами, рядом с вашими детьми, если уж на то пошло. И мой… — Ваш ежемесячный недуг. — Блэк слегка усмехнулся. — Я осведомлен. Кожа Ремуса холодеет. Он понижает голос. — У меня все под контролем. Профессор Снейп ежемесячно варит волчье противоядие. — Меня это не беспокоит. Но я… возможно, смогу вам помочь. Ремус отрицательно качает головой. Ему не нравится, к чему все идет. — Нет необходимости, я действительно должен… Блэк снова смеется. — Пойдемте со мной. — Его хватка на руке Ремуса железная, точнее серебряная, она проникает сквозь одежду, до самой кожи. Кольца, возможно, в них все дело. Ремус мог бы аппарировать, но это означало бы прихватить Блэка с собой. Его сигарета падает в лужу. Блэк не уходит далеко; он протискивается через шаткую дверь в то, что кажется всего лишь грязным пабом, и тащит Ремуса к камину. Он подталкивает его к зеленому пламени. Ремус едва не стукается головой о кирпичный выступ. — Кабинет Сириуса Блэка, поместье Блэков, Олдерли Эдж, — говорит Блэк, протягивая старый пинтовый стакан, наполненный летучим порохом. — Люпин, вы слышали? — Он вкрадчиво повторяет местоположение. Ремус подумывает сделать что-нибудь быстрое, аппарировать до того, как каминная сеть его унесет, но он выпил три стакана, не ужинал и может легко расщепиться, если попытается. Поэтому он окунает пальцы в летучий порох и летит в Блэк-Мэнор. Ремус смахивает сажу со своего пиджака, когда понимает, что, возможно, не стоит этого делать. В кабинете темно; плотные бархатистые шторы задернуты, но ковер под его ногами светлый и замысловатый. Потолок обшит панелями, сводчатые размеры затенены мерцающим пламенем люстры. Стены из теплого, богатого дерева, мебель — эльфийского производства, вся в маслянистой коже и ручной резьбе. Камин ревет, и Блэк выходит, молча и властно шагает через всю комнату. — Мистер Блэк, — бормочет Ремус. Он не хочет стоять. Передергивать плечами — все равно что дергать за струны, соединенные с мозгом, вызывая обжигающую боль в каждом нерве. — Простите меня, но… — Наберитесь терпения, профессор. — Блэк стоит спиной к нему. Он склонился над огромным столом, эпицентром комнаты. — Хотя, учитывая лунную фазу, это может оказаться непростой задачей. Присядьте. Выпейте. — По взмаху палочки Блэка пара хрустальных бокалов и графин с виски левитируют к ближайшему к Ремусу столу. Чувствуя себя вне собственного контроля, Ремус садится и берет стакан, как только он наполняется. Он не пьет. Его глаза закрыты. Даже сквозь стены, окна, портьеры луна впивается в него своими когтями. Ремуса нервирует, когда он слышит мягкие шаги мистера Блэка. — Ваш фокус с огнем, профессор, — ровно требует Блэк. Открыв глаза, Ремус видит, что Блэк сидит на столе перед Ремусом, неуверенно держась за второй стакан с виски. В комнате стало светлее — Блэк зажег огонь в бра, — и Ремус может видеть его всего, дуги его бровей, подбородок и гладкие волосы цвета вороньего крыла. У всех его детей волосы как у матери — афро, но такого же полуночно-черного оттенка, как у него. Блэк держит старинную ложку. Ремус подумывает о том, что от прикосновения к ней у него появятся шрамы. Вода в чаше искрится от кучи полуплавающего-полупарящего, переливающегося порошка. Чешуя Опалового глаза, измельченная. Ремус медленно переворачивает ладонь, зажигает пламя, и Блэк оставляет ложку парить над ним. Римус сглатывает. Блэк издает смешок. — Обычно я… — произносит Ремус. Затем он начинает сначала. — Это магловский способ. — Немногие сокровища, профессор Люпин, лучше добывать магловским способом. — Блэк опускается на колени на пол, стягивает пальто Ремуса с левого плеча, чтобы освободить руку и не задеть огонь в правой ладони. — Не говорите моей жене, что я это сказал. Пульс Ремуса бешено бьется в горле, пока Блэк рассматривает его поношенную рубашку. — Можно? — спрашивает Блэк, расстегивая самую верхнюю пуговицу, и Ремус, задыхаясь, кивает. Губы Блэка кривятся. — Действительно, немногие. — Блэк кивает на ложку, где в кипящей воде булькает порошкообразная чешуя Опалового глаза. — Мне жалко маглов и их дурь, а вам, профессор? — Живот Ремуса подергивается, когда пальцы Блэка небрежно касаются его кожи. Он вручную освобождает и левую руку Ремуса. — Санитария — это довольно сложно. — Кресло скрипит под весом Блэка, когда он садится на его подлокотник. Ремус думает, что его пульс может усугублять головную боль, отдающуюся в ушах. — А магловский дракон… он разрушает жизни. — Ремус чувствует, как его позвоночник впивается в кожу, когда Блэк обрабатывает его руку, надавливает на кожу в поисках пухлых вен. Он пахнет пьяняще, или Ремусу кажется. Или он выползает из кожи от боли и возбуждения. — Чешуя Опалового Глаза… Полагаю, она так же работает. При инъекциях вызывает такое же привыкание. Но, по крайней мере, она не оставит вас импотентом, да? — Блэк снова усмехается. Ремус гасит огонь и смотрит на свою голую руку в руках Блэка. Он гадает, видно ли ему его сердце, колотящееся в левой половине обнаженной груди. — У меня есть деньги, — неуверенно говорит Ремус. Блэк смеется. — Я знаю, что они вам не нужны, — язвительно возражает Ремус. — Я не… тупой. Блэк продолжает хихикать. Он достает шприц и бормочет беспалочковое заклинание, проводя над ним рукой. Ремус завороженно смотрит. — Где ваша жена? — спрашивает Ремус. — Она преподает на магическом отделении Империума. На время учебного года живет в Лондоне. — И что она преподает? Блэк переводит взгляд на Ремуса. Он ухмыляется и нажимает на шприц. — Генеалогию волшебников. — Чертовы чистокровные дрочеры, — шепчет Ремус. Он еще даже не под кайфом. Блэк неодобрительно хмыкает. — Ваша боль, профессор, по шкале от одного до десяти. — Твердая семерочка. Блэк оставляет левитировать шприц, наполненный вихрящейся драконьей чешуей, развязывая шейный платок и закрепляя его на руке Ремуса. — И вы хотите от меня этого. Ремус кивает, но говорит: — Как вы узнали о моем…. — Его щеки пылают. — Ежемесячном недуге. — Мы вместе учились в школе, профессор Люпин. На одном курсе. Вы знаете это. А Северус Снейп любит разевать рот, когда чувствует себя уязвимым или неполноценным. — Блэк провел пальцами по его коже. — Вы хотите этого. Вы хотите этого от меня, профессор? — Да, — шепчет Ремус. Игла прокалывает его кожу. Проходят секунды, и его охватывает легкость. — Я немногое знаю о вас, профессор Люпин. — Ремус ловит кайф, но не двигается. Блэк все еще там, где и был все это время, как и Ремус, в кресле. Но по его венам расходится вода, теплая, лижущая его тело, как волны, и превращающая его мышцы в небытие. — У меня есть кузина. Точнее, она дочь моего кузена. Я знаю, что вы с ней встречались. Глаза Ремуса дрогнули. — Что? — Нимфадора. Ремус поперхнулся языком. — Дора — ваша кузина? — Она молода. Вы ведь давно уже преподаете, не так ли? Нимфадора закончила школу за год до того, как начал учиться Орион, если я не ошибаюсь. — Ремус наблюдает сквозь ресницы, как шприц Блэка высасывает из ложки смолянистые чешуйки Опалового Глаза. Блэк взмахивает проворными пальцами, закрепляя шейный платок на своей руке. Он не стал обнажаться. Он просто закатал рубашку. Мерлин, какая жалость. — В ней есть что-то… Она еще молодая. Одухотворенная. — Взгляд Блэка переводится на Ремуса. — Хорошенькая. — Я обучал ее, — вздохнул Ремус, как бы признаваясь. — Так и есть. — Блэк прочищает горло. Все, что видит Ремус, это то, как струятся его волосы по ручке кресла, когда он садится на пол, опираясь на боковину кожаного кресла. — Увидимся утром, профессор Люпин.