Recursion

Пятое июня, 2015 Центральный Коммерческий Район Сиэтл, Вашингтон Сидя в такси, я нервно поглядываю сквозь заливающееся дождём окно на стильно обставленное здание через дорогу, молча переобдумывая своё решение о визите сюда. Также, очень сильно жалея о том, что не взяла с собой зонтик. Не то, чтобы мы друзья или ещё что. Мы никогда ими не были. Мы поговорили лишь раз с тех пор, как шторм смёл Аркадию Бэй, и на тот момент каждое слово звучало болезненно напыщенно. И учитывая, что это было на похоронах Хлои, это не совсем лучшее место, с которого стоит начать. Но когда всё уже сказано и сделано, лишь горстка людей выбралась из Аркадии Бэй. А из них, есть лишь один человек, который и впрямь может меня выслушать. И если мне очень повезёт, она не станет в то же мгновение говорить мне, что я поехала с катушек. — Мисс? Не то, чтобы я против того, чтобы у меня счётчик набегал, но… — А? — водитель такси выдёргивает меня из моих мыслей. Покопавшись в карманах, я умудряюсь нарыть около двадцати долларов помятыми купюрами, после чего протягиваю их ему, параллельно одаривая его улыбкой а-ля «я не сошла с ума», которую чересчур много практикую. — Оставьте себе сдачу. Ступив под дождь, я бегу через дорогу и взбегаю по ступенькам к большой деревянной двери. С одной стороны двери, прямо над звонком висит отполированная латунная табличка, гласящая о том, что частная галерея откроется только через час. Игнорируя трусливое желание вернуться обратно под дождь, я молча желаю себе удачи и всё равно жму на звонок. На мгновение я задумываюсь о том, откроет ли кто-нибудь дверь. Затем дверь отпирается со слышимым щелчком и открывается, показывая знакомое — и удивлённое — лицо Виктории Чейз. — Макс? — Привет, Виктория. — Привет. Почему ты… точнее, что я могу для тебя сделать? — Вообще я надеялась поговорить с тобой кое о чём, — я поднимаю воротник своей куртки, чтобы укрыться от дождя. — я знаю, что вы ещё не открыты, но… — Нет, конечно. Всё в порядке, — она отходит назад, взмахом руки приглашая меня войти. — заходи. Зайдя внутрь мимо неё, чтобы впервые взглянуть на знаменитую «Chase Space», меня встречает окружение, которое выглядит так, будто его вытянули из какого-нибудь особняка Европы. Стены выкрашены в бежеватый цвет, они разделены отполированными гранитными колоннами. И картины, и фотографии — некоторые от художников, которые раньше были моими кумирами — висят на стенах, а по центру зала располагается абстрактная нефритовая скульптура. В дальнем конце помещения узкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж, куда Виктория мне и указывает. — Вау, — следуя за ней, я оглядываюсь, пытаясь всё как следует рассмотреть. — это место шикарно. — Спасибо, — спокойно отвечает Виктория, оглядываясь через плечо и улыбаясь мне улыбкой, которая не совсем фальшивая. Она больше похожа на те слегка вакантные улыбки, которые тебе обычно дарят твой бариста или курьер из FedEx. Интересно, намеренно она так делает, или это просто рефлекс. — мы вложили сюда много сил. Она ведёт меня вверх по лестнице к скромной деревянной двери, подписанной как «только для персонала», и вытаскивает из кармана небольшой серебряный ключ. Она отпирает дверь, и на секунду я представляю, как она открывается — а за ней оказывается какой-нибудь фэнтези мир вроде Нарнии или Ривенделла. Я совсем чуть-чуть разочарована, когда она затаскивает меня в менее роскошный, но всё равно хорошо обставленный кабинет. Проследовав за мной, она закрывает дверь и указывает на красный кожаный диван. — Присаживайся. — Спасибо, — заметив стойку с крючками для пальто за дверью, я стряхиваю с плеч свою куртку и вешаю её, чтобы та высохла. В дальнем углу комнаты расположен широкий ряд окон от стены до потолка, выходящий на улицу. — Кофе? — спрашивает Виктория, указывая на маленькую кухоньку в углу. Думаю, она всё ещё в режиме обслуживания клиента. — Да. Пожалуйста. Последующая тишина нарушается только тихими звуками того, как Виктория копается с кофемашиной. Слегка неловко, думаю, но у меня особо нет желания прерывать тишину небольшим разговором. Виктория то и дело каждые несколько секунд оборачивается на меня, и начинает складываться впечатление, будто слегка вынужденная вежливость — это затяжная тактика, пока она пытается понять, зачем я здесь. Может быть дело в моём воображении, но она также выглядит слегка обеспокоенной тем, что я могу внезапно сорваться на рыдания. Учитывая то, что в последний раз, когда мы виделись, именно это я и продолжала делать, думаю, винить её я не могу. Я получала этот взгляд от многих людей, будто они хотят сказать что-то доброе и успокаивающее, но не хотят случайно всё ухудшить. Наконец, кофемашина издаёт мягкий писк, и Виктория наполняет две кружки, после чего возвращается и садится рядом со мной на диван. — Не совсем изысканный, но… — Пойдёт, — я киваю и принимаю напиток из её рук. — спасибо. Пытаясь понять, с чего мне начать, я подношу кофе к своим губам и начинаю пить его, наверное, быстрее, чем нужно. И тогда я понимаю, что она готова ждать объяснений тому, зачем я здесь, сколько угодно, потому что в противном случае она бы высказалась насчёт того, что я залпом выпиваю чёрный кофе, будто это ликёр. — Хлоя умерла, — наконец говорю я, что не совсем близко к тому, что я намеревалась сказать. И несмотря на то, что кофе мгновенно слегка обжёг мне язык, я не думаю, что он ответственен за внезапное сжатие у меня в горле. — Я знаю, Макс, — тон Виктории опасливый, на её лице обеспокоенное выражение лица, которое она пытается спрятать за своей кружкой. — мы говорили на похоронах, помнишь? — Я не это имела в виду, — не совсем удачное начало. Учитывая то, что я сотню раз проигрывала этот разговор в своей голове по пути сюда, я содрогаюсь от мысли о том, чтобы случилось, попытайся я сымпровизировать. — Просто… у меня было видение будущего, где мы были старыми, седыми, счастливыми и вместе, и всё ещё оставались нами, — я не буду плакать. Я отказываюсь плакать. — а теперь её не стало, и видения не стало, и… и у меня больше ничего нет. Блять. И каких слов мне от неё ожидать? Осознавая, что я поставила её в неудобное положение, я тут же начинаю давать заднюю. — Не важно. Забудь, что я это сказала. Я в норме. Виктория скептично осматривает меня, стуча единственным идеально наманикюренным ногтем по стенке своей кружки. — Ты в норме? Я киваю. Я нахожусь здесь пять минут — и я уже чувствую себя идиоткой. Так держать, Макс. — Помнишь, что я говорила тебе на похоронах? О том, что нормально не чувствовать себя нормально? Потому что сколь бы ты не заявляла, что ты «в норме», я как-то сомневаюсь, что ты пришла сюда ради того, чтобы просто игнорировать свои проблемы за кружкой посредственного кофе. Здесь она меня подловила. А что ещё хуже — я вижу, что она знает, что подловила. Уложив ногу на ногу, она делает очередной глоток кофе и выглядит так, будто ждёт, пока я скажу что-нибудь, что не будет являться полноценной тратой её времени. Так мне и надо за то, что хочу в напарники кого-то умного, упрямого и полностью нетерпимого к херне. — Я хочу это исправить, — это начало чуть получше. Всё равно болезненно расплывчатое, но по крайней мере в тему. И, кажется, оно завоевало её интерес. — Исправить что? — Всё это. Хлоя, твои родители, Аркадия Бэй. Всё. — Я понимаю, — она деликатно поднимает одну бровь. — и как именно ты это сделаешь? Вот и великий момент, несмотря на то, что мы подошли к нему быстрее, чем мне хотелось. Но несмотря на это, я делаю глубокий вдох и распрямляю плечи. — Путешествием во времени. — Путешествием во времени, — медленно повторяет за мной Виктория, вероятно, вернувшись к мыслям о том, что у меня крыша поехала. Она долгое время изучает меня, после чего продолжает. — слушай, Макс, я не могу представить, как трудно тебе было потерять Хлою. Я имею в виду, даже я могу сказать, что между вами было что-то особенное. Но ты не думала поговорить об этом с кем-нибудь? — Я говорю с тобой. — Я имела в виду кого-то… — она слегка взмахивает рукой. — более квалифицированного, чтобы помочь тебе. Так бы и сказала. — Ты думаешь, что я сошла с ума. — Нет, не думаю, — её ответ на удивление напряжённый. — но к лучшему это, или к худшему, но, думаю, ты пытаешься со многим разобраться в одиночку, и тебе это не нужно. Разговор с терапевтом во многом помог мне, когда я была в той же ситуации. — Это другое, — я уже чувствую, что этот разговор катится в другое русло, и я пытаюсь вернуть его в нужное направление. — я не… — Ты знаешь о стадиях скорби, верно? Я киваю и следом добавляю драматический вздох ради эффекта. Если она настаивает на том, чтобы увести этот разговор чёрт пойми куда, я отказываюсь показывать ей, что я этому рада. — Ты знаешь, что они не всегда происходят в одном и том же порядке? Или что ты можешь пройти одну стадию больше одного раза? — На что ты намекаешь? — следом за вопросом я по классике раздражённо закатываю глаза. На удивление, никакого эффекта это не производит. — Я намекаю на то, Колфилд, что всё это? Это торг, — она слегка хмурит бровь. — я имею в виду, что это совсем бредовая версия торга, но это всё равно торг. — Нет, это не торг. — Послушай себя, Макс, — она выглядит искренне обеспокоенной, и, протянув свою руку, берёт мою. Честно говоря, меня это слегка застало врасплох. — ты говоришь о том, чтобы построить машину времени, чтобы вернуться и спасти город, которого давно нет. Здравием тут и не пахнет. Ох, блин… если идея путешествия во времени её обеспокоила, я не могу дождаться того, что она будет делать с этим. — Мне не нужно строить машину времени, Виктория. Я и есть машина времени. Она очень медленно моргает и, на долю секунды, я слегка беспокоюсь за то, что она сорвалась. — Ты… и есть… машина времени. — Именно так. — Так. Хорошо. Ты — и клянусь, я не осуждаю — но ты ничего не принимала? — Ничего не принимала? — догадка настигает меня секунду спустя. — я не под кайфом, Виктория! — Эй, я бы поняла, если бы это было так, — говорит она, после чего добавляет. — я имею в виду, я этого не поддерживаю, но понимаю. Бляха, месяц спустя после Аркадии Бэй я, наверное, скурила больше травы, чем гости концерта Phish. — Я не под кайфом! — я выдираю свою руку из её ладони, скрещиваю руки на груди как капризный подросток и зыркаю на неё. К моему несчастью, даже я знаю, что мой лучший тяжёлый взгляд по шкале устрашения находится на уровне домашней кошки. — Ладно, ладно. Угомонись, — отклонившись назад, она вновь задумчиво стучит пальцем по кружке. — тогда докажи это. — Чего? — Если ты что-то вроде живой машины времени, у тебя не должно быть проблем с тем, чтобы это доказать, — поясняет она. — так что докажи. — Я… я не… — я опускаю взгляд, ковыряя пальцем выбившуюся с моей рубашки нитку. Эта часть всегда была неизбежна, потому что хрена с два Виктория поможет мне без вещественных доказательств. Я рада, что у меня было время попрактиковаться для начала. Я лишь надеюсь, что прежде чем сделать это, я внесу куда больше контекста, чем это было с Хлоей, когда я, по её словам, достала свой хер времени из широких штанин. Что обо мне говорит тот факт, что воспоминание об этом сделало сердцу немного больно? — Только если ты не можешь сделать этого по команде. Или когда кто-то смотрит, — добавляет Виктория, с сомнением смотря на меня. — любой из этих двух случаев будет до ужаса неубедителен. — Нет, я могу. Просто я не хочу… понимаешь… поломать тебе психику. — Мелко обо мне думаешь, не так ли? — Я не это имела в виду. — Тогда…? Ладно. Думаю, мне пришло время либо действовать, либо заткнуться. В худшем случае она психанёт и мне придётся отмотать этот разговор обратно, чтобы попробовать снова… и снова… и снова. Ох, такова жизнь путешественника во времени. — Ладно, хорошо. Ты готова? — Давай, удиви меня. Поднявшись на ноги, я делаю несколько больших шагов от дивана и на нервах втягиваю воздух. Виктория наблюдает, слегка нетерпеливо, как я вскидываю руку. Игнорируя её, я фокусируюсь на ощущении, которое всегда сопровождает перемотку. Как будто я опускаю руку в бурное течение и чувствую, как почти хаотичный поток воды скользит между моими пальцами. Я тянусь глубже, мимо разнящихся течений, пока не чувствую, как мои пальцы касаются дна. Я отсчитываю примерно тридцать секунд в голове, а затем хватаюсь. Видите ли, в этом и весь трюк. Ранее я смотрела на перемотку как на игру в перетягивание каната со вселенной. Я цеплялась и немедленно тащила со всей силы, на которую способна, что было довольно глупой стратегией, учитывая то, что в перетягивании каната я полный профан. У меня ушло немало времени на то, чтобы начать мыслить меньше в плане силы и больше в плане устойчивости. Я представляла время как реку, в которой стояла. Вместо того, чтобы пытаться плыть против течения, я просто зарывалась пятками в дно, хваталась за ближайший камень, крепко держалась за него и позволяла будущему нагнать меня. Чем дольше я держалась, тем дальше я могла пойти. Как только я с этим разобралась, всё, что мне оставалось делать — это практиковаться (и слегка поиграть методом проб и ошибок), после чего я могла перематывать (правда не совсем, но всё равно мне нравится это слово) около часа без особых проблем. Путешествия во Времени для Чайников от Профессора Макс Колфилд. Никаких больше головных болей, никаких носовых кровотечений, никаких чувств, будто я шлифую собственный мозг, чтобы выиграть себе несколько минут. Я имею в виду, кроме тех раз, когда я отпускала слишком быстро, или не зная, где именно я остановлюсь. Это можно было бы назвать «ошибочной» частью метода проб и ошибок. Я сложным путём прознала, что чем дольше я держусь, тем осторожнее мне нужно отпускать. Делать всё правильно значило, что мне нужно мягко отстраняться в течение ко всем остальным. Делать всё неправильно ощущалось так, будто мою руку вырывало из сустава, после чего меня будто выбрасывало из двигающегося транспорта в кирпичную стену. Были и другие забавные бонусы. Как боязнь высоты, которая заставляла меня тошнить, пока я не могла даже сесть ровно, жёсткие мигрени, которые иногда длились целыми днями, и несколько пугающе плохих носовых кровотечений. Помните, как в том фильме, «Бойцовский Клуб» который, когда парень говорит, что тебе станет херово только если проглотишь пинту крови? Не знаю, правда это, или нет, но я не была бы удивлена. И просто к сведению, кровь на вкус отвратительна. Типа, реально отвратительна. Серьёзно, из меня вышел бы хреновый вампир. Что касается моей небольшой демонстративной перемотки, она настолько лёгкая, что усилий для неё практически не требуется. С моей перспективы, комната лишь на секунду становится мутной, будто кто-то слегка дёрнул камеру — и последних полминуты как не бывало. Я едва что-либо чувствую, но для Виктории я просто испарилась с дивана и мгновенно возникла на другой стороне комнаты. Она пялится на меня, её кружка с кофе висит у её губ очень, очень долго. Затем она медленно опускает её и ставит обратно на стол, делает глубокий вдох и просто спрашивает: — Какого… хуя… это было? — Путешествие во времени, — коротко отвечаю я. Несмотря на то, что её глаз от всего этого довольно забавно дёргается, не думаю, что смех сейчас к месту. — Ты только что… — Виктория указывает на место, где я стою и на место на кресле, на котором до этого сидела. — ты разве не…? — Я не телепортировалась, если ты об этом. — Господь блять помоги мне, именно об этом я и думала, — бормочет Виктория, выглядя так, будто она только что призналась, что до сих пор верит в Пасхального Кролика. — Я сидела рядом с тобой. Я поднялась и прошла сюда, — я указываю на свои ноги. — и затем я подождала полминуты и отмотала время до момента, когда я ещё сидела. Так что это как будто я поднялась и подошла в это место, только ты не видела, чтобы я шла. Объяснение сто процентов правдиво, но, видимо, до неё оно не дошло. — Тебе просто нужно думать в четырёх измерениях, — добавляю я, и это не особо помогает. Она вообще выглядит слегка позеленевшей. — Оу. Да, ладно. Это… да, — Виктория поднимается со своего места, слегка колеблясь. — я отойду на минутку? Меня сейчас… — Стошнит? Она моргает в ответ. — Ты только что… — Нет, — я беру маленькое мусорное ведро у двери и протягиваю его ей. — ты просто выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит. — Оу, — рухнув обратно на диван, Виктория прижимает ведро к своей груди и несколько минут глубоко дышит. В какой-то момент к её лицу возвращается цвет, и она смотрит мне в глаза. — Ты можешь путешествовать во времени. — Да, могу. — Срань Господня. Ты, типа, всегда могла так делать? — Нет. До той последней недели в Аркадии Бэй не могла. — Последней недели? — Виктория затихает, выражение её лица меняется на то, которое мне не очень-то и нравится. — до или после торнадо? — До торнадо. За четыре дня до, — я подумала, что правильной вещью будет отвечать честно и надеяться на лучшее, но на данный момент, когда слова уже сказаны, я вижу, что ошибалась. — Четыре дня. — Виктория, я… — Так когда Джефферсон оттащил меня в свой бункер, ты могла путешествовать во времени? — вопрос так эффективно меня затыкает, будто она смогла нажать на мою кнопку заглушки. — и во время всех этих похорон и поминок ты могла путешествовать во времени? — Нет, я могла возвращаться только на несколько… — Когда Аркадию Бэй разнесло в щепки и мои родители умирали, — она вновь перебивает меня, её голос обретает неприятно злобный окрас. — ты, ёбаный твой рот, могла путешествовать во времени?! — Это не так просто, — я ещё могу всё спасти, я уверена. — после шторма я даже не была уверена, могу ли ещё это делать! Долгое время я боялась даже пробовать! — Почему? — Потому что… ну… просто мои силы могут иметь последствия. Плохие последствия, — я хочу отвести взгляд, не уверена, смогу ли справиться с упрёком в её глазах, когда скажу это, но заставляю смотреть ей в глаза. — на тот момент я думала, что их использование могло призвать это торнадо. Её взор яростно вспыхивает. Более чем уверена, что я попросту вновь проебалась. — Что?! — Виктория вскакивает на ноги, мусорная корзина громко валится с её коленей на пол. — тогда какого хуя ты это здесь делала?! — Я сказала, что так я думала на тот… — я пытаюсь объяснить, но она меня не слушает. — Господь, блять, Всемогущий, Колфилд! — Виктория прикладывает руку к своей брови, в ошеломлённом неверии качая головой. — что если бы ты призвала ещё одну бурю? Что если ты уже это сделала? Ты об этом вообще думала? — Это так не работает, — я делаю вдох и пытаюсь совладать с собой. — мои силы вызывают торнадо если я использую их, чтобы спасти чью-то жизнь. Виктория хмурит взгляд, будто может видеть меня насквозь. — Ты не уверена на этот счёт, не так ли? Откуда она, блять, об этом знает? — Конечно я уверена, — настаиваю я, затем неохотно признаюсь. — типа, на девяносто пять процентов уверена. — Но ты готова взять на себя этот риск, чтобы спасти Хлою? Просто потому что ты не можешь смириться с одиночеством? — Дело вообще не в этом! — разве что только дело в основном в этом, но я уверена, что прямо сейчас сказать об этом не могу. — я… — Нет. Прекрати, — она поднимает руку и долго, молча, тяжёлым взглядом смотрит на меня, что крайне некомфортно. Я чувствую себя так, будто меня расчленяют взглядом, и от этого сложно не вздрогнуть. Не знаю, является ли это силовым приёмом Виктории Чейз в войне желаний, но, если отступление поможет двинуться в этом разговоре дальше — я с радостью подниму белый флаг. — Викт… — Я всерьёз думала о том, чтобы самоубиться после Аркадии Бэй. Я чувствую, как мой желудок сжимается, сдвигается в одну сторону и выпадает из реальности одновременно. Что бы я сейчас ни сказала, мои слова мгновенно станут глупыми и эгоистичными, поэтому хотя бы разок я решаю не открывать рот. — Несколько раз вообще-то, — продолжает она, её тон неприятно спокойный. — я даже была близка к этому однажды. Сидела в ванне с лезвием в руке. И иногда я не могу вспомнить, почему я тогда остановилась. Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но не могу издать и звука. Лишь воспоминание нашего совместного времяпрепровождения в проявочной комнате, давно переписанное, позволяет мне представить её менее несгибаемой. — Видишь ли, вы с Хлоей были друг у друга после бури. И у вас обеих были твои родители, — её голос слегка ломается, и она злобно утирает слезу, которая грозит появиться. — у меня не было никого, Макс. Все мои друзья умерли в торнадо. Я была единственным ребёнком у своих родителей, а мои бабушка с дедушкой умерли, когда я была маленькой. Думаешь, ты знаешь, каково быть одинокой? Я была одинока. Я была одинока с тех пор. — Мне… мне так жаль. Я не знала об этом. Если она металась между яростью и отчаянием, мои слова, видимо, помогли ей принять решение. — Конечно ты, блять, не знала! Ты никогда даже не звонила мне, чтобы узнать, как у меня дела! — Я… — несколько до боли слабых отмазок пришло на ум, и я решила выбрать ту, которая не прозвучит как слова самовлюбленной сволочи. — мы никогда не уживались. — Это не остановило тебя от того, чтобы появиться здесь тогда, когда ты чего-то от меня хотела, не так ли? — выплёвывает она. — чего ты вообще от меня хочешь? — Я… — А вообще, знаешь, что? Иди-ка ты нахуй. Чего бы у тебя на уме там ни было, я не хочу об этом слышать. Я хочу, чтобы ты ушла. — Виктория… — Я серьёзно, — она указывает на дверь. — уходи. Сейчас же. Я пытаюсь придумать аргумент, но всё, о чём могу думать — это гнев и боль в глазах Виктории. Я даже думаю о том, чтобы отмотать время, но, если само существование моих сил так свело её с катушек, не знаю, чего добьётся ещё одна попытка. Наконец, я просто киваю и снимаю свою куртку с крючка. — Да. Ладно. Ей, видимо, больше нечего мне сказать. Она следует за мной вниз по ступенькам и по коридору галереи, не говоря ни слова, открывает входную дверь, затем захлопывает её, стоит мне пересечь порог. Звук закрывающегося замка кажется финальным аккордом. Вновь вскинув воротник своей куртки, я иду по тротуару. Оглядываясь, думаю, я вижу лицо Виктории в окне. Затем я моргаю — и её как не бывало. Подняв руку, чтобы посигналить такси, я напоминаю себе, что некоторые мосты не перейти и пытаюсь подумать, к кому ещё я могу пойти. К несчастью, список потенциальных кандидатов всё ещё имеет одно имя, и на этом имени только что возник большой и красный крест.

***

Время достаточно позднее для звонка, когда мой телефон начинает трезвонить, пробуждая меня от беспокойного сна. Слепо хлопая по прикроватному столику, у меня уходит время на несколько неловких попыток, после чего я наконец его нахожу, прижимаю к уху и бормочу сонное: — Алло? — Я тебя разбудила? — Виктория? — приняв сидячее положение, я бросаю взгляд на стол. — три часа ночи. — Поздравляю, ты умеешь определять время. Я спросила, я разбудила тебя? — Да, вообще-то разбудила. — Хорошо. В том, как она это говорит, есть небольшая вредная подоплёка, но я слишком уставшая для того, чтобы обращать на это внимание сейчас и молча раздражаться на это утром. Я думаю о том, чтобы бросить трубку, когда она в упор спрашивает: — Ты и правда можешь спасти Аркадию Бэй? Этот вопрос в то же мгновение меня ободряет. — Что? — Это простой вопрос. Да конечно блин. — Я не знаю. — Ты, блят… Я обрываю её. Если она собирается звонить мне в три грёбаных часа ночи, ей придётся слушать, что я говорю. — Я не знаю, Виктория. Даже попытка может быть в тысячи раз больше и опаснее, чем всё, что я когда-либо делала. Это не значит, что я не хочу попытаться. На том конце провода повисает тишина на одну минуту; лишь лёгкий звук дыхания показывает, что она ещё там. — Тебе всё ещё нужна моя помощь? Ответ на этот вопрос мне даже обдумывать не надо. — Конечно нужна. — Ладно. Я напишу тебе свой домашний адрес. Будь там в понедельник. Девять утра, ровно. — Поняла. Я буду там, — соглашаюсь я. — и я рада, что ты передумала. — О, я не передумала. Пока не передумала. — Тогда почему ты…? — Потому что мы обе сейчас одиноки. И если есть хоть малейший шанс того, что ты можешь это изменить, я думаю, стоит дать тебе шанс попытаться и втянуть в это меня. — Спасиб… — Девять утра, понедельник, Колфилд, — вновь прерывает Виктория, после чего добавляет. — привези выпечку. Не сказав больше ни слова, она бросает трубку, но я чувствую слишком большое облегчение, чтобы с этим разбираться. Она, может, и думает, что мы обе одиноки, и, может, она права. Но к лучшему то, или к худшему, теперь мы одиноки вместе.

***

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

***