Recursion

За пределами Аркадии Бэй, Орегон — Это удивительно, — смеётся Макс. — поверить не могу, что он всё ещё жив. Я не была уверена, чего ожидать, притащив Макс сюда; часть меня боялась, что она решит, что это странно. Но судя по тому, как она улыбается домику на дереве, который мы построили, когда были детьми, мне, наверное, не стоило беспокоиться. — Я годами пыталась содержать его в хорошей форме, — признаю я, надеясь, что звучу спокойно. — я сделала пару улучшений. — Больше, чем пару. Последний раз, когда я была здесь, тут было всего несколько листов фанеры и немного брёвен. Этот выглядит совсем по-другому. Я не знаю, на самом ли деле она впечатлена, или просто тянет время. В любом случае, я не могу не порадоваться похвале. Я на самом деле горжусь собой. Я, может, не профессионал, но у меня были все старые инструменты моего отца, и я умею гуглить, как никто другой. — Наверное. Я имею в виду, я просто слегка привела его в порядок. Под чем я подразумеваю улучшение пола, залатывание дыр в крыше, добавление небольшого количества изоляции, которую я нашла, ковёр, использование пластика для окон и зашкуривание всего до гладкого состояния. Что я могу сказать? Мне нужно было что-то, чтобы убить время после того, как «прекрасные люди» Блэкхелла указали мне на дверь. И к тому же, оказывается, что девчонки обычно не хотят тусить в доме на дереве, если в нём холодно, влажно, и всё покрыто занозами. Честно говоря, если вы нашли девушку, которая вообще захочет отдохнуть с вами в вашем доме на дереве, вам нужно делать что угодно, чтобы не отпускать её. По крайней мере до тех пор, пока она не порвёт с вами и не сбежит из города без единого блядского слова. Нет. Хватит. Сейчас об этом не думать. — Больше, чем слегка. Не могу дождаться, чтобы увидеть, как он выглядит изнутри. — Ничего особенного, — добавляю я, пытаясь сохранять спокойствие и определённо не пялиться на зад Макс, пока она поднимается по лестнице. — Я серьёзно, Хлоя. Это выглядит великолепно, — она указывает на самодельную табличку рядом с люком-входом, на которой написано: «Осторожно: Мины-ловушки». — эта часть, к слову, меня слегка беспокоит. — Это блеф, — заверяю её я. Пропустив её вперёд себя, я закрываю дверь и облокачиваюсь спиной об ствол дерева, который по совместительству является задней стеной дома. — видишь? Всё безопасно. — Есть определённая причина этому? — Конечно есть. Я поймала парочку мудаков из «Циклона», ебущихся здесь, и решила, что одной психологической травмы мне на всю жизнь хватит, — Макс неуверенно смотрит на дешёвый коврик, который я купила на гаражной распродаже. Шесть баксов потрачены не впустую, скажу я вам. — ой, расслабься. Это было до того, как я купила ковёр. Надеюсь, оно того стоило, потому что один из них упал, когда я сунула голову в домик, и я более чем уверена, что в конце концов он поймал пару заноз себе на хер. Она удивлённо моргает, после чего заливается смехом. — Поверить не могу, что ты никогда не рассказывала мне об этом. О, точно. На секунду я так увлеклась времяпрепровождением со своей подругой, но её слова разбивают эту иллюзию. И пусть я бы хотела продолжить разговаривать о приключениях с домиком на дереве, ответов на свои вопросы мне хочется больше. — Так. Будущее, да? Она вздыхает. Думаю, она всё же тянула время. — Да. — Типа, настоящее, реальное будущее? — Нет, Хлоя, — саркастично отвечает она. — я из фальшивого прошлого. — Ховерборды там уже существуют? — Боюсь, что нет. Я фыркаю. — Ладно, херовое это будущее. — Я из две тысячи пятнадцатого, Хлоя. Не из трёхтысячного. — А ховерборды нам обещали в две тысячи пятнадцатом. За сиим, провозглашаю я, что херня это всё. — Ты провозглашаешь? — Это… прости. Это что-то вроде локальной шутки. Я однажды играла в той пьес… — Верно, — улыбаясь, кивает она. — «Буря». Блять. Я пытаюсь быть спокойной относительно этого, но каждый раз, когда я начинаю расслабляться, Макс говорит что-нибудь, что напоминает мне то, как сильно мы с ней разминулись. — Хотела бы я это увидеть, — улыбаясь, продолжает она. — наверняка на сцене ты была великолепна. — Я нормально справилась, думаю… — так, с чего вдруг она просто берёт и говорит это? Я не уверена, что напрыгнуть на неё — это приемлемый ответ, но это определённо самый желанный. (Нет. Плохая Хлоя. Сидеть, девочка.) — так… это был две тысячи пятнадцатый? — Ага. — Вот почему ты выглядишь… — я неопределённо указываю на неё. — …старше? — Типа того. — А почему твои волосы такие длинные? — Обычно так волосы и работают. — Прости, — проведя пальцами сквозь свои волосы, я добавляю. — просто выглядит так, будто прошло больше двух лет. Она слегка пожимает плечами. — Технически три. Моё сознание слегка запинается; мне не особо приятно, что я начинаю привыкать к этому чувству. — Чего? — Два календарных года, — объясняет она, будто это помогает. — но со всеми перемотками это три года. — Погоди, так тебе на деле двадцать один? Она, кажется, думает об этом, молча считая на пальцах. — Скорее двадцать и две трети, кажется. — Кажется? Она вновь пожимает плечами. — Я не особо думаю об этом. — Конечно не думаешь, — я закатываю глаза. Затем, ухмыляясь, я добавляю. — любительница малолеток. — Ой, даже не начинай. Мне годами приходилось мириться с твоей хренью про «я старше, значит я знаю лучше». Теперь ты не сможешь доёбываться до меня из-за того, что ты старше. — Я думаю, мы обе знаем, что это неправда. — Хм, — фыркает она, скрещивая руки на груди и отводя взгляд в сторону. Перевод: Хлоя права, Хлоя побеждает, Хлоя величайшая. — Так, — пытаясь не звучать чересчур самодовольно, я должна признать, что я не особо сильно пытаюсь. — почему ты перестала их стричь? — Потому что ты подумала, что мне нужно попробовать отрастить их. Тебе нравились длинные, — она колеблется. — тебе нравится ведь? — Ох, определённо нравится, — честно отвечаю я. Я никогда не представляла Макс с длинными волосами, но на ней они смотрятся хорошо. Очень хорошо. Типа, «я хочу пробежаться по ним пальцами одной руки, смотря ей в глаза, пока другая рука заставляет её стонать и извиваться подо мной» хорошо. — Хлоя? — А? — испугавшись, я осознаю, что пялилась на неё (кажется, она и не против), и я перескакиваю на первый же вопрос, который приходит на ум. — почему ты выглядела нормально у меня в комнате? Я имею в виду моложе. — Лаг скачка, — просто говорит она. — это черта путешествий во времени. Я осматриваюсь, подбираю крышку от бутылки с пола и бросаю в неё. — Попробуй ещё раз, Колфилд. — Эй! — она пытается отмахнуться от крышки, промахивается, и та попадает ей прямо в лоб. — прекращай! Ухмыляясь, я подбираю ещё одну крышку. — Ладно, — ворчит она. — в общем, когда я перематываю, есть небольшое отставание между моим мысленным прибытием и телом, догоняющим сознание. — Что? Это безумие. Не было такого. — Да, вообще-то было. — Я бы заметила. — Так пристально следила за мной, да? — спрашивает она, широко улыбаясь на румянец, который, я чувствую, окрашивает мои щёки. — серьёзно, к слову, он очень короткий. Типа, миллисекунда за каждую минуту, на которую я возвращаюсь. Мне приходилось перематывать почти пять часов, просто чтобы лаг был длиннее моргания. Ладно, это довольно, блять, быстро. — Миллисекунда за минуту? — Верно. Я начинаю пытаться это посчитать. Сложно быть не должно: математика всегда довольно просто мне давалась, даже если не давалась школа. Так что если в одном дне двадцать четыре часа, то в нём тысяча четыреста минут. А раз уж в одной секунде тысяча миллисекунд… — Хлоя? — спрашивает Макс, и я тут же сбиваюсь. — Просто дай мне минутку, ладно? Я отвожу взгляд, считая числа на пальцах, пока я перехожу от часов ко дням, от них к неделям, пока, наконец, не нахожу ответ, который высчитывала. Вот почему я не видела того, как Макс из спальни превратилась в Макс из больницы. Должно быть, это случилось в скорой помощи. — Восемнадцать с половиной. — Восемнадцать с половиной чего? Я осознаю, что последние слова я сказала вслух. — Восемнадцать с половиной минут. После двухгодового прыжка должно пройти столько времени того, как ты там это называешь, так? — Эм, да. Почти что так, — кивает она, выглядя впечатлённой. Затем на её лице возникает тень. — к слову, они не должны были произойти за один раз. Вот что я пыталась понять. Планом было поделить прыжок на восемь частей с одним днём интервала. За каждую часть две с половиной минуты лага. Восемнадцать с половиной значат, что я сделала весь прыжок за одну перемотку. — Жёстко, — комментирую я. — Но это должно было быть невозможным, — добавляет она, открывая красную сумку, в которой она рылась большую часть поездки сюда, и вываливая содержимое на пол. — и есть тонна доказательств. Небольшая куча для меня особо ничего не значит: помимо нескольких маленьких инструментов и наполовину полной бутылки воды, по большей части там пустые упаковки из-под еды и скомканная ткань, которая, я более чем уверена, является гамаком. Единственное, что выбивается из всей картины — пакет на застёжке, внутри которого примерно восемь трубок. Я не совсем могу понять, откуда я их знаю, но иглы, торчащие из их концов, слегка тревожат. — Всё, что я брала с собой в прыжок, использовано. На гамаке даже есть немного грязи. — Ладно, так тогда ты разбила путешествие на восемь частей. — Но я не грязная. У меня должна была уйти неделя на весь путь, а у меня ощущение, будто я этим утром ходила в душ. Мои волосы даже не запутаны. — Они, наверное, вымыли тебя в больнице. — Так они причесали мне волосы? — она показывает мне свои руки. — но не вымыли грязь из-под ногтей? Я пожимаю плечами, не совсем уверенная, какую сторону она оспаривает. — Думаю, маникюром они не занимаются? — Одежда, в которую я одета, тоже не грязная. Типа, совсем. Они положили её в запечатанный пакет, как только я прибыла в больницу, и вещи всё ещё пахнут стиральным порошком. — Может, ты переоделась в свежую одежду перед последней перемоткой? — У меня не было сменной одежды. — Серьёзно? Восемь дней без чистой одежды? — я морщу нос. — я пару раз делала эту хрень а-ля грязный панк, но это отвратительно. — Всё, для чего у меня было место — запасная футболка и немного дополнительных трусов, — она показывает ещё один пакет на застёжке. — и все они ношенные. — Господь, блять, Всемогущий, Макс! Ты перемотала всё за один раз, или нет?! — Я не знаю, — признаётся она, выглядя слегка потерянной и даже самую малость испуганной. — я просто… я вообще не помню прыжка. Всё, что я помню — это… — Что? Она качает головой, слегка вздрагивая. — Просто плохой сон. Внезапно я хочу притянуть её к себе и сказать, что всё будет в порядке. И в отличие от явно куда более похотливых желаний, которые у меня были, это куда сложнее игнорировать. Это ощущается как настоящее, физическое притяжение. Будто какая-то гравитация притягивает меня к ней, и если я просто расслаблюсь, то упаду прямо ей в руки — и большая часть меня очень, очень хочет это сделать. Эта мысль возвращает меня к очень важной и справедливо пугающей вещи, которая была у меня на уме с тех пор, как она проснулась. — Эй, Макс? — начинаю я. — могу я задать, возможно, глупый вопрос? Она стряхивает с себя дискомфортное состояние, будто это ничего. Я этому слегка завидую. — Задавай. — Со всеми… эм… — флиртом, поцелуями, любовными взглядами и кучей невозмутимой любви. — …вещами, которые ты делала с этого утра, я могу предположить, что в будущем мы… ну, понимаешь… — я жестом указываю на себя и на Макс, и она мягко смеётся. — что здесь смешного? — Прости. Просто этот же жест ты сделала и в первый раз. — Первый… раз? — поверь, эта фраза уносит моё воображение в очень интересные места. — Когда мы впервые говорили об этом, — объясняет она. — и да, Хлоя. Мы были вместе в будущем. — Вместе, — эхом повторяю я. Я уже думала об этом (и, давайте будем честны, немного на это надеялась), но слышать об этом немного странно. Это, должно быть, написано у меня на лице, потому что она слегка съёживается. — Это слишком? Я не хочу… понимаешь… перегибать. — Верно. Потому что до этого момента ты была ко мне супер-холодной. — Я скучала по тебе, — выпаливает она в ответ, слегка оберегающе. Затем, тихим голосом, она добавляет. — и я вернулась из восьмимесячного затишья, поэтому не дави на меня. Погодите… давайте-ка вернёмся немного назад. Она сказала, что мы были вместе. В прошедшем времени. Она сказала про восьмимесячное затишье. Были вместе. Затишье. Были. Затишье. Макс минус я равно затишье. Так тогда я плюс Макс равно… секс? Ошибка. — Хлоя? Хлоя, ты в порядке? — А? — Ты, типа, задумалась на секунду. — У нас был секс, — Господь, блять, Всемогущий, у меня травма головы? — Оу… эм, типа? — она слегка неловко пожимает плечами. — я имею в виду, технически я спала с тобой, но ты никогда не спала со мной. Проклятье. Она права, и я не думаю, что когда-либо была так сильно чем-то раздражена за всю свою жизнь. — Слушай, может мы не будем говорить о нашей… эм, моей сексуальной жизни сейча… Я честно не уверена в том, кто из нас больше удивился, когда я прерываю её неприятно девчачьим хихиканьем. — Что… — смеётся она. — это было? Срань Господня, что за хуйня это была? — …ничего. — Ты захихикала! — Я не хихикала! Ухмыляясь, Макс сужает взгляд. — Секс. К моему ужасу, я снова, блять, хихикаю. Какого хуя я стала так предсказуема? Можно ли быть предсказуемым и не знать, что ты предсказуем? — Прекрати! Видимо, Макс находит забавным моё впадение в безумие. — Секс! В этот раз я закрываю рот рукой и издаю лишь слегка приглушённый заикающийся звук — Ладно, кто ты, и что ты сделала с Хлоей Прайс? — Кто ты, и что ты сделала с моим застенчивым тощим хипстером? Подняв бровь, она оттягивает воротник своей футболки, заглядывает внутрь, затем очень интересно мне улыбается. — Не настолько тощая. Она радостно фыркает, когда с моих губ срывается ещё одно невольное хихиканье. Каким, чтоб её, образом, она продолжает это делать? — Слушай, просто слышать, что ты это говоришь, странно. Всё равно что слышать, как котёнок матерится. — О, правда? О-оу. Она двигается ближе, и мне не нравится этот взгляд в её глазах. Хорошо, ладно. Мне очень нравится этот взгляд в её глазах, и я полностью не против всего, что он подразумевает. Просто мне не нравится чувство того, что я полностью потеряла контроль над ситуацией. Потому что, давайте будем честны, я потеряла его. Снова. Она льнёт ко мне, но, когда я начинаю думать, что она снова собирается поцеловать меня, она склоняется чуть в сторону. У меня едва есть время на то, чтобы осознать ощущение её щеки, касающейся моей, когда её шёпот щекочет мне ухо. — …секс. Дыхание спирает в горле, и на секунду я теряю способность мыслить. Всё тело покалывает, и в животе бурлит очень приятное тепло. Я уже чувствую, как королева всего румянца горит на моих щеках, и прямо в этот момент я более чем уверена, что продала бы одну из своих почек, если благодаря этому вся наша одежда магическим образом пропадёт. О Боже, почему я себя так веду? Мне девятнадцать лет, вашу мать! Я знала Макс с детства, и несмотря ни на что, она всё ещё моя лучшая подруга. Она не должна оказывать на меня такой эффект. Мне нужно взять над собой контроль. Даже если Будущая Макс чертовски подтянутая, и у неё эти пиздецки крутые татуировки, и что у неё эти длинные волосы, через которые я хочу пробежаться пальцами, и этот отпадный пирсинг, насчёт которого, я могу признаться, я завидую, и если она продолжает целовать меня и улыбаться мне вот так, и, очевидно, хочет меня также сильно, как я хочу… Ладно, хватит. — Прекрати. Тайм аут, — осторожно держа свои руки подальше от интересных частей, я вытягиваю их и мягко отталкиваю её. — как насчёт того, чтобы мы слегка притормозили этот секс-экспресс на секунду, ладно? — Оу, прости. Я не должна была… — стыдливо тянет она, после чего отодвигается, чтобы сесть у дальней стены. — я не хотела… — Нет, ты ничего не сделала. Я имею в виду, не совсем. Это просто… Блять. Как мне правильно выразиться? Эй, Макс. Я годами разочаровывала себя к хуям, фантазируя о том, чтобы прыгнуть на тебя, даже если я думала, что никогда тебя больше не увижу, и слегка тебя ненавидела. А теперь ты снова здесь, и прямо рядом, и супер-очевидно, что ты влюбилась в меня, и моё либидо решило припомнить мне все те старые фантазии, повторять их снова и снова, затем дать полный вперёд, не спросив у меня разрешения. Как думаешь, можешь оказать мне услугу и не быть сексуальной какое-то время? Да, я так не думаю. — Просто что? — нажимает она. — Чертовски напрягает, — наконец выдавливаю я. — Оу. Это… плохо? — нервно спрашивает она. — Я… эм… не совсем, — смягчаю я. — но с тех пор, как мы проснулись этим утром, такое чувство, будто я обращаю много внимания на всё, что ты делаешь. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, я как будто не могу трезво думать. И это чувствуется, будто кто-то выкрутил всё до максимального уровня, и иногда единственное, о чём я могу думать — это как сильно я хочу схватить тебя и Господь, блять, Всемогущий, какого хрена со мной не так?! — кричу я, зарываясь лицом в ладони. — А ты говоришь, что у меня стыда нет. — Заткнись. — Я имею в виду, если тебе станет легче, мы… эм… — тянет она. — неважно. — Мы что? — Ничего. Ничего полезного, в общем-то. — Макс, — с предупреждением в тоне говорю я. — Ладно, — фыркает она. — я собиралась сказать, что мы обе были такими, когда впервые сошлись. Мы не могли держать руки подальше друг от друга. Она была права. Это мне сейчас ничем не помогает. — Мы не могли? — Прямо с начала. Будто нас тянуло друг к другу, — она мягко усмехается. — что было слегка сложновато, учитывая то, что я была слишком трусливой, чтобы признаться своим маме с папой. Каким-то образом это ещё более невероятно. — Серьёзно? Твоим родителям это было бы определённо нормально! — Я знаю, я знаю. Я вела себя глупо, — признаётся она. — я имею в виду, что я это понимаю, ясно? И прости, если я всё для тебя усложняю. Каким-то образом я удерживаюсь от шутки про член. Такое чувство, будто за это я достойна медали. — Это не твоя вина. — Немного, но моя вина. Я попытаюсь вести себя получше, — она подмигивает и хлопает ладонью по полу. — я даже буду сидеть подальше, на всякий случай. — Спасибо. Я имею в виду, сейчас это бы не помешало. Наверное, — странно одновременно быть и за эту идею, и против неё. — так, как насчёт того, чтобы поговорить буквально о чём-нибудь ещё? — Звучит отлично, — смеётся она. Её смех всё такой же милый. — что у тебя на уме? С тем, как мы отмели всё весёлое, мы с таким же успехом могли бы разбираться со слоном в комнате. — Как насчёт большой перемотки? Кажется достойной темой для разговора. — Верно. Это, — она испускает медленный выдох. — как я и сказала тебе, Аркадию Бэй снесёт торнадо в пят… — В пятницу. Да, я помню. Ты здесь, к слову, не поэтому, — меня слегка оскорбляет то, как удивлённо она выглядит. — да ладно, Макс. Будь всё дело в Аркадии Бэй и твоём торнадо, ты бы не ждала так долго, чтобы вернуться. Между этим что-то произошло, так что выкладывай. Она опять колеблется, что становится довольно раздражающим. Для кого-то, кто пообещал, что расскажет мне всё, кажется, что есть многое, чем она не хочет делиться. — Дело было во мне, не так ли? Я умерла, — как только я начала об этом думать, это было довольно простое заключение. — ранее ты сказала, что скучала по мне. Ты не можешь скучать по кому-то, только если он не умер. — Я… — она не отрицает этого в тот же момент, что вполне можно счесть за «да». — я хотела максимально облегчить это для тебя. — Теперь слишком поздно, — смеюсь я. Мне, наверное, стоит воспринимать это куда серьёзнее, но сколько раз Макс спасала мою жизнь за последние пару дней? Два? Три? Я бы лучше просто перешла к делу. — так как я ушла? Смерть хоть была крутой? Типа, я умерла, спасая ребёнка из пожара, или что-то такое? Она с грустью качает головой. — Ничего такого. — Должно быть, это было довольно эпично, если тебе пришлось вернуться, чтобы предотвратить это. Меня не похитили инопланетяне, не так ли? — Это был рак. Я передумала. Я не хочу больше переходить к делу. — Ты умерла от терминальной стадии рака лёгкого, — продолжает она, после чего добавляет. — в первом квартале 2015. — Ох, блять, — Погодите. Я начинаю качать головой, будто это заставит её передумать. Этого не может быть. Должно быть, я что-то упускаю. Я не могу заработать рак. Мне только девятнадцать. — нет. Нет, это херня. — Прости, Хлоя, но это так. — Нет, — громче повторяю я. — ты ошибаешься. — Я словами не могу выразить, как сильно я хотела бы, чтобы так и было. — Прекрати! Прекрати говорить так, будто я уже больна! Я не заработаю рак! — теперь я кричу, чувствуя себя настолько обескураженной, что я практически упускаю из виду то, как она дёргается. — что? — Ты права, — вздыхает она, опуская взгляд. — ты не заработаешь рак. — Я так и сказа… — Ты уже им больна. Весь мир резко бьёт по тормозам. — Ч-что? — У тебя рак лёгкого, Хлоя. Прямо сейчас. — Но… но я в порядке. Я нормально себя чувствую, — по крайней мере по большей части нормально. Может, я и не в лучшей форме, но ленью ебучего рака не заработать! — и я курю травку! Разве она не должна предотвращать рак или что-то такое? — Нет. Тетрагидроканнабинол всего лишь помогает облегчить тошноту от химиотерапии, — я не знаю, почему, но то, как уверенно она об этом говорит, пробирает холодом до самых грёбаных костей. Я не знаю, как с этим мириться. Я не могу с этим смириться. Было и так странно слушать о будущем, где я мертва, но я подумала, что что бы со мной ни случилось, это может быть предотвращено. Как выстрел в меня, или смерть от удара об поезд. Мне просто нужно было не быть в ненужном месте в ненужное время. Но это? Этого я не могу избежать. Я не могу уклониться, или даже избежать этого, потому что оно уже в моей груди. — Но… я не хочу, — мне плевать, насколько глупо это звучит. По какой-то причине, я просто хочу пойти домой и обнять маму. — должен быть способ… — Способ есть. Способ точно есть, — она берёт меня за руку. — он ещё в ранней стадии. Последний раз, когда его диагностировали, это было куда позже, и на тот момент было уже слишком поздно. Чем быстрее ты отправишься на лечение, тем лучше твои шансы. — Блять, — шепчу я. Такое чувство, будто мой мозг поставили на ручной тормоз, и в то же время он работает по миле в минуту. — это… это так ебано. — Я знаю, но у тебя хорошие шансы, если мы разберёмся с этим сейчас. Если ты не будешь ждать. Медленно кивая, я даже не замечаю, что вытягиваю из кармана пачку сигарет, пока не чувствую руку Макс, положенную поверх них. — Хлоя, ты для меня важнее, чем можешь поверить, — серьёзно говорит она. — поэтому, Богом клянусь, я ударю тебя, если ты ещё хоть раз сунешь одну из этих штук себе в рот. — Макс, я… — я бросаю взгляд на пачку в руке. — ещё только одну? — Нет. — Просто чтобы сбросить напряжение? — Ударю тебя, Хлоя, — повторяет Макс, без единого намёка на улыбку. — прямо по лицу. Я даже не шучу. — Блять, — крепко сжав пачку в руке, я хмуро бросаю её в угол. — вот. Теперь довольна? Улыбаясь, она сжимает мою руку. — Спасибо. — Да, конечно, — бормочу я, всё ещё борясь с мыслью «у меня рак». К слову, теперь это понятно. Рэйчел всё равно всегда настаивала, чтобы я бросила курить. Она бы сейчас наверняка посмотрела на меня лучшим «я же говорила» взглядом. Я имею в виду, она бы посмотрела, будь она… здесь… Как по волшебству, вся идея насчёт рака вылетает у меня из головы. — Погоди! Срань Господня! Так ты знаешь, где Рэйчел? Я имею в виду, мы, должно быть, нашли её, верно? Два года спустя, она, должно быть, объявилась! Если Аркадию Бэй смело, тогда невозможно, чтобы она не решила убедиться, в порядке ли я. Она, наверное, позвонила мне (или, давайте серьёзно, отправила мне электронное письмо), ещё до того, как осела вся пыль. Она наверняка всё-таки добралась до Лос-Анджелеса, и где-то в своём странном Рэйчеловом мозгу она подумала, что оказывает мне услугу, не сказав об этом мне. Или она подумала, что если бы она мне сказала, то я бы в конце концов последовала за ней, как какой-то жалкий, помешанный на любви щенок. Что я бы, наверное, и сделала, но кого теперь это ебёт?! Это круто! Даже если я буду больна до пизды, я, наконец, смогу представить Макс Рэйчел. Я всегда знала, что они будут друзьями. Ох, блин, не могу дождаться момента, когда смогу прыгнуть на неё! Я первой позвоню ей, и устрою ей ебучий сюрп… …почему Макс так на меня смотрит? — Макс? Что такое? — Я… — колеблется она, отводя взгляд, и от тени, прошедшей по её лицу, кровь в жилах стынет. — Мы… мы найдём её, не так ли? Она медленно кивает. — Мы найдём, но… — Но что? — давлю я, начиная пугаться. — но что, Макс? — Мне… мне так жаль, Хлоя.

***

КОНЕЦ ШЕСТОЙ ЧАСТИ

***