I did it my way

Брок приходит в себя в палате класса люкс, не иначе. Стены выкрашены в приятный глазу персиковый цвет, напротив койки чернеет гигантская плазма, на тумбочке справа цветы и графин с водой, а под рукой пульт от койки и тревожная кнопка. Но Брок не торопится ее жать, чтобы оповестить персонал о том, что он воскрес из мертвых. Для начала неплохо бы разобраться, почему он вообще здесь. Последнее, что помнит Рамлоу это стрельбы, дурацкое предложение Джека вернуться на работу. Он вспылил и съебался подальше, а потом темнота. Как следует обдумать все ему не дают: то ли показатели жизнедеятельности на чьем-то мониторе выдали его с головой, то ли пришло время очередного обхода ВИП-пациента. И вот его уже ворочают из стороны в сторону, гнут руки-ноги, и Брок ловит себя на том, что колено, сука, не болит от слова «совсем». Под занавес этих акробатических этюдов, именуемых осмотром, в палату вплывает доктор Чо собственной персоной, а следом за ней материализуются Стив и его Баки. — Командир, — одними губами на выдохе произносит Джеймс, и Брок с облегчением выдыхает: время прощаться еще не пришло. Хуй знает, сколько он тут провалялся, но его еще помнят и, видимо, ждут. А вот реакция Роджерса оказывается сюрпризом. Тот за пару секунд умудряется попеременно побледнеть, покраснеть и озарить палату такой улыбкой, что можно свет тушить, а все равно будет как днем. — А вот и мои девочки, — хрипло выдает Брок и тянется к кувшину с водой, но Джеймс предсказуемо опережает, пихая ему наполненный стакан прямо в руку. — Мистер Рамлоу, — чопорно произносит Хелен, и Брок живо вспоминает, почему она ему никогда не нравилась. Доктор Чо смотрела на них, простых солдат, свысока. Когда Джека с одной из операций ЩИТа привезли с едва не вываливавшимися из разорванного нутра кишками, Брок глотку так рвал в кабинете у Фьюри, чтобы пристроить своего зама под крыло Хелен, что проходящий мимо Роджерс вынужден был вмешаться. Его ли заступничество помогло тогда или у одноглазого взыграла-таки совесть, но Джека поставили на ноги быстрее, чем у самого Рамлоу затянулась пустяшная резаная рана на предплечье. Но Брок, сука, помнил, как директор втирал ему, что доктор Чо занимается только тем, что интересно ей лично, и негоже отвлекать великий ум на пушечное мясо. — Мистер Рамлоу, ваша старая травма ноги дала о себе знать, и мы после обследования были вынуждены на сутки поместить вас в колыбель-регенератор. Колено при должном с ним обращении вас больше не побеспокоит. Параллельно мы решили еще несколько ваших проблем со здоровьем и поспособствовали заживлению ожогов на лице, груди и руках. Функциональность вашего организма полностью восстановлена. Мы понаблюдаем за динамикой в течение двух дней, но, судя по всему, реабилитация, о которой я говорила мистеру Барнсу по телефону, вам не понадобится. Если у вас есть ко мне вопросы… — Вопросов нет, док, но можно мне уехать домой сегодня? — Броку не терпится поскорее выйти отсюда и глотнуть свежего воздуха. Хоть в палате совсем и не пахнет лекарствами, он с детства терпеть не может больницы и оставаться дольше необходимого здесь не планирует. — Я могу приезжать на осмотры сам или Джеймс будет меня привозить. Доктор Чо предсказуемо хмурится, но тут капитан выдает свое веское: «Под мою ответственность!», и та, нехотя кивнув, покидает палату. Следом за ней сваливает и прочий персонал, а спустя пару минут медсестра заносит в пакете вещи пациента. Выстиранные и, наверняка, отглаженные. — Ну и хули расселись? — рявкает Брок, хотя ни Стив, ни Джеймс садиться и не думали. — Сейчас переоденусь из этого непотребства, и валим. Он чувствует необыкновенный прилив сил, словно вернулись его не шестнадцать, конечно, но тридцать-тридцать пять, когда лейтенант Рамлоу был молодым, злым и отчаянным. Бодро соскочив с койки, Брок выхватывает из рук Стива пакет с вещами и тащится в сортир, сверкая голой задницей в разрезе голубой больничной рубашки. Конечно, он пропустил мимо ушей половину того, что говорила Хелен, кроме ценной информации о колене, и никак не ожидает, что из зеркала на него глянет его же рожа, только не изуродованная ожогами. Левая сторона лица, которой досталось больше всего, выглядит как новенькая: даже бровь с ресницами на месте. Брок осторожно трогает гладкую кожу и не может поверить собственным глазам. — Охуеть, это я что ли? — пораженно спрашивает он у отражения. То предсказуемо безмолвствует. Он никогда не зацикливался на собственной внешности, не считая себя писаным красавцем, а к уродливым ожогам во всю морду быстро привык: своих они не смущали, так чего ему было стыдиться? Но одно дело — смириться и знать, что ты теперь такой и таким и сдохнешь. А другое — как по мановению волшебной палочки повернуть вдруг все вспять. Когда в дверь тактично стучатся, Брок понимает, что завис перед зеркалом, и по-армейски быстро натягивает штаны и лонгслив, шнурует ботинки и выходит. — Ну что, девочки, валим? Только пожрать заедем куда, лады? — Лады, — усмехается Стив. — А я уж и забыл, что ты был таким… красавцем. Брок фыркает, но этого «красавца» запоминает, чтобы обмозговать на досуге. И тут же оборачивается к Джеймсу. — А ты что скажешь, детка. Нравлюсь тебе таким? — Сойдет, — внимательно оглядев его выдает Джеймс. Он выглядит серьезным, но в уголках глаз прячется смешинка, и Брок не выдерживает. — Иди сюда, малыш, соскучился, целовать буду! Они сосутся на глазах у Стива добрую минуту, пока тот не кладет свои горячие ладони им на плечи. Брок чувствует это прикосновение даже через ткань кофты так остро, словно через руку Стива проходит электрический ток. И дело тут вовсе не в новой коже, которая покрывает весь его торс. — Ну, будет вам, поехали уже, — мягко говорит Роджерс и подталкивает их обоих к двери. На парковке медицинского центра Брока поджидает еще один сюрприз. Джеймс, который едва ли не дрался каждый раз за место за рулем и до одури обожающий водить, вдруг предлагает эту божественную привилегию Стиву. — Хочешь за руль, мелкий? — небрежно бросает он и замирает на долю секунды, словно запнувшись о собственные слова. Но не найдя в них ничего крамольного, противоречащего его нутру, шустро забирается на заднее сиденье. — Давно он такой? — переглянувшись со Роджерсом спрашивает Брок. Тот растерянно жмет плечами. — Сюда вел он. — Чудны дела твои, — Брок картинно поднимает взгляд на бетонный свод потолка, — ебать, как чудны. — Долго телитесь, куколки! — ворчит Джеймс. — И ты вроде жрать хотел, командир? — Хотел, — кивает Рамлоу и садится вперед. Со Стивом. — Музыку сегодня тоже ты заказываешь, динозавр? Стив молча ковыряется в плейлисте своего старкфона, и Брок ждет традиционный джаз или, на худой конец Эллу, Астэра или Билли*, а слышит родную «Мечты о Калифорнии»**. — С чего бы? Я вроде не умер, чтобы так почтить мою память, — искренне удивляется он. — Мне она тоже нравится, — Стив пристегивается, следит, чтобы Брок и Баки сделали то же, и трогается с места, только услышав два щелчка замков ремней безопасности. — Куда едем? — Давай в Royal Diner***, — командует Рамлоу. — Но это же в Вашингтоне, часов пять пути, — вскидывает бровь Стив и выруливает с парковки на залитую солнцем улицу. — У нас есть какие-то срочные дела на сегодня, детка? — Брок оборачивается к Джеймсу. — Не-а, — широко улыбается тот в ответ, — никаких срочных дел, сэр! — Двое против одного, котик, — выпевает Брок на мотив играющей из динамиков песни. — А я и не против, котик, — ехидно ухмыляется Стив и давит на гашетку. По пути на захудалой заправке они перехватывают невнятных сэндвичей с чем-то, отдаленно напоминающим ветчину. Брок на полном серьезе надеется, что эта самая «ветчина» не бегала еще пару дней назад обросшая серой шерстью, шарясь по мусорным бачкам. Он делится своими опасениями с Джеймсом, но тому откровенно насрать — он слишком голоден, чтобы заморачиваться. Стив тоже отмахивается, проглатывая свой бутерброд в два больших укуса. А вообще нечестно, эти двое — суперсолдаты, любое дерьмо переварят, а у Брока тонкая пищеварительная организация! В ответ на нытье ему покупают огромный пакет чипсов и пару банок вишневой колы, и, довольный, он сгоняет Джеймса на переднее сиденье, а сам, развалившись по-королевски, остаток пути едет сзади. Да еще и музыку свою ставит. Не, ну а хули, чё, кто здесь больной?