И снова здравствуй, Юньмэн Цзян

      — Вэй Усянь! — Цзян Чэн выбегает из комнаты неодетым, чем смущает всех слуг, но сам внимание не обращает, — Вернись сюда! Цзинь Лин!       Вэй Усянь заливисто хохочет, но темп не сбавляет, заодно увлекая за собой еле поспевающего Цзинь Лина. Последний бежит с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом, с ужасом глядя на впереди скачущего. Готовила ли его матушка к таким ситуациям? Вряд ли.       — Дядя, тебе очень идёт! — Цзинь Лин примирительно вскидывает руки, но тут же спохватывается, когда у пятки хлещет Цзыдянь, и бежит едва ли не быстрее Вэй Усяня, у которого от смеха сбилось всё дыхание и ноги начали подкашиваться.       Они бегут по коридорам резиденции, чудом успевая огибать суетящихся слуг, протискиваться в узкие проходы и не задевать дорогущие вазы, почему-то стоящие прямо посреди дороги (на самом деле, стоят они как положено, на столиках и в уголках, но во время погони путь прокладывается даже по стенам). Цзян Чэн, яростно пыхтящий и совсем не по-главенски распихивающий мешающихся мальчишек-поварят и девушек-прачек, грозится выбить парочку зубов непутёвому Вэй Усяню и хорошенько отлупить Цзинь Лина. Косички, неровные, разные по толщине и тугости и завязанные розовыми ленточками, смешно подскакивают на его голове.       — Мы договаривались, что ты не будешь создавать проблем! — Цзян Чэн чуть ли не ядом плюётся, на потеху Вэй Усяня, с раннего утра подскачившего ради маленькой шалости.       — А я и не создаю! Между прочим, мы заранее позаботились о твоей причёске, чтобы ты не мучился с волосами после пробуждения!       Сзади раздаётся грохот, и Цзинь Лин еле уклоняется от летящего под ноги ведра, уроненного дядей, бранящимся на чём свет стоит и посылающим бедового шисюна подальше, в Облачные Глубины. Этот самый шисюн же, впихивая Цзинь Лина в какую-то кладовку, только кричит «обязательно!» и скрывается следом, запирая тесную комнатку.       — Фух! — Вэй Усянь плюхается рядом с пытающимся отдышаться Цзинь Лином, перевязывая по новой растрепавшиеся волосы, — Аж живот свело!       — Стоило ли так с ним? У него сегодня важная встреча… — племянник косится на шутника, но хоть капельки раскаяния в его самодовольной улыбке не видит и мысленно просит у дяди прощения. Не то чтобы ему не было весело, конечно…       — Пусть немного развеется, а то у него меж бровей уже морщины появляются! — Цзинь Лину тычут пальцем в лоб, показывая, где именно, — Зато потом расслабится!       Цзинь Лин нервно смеётся, с опаской вслушиваясь в происходящее за дверью. Брань дяди не смолкает, более того, приближается с невероятной скоростью, и остаётся только шумно выдохнуть и понадеяться на то, что тёмное искусство позволяет перемещать людей в другой конец ордена…       Он даже не помнит, как и почему согласился на авантюру. Просто его выдернули из кровати, по-быстрому одели в первые попавшиеся (мятые и вообще-то приготовленные для прачек) одежды и повели в покои дяди, снабдив заранее розовыми ленточками. Попросили заплести пару косичек, объяснив, что вообще-то Цзян Чэн давно хотел попробовать сделать волнистые волосы, а если затянуть косы потуже, немного смочить и расплести через денёк, то получится лучше некуда. Спросонья Цзинь Лин даже ничего спрашивать не стал, просто взялся за прядки и случайно задремал, дёрнув при этом за волосы так, что дядя подскочил и сразу же начал вопить, пусть ещё и глаза не открыл. Зато Цзинь Лину спать больше не хотелось.       И вот теперь они здесь: сидят, прижавшись друг к дружке, как запуганные птенчики в отсутствии матери, только вот боится тут лишь один, и это не Вэй Усянь, только-только успокоившийся и переставший истерично смеяться. За дверью уже вовсю тарабанят, обещая скормить первой попавшейся бродяге и шисюна, и резко осмелевшего племянника. От таких угроз Вэй Усянь немного напрягается, но в целом бодрого расположения духа не теряет, а вот у Цзинь Лина душа к этому моменту уже сотый раз путешествует от пяток к голове и костью застревает где-то в горле.       — Успокойся, Цзян Чэн, побереги нервы, — чуя безнаказанность, Вэй Усянь разваливается на пыльном полу и закидывает руки за голову, — Всё равно не откро…       Дверь со скрипом распахивается, и за ней стоит дядя Цзян, покачивающий в руках связку ключей. Лицо, всё покрытое красными пятнами от бега и крайней степени негодования, вместо ожидаемой гримасы ярости выражает радушие. Наигранное и, чёрт возьми, самое страшное радушие, которое они когда-либо видели у него.       Через час Цзинь Лин с отвращением чистит конюшню, время от времени потирая горящую поясницу, пока Вэй Усянь разлёживается на сене вместо положенной работы, сверкая ссадиной на щеке.