Embryology / Эмбриология

Может быть, в какой-то момент ещё оставалась надежда на спасение. Где-то, среди мучительных дней последнего месяца, она точно была. Только вот память превратилась в мутный омут — после прибытия в деревню все твои воспоминания растворились как в тумане. Всё произошло во время исследовательской поездки — несколько неправильных поворотов и небольшая автомобильная авария — ты посчитала себя покойницей. Шесть часов в снегу и последующая гипотермия, и, после, ты обнаруживаешь себя в деревне. Местные отнеслись с подозрением к тебе, как к чужестранке, но, всё же, смогли распознать в тебе нуждающегося человека, и поэтому быстро приняли. Некоторые же убежали прочь, как ты тогда подумала — предупредить руководство города или даже сообщить властям. Если бы ты только знала, что тебя ждёт. Оглядываясь назад, замёрзнуть насмерть в снегу, кажется уже не таким плохим исходом. После того как тебя отогрели и накормили, тебя привели в церковь, и… с тех пор память начала подводить. Удар в затылок, чужие голоса, обсуждающие параметры твоего тела, сильный запах рыбы — последние воспоминания до потери сознания. Сложно сказать сколько ты пробыла в таком состоянии из-за того, чем тебя накачали, но, судя по ощущениям, кажется, будто это продлилось около трех недель. Затем следовала какая-то операция. Какая-то… терапия. И, как результат, повязка на глаза, каша в голове и никаких объяснений о том, что случилось. И вот ты здесь, в церкви, наконец-то узнаешь лица тех, чьи голоса слышала раньше. Ты предполагала, что Леди Димитреску будет выглядеть подобно роскошной, источающей изысканность (даже учитывая обстоятельства) женщине, но ты не ожидала, что она будет… такой высокой, и это ещё, мягко сказано. В данный момент она ведёт жаркий спор с другим знакомым голосом, который особо выделялся в моменты твоего бессознательного пробуждения. Но твои молчаливые размышления внезапно прерываются резким запахом гнилой рыбы и тухлой воды, которые сразу навеяли воспоминания о том, как ты впервые оказалась под водой — бесформенная масса на тонких кривых ногах чуть ли не падает на землю, в попытках разглядеть тебя получше. Такое чувство будто все присутствующие так или иначе были причастны к тому, что с тобой произошло. …Хотя говорящая кукла — это что-то новенькое. Два громких голоса продолжают спорить о тебе, конечно же. Проведённая короткая операция, которая оставила на твоей груди большой шрам, очевидно, не принесла желаемого результата. Оставалось только догадываться, чего эти двое ожидали, но, учитывая явные странности окружающих, ты была готова сыграть в «угадайку». Судя по всему, Леди и Хайзенберг пытаются выяснить, кто в этом виноват. «Я же говорил, что нам нужно было использовать реактор для ускорения…» «Реактор?! Она смертная, глупец, а не машина. Мои методы были более разумными и сработали бы, если бы ты не настаивал…» «Если бы мы поступили по-твоему, то получили бы в итоге ещё одну из твоих гарпий…» «Как ты смеешь так говорить о моих…» В их словесную перепалку вклинивается третий голос, наиболее знакомый из всех, который, кажется, запечатлелся в твоём сознании. «Хватит!» От беспрекословного подчинения и внезапной тишины у тебя сводит живот — ещё секунду назад кипела оживлённая дискуссия, а теперь все смотрят на фигуру, стоящую перед трибуной. И без объяснений понятно кто это. Это Матерь Миранда — единственная, чьё лицо ты видела раньше, та, кто обращалась с тобой как с человеком, а не вещью. «Давайте не будем отвлекаться на неудовлетворительный исход», — приказывает она, глядя между спорящими, ожидая, пока они оба сядут на свои места, прежде чем продолжить. «Мы должны думать наперёд — ей ещё можно найти применение». Твой взгляд мельком пробегается по занятым местам — Леди Димитреску ухмыляется, усаживаясь поудобнее, одна из её тонких бровей поднимается в ожидании возможной выгоды от предстоящего объявления, в то время как Хайзенберг откидывает голову назад, уставившись в потолок церкви. «Дайте угадаю», — он вздыхает. «Очередная трапеза для великанши и её трёх сучьих дочерей?» «Я предупреждала тебя!» Рычит Леди, собираясь подняться со своего места. Но, взглянув на Матерь Миранду, что жестом руки призвала успокоиться, подчиняется её воле. «Девушка пойдет к Хайзенбергу», — приказывает Матерь Миранда, её тон сменяется на более резкий. На что тот снова вскидывает голову — это заявление его явно удивляет. «Что?» Он смеётся. «Какой, блядь, от неё толк…» «Мне необходим сосуд». Наступает долгая пауза, Хайзенберг пользуется моментом и пристально смотрит на тебя, а затем быстро оглядывается на Матерь Миранду. «…Вот почему вы нас…», — он прерывается. «…Неа». Его тон становится пренебрежительным, он отмахивается рукой. «Спасибо за предложение, но я уверен, что найдется кто-нибудь другой, кто сможет позаботиться о ней». «Мне нужен благовоспитанный человек, заслуживающий доверия», — напоминает ему Матерь Миранда. «Что ж, найдите кого-нибудь другого», — пожимает он плечами и снова смотрит на тебя. «Я подобным не занимаюсь. …Отправьте её к Моро». В ответ на это предложение Димитреску насмехаясь, закатывает глаза. «Твоя наглость поражает… Ты хоть осознаёшь, что говоришь?» Спрашивает она. «Матерь Миранда позволяет тебе играться на твоей маленькой фабрике, даёт тебе право хозяйничать там, но у тебя всё равно хватает дерзости отказываться от такого подарка?» Леди поворачивается к Матери Миранде. «Я должна снова просить вас, Матерь Миранда: позвольте мне взять девочку к себе. Если и когда…», — продолжает она, бросая на Хайзенберга крайне пронзительный взгляд, — «она разовьёт дар, то станет одной из моих дочерей». «Мне стоит напомнить вам обоим, кому и чем вы обязаны?» — предупреждает Матерь Миранда. «Хайзенберг заберёт девочку. Он знает, чего от него ожидают». Она делает паузу, обращая свое внимание исключительно на Хайзенберга. «Она из хорошего рода. Я уверена, что ты найдешь ей применение в довесок к тому, что требуется мне». Происходит очередная пауза — Матерь Миранда явно ждёт очередного протеста, который так и не случается, Хайзенберг молчит и только костяшки его пальцев белеют вокруг рукояти молота. «На сегодня это всё». Разочарованная, Леди Димитреску встаёт первой, едва дождавшись, пока Матерь Миранда уйдёт, прежде чем уйти самой, бормоча под нос что-то о «пустой трате времени». В конце концов, остались только — Хайзенберг, который все ещё разжёвывает кончик своей сигары, пребывая в глубоких раздумьях, и ты, сидящая на полу со скованными запястьями, в платье, которого у тебя определенно не было до приезда в деревню. Спустя, казалось бы, вечность, он встает, поднимая свой молот с пугающим отсутствием каких-либо усилий. «Пошли тогда», — выдыхает он, и, хоть поначалу ты ожидаешь, что он потащит тебя за собой или подождёт, пока ты, спотыкаясь, поднимешься на ноги, цепи вокруг твоих запястий поднимают тебя с земли. От внезапности хочется закричать, но в горле пересохло от воплей из-за боли, изводящей последние несколько недель, тебя хватает лишь на вздох, который тут же обрывается из-за чувства самосохранения. Будучи слишком напуганной, чтобы сопротивляться тяге цепей, которые будто следуют за ним, всё что тебе остаётся это волочиться позади, изредка спотыкаясь. Дрожь в ногах не прекращается, а грудь изнывает от боли, уже не такой мучительной, но всё же дающей о себе знать с каждым новым шагом. Наконец, когда вы покидаете территорию церкви и оказываетесь на окраине деревни, он поворачивается, чтобы проверить твоё состояние. «До места назначения полчаса пути», — предупреждает он. «Не отставай. Не хочу повредить товар». Он разворачивается и возобновляет шаг, ворота впереди распахиваются прежде, чем он успевает приблизиться к ним, и цепи на ногах продолжают вести тебя за собой. «Ты истощена. Она кормила тебя?» «Я…» Ты напрягаешь память, пытаясь угадать, кого он имеет в виду. «Она…?» «Димитреску», — поясняет он. «Гигантская сука. Ты была в заточении в её замке в течение трёх недель. Она тебя кормила?» «Э-э…» Ты напряглась сильнее. Тебя определенно чем-то кормили, хотя это было больше похоже на грязь, чем на еду. «Я… я думаю, да». Чем дальше вы продвигаетесь по тропинке, тем холоднее становится воздух, и боль в твоей груди разрастается с новой силой. «Что ты, блядь, подразумеваешь под думаю, да?» «Я мало что помню», — быстро отвечаешь ты, сердце слегка ёкает от его тона, а глаза фиксируются на молоте. «Кормили кашей. Вроде. Я точно не помню». Громкая насмешка становится его ответной реакцией. «Конечно, не помнишь. С чего бы ей позволять тебе?» Очевидное замешательство подталкивает тебя к тому, чтобы расспросить его о том, что он имел в виду, но чувство самосохранения перебивает все мысли, заставляя молча следовать за ним туда, что похоже на… ты не уверена, как это обозвать. Это явно какая-то особая зона, в центре которой находится большая застывшая металлическая платформа. Проходя вглубь, ты пытаешься запомнить каждую деталь, гадая, пригодятся ли они тебе когда-нибудь и смогут ли что-то объяснить… Вдруг ты спотыкаешься, и в груди словно что-то рвётся. Ты вскрикиваешь. А после всё пропадает.