Embryology / Эмбриология

«Воу, воу, воу», — быстро проговаривает очень знакомый голос, в то время как ты в панике пытаешься вскочить на ноги, ощущая на плече умеренное давление. «Осторожнее! Я ещё не закончил». На какой бы поверхности ты не лежала, она твёрдая, и в каком бы помещении ты ни находилась… здесь влажно — хотя ты отмечаешь, что температура вполне комфортная, за что мысленно говоришь спасибо. Пока твоё затуманенное зрение вновь обретает чёткость, ты осознаёшь, что Хайзенберг, не сводящий с тебя глаз, держит между пальцами шовную иглу. Он ждет, пока ты успокоишься, прежде чем продолжить и начать накладывать новый шов по середине твоей груди. К счастью, впервые с момента твоего пробуждения, все его действия никак не ощущаются, благодаря, анестетику. «Моро так и не научился, блядь, зашивать кого-то как следует», — бормочет он про себя. «Грёбаный мутант». Внезапно ножницы взмывают в воздух и самостоятельно обрезают нитку — и тут до тебя доходит, что он на самом деле вовсе и не держит иглу. Обе его руки лежат на твоих плечах, слегка надавливая, но не слишком сильно. «Разошлись прямо на месте. Неудивительно, что ты едва могла ходить. Возможно, подхватила инфекцию — но не ту, которой тебя наградила Миранда». Он задерживается на секунду, осматривая проделанную работу, затем отстраняется, очевидно, удовлетворённый результатом, освобождая тебя от своей хватки. «Обычно подобный случай не вызывает беспокойства, но учитывая столь оригинальную реакцию на дар Миранды, придётся быть с тобой ласковым». Он откидывается на спинку стула, чтобы взять что-то со стола позади, в то время как ты принимаешь полусидячее положение, пытаясь прикрыть обнажённую грудь одной рукой, а второй подтянуть наверх платье, которое было стянуто до бёдер. Когда он поворачивается обратно, со стеклянной банкой в руке, то закатывает глаза, обратив внимание на твои неуклюжие попытки сохранить скромность. «Думаешь, я никогда раньше не видел сисек?» Спрашивает он, свободной рукой практически впечатывая тебя обратно в металлическую поверхность стола. «Ты не такая уж особенная, куколка». Он берёт одну твою руку и тянет вниз в сторону. «Антибиотики больше не понадобятся», — объясняет он, наливая небольшое количество средства из бутылки на свежие швы. «Она рассердится, если узнает, что ты заболела после того, как только ступила на мою территорию». Он тянется к небольшому столику рядом с собой и берёт кусок ткани, а затем аккуратно промачивает ею швы, чтобы собрать излишки, оставшиеся на коже. Несмотря на свою наглость, он удивительно бережно обращается с тобой, что не может не радовать, учитывая, что все остальные, кажется, провели последний месяц, швыряя тебя между собой как тряпичную куклу. И это наталкивает тебя на вопрос. «Что ты имел в виду тогда?» Спрашиваешь ты, и чувствуешь, как слова причиняют боль твоему горлу. «Когда говорил о моей памяти?» Он пожимает плечами, откладывая ткань на место. «В этом вся она», — говорит он откровенно. «Миранда испортила твой мозг, куколка. Она сделала это со всеми нами. Но в отличие от других уродов, я видел её насквозь», — объясняет он, постукивая пальцем себя по голове. «Достало это дерьмо… и этот её долбаный… замысел», — насмехается он. «Это последняя грёбаная капля, вот что это такое». Он качает головой, жестом указывая на твоё платье. «Прикройся», — инструктирует он. «Честно говоря, наверное, даже хорошо, что она послала тебя сюда. Если бы ты попала в руки гипертрафированной стервы, ты, вероятно, стала бы таким же трутнем, как и все остальные». Ты беспрекословно следуешь его указаниям, но не торопишься прикрыться платьем. Ты оглядываешься по сторонам в поисках бюстгальтера — но его, похоже, и след простыл. «Пришлось его разрезать», — объясняет он, будто прочитав твои мысли. «Пустая трата времени». Должно быть уловив разочарование на твоём лице, он быстро добавил: «Я запрошу другой. Пока она думает, что ты ей подыгрываешь, Миранда будет давать тебе всё, что пожелаешь». «Подыгрывать чему?» Спрашиваешь ты. Его незамедлительная реакция — пронзительный взгляд на тебя, от чего ты тут же замираешь. Ты понимаешь, что это своего рода проверка — он изучает тебя, пытается оценить, как далеко ты вышла из зоны комфорта — но это ещё не всё, за всем этим скрывается что-то ещё. Что-то граничащее с хищничеством, что-то угрожающее. «Ты не знаешь», — наконец говорит он, словно для самого себя. Хайзенберг выдыхает, откидывая голову назад, раздражённо. «Большая грёбаная дыра в твоей груди», — его голос гремит, отражаясь от стального потолка. «Начнём с этого!» Немного затаив дыхание, ты неосознанно сжимаешь челюсть в ожидании подробностей. «Маленький подарок Миранды, — продолжает он, снова наклоняя голову вперёд, чтобы не терять зрительный контакт. — это паразит. У тебя в груди вредитель. Смирись с этим — тот факт, что ты жива, и мы ведём этот разговор, означает, что ты нуждаешься в нём сейчас так же сильно, как и он в тебе». Твоя рука инстинктивно тянется к груди, нежную кожу жжёт от собственного прикосновения. Он прерывается. «Нужно найти тебе другую одежду. Эта так и кричит — одна из гарпий-дочерей Димитреску». Он прав — платье едва налезает на тебя и уже почти разваливается в некоторых местах, хлипкая ткань совсем не греет. Оно явно поношенное, хоть ты и слышала, как Леди Димитреску говорила что-то о заказе у швеи, уточняя когда придет время, но вот ты… уже на фабрике, а не в её замке. Значит это время, вероятно, никогда не настанет. «Тебе придётся поведать мне о своих предпочтениях. У меня есть подозрения, — говорит он, указывая на себя, — что у нас совсем разные вкусы». Замолчав, он жестом призывает тебя сесть. «Обычно, — продолжает он, — Каду — паразит — даёт тебе дополнительные… возможности». Ножницы снова взлетают вверх, достигая уровня его глаз, и он кивает в их сторону, чтобы проиллюстрировать свою мысль. «Обычно он превращает живых носителей в животных, о которых мало что можно сказать, кроме того, что Миранда считает такие случаи провалом. Мои родственники, — он произносит это слово с особым оттенком язвительности в голосе, — исключения. Не такие, как хочет Миранда, заметь, но подходящие для того, чтобы выполнять её распоряжения. Жалкое зрелище». Он посылает ножницы лететь через всю комнату, пока их лезвия не вонзаются в картину на стене. Это изображение Матери Миранды, которое окружают листки бумаги с всевозможными заметками, нацарапанными кажется в приступе паники. На одном листе большими красными буквами написано слово ПОМНИ. «Что снова возвращает нас к тебе». Он прервался на секунду, останавливаясь взглядом на тебе. «У тебя не выросли клыки, пальцы на руках и ногах выглядят нормально… ты также не стала великаншей или уродцем… по крайней мере, пока». «Тогда почему я здесь?» Спрашиваешь ты, осознавая реальность происходящего, весь этот ужас. Мысль о паразите внутри тебя заставляет кожу покрыться мурашками, и хоть ты не совсем поняла, что он имел в виду, говоря о клыках, остального было достаточно, чтобы догадаться, что подарок может оказаться бомбой замедленного действия. «Если ты меня отпустишь, я… я никому не скажу! Я просто сделаю вид, что этого никогда не было, я же бесполезна для тебя, я буду…» «Ничего не поделаешь, куколка», — прерывает он, откидываясь на спинку стула, оставляя без ответа твои жалкие попытки торговаться. «К несчастью для нас, у Миранды талант избегать расточительства. Кажется, она может найти применение всем, даже бракованным». После сказанного позади него включается свет, освещая несколько рентгеновских и ультразвуковых снимков. По началу они кажутся совсем непримечательными — настолько, насколько это вообще возможно, учитывая текущую обстановку. Первые предположения сводятся к тому, что это всё снимки твоего тела, учитывая даты, указанные в верхних уголках каждого. …Но при ближайшем рассмотрении… Желудок скукоживается, а грудь сжимается от осознания того, что рентгеновские снимки, УЗИ и медицинские записи… анализируют лишь одну область твоего тела — тазовую. Хоть ты пока ещё не достигла высокого уровня квалификации, твоих знаний всё же достаточно, чтобы понять, что обведённая область вокруг твоего яичника, окружённая расчётами, означает, что они считают твои… Всё, что у тебя получается из себя выдавить так это кроткое и тихое «нет». В голове проносятся воспоминания о церкви, о том, что Матерь Миранда говорила касательно твоего «хорошего рода», и именно это позволяет тебе предположить в чём, чёрт возьми, заключается её замысел. Ты сползаешь со стола вниз, в ногах ощущаются тряска и дрожь, голова кружится, а горло и суставы начинает ломить, пока ты в панике отчаянно пытаешься отгородиться столом от своего похитителя. Он встает на ноги, быстро вскидывая ладони вверх в невинном жесте. «Эй, сейчас же! Успокойся, пока не причинила себе вреда…» «Отвали нахрен от меня!» Кричишь ты, быстро оглядывая комнату в поисках какого-нибудь выхода. По обе стороны от тебя две двери, одна серая, другая красная. Ты пытаешься заставить себя бежать, но что-то защёлкивается вокруг твоей лодыжки — очередные цепи. «Я не собираюсь этого делать!» Настаивает он. «Не неси чушь. Меня такое не интересует». Он прерывается, ожидая, пока ты закончишь попытку (безуспешную) освободиться от цепи. «Это перебор, даже для меня. … И вообще, ты не в моём вкусе. Мне нравятся немного более…», — он наклоняет голову из стороны в сторону. «Скажем так, тебе не хватает харизмы, которая меня может привлечь, если ты понимаешь, о чём я». На тебя накатывают слёзы, ты дрожишь. «Почему?» Тебе удаётся выдавить из себя лишь хрип. «Почему она… почему…» Хайзенберг пожимает плечами. «Миранда давно вынашивала свой большой план по поиску идеального сосуда для…», — он отмахивается рукой. «Она утверждает, что это ради её дочери, но я-то знаю, что она хочет создать оружие. Прежде это была наша доля», — объясняет он, жестом указывая на себя. «Сосуды для воплощения её великого замысла! …Но, кажется, мы не отвечаем всем требованиям. Собственно, как и ты». Он на секунду скрипнул зубами, прежде чем сесть на место, довольствуясь тем, что ты передумала убегать. «Стерва перерыла полдеревни, пытаясь найти что-то, способное удержать оружие, которое она создаёт, но у нас скоро закончатся тела… Она чокнутая, но не тупая, поэтому начала мыслить более нестандартно». «Вовлекая нас… как?» «Согласно её новой полюбившейся теории», — продолжает он, — «субъект, родившийся от двух уже инфицированных родителей, будет идеальной, естественно совместимой лабораторной крысой. Предварительно подготовленный сосуд». Он наблюдает за тобой, оценивая реакцию — смесь ужаса и отвращения — прежде чем решает продолжить. «Моро — мутант, который запихнул в тебя паразита и испортил этап симбиоза — не подходит. Повезло, что ему вообще разрешают сидеть с нами за столом, и поедать объедки, не говоря уже о том, чтобы доверить ему что-то подобное. Кукла-психопатка… ну, опять же… Миранда не доверит ей ухаживать за существом, когда оно родится. Остаемся я и Димитреску, и хоть я, конечно, штучный экземпляр, — хвастается он, гордо раскидывая руки в стороны, — и самый сильный, — ухмыляется он, — у той гигантской суки есть какие-то… не знаю, проблемы с кровью, что ли. В любом случае, она скорее откусит мне член, нежели согласится на всё это». «А я, значит, подхожу?» Ты вздыхаешь. В ответ он смеётся про себя. «Не думаю, что Миранде вообще есть дело до того, что ты думаешь или чувствуешь. Думаю, она ожидала, что я приведу тебя сюда, навешаю какой-нибудь лапши на уши о том, как тебе повезло, а потом нагну и примусь за работу». Хайзенберг качает головой. «Но я не собираюсь этого делать. Я и пальцем тебя не трону — даю слово. На этот раз она пиздец как далеко зашла». «Итак…» твой желудок снова съёживается. «Если ты не собираешься… делать это… что будет со мной?» Ты наблюдаешь, как он закидывает ноги в ботинках на стол, отмахиваясь от твоего вопроса. «В этом и загвоздка, верно?» Спрашивает он. «Я не могу отпустить тебя — это сорвёт мое прикрытие перед Мирандой, заставит её и других уродов понять, что я больше не сижу на её крючке. Конечно, я могу солгать, сказать, что ты сбежала…», — он прерывается на секунду, попусту тебя обнадёживая, а затем быстро качает головой в знак отрицания. «Но они просто отправят сюда другую бедную пару ног, и никак иначе. Да и не думаю, что тебе удастся далеко уйти». Он делает паузу, ухмыляясь про себя. «Можно было бы найти для тебя какое-нибудь дополнительное применение», — размышляет он. «Может, какие-нибудь имплантаты, реактор, посмотрим, что получится. Давненько я не работал с таким живым телом, как твоё… но я не сомневаюсь, что она заглянет проведать тебя, поэтому нам нужно хотя бы притвориться, что мы играем в её игру». «Значит, мне просто… ждать здесь и гнить?» Спрашиваешь ты. «Вечно?» Он снова смеется, щелкая языком. «И когда я подобное говорил?» Спрашивает он. «В данный момент я работаю над… собственным планом», — добавляет он. «Я всегда знал, что это произойдет, знал, что она зайдет слишком далеко или обернётся против меня… но в этот раз эта сука перешла грань». Он поднимается с места и начинает расхаживать. «Я к тому, она действительно, блядь, ожидает, что я…» Он останавливает себя, делает глубокий вдох и ударяет ногой о ножку стола, заставляя тебя вздрогнуть. «Нет. Я заставлю эту суку заплатить. А ты?» Спрашивает он, жестом указывая на тебя. «Ты поможешь мне». После чего следует очередная пауза. Он думает — быстро — с долей одержимости. «Чем ты ранее занималась?» Спрашивает он. «Какого хрена ты здесь забыла? Миранда сказала, что ты заблудилась. Как ты вообще сюда попала?» Ты на секунду задумываешься над своим ответом. У тебя есть возможность соврать. Сказать, что ты важная персона? Или кто пострашнее? …Но ты не можешь придумать ничего сносного, да и, если твою историю проверят, тебе несдобровать. Это сейчас он ведёт себя вежливо, но что-то тебе подсказывает, что у этого человека не хватит терпения, если он обнаружит, что ты своевольничаешь. «Я… это… студент-медик…» «Студент-медик?» Повторяет он. «И какого хрена ты тут делала?» «Я находилась в исследовательской поездке!» Рефлекторно восклицаешь ты, начиная понемногу прогибаться под давлением. «Каждый студент должен пройти стажировку, а я так хотела учиться за границей и… и…» Боже, его взгляд прожигает тебя насквозь. «Я, как оказалось, весьма плохой водитель». Он смеётся в ответ, кивая самому себе. «Это я и без тебя знаю …Мне пришлось пригнать твою машину. Удивительно, что ты смогла ходить после падения с обрыва». С обрыва? Ты… спустилась с обрыва? …Это странно. Таких деталей в твоих воспоминаниях нет. Но опять же, ты вообще мало что помнишь. Похоже, это был не просто несчастный случай, в итоге. После минутной усмешки про себя, он кивает. «Врач — это хорошо, хотя…» «Я не…», — ты запнулась, как только поняла, что перебила его. Однако, к счастью для тебя, настроение у него улучшилось, поэтому он позволяет тебе закончить мысль. «…Я пока не врач. Я ещё не закончила учёбу…» «Тебе хотя бы довелось ходить в школу. Это уже делает тебя более квалифицированной, нежели Моро». Он слегка улыбается. «Играй по правилам, и, возможно, она позволит тебе заменить его, когда потеряет интерес к своему… замыслу». «Я хочу домой…» «А я хочу оторвать этой суке голову за то, что она сделала со мной», — вклинивается он. «Похоже, нам обоим придётся потерпеть», — пожимает он плечами. «Тем не менее ты будешь полезна. У меня есть несколько собственных проектов, которые я не могу довести до конца. Мне бы не помешала помощь врача». Красная дверь открывается по неведомой прихоти и бьётся о петли. «Там есть камера. Она твоя». «Камера?» «Расслабься», — уверяет он. «Всё не так плохо. Там есть где спать. Не в первый раз Миранда поручает мне эксперимент над живым человеком… хотя должен отметить, это первый случай, когда она ожидает, что я буду с ним трахаться». Он жестом указывает на открытую дверь, явно ожидая, что ты уловишь намёк и заглянешь внутрь. Не желая спорить с человеком, о котором тебя мало что известно, ты подчиняешься, чувствуя, что цепочка на твоей лодыжке ослабла. Ты можешь пройтись — но только потому, что он позволяет. Цепь, хоть и ослаблена, но не спадает, она по-прежнему обвивает твою лодыжку, напоминая о том, что он может в любой момент вернуть контроль. Ты не доверяешь ему, а он, конечно, не доверяет тебе. Ты подходишь достаточно близко к двери, чтобы заглянуть внутрь — камера маленькая и грязная, на полу, с одной стороны, лежит матрас, а за небольшой перегородкой — полуразваленный душ и туалет. Опять же, учитывая твое положение, наличие личного пространства, кажется роскошью, даже если эта роскошь… такая. …Но матрас на полу… Испачкан, покрыт пятнами коричневого цвета, которые ты сначала принимаешь за экскременты, но, учитывая разброс брызг, ты охотнее веришь, что это на самом деле запёкшаяся кровь. И он реально думает, что ты будешь спать на этом? Это как-то слишком. Ты разворачиваешься и делаешь рывок к другой двери, адреналин, наконец, достигает нужного уровня и с рёвом преодолевает чувство самосохранения, разрывая тебя изнутри. На долю секунду кажется, что у тебя получится, но потом стол возникает прямо перед тобой и упирается в дверь, к счастью, тебе удается вовремя себя остановить, прежде чем врезаться в него. «Знаешь, — он ворчит, и звук скрежета металла о металл на секунду заполняет комнату, — ты почти что одурачила меня. Думал, что мы сможем поладить, что мне не придется проводить подобную беседу с тобой». Ты оборачиваешься, упираясь руками в стол, сдерживая дрожь в ногах. Хайзенберг идёт к тебе так непринужденно, что это выглядит скорее угрожающе, руки вытянуты вперёд, а вокруг него в медленном и зловещем торнадо летают все металлические предметы. «Сейчас, мои руки может и скованы, милая, но так будет продолжаться недолго, я все ещё многое готов с тобой сделать, если ты не будешь паинькой». Ухмылка на его лице, по мере приближения, заставляет твой желудок сжаться. Он что наслаждается этим? «Поэтому я собираюсь предоставить тебе выбор…» Он останавливается, застывая на месте, и на мгновение тебе кажется, что всё позади, пока ты не чувствуешь, как стол упирается тебе в спину и заставляет двигаться вперёд, подталкивая прямо к нему, до тех пор, пока он не прижимается к тебе грудью, нависая над тобой. От него пахнет дымом, кожей и каким-то алкоголем, запах которого тебе не знаком. Те же ножницы, парящие в воздухе в качестве демонстрации его силы, подлетают к твоей шее, острые концы опасно прижимаются к коже. «Ты можешь поступить правильно и облегчить мне жизнь, и я сделаю твое пребывание здесь настолько приятным, насколько смогу. Черт, я даже попрошу великаншу прислать для тебя мебель. …Или ты можешь продолжать быть мелкой дрянью, а я буду обращаться с тобой соответственно… и сделаю твое оставшееся здесь времяпровождение крайне, крайне невыносимым». Концы ножниц вдавливаются всё глубже, отчего ты даже боишься дышать. «Что же ты выберешь?» Твои глаза в панике мечутся по комнате, отчаянно пытаясь смотреть на что-нибудь, кроме его лица. Однако летающий вихрь предметов никак не способствует успокоению. «Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!» В ужасе ты переводишь взгляд на него, и чувствуешь, как кровь стынет в жилах. Он выглядит так, будто готов не просто вогнать ножницы в шею, а разорвать тебя на части. Цепь вокруг твоей лодыжки начинает сильнее сжиматься. «Я помогу», — каким-то невообразимым образом тебе удается выдавить эту фразу из своей груди. И тут, словно по щелчку, выражение его лица меняется на ухмылку. «Хорошо», — говорит он, отставляя ножницы подальше от твоей шеи, предметы перестают кружиться по комнате, и летят обратно на свои места. Как только ты начинаешь думать, что, возможно, угроза миновала, цепь дергается, заставляя тебя упасть на пол, а затем тащит через всю комнату в камеру. «Обсудим остальное позже, когда ты остынешь!» Ты ударяешься о стену внутри камеры рядом с матрасом, стискиваешь зубы и стараешься не закричать, не желая давать ему повод осмотреть твою рану ещё раз. Стук его сапог, топающих к двери, заставляет тебя прижаться впритык к стене и быть тише воды, чтобы избежать того, что последует после, когда его силуэт наконец окажется в дверном проёме. И тогда, когда реальность приобретает явные очертания, когда до тебя доходит, что ты упустила шанс, и тебя вот-вот запрут в этой отвратительной камере, хоть ты так отчаянно пыталась этого избежать, ты решаешь припомнить его слова. «Ты сказал, что и пальцем меня не тронешь», — говоришь ты фигуре в дверном проёме. «Ты обещал». Ты слышишь звук трения кожи о кожу, как будто руки в перчатках сжимаются в кулаки, и это заставляет тебя напрячься — но заслуженного наказания так и не следует. Вместо этого в тебя летит груда одеял. «Обещание всё ещё в силе», — говорит он. «Но мне необязательно прикасаться к тебе, чтобы поставить на место». Дверь захлопывается, и ты слышишь отчётливый звук закрывающегося замка, затем звуки его шагов исчезают из предела слышимости, до тебя доносится только эхо открытия и закрытия ещё одной двери. Оставшись наконец наедине со своими мыслями и звуками работающего оборудования вдалеке, ты ползёшь к туалету и начинаешь блевать желчью, смешанной с кровью.