Фетишизм или история глянцевой семейной жизни

      Иван не любил излишнего внимания к себе. Он к нему привык, сложно было не привыкнуть, особенно после свадьбы, но оно его всегда напрягало. Повезло еще, что Альфред никогда не настаивал на том, чтобы его муж позировал перед камерами вопреки своему желанию. Он относился с понимаем к стремлениям любимого немного абстрагироваться от глянцевой составляющей их жизни.       — Посмотрите немного в сторону. Вот так.       Фотограф носился вокруг них, то и дело щелкая камерой, а Иван старался уверить себя в том, что все хорошо. Однажды они должны были показать Энни общественности. Альфред сам выбрал подходящее по его мнению печатное издание, чтобы позволить напечатать первый официальный снимок для общественности. Когда все вопросы были улажены, приехали журналисты и фотографы, но в дом в итоге впустили лишь двух человек. Иван ненавидел излишнюю шумиху в доме, а Альфред всегда ставил выше прочего его комфорт.       — Папочка, улыбнись.       Сидевшая на коленях Джонса Энни потянулась к Ивану и так шустро оказалась на нем, что тот сперва недоуменно замер. Он тут же обнял дочку и улыбнулся. А разве могло быть иначе? Энни могла одним своим взглядом поднять ему настроение, даже если мужчина был охвачен сложными переживаниями.       — Да, вот так! Отлично!       Фотограф аж весь воодушевился и принялся активнее щелкать камерой, но Иван перестал обращать на него хоть какое-то внимание. Он зарылся в светлые кудри Энни и прижал ее к себе, а услышав довольный детский смех, чуть отстранился.       — Какая же хитрая лисичка.       — Есть в кого.       Альфред тоже приник к мужу. Наверное, для хорошего — действительно хорошего — кадра необходимо не стараться, а просто быть собой и расслабиться в полной мере. Именно расслабление и ощутил Иван, когда смог выбросить из головы объектив камеры и просто быть собой рядом с самыми любимыми людьми.       Подумать только, как он вообще жил прежде без Альфреда и Энни? Он хорошо помнил одиночество, помнил свое отчаяние, когда остался совершенно один в чужом городе без средств к существованию. Если бы не Ольга Черненко, он бы просто пропал. Она тогда не прошла мимо, хотя именно это и должна была сделать. И Иван был ей очень благодарен за ее помощь и участие.       Благодаря этой женщине он обрел Альфреда. И это было просто неоценимо. Конечно, Иван часто ей звонил, чтобы узнать, как у нее дела, поздравлял со всеми праздниками и отправлял подарки, а так же был на ее свадьбе, когда Ольга, наконец, решилась сочетаться узами брака со своей любимой. Пару раз, уже после свадьбы, они с женой приезжали в Штаты и гостили дома у Альфреда и Ивана. Ольга лично нянчилась с Энни, подумывая всерьез о том, чтобы тоже завести ребенка.       — Прекрасно, просто идеально! Вы так чарующе гармонично смотритесь вместе вот так, — заметил фотограф. — И так естественно. Сразу ощущается неподдельная искренность.       Иван словно вспомнил о том, что этот мужчина все еще здесь. Глянцевая жизнь предполагает вечное наличие рядом любопытных папарацци. А ведь они с Альфредом даже не голливудские актеры, чтобы в их отношении было такое повышенное внимание. Просто богач и его муж — вот и все. Но несмотря на это, внимание было.       Как-то раз Ивану пришло весьма неожиданное предложение сняться для обложки мужского журнала в рамках рекламы часов. Что это были за часы такие, он так и не понял, явно что-то страшно дорогое. Но вот от предложения не отказался. Почему-то именно в этот момент ему стало действительно интересно, а Альфред так и вовсе настоял на том, чтобы он хорошенько это все обдумал.       У Ивана всегда были комплексы касаемо его внешности. Альфред об этом знал, а потому постоянно ему твердил, какой же его муж на самом деле красивый и сексуальный. И в какой-то момент Иван начал верить в то, что он и правда такой, как минимум в глазах Альфреда. Доказательством могло быть хотя бы то, что у Джонса всегда на него стояло, даже если он был утомленным после долгого рабочего дня или они уже занимались сексом пару минут назад. Разве это не показатель?       Поэтому та самая фотосессия для мужского журнала была нужна Ивану для того, чтобы побороть комплексы. Он подготовился к ней, поработал со специалистом, который объяснил, как не бояться камеры. А уже потом Иван получил на руки свежий номер журнала, на обложке которого с трудом узнал себя. Это был стильный импозантный мужчина с уверенным взглядом фиалковых глаз и спокойным выражением лица, человек, который знал себе цену и никому бы не позволил эту цену снизить. Дело было не в обработке фотографии, ведь взгляд не отфотошопить. Дело было именно в его выработанной энергетике, которую Иван в себе никогда прежде не замечал. Он был… красивым на этом снимке.       И вот с тех самых пор Брагинский и перестал бояться камеры. Не важно, как он одет и что делает, главное — харизма. Даже облаченный в бесформенный свитер и треники, он выглядел достойно, настолько, что в скором времени такие вот свитеры стали модными.       — Вот и хорошо. Уже можем заканчивать?       Альфред бросил полный обожания взгляд на дочь, провел пальцами по волосам Ивана, а потом поднялся с места. Они уже утомились этой съемкой.       — Да-да, конечно!       Фотограф суетился и этим раздражал, но Иван вновь заставил себя о нем напрочь забыть. Черт с ним, в самом деле.       — Юная леди, а вам пора ужинать.       Держа дочь на руках, он тоже поднялся на ноги.       — Ну, раз вы настаиваете, сударь.       Энни смогла выглядеть почти серьезно ровно две секунды, а потом весело засмеялась.       — Еще как настаиваю.       Фотограф ретировался быстро. Альфред успел с ним о чем-то поговорить перед тем, как присоединиться к семье за ужином. Все прошло, как обычно. Энни поделилась своими впечатлениями от фотосессии, рассказала миссис Рамирез, что ей было немного страшно в самом начале, но потом все волнения ушли, потому как позировать ей понравилась. Женщина слушала ее с улыбкой на лице, а вот Иван и Альфред были молчаливы. Не стоило и сомневаться в том, что они думали об одном и том же.       Единственный в неделе выходной Альфред всегда проводил с семьей. И так вышло, на этот выпала фотосессия, отдохнуть он толком не успел, но утомленным не выглядел. Он дождался, пока Энни не заснет, сделал несколько деловых звонков, выхлебал целую бутылку колы, а уже потом направился в душ.       Закутанный в махровый халат, Иван ждал его, чтобы, наконец, поговорить. Они оба откладывали этот разговор, просто потому, что срочности никакой нет. Решение уже было принято, дело осталось за реализацией.       Брагинский невольно вспомнил, как это было волнительно в первый раз. Он тогда переживал, порой не спал ночами, пересматривая еженедельные подробные отчеты суррогатной матери. Та весьма ответственно исполняла свои обязанности, всегда подробно рассказывала о своем состоянии. На регулярные осмотры к врачу ее возили представители Альфреда. Будущие отцы были в курсе всего.       Чем ближе было дело к родам, тем сильнее они переживали. Детская уже была готова, они даже имя для дочери придумали, хотя все еще не осознавали в полной мере, насколько сильно их жизнь скоро поменяется. Все же к подобному нельзя быть готовым, это не так работает.       Когда начались роды, Альфред сорвался с работы. Они в итоге приехали в клинику вместе, понервничали пару часов, ожидая новостей, а уже потом смогли впервые увидеть свою дочку. Через плотное стекло, разумеется, но все же. Энни родилась здоровой и крепкой. Джонс тогда в самом деле заплакал, уже не в силах контролировать эмоции, а Иван прижимал его к себе и улыбался — просто очень счастливый.       С Энни их жизнь стала лучше и насыщеннее. Слышать ее голос каждое утро было приятно и отрадно. Она наполнила светом их дом и жизнь, стала для них любимым ангелочком. Но как бы порой сильно ее не пытался баловать Альфред, Иван не позволял переходить за грани. Ведь в ребенке надо воспитывать ответственность. Он учил ее всему тому, что должен знать человек о жизни и отношении к другим людям, рассказывал об уважении и доброте, что есть хорошо и что есть плохо, всегда охотно отвечал на ее вопросы, тратил достаточно времени, чтобы Энни все поняла и осознала. А та была вполне смышлёным ребенком.       Теперь, когда малышке уже исполнилось три года и у нее была первая официальная фотосессия, они всерьез задумались о втором ребенке. Но решение было взвешенным. Альфред уже говорил мужу о том, что мечтает о большой и дружной семье, о детях, которые даже когда вырастут и съедут от них жить отдельно, все равно будут собираться с ними вместе на все праздники. Сам Джонс был единственным ребенком в семье, так еще и потерял рано родителей, как и Брагинский, к слову. Наверное именно поэтому им обоим была мила мысль о большой семье.       — Как думаешь, общественность будет от нас в восторге?       Альфред вышел из ванной. Его волосы были влажными, на бедрах красовалось плотно обмотанное белое полотенце. Он был без очков, а потому близоруко пощурился, дабы убедиться, что муж сидит на кровати.       — Определенно, — отозвался Иван. — Разве наша принцесса может кого-то не покорить?       Джонс расплылся в довольной улыбке и, добравшись до кровати, присел рядом.       — И правда.       Иван посмотрел на него. Сколько бы раз он не видел Альфреда, все равно засматривался и восторгался — такой красивый и сексуальный, но вместе с тем улыбчивый и открытый. Потрясающий мужчина. Его мужчина, самый любимый и желанный.       — Милый?       Джонс обернулся.       — А?       — Тебе звонили из клиники, да?       Иван уже знал об этом звонке и догадывался, что именно сообщили Джонсу, просто они это еще не успели обсудить.       — Да, — кивнул Альфред. — Сказали, что у них уже есть подходящий донор яйцеклетки, с суррогатной матерью скоро будет заключен контракт. Людвиг этим занимается.       Он опрокинулся спиной на мягкую поверхность и потянулся всем телом, заставив Ивана пройтись жадным взглядом по кубикам пресса.       — Значит, остается только…       — Ага, — Джонс улыбнулся. — Сделаем это снова вместе? Ну, как и в прошлый раз.       Брагинский прикусил губу.       — Мы, конечно, можем поехать вместе, милый. Но на этот раз все сделаешь ты.       — В смысле?       Альфред снова посмотрел на него, явно не поняв, о чем вообще речь. Иван лег рядом с ним, не сводя с любимого внимательного взгляда.       — Сейчас ты один сдашь биоматериал. И это не обсуждается.       Его тон не требовал возражения. В своих отношениях они всегда были равны, не смотря на то, как эти отношения вообще начались однажды. Так что иногда Иван вполне мог говорить в приказном тоне и заставлять своего мужа делать что-то, что считает безусловно правильным. Альфред всегда ему доверял, а потому и поддавался, не спорил. Ему нравился этот контроль. Ведь только один Брагинский мог его контролировать и манипулировать им, как только захочется.       — Почему? — спросил Джонс. — Разве это так принципиально?       Иван кивнул.       — Да, милый, принципиально, — он склонился над мужем и провел ладонью по его щеке. — Я хочу, чтобы у нашего второго ребенка были твои глаза, чтобы он был таким же невероятным, как и ты. Я ведь не о многом прошу? Просто малыш, который будет похож на моего любимого мужчину.       Альфред на какое-то время просто завис. Он долго соображал, а потом, наконец, перевел дыхание.       — Вау… сладкий, а ты умеешь уговаривать. Мне даже нечего противопоставить.       Иван улыбнулся.       — И не надо. Просто сделай, как я прошу.       Он тут же подался вперед и поцеловал Джонса, а тот охотно ответил, прижав его к себе плотнее. Объятия Альфреда всегда были крепкими и одновременно нежными. В какой-то момент мужчина сам подался вперед, не разрывая поцелуй, а Иван позволил опрокинуть себя на спину. Он тут же развел ноги и обхватил ими Джонса, вжавшись в него промежностью.       — Эй, — Брагинский встрепенулся, кое-что вспомнив. — Тебе не стоит заниматься сексом, если нужно сдавать биоматериал.       Альфред хихикнул ему прямо в губы.       — Только через неделю, когда контракт будет готов. Так что пока мой биоматериал только и только для тебя, сладкий.       Иван тут же шикнул в ответ на эти пошлые слова, но раскраснелся.       — Вот же идиот…       Довольный такой реакцией, Джонс прижался к его губам, а левой рукой забрался под халат. Они много чего успели перепробовать в постели, использовали самые различные игрушки, пару раз и вовсе менялись ролями. В те пару раз все прошло отлично, но Иван быстро понял, что позиция принимающего ему все равно ближе, как и Альфреду было приятнее и комфорте в роли актива. Впрочем, если бы им захотелось повторить данный опыт, против не был бы никто. Зачем, если им все равно так или иначе важнее быть вместе, а детали — это вторичное и маловажное?       Расстегнув пояс халата, Джонс обнажил тело своего мужа и тут же принялся покрывать поцелуями вечно бледную чувствительную кожу. Он провел языком по шее, чуть прикусил местечко на сгибе, потом снова обвел языком, заставляя партнера реагировать на эти манипуляции.       Шея всегда была самой чувствительной эрогенной зоной на теле Ивана, Альфред давно это усвоил и приноровился доводить его до исступления, лаская именно там. Однажды он так хорошо постарался, что Брагинский вообще кончил, даже не прикасаясь к своему члену. Это было очень необычно и интересно.       Джонс спустился чуть ниже, к груди, припал губами к твердому уже соску, сжав второй подушечками пальцев. Это тоже отзывалось приятной истомой в теле его мужа. Истязать Ивана ласками всегда было приятно, и Альфред делал это играючи, прикладывая действительно много сил.       — Совсем скоро… у нас будет еще один малыш… — выдохнул Брагинский, когда Альфред добрался до его живота. Член уже крепко стоял, реагируя на все происходящее. — Еще больше радости и счастья.       — Да, — Джонс не прекращал целовать его тело. — Уже очень скоро. Только не жалуйся, если он будет таким же крикливым и капризным, как и я. А то я в свое время успел хорошо помотать нервы родителям.       Иван улыбнулся, запустив ладонь в волосы Альфреду.       — И не подумаю. Он будет таким же замечательным, как и ты. А еще любимым и желанным.       Джонс между тем обхватил пальцами его член у основания, а потом провел языком по стволу от головки ниже и снова вверх. Прихватив самым кончиком капельки предэякулята, он причмокнул.       — Ты слишком хорошего мнения обо мне, сладкий. А ведь на самом деле я тот еще дьявол.       Он хихикнул, а Иван посмотрел на него ровно в тот момент, когда его муж сперва обхватил губами головку члена, а потом неспешно всосал его в рот. Влажная теплота и чуть шершавый язык сводили с ума, так что держать в себе чувственный стон Брагинский не смог.       — Даже если ты и дьявол… ах… — он выдохнул ртом, на миг блаженно закрыв глаза. — Ты все равно мой любимый дьявол.       Сглотнув, Альфред на пару секунд высвободил из своего рта его член и сказал:       — Мне чертовски нравится, как это звучит, сладкий.       Он вновь вернулся к процессу, теперь уже активно посасывая член, проходясь по стволу языком и то дело беря за щеку, как ему особенно нравилось. В минете Джонс был удивительно неплох. Иван почему-то не к месту подумал о том, что они с мужем практически не использовали презервативы, когда занимались сексом. Однажды решили просто ради разнообразия попробовать с резинкой, но когда презерватив в процессе вдруг порвался, Джонс сказал, что идея была глупая.       Зато вот тюбики со смазкой всегда находились в нужных местах, так, чтобы в случае чего не пришлось долго искать. Это было крайне удобно. Брагинский удовлетворенно выдохнул и расслабился, ощутив влажные скользкие пальцы в промежности. Палец осторожно проник внутрь на одну фалангу, мышцы поддались вторжению. Джонс надавил сильнее, введя палец до конца, и принялся сосать активнее.       Иван уже не помнил, когда растяжка в последний раз причиняла ему боль. То ли сила привычки, то ли Альфред научился это делать настолько хорошо — не понятно, но это радовало их обоих. В какой-то момент Брагинский нетерпеливо поерзал на месте, желая как можно скорее ощутить в себе член мужа. Это всегда было просто волшебное ощущение, к которому нельзя привыкнуть, а от того оно ощущалось каждый раз, словно в первый.       — Быстрее, милый.       Иван невольно дернул Альфреда за волосы, а тот усмехнулся, не выпуская член изо рта, так что на плоти ощутилась приятная вибрация. Сделав еще несколько поступательных движений, он переключил свое внимание на крупные яички, теперь уже уверенно вводя три пальца. Брагинский рыкнул и подкинул бедра.       — Быстрее, — более требовательным тоном сказал он.       — Какой нетерпеливый сладкий пирожочек, — промурлыкал Джонс немного хриплым после долгого отсоса голосом. — Но такой чертовски милый и сладкий.       От этого глупого прозвища Альфред так и не смог отказаться. Впрочем, Ивана давно уже ничего не напрягало.       — До чего же ты медлительный.       Иван прекрасно понимал, чего добивается его муж, а потому приподнялся и отстранился от него. Еще пара секунд, и теперь Джонс, ойкнув, оказался на кровати ближе к изголовью. Брагинский уложил его на спину и тут же вжался ладонью в его грудь, не позволяя двигаться.       — Ох… — выдохнул Альфред. — Как всегда очень возбуждающе.       Иван не стал ничего на это отвечать. Он обхватил свободной рукой крепкий член мужа и чуть двинул взад-вперед, испытывая желание взять его в рот и заставить Джонса кончить ему в рот. Однако другое желание было сильнее, растянутый вход просто свербел от неимоверной потребности вторжения в него именно этого горячего и влажного от естественной смазки ствола. И чем быстрее он окажется внутри, тем лучше.       Брагинский еще пуще раскраснелся как от собственных мыслей, так и от плотоядного взгляда Альфреда. Он уселся удобнее, широко разведя ноги. Поза наездницы была у них одной из самых любимых, еще с тех пор, как они впервые к ней прибегли. После заключения брака, в первую брачную ночь, на песчаном пляже.       Иван зажмурился и направил в себя член. Момент, когда головка толкалась в анус и разводила мышцы, был его самым любимым. Он медленно присел, чувствуя, как его заполняет горячая плоть, а потом облегченно выдохнул, когда член вошел до конца. Альфред охватил руками его бедра, скользнул к талии, потом ниже, к ягодицам, обхватил их крепче. Еще мгновение, о он звучно шлепнул его по попе, так что звук от шлепка разнесся по тишине спальни.       — А-ах… — выдохнул Иван.       Он бы никогда не признался в том, что ему безумно нравятся такие вот шлепки. И чем сильнее бьет ладонь Джонса, тем лучше. Впрочем, Альфред об этом и так прекрасно знал, а потому активно распускал руки.       Брагинский посмотрел на мужа. До чего же красивый и страстный; дыхание немного сбивчивое от возбуждения, взгляд потемневший, сильные руки напряжены, рот чуть приоткрыт. Он был восхитительно прекрасен в любом виде, но от вида его возбужденного всегда хотелось просто скулить от восторга.       — Ты мой…       Он двинул бедрами, а уже потом легко приподнялся, плавно двигаясь на члене. Альфред сглотнул. Это был именно тот момент, когда сладострастные нежности переходили в животное вожделение.       — А ты — мой.       Джонс сам подкинул бедра и принялся двигаться, так что Иван замер, ощущая, как входит член, как о его ягодицы то и дело с шлепками бьются яйца мужа. Он задышал ртом, не в силах не смотреть на своего восхитительного мужчину, на его напряженное тело и тот самый, потемневший от желания взгляд. Это заставляло чувствовать себя трепетной ланью в железной хватке хищника. С упором на то, что хищник собирался не сожрать свою жертву, а отыметь ее так, что бедняжке потом ноги будет тяжело свести. Положил свои ладони поверх сжимавшись его бедра рук Альфреда, Иван просто замер, позволяя трахать себя.       — Да… да…       Как же хорошо, что в спальне звукоизоляция и можно ночами кричать и громко стонать от восторга. С Альфредом в принципе сложно не кричать, уж очень он хорош в постели. Собственный член то и дело покачивался от происходящих фрикций, а плоть внутри снова и снова проходилась по простате. Восхитительно.       — Потрогай себя.       Голос Джонса охрип, но звучал твердо. Приказ, который нельзя не исполнить. Да и не хочется не исполнять, что уж там. Иван практически беспомощно выдохнул ртом и взялся за свой член. Он ни на миг не отвел взгляд от Альфреда. Пальцы сжали головку. Брагинский ясно вспомнил, как губы мужа сомкнулись на этой самой головке совсем недавно, как его язык ласкал чувствительную кожу. Даже одних этих воспоминаний могло хватить на то, чтобы кончить, но у него помимо них был еще и таранящий его по простате член внутри. Член, изученный вдоволь, член, который Иван так любил сосать по утрам…       Он вскрикнул в голос и задрожал всем телом. Струйки спермы попали на грудь и живот Альфреда, так что он на какое-то время остановился, позволяя любимому передохнуть после оргазма. Совсем ненадолго, всего лишь несколько секунд, но и этого было достаточно, чтобы потом просто не задохнуться от восторга.       Теперь Джонс вновь повалил Ивана на спину, закинул его правую ногу себе на плечо и принялся вбиваться со всей присущей ему страстью — быстро, властно, ни капли не жалея. Брагинский просто отдался на его милость, уже не очень хорошо понимая, что с ним вообще происходит. Грубые толчки и пошлые звуки дурманили разум.       Альфред рыкнул и, опустив обратно его ногу, обнял, не оставляя меж их телами никакого пространства, а потом кончил в него, сотрясаясь всем телом от оргазма.       Это Иван понял уже по изменившемуся дыханию. Его тело словно лишилось чувствительности, но погрузилось в сладостную негу, когда уже просто не важно, что происходит, ведь удовольствие уже получено. Более-менее осознанные мысли пришли уже позже, когда Альфред лежал рядом с ним, положив голову на плечо и приобнимая сбоку. Дыхание, наконец, выровнялось. Кажется, они обмазались спермой, хотя это их вообще не волновало.       Иван свел ноги, чтобы хоть как-то удержать в себе на время семя мужа. Просто чтобы не пришлось менять на ночь простыни.       — Я… знаешь, подумал…       Альфред кашлянул, прикрыв лицо рукой, а Иван посмотрел на него. Так уютно и спокойно.       — Что подумал?       — Стивен Александр.       — М-м?       Брагинский не понял, что да как. Улыбнувшись, Альфред пояснил:       — Имя. Если будет сын. Ну, взять имена моего и твоего отца. Как думаешь, хорошо звучит?       На сей раз Иван тоже улыбнулся. Нашел же время когда придумывать сыну имя, учитывая, что возможный сын пока сильно в проекте.       Когда они выбирали имя дочери, логика была такая же: Анна, как мама Ивана, и Эмилия, как мама Альфреда. Вышло в итоге очень красиво — Анна Эмилия.       — Мне нравится, — признался Брагинский. — Звучит отлично. Но ты подумай и над женским именем, на случай, если будет девочка.       — Само собой.       Уткнувшись носом в его светловолосую макушку, Иван вдохнул знакомый и любимый аромат. Так приятно и хорошо. Должно быть, это и есть аромат счастья и спокойствия. Именно так пахнет уют. Пахнет любовь и привязанность.       — Я люблю тебя, милый.       Брагинский был готов повторять это каждый день на протяжении всей своей жизни. Хотя бы потому, что Альфред Джонс — это лучшее, что с ним вообще происходило за те годы, что Иван жил в этом мире.       — Я тоже тебя люблю, сладкий.       Стоило пойти в душ, но Брагинский позволил им еще немного так полежать, наслаждаясь теперь уже нежностями — самое то после жгучей страсти. Эти перескоки от вожделения к трепетным ласкам нравились им обоим.       До полуночи было еще какое-то время, можно расслабиться. Все хорошо.