Школа порока. Часть 3: Театр разврата.

"Чертог моей души безбожно осквернен... Кощунство, оргия и смерть со всех сторон" (Ш. Бодлер). Красота бывает опасна... 1 Праздник начался с самого утра и продолжался до сих пор. Шум, громкий смех, дым от коcтров, на которых поджаривалась различная снедь, стали непременными его атрибутами. В одном конце парка слышалось чье-то пение, в другом — индейские народные инструменты. Здесь показывали свои номера маги и фокусники, там — шуты и клоуны развлекали люд передвижением на ходулях. У многих висели на шеях гирлянды из цветов. Лилия остановилась в толпе. Она обругала прохожего, бесцеремонно толкнувшего ее в плечо. Голова кружилось от алкоголя, дым от костра щекотал ноздри. Лилия потеряла друзей, потеряла компанию в этой толкотне. — Лэрри! — наполовину пьяным голосом закричала девушка, но ее снова кто-то толкнул локтем. — Дьявол! — проговорила она, заметив на своем чулке в красно-черную полоску здоровую дырку. Перед глазами мелькали разноцветные огни, которыми жонглировали фаерщики. Хмель ударил в голову. Лилия пошатнулась в сторону, нога подвернулась. Ее поддержала чья-то сильная рука. Лилия подняла голову: она заметила женщину в кимоно, державшую ее под руку. В ее черных волосах, собранных на восточный манер, торчали две японские шпильки. Лицо было поразительно белым и потрясающе привлекательным. Женщина напоминала большую восточную куклу. — Спасибо, — пролепетала Лилия, а спасительница уже скрылась в толпе. Девушка оглянулась — оглянулась и женщина, одарив ее странной улыбкой. Какие-то непонятные ощущения навеяла Лилии мимолетная встреча с этой японкой. Что-то в ней по непонятной причине притягивало девушку. Лилия отошла в сторону и прислонилась к дереву. — Вот ты где! Что такое, ты бледная, как смерть! Лилия растерянно посмотрела на парня с длинными красно-зелеными волосами, в черных штанах, заправленных в мощные ботинки, и в красной безрукавке, обнажающей разноцветные татуировки с демонами и монстрами. — Лэрри, где вы шлялись?! Я чуть не поломала каблук, чуть не упала и не пробила себе голову! Спасибо женщине, которая поддержала меня, — растерянным голосом проговорила она. — Это ты пропала, — ответил Лэрри, снимая очки с красными стеклами. — Пока мы отвернулись, ты уже в толпе затерялась. Давай руку! А ты, — он обернулся к парню, стоящему позади с таким видом, будто бы был самим королем, — не отставай! Ты не знаешь города и, если с твоей тупой башкой что-то произойдет, отец свернет башку мне! Парень презрительно хмыкнул и пошел следом, однако, держался от Лэрри чуть поодаль. — Пойдем скорее, я не хочу пропустить шоу Лэмюэля, — сказал Лэрри. — Кто это такой? — безучастным голосом спросила Лилия. — Это самый известный исполнитель женских ролей. Я читал о нем в газетах и в интернете. — Ты еще читаешь газеты? — насмешливо вставил свое слово идущий сзади. — Скотти, заткни свой рот, тебя никто не спрашивал, — ответил Лэрри через плечо. — Вот племянничка дьявол послал в наказание! Откуда ты только приехал, сидел бы в своей дыре. — В моей дыре, как ты изволил выразиться, живут нормальные люди, а не такие чучела, как ты. — Еще одно слово и твоему папочке придется покупать тебе вставную челюсть! — разозлился Лэрри. — Давай, попробуй! Вырядился, разноцветный, как попугай, и думаешь, что ты крут? — Да, крут! А ты — тупоголовая и отсталая от жизни деревенщина, если прикид кибергота вызывает у тебя такую реакцию! — Да ты просто чучело, посмотри на себя! — кричал Скотти. — Заткнитесь, вы оба! — закричала Лилия. Выглядывая из-за голов людей, она заметила деревянную сцену, а на ней ту самую женщину в японском кимоно. — Вот он, Лэмюэль, о котором я тебе говорил, — сказал Лэрри. — Сегодня он приехал к нам на праздник... — Это мужчина?! — спросила Лилия. — Да, который играет женские роли, — ответил Лэрри, поцеловав ее в губы. Лилия отстранила его и снова уставилась на сцену. Женщина танцевала с большим разноцветным веером. Ее тонкий стан в японском кимоно поражал своей пластикой. Мимика лица, белого, как маска, по-кукольному красивого, повергала в шок. Казалось, что с помощью мимики женщина ведет немой рассказ, выражая грусть, ярость, недоумение, безразличие и страдание. Тонкие руки умело обращались с веером. Веер то раскрывался словно цветок, то смыкал свой венчик, то кружился вокруг талии прекрасной японки, делал восьмерки, взвивался над головой и снова собирался гармошкой. Стройные красивые ноги просматривались под прозрачным кимоно. Она танцевала босиком. Прекрасная музыка, в сопровождении бамбуковой флейты сякухати, теребила душу. Танец — легкий и изящный, заставлял зрителей неистово восхищаться. Лилия следила за движениями японки, не отрывая взгляда. Примолк даже Скотти, уставившись на сцену. Движения танцовщицы были плавными, гармоничными, казалось, что тело ее абсолютно лишено костей. Один взмах ее рукава — и вся сцена уже усеяна лепестками цветов. Бамбуковая флейта продолжала нежно играть. И вот, Она запела... До этого могло показаться, что прекрасная незнакомка немая и выражается только на языке жестов, но вот ее рот раскрылся и полилась мелодичная песня на японском. После второго куплета зрители начали понимать слова песни — певица перешла на английский. Руки, что обоих уносили, Словно крылья, в звездное пространство. Адрес позабыли того царства — Опустились, будто обессилив. Словно вздох печальный пронесется Над землею туча грозовая... Вьюга разозлится, завывая, Над угасшим чувством посмеется... (стихи Т. Беловой) — Какой голос! — повернулась Лилия к Лэрри. — Неужели он принадлежит мужчине?! Шпильки на высокой прическе вдруг исчезли, а на плечи и бедра обворожительной актрисы упали длинные волосы. Повернувшись к зрителям спиной, под восторженные крики, она сняла кимоно. Но из-за длинных волос не было видно — фигура ли то мужчины, как говорил Лэрри, либо женщины. Японка скрылась со сцены. — Идем, Лилия, — потянул девушку за руку Лэрри, но она все стояла и смотрела. — Шоу окончилось, ты меня слышишь? — Отстань! — разозлившись, сказала Лилия, пытаясь затеряться в толпе. — Лили, я тебя люблю, — закричал Лэрри, но она уже успела исчезнуть. — Да кто станет любить такое чучело, как ты! — поспешил вставить свое оскорбительное словцо Скотти. — Ты, выродок, — зверем развернулся Скотти. — еще одно слово и я отправлю тебя в твою деревню на самокате! Скотти скрутил ему перед носом фигуру из трех пальцев, что значило: "Вот, что ты получишь вместо задач по алгебре." Они продолжали ругаться, застопорив проход, пока разозленные и захмелевшие прохожие грубо не растолкали их. Лилия неслась вперед, расталкивая людей, она не хотела упустить из вида актера, игравшего изящную японку, певшего неземным голосом и танцевавшего будто не от мира сего. Она заметила палатку-гримерную, в которую вошел Лэмюэль. Прохаживаясь возле палатки сама не зная зачем, Лилия постоянно смотрела на часы, отсчитывая, сколько прошло времени. Минута казалась едва ли не равной целому году. Девушка увидела как актер вышел, одетый в женское платье. Длинные волосы струились по линиям тела, вполне женственным, за исключением плоской груди. Лицо его, даже после смытого грима, казалось неправдоподобно белым, а уголки глаз неброско отметил черный карандаш. Редко Лилия встречала людей, которые вблизи казались такими красивыми. Лицо же Лэмюэля поражало красотой не только с подмостков сцены. Находясь в двух метрах от Лилии оно ничуть не утратило своего очарования и прелести. Он выглядел так, словно слова "пол" и "возраст" отсутствовали для него вообще. Ни единой морщины, ни единой складки не оставило время на лице Ламюэля. Сердце Лилии отчаянно забилось. Она стояла, но не знала, что ей сказать. Лэмюэль заметил ее, он протянул ей белую лилию, которую нес в руке. — Лилия — прекрасный нежный цветок, хрупкий, но дурманящий, — сказал он. — Откуда вы знаете, как меня зовут? — вздрогнула девушка. Она была очарована редкой красотой и упивалась своим фанатизмом к прекрасному актеру. — Я не знал, как вас зовут, это всего лишь цветок, — ответил Лэмюэль. — Я видела ваше выступление, — обрывками начала Лилия, — это неподражаемо... Это так необычно... что у меня нет слов... Я хотела взять у вас автограф, но у меня нет ни ручки, не листика... — А они и не нужны, — просто ответил Лэмюэль. Он наклонился к ней и поцеловал в губы довольно откровенно. Лилия испытала желание плакать и кричать. Лэмюэль уже скрылся, а она все стояла со слезами в глазах и хрупкой белой лилией в руке. 2 Жизнь Лэрри превратилась в ад после того, как брат его привез к ним своего младшего сына Скотти. Он уезжал за границу на полтора года и попросил, чтобы за сыном присмотрели. У Лэрри с братом была большая разница в возрасте, поэтому Скотти с Лэрри были едва ли не одногодками. Отец строго сказал Лэрри, что за своего племянника и его внука он отвечает головой, настоял, чтобы Лэрри брал его с собой на все прогулки и показывал город, чтобы мальчик не сидел один дома. Лэрри и Скотти сразу друг друга возненавидели. Они столкнулись друг с другом, словно носители разных миров. Лэрри — либерального, Скотти — консервативного. Они совершенно друг друга не понимали. Скотти проводил время, зубря уроки, читая книги и смотря научные передачи. Лэрри любил тусовки, выпить и раз через раз покурить травку. Скотти не мог понять, как можно так выряжаться и ходить по улице на позор людям. Сам он носил короткую стрижку, часто надевал строгие костюмы, а иногда даже носил галстук. Лэрри, его полный антипод, одевался ярко, броско, плечи его покрывал татуаж, а лицо пирсинг. Слушал он EBM, Dark electro, Dark Wave и indastrial. Одевался в стиле кибер. Скотти понятия не имел, как можно слушать всю эту электронщину, считая ее мертвой, бездушной музыкой. Сам любил классику и если уж и слушал рок, то старый, классический. Он считал, что незачем человеку наряжаться, подобно попугаю, чтобы выделяться среди других. Лэрри, наоборот, считал, что каждый человек стилем одежды может подчеркнуть свою индивидуальность. Выделиться из серой массы человеческого стада своей индивидуальностью, а не быть клоном, похожим на всех своей "одинаковостью". Так, взгляды их не совпали и вылились в смертельную вражду, несмотря на родственные узы. Лэрри считал племянника "заточкой", отставшим от жизни мальчиком из каменного века, деревенским несмышленышем. А Скотти считал Лэрри попугаеобразным чучелом с железками в лице и косами, как у девочки, с которым стыдно выйти в люди. За столом вражда их выливалась в лицемерную приветливость. Отец Лэрри был предельно строг и любил во всем порядок. Он не допустил бы в своем доме такие перебранки. Единственно в чем повезло Лэрри, так это в том, что старик не запрещал ему извращаться над своей внешностью. Отец помнил свою молодость и в то время сам любил пофорсить. В том, что Лэрри выглядит своеобразно, он не видел ничего убийственного, думая, что через пару лет, сын изменится. Стоило же дяде и племяннику остаться наедине — как начиналась катастрофа. Отец поселил внука в комнате Лэрри! — Выключи свою идиотскую музыку! — кричал Скотти. — Чтобы слушать твоих старперов?! Ни за что! — отвечал Лэрри. — Это мой комп! — Меня раздражает эта дурацкая музыка, я не могу решить задачу по физике! — злился племянник. — Иди ты в задницу, вместе со своими задачами! — отвечал Лэрри. — Физик обосранный! — Выключи музыку! — не унимался Скотти, все больше раздражаясь. Ответом ему был средний палец. Терпению Скотти пришел конец и он накинулся на своего дядьку с кулаками, вцепившись ему в косы и выдрав пару штук. Это действие повергло Лэрри в ужас и, дотянувшись до тетрадки, в которой красовались уже несколько решенных задач по физике, он разодрал ее на мелкие кусочки. Драка завязалась с новой силой. Иногда их получалось примирять только Лилии — девушке Лэрри. Парень прислушивался к ней, потому что был влюблен. Лилия не испытывала к нему безумной любви, но чувствовала симпатию. Кроме того, ей нравилось, что Лэрри покупает ей баночное пиво и тонкие сигареты со вкусом шоколада. А еще Лэрри уважали в тусовке. Все это было основательной причиной для того, чтобы встречаться с ним уже целый год. Им всем было по шестнадцать и они еще учились в школе. Будучи выше среднего роста, Лилия казалась еще выше благодаря здоровым каблукам. И все равно Лэрри был на половину головы выше девушки. Ноги Лилии всегда обтягивали разноцветные полосатые чулки. А, если они портились из-за случайной дырки — обрезанные годились для того, чтобы натянуть их, как рукава, на руки до локтей. Кожаные мини-юбки и яркая майка стали постоянными ее атрибутами. Светлые длинные натурального цвета волосы обрамляли хорошенькое личико с белой кожей и отсутствием подростковых прыщей. Она не была супер красавицей, но лицо и фигура давали повод считать ее весьма привлекательной. Лэрри долго думал почему любимая не отвечает на его телефонный звонок. Лилия, как и многие особы в подобном возрасте, испытывала чувство фанатичной влюбленности в актера, исполнявшего женские роли. Многие подростки влюблялись в своих кумиров. В музыкантов, актеров, спортсменов. Восхищение музыкой перерастало в любовь к исполнителю. Они падали в обморок на концертах, даже если у кумира во рту не доставало пары зубов или же он был вовсе хромой. Это была слепая, фанатичная любовь и кумир становился для них Богом. Он был крут и совсем не важно красив ли он был. Встретив кумира в реальной жизни, простым человеком, и не на подмостках сцены, а где-нибудь в столярной мастерской или на заводе, они прошли бы мимо, не обратив на этого человека никакого внимания, а сейчас падают в обморок, видя перед собой не простого смертного столяра или рабочего, а звезду, окруженную ореолом славы и признанием. Пока они популярны — они боги, все новые и новые подростки будут до безумия в них влюбляться. Нельзя было сказать тоже самое о Ламюэле. Нужно отдать ему должное — даже, если бы высшие силы обделили его всеми талантами, внешность его, сама по себе, притягивала бы с демонической силой. Эта непонятная бесполость, заставляла зрителя разгадывать ребус, теряясь в догадках. Кто перед ними — парень или же девушка? Эта необычная для парня женственность облика, полученная либо от природы, либо приобретенная стараниями нескольких лет. Это белое, даже без грима, лицо, не оставляло никого равнодушным. Лилия влюбилась. Она думала о нем каждую минуту, о загадочности его сущности, о том, почему он поцеловал ее тогда. Девушка смотрела на стоящую в стакане лилию и молила бога, чтобы время праздников продлилось дольше, чтобы он не уехал. Она ждала вчера со щемящим душу нетерпением, того момента, когда сможет увидеть вновь этого актера на сцене. А после подловить его в гримерной, кинуться к нему со слезами на глазах и сказать о том, как же сильно она его любит. Лэмюэль увидит, как она сильно его любит: что она, одна среди всех, любит его до такой степени невероятной и сильной любовью! Сердце его сразу же смягчится, он поймет, что так, как она, любить его никто никогда не будет. Так думают все маленькие девочки, считая, что со сцены обожаемый кумир смотрит именно на них. "Каждый думает, что он не каждый". Они не поймут того, что кумир давно отработал для шоу все свои жесты и взгляды. Что на этом шоу, делая вид, будто бы обратил на кого-то внимание, он видит перед собой лишь одинаковые и надоевшие до тошноты лица в толпе, для которых вместо того, чтобы отдохнуть после концерта, выпить и расслабиться, придется раздавать автографы, улыбаться перед вспышками камер и фотоаппаратов, слушать оглушающие и раздражающие до чертиков крики малолетних фанаток, чувствовать на себе их прикосновения, словно щупальца слизкого осьминога, следить, чтобы кто-то случайно не вырвал клок волос или не испортил безумно дорогой сценический костюм. Все это до такой степени осточертело, что хотелось кричать еще громче, чем это делали сами фанаты. Забиться в темный угол, где о тебе никто не знает и нормально отдохнуть. Слава кружит голову лишь в начале карьеры, потом она — лишь тяжкое бремя. Лилия смотрела с воодушевлением на сцену. Ламюэль в костюме средневековой дамы. На нем красивое пышное платье, высокая прическа и фиалки в волосах. Два завитых длинных локона змейками струились по лицу. Румяна скрашивали чрезмерную бледность. На щеке — наклеенная искусственная родинка. Искрящиеся глаза под длинными ресницами устремлены вдаль. Губы, как спелый сочный плод, накрашены красной помадой. Вызывающий, яркий и страстный облик. Почти ничто в этом облике не могло указать на принадлежность к мужскому полу, разве что излишняя плоскость в области груди. Лэмюэль пел. Красиво и с чувством. Он жестикулировал тонкими руками в длинных ажурных перчатках: Я не могу сказать:"Прощай!" От слова ледяного млеют губы... Ты чувств моих — не замечай... Боюсь спугнуть тебя признаньем грубым. Нет слов, чтоб передать любовь. Слова жалки в сравненьи с чувством. Мелькают строчки из стихов... Но жизнь прекрасней, чем искусство... На сцену вышел молодой и довольно красивой внешности парень. С длинными волосами медового цвета, карими глазами и белым лицом. Галантно отвесив поклон Лэмюэлю, он, глядя на него влюбленным взглядом, пропел: Мне не сказать тебе:"Прощай! “ Каноны расставания нарушу... В глазах моих про все читай: Про боль и страх, что разъедает душу. Про неуемную тоску. О чем-то очень непонятном, О времени, как сердца стук, Ушедшем в бездну безвозвратно... (стихи Т. Беловой) Он взял за руку Лэмюэля и они начали медленный и размеренный танец, соответствовавший разыгрываемой эпохе. — Вот ты где! — Лэрри дернул Лилию за плечо. — Отстань! — закричала она. — В чем дело?! Я звонил тебе пятнадцать раз, но ты не брала трубку. Нам нужно поговорить. — Потом, — с раздражением ответила Лилия, пытаясь затеряться в толпе. Скотти, скрестив руки на груди, улыбался с видом, глаголящим: "Так тебе и надо". Лэрри еле сдерживался, чтобы не набить наглую морду племянника, что не составило бы ему труда. Лилия бежала, чтобы успеть подкараулить Лэмюэля возле гримерной палатки. Оттуда вышел тот парень, что пел на сцене, с медовыми волосами. Как-то странно посмотрев на Лилию, он пошел дальше. Вышел Лэмюэль. В нежно-розовом халате, с распущенными вьющимися волосами, которые все еще украшали фиалки... Артист вопрошающе посмотрел на Лилию. Он напоминал очень красивую девушку. Лилия растерялась. Бледная, с трясущимися руками, она вцепилась в тонкую руку Лэмюэля и стала целовать ее такими же бледными с перепуга губами. — Скажите мне, вы — женщина? — спросила Лилия, трепеща. Лэмюэль взял ее руку и положил к себе между бедер под халатом: — Ну, чувствуешь теперь, какая я женщина? Лилия смутилась и бледное лицо ее залил румянец. — Мой прекрасный, хрупкий цветок, — сказал Лэмюэль, словно не замечая ее смущения, — я хочу показать тебе свою гримерную. Держа ее руку в своей, Лэмюэль затащил Лилию в гримерную. Она едва осознавала, что происходит. В гримерной палатке пахло цветочными духами и лимонной эссенцией. Лежали парики, косметика, костюмы, какие-то перья. Лэмюэль уже опустил ее на ковры. И сам, сняв халат, обнажил свое стройное женоподобное тело, которое действительно имело отличительные признаки мужского пола. Лилия испугалась. Она не знала, что ей делать. Лэмюэль нагло разглядывал ее. — Нет-нет, — бормотала она, — не нужно, я никогда... — Так предоставилась прекрасная возможность получить великолепный урок. Ты любишь меня? Или нет? — Люблю... — прошептала Лилия, опустив глаза. — Ну же, мой нежный дурманящий цветок, прочь сомнения, — Лэмюэль продолжал снимать с нее одежду. — Какие нарядные чулки, сейчас так модно? — Сами не знаете? Ведь вы тоже молоды... — О да, я молод... — усмехнулся Лэмюэль. — Я всегда молод! Оставшись без бюстгальтера, Лилия прикрылась руками. Она хотела бежать, но Лэмюэль был так красив, что она не смогла сделать ни шагу. Его тело и пугало и притягивало ее. Лилия не знала, что ей делать. Первый раз всегда волнителен. Она всегда отказывала Лэрри, почему бы не отдаться своему кумиру? Тогда первый раз у нее будет не с подростком в костюме кибергота, а с настоящей звездой и она с гордостью потом сможет похвастаться этим своим одноклассницам. Лэмюэль лег сверху и, убрав ее руки, принялся целовать грудь. Да, Лэрри целовал тоже, но тогда она не испытывала такого сумасшедшего ощущения, как сейчас. Она жаждала Лэмюэля всем своим телом, она хотела испытать в эту минуту сладость его близости. Он обнимал ее плечи, гладил ее спину и бедра. — А не будет больно? — спросила Лилия. — Боль — ничто, по сравнению с вечностью, — прошептал Лэмюэль. Его накрашенное лицо нельзя было отличить от женского и Лилии казалось, что ее целует женщина. Лэмюэль вошел в нее и Лилия едва не вскрикнула, настолько резкой показалась ей боль. Такой же резкой, какой и сладкой. Лэмюэль наполнил ее естество, слился с ней, она чувствовала его в себе, испытывая боль и наслаждение. Он не снимал с нее кожаной мини-юбки, а лишь задрал ее. В палатку заглянул парень с мелово-белым лицом и медового цвета волосами. — Лэмюэль! — возмущенно воскликнул он. — Стоило мне отойти на минуту, как ты уже трахаешь одну из своих многочисленных поклонниц! Лэмюэль прекратил скольжение по плоскости и посмотрел на него: — Отто, ты никогда не избавишься от своей ревности! Лучше бы присоединился и помог обучить девочку всем премудростям секса! — Подождите! — привстала Лилия, прикрывая обнаженные участки тела руками: — Что вы имели ввиду? — То и имел. Отто станет твоим вторым учителем. — Нет, я не согласна! — Тебе не нравится он? — Лэмюэль взял Отто за волосы. — Посмотри на него, он настоящий красавец! Не хочешь его? Ты любишь меня, а, раз ты любишь меня, то должна любить все то, что я люблю. А я люблю его. Отто, я сзади, я так хочу! Парень недовольно опустился к ним на ковер, с другой стороны от Лилии. Она вздрогнула. — Нет нет, я, пожалуй, пойду! Лэмюэль мягко опустил ее на ковер: — Не бойся. Чего ты боишься? Что тебе уже терять? Я здесь, с тобой. Иди ко мне, повернись лицом к Отто, сейчас он разденется и ты посмотришь, какое у него шикарное тело. Разденься, Отто! Лилия протестовала, но Лэмюэль развернул ее к себе спиной, а его женственная рука легла на ее грудь. Пока Отто раздевался, Лэмюэль вошел в нее сзади. Лилия закричала. Ее пронзила сильная боль. Отто уже развалился перед ними абсолютно голый. Лэмюэль взял руку девушки в свою и вместе с ней провел по животу Отто. — Смотри, какая чудная у него кожа, а какие мягкие волосы! Он красавец, не спорь! Я бы сам хотел его! — Лэмюэль положил руку ниже, где располагался низ живота Отто. — Ну что, тебя возбуждает эта хрупкая невинность? Лилия стонала от боли. — Больно лишь в первый раз, — шептал Лэмюэль, потом будет хорошо. — Никакого "потом" не будет! — вскричала Лилия с застывшими в глазах слезами. — Мы так не договаривались! — А как мы договаривались? — спросил Лэмюэль. — Ты пришла ко мне в поисках любви. Теперь ты получаешь ее. Отто начал гладить ее тело, несмотря на сопротивление. Он склонился в поцелуе над ее плечом, а через мгновение вошел в нее. Они оба находились в ней. Боль разрывала. Образ прекрасного принца, витавший все это время в мыслях, улетучился. Лилия почувствовала себя грязной, порочной. Две пары рук ласкали ее, две пары губ целовали, две плоти находились в ней. Она испытывала отвращение от этой пошлости и мольбы не помогали. Казалось, что этой каторге не будет конца и края. Они все глубже входили в нее и через какое-то время Лилия почувствовала сильное возбуждение, от которого лежать на месте было просто невыносимо. Это возбуждение усиливалось с каждой секундой и через считанное время она закричала от того, что ей стало так хорошо, как не было никогда. — Твоя девушка в палатке транссексуала! — с усмешкой сказал Скотти, кладя в рот кусок мороженого — Я сам видел, как она вошла туда где-то час назад. — Ну, если ты соврал, крыса, я тебе это мороженое в задницу засуну, а потом заставлю съесть! Лэрри, оттолкнув его, помчался искать палатку Лэмюэля. Он заглянул в нее в тот самый момент, когда все трое приходили в себя после оргии. Лилия была в состоянии ужаса и в то же время неописуемого восторга одновременно. — Шлюха! — закричал Лэрри, у которого глаза на лоб полезли от увиденного. — Мерзкая шлюха! Отказывала мне постоянно, а сама трахаешься с транссексуалами?! Лилия пыталась прикрыть себя, чем только можно. — Она несовершеннолетняя и я посажу вас за решетку, извращенцы! Захотелось поразвлечься со школьницей, женоподобные пидоры?! — Выбирай выражения, мальчик, — ответил Лэмюэль, даже не пытаясь прикрыть свою наготу, а выставляя ее напоказ. Лилия пока что судорожно натягивала на себя одежду. — Думаешь, если ты — звезда, то тебе можно все?! В извращенной форме трахать школьницу? — не унимался Лэрри. — Если ты завидуешь, можешь присоединиться, — сказал Лэмюэль. — Это была моя девушка! — закричал, озверев, Лэрри. Он кинулся к Лэмюэлю. Тот был ниже Лэрри, казался более хрупким, но взяв его за ворот футболки своей тонкой рукой, вышвырнул с такой силой, что Лэрри вылетел на улицу и ударился о ствол дерева головой. Когда он стал осознанно воспринимать окружающую реальность, то заметил стоящую рядом Лилию. Он встал и толкнул ее в плечо: — Идем, шлендра! — Решил поразвлечься с малолеткой? — недовольно спросил Отто. — Я присмотрел ее для театра, — Лэмюэль втирал в свою кожу крем из козьего молока. — Не вижу в ней ничего особенного, — пробурчал Отто. — Я чувствую в ней потенциал, — ответил актер и растянулся на животе, протягивая Отто баночку крема. — Ты — моя самая лучшая девочка, — сказал Отто, втирая крем в кожу Лэмюэля. Его движения становились все нежнее и медленнее и, в конце концов, переросли в ласки. — Ты хочешь меня, как всегда, — сказал Лэмюэль, побрызгав себе на шею немного лимонной эссенции. — Да, очень хочу. Каждый раз, когда я прикасаюсь к твоей спине, меня передергивает от возбуждения. — А особенно к моей заднице! Хорошо, она твоя, хоть ты этого и не заслужил. У тебя бывает примерзкий характер и мне иной раз хочется повторить секс с тем громадным лохматым псом, чем спать с тобой! — Ты же знаешь, как я тебя люблю! — возразил Отто. — Я посажу их! — кричал Лэрри. — Я сама этого хотела! — злобно сказала Лилия, которую раздражала боль в нижней части тела. — Почему с ними, а не со мной, потому что они — звезды?! — Да! И еще потому, что их поцелуи возбуждали меня куда больше, чем твои! — Шлюха! Лэрри влепил ей пощечину. Лилия схватилась за покрасневшую щеку: — Никогда не смей ко мне больше подходить! Она быстро пошла вперед. — Я посажу этих ублюдков! — кричал Лэрри вслед. — Попробуй! — злобно развернулась Лилия. — Я расскажу правду, что сама хотела переспать с ними и что ты меня ни капли не возбуждал! Лэрри стукнул кулаком по дереву и разбил пальцы в кровь. Сзади плелся Скотти, наблюдавший всю эту сцену. Лэрри развернулся к нему: — Достаточно одного твоего слова, чтобы мои руки тебя задушили! Лилия не знала, что ей делать. Она не хотела больше видеть Лэрри, хоть он продолжал каждую минуту названивать ей. Девушка просто не брала трубку. А если он звонил с какого-нибудь другого номера, только услышав его голос, Лилия бросала телефон. Она не хотела ни видеть, ни слышать никого, уйдя в себя. Лилия с трудом переживала такую необычную потерю своей девственности, едва ли не граничащую с насилием. Не только морально, но и физически. Боль проходила медленно. Первое время сидеть и спать на спине было просто невыносимо. Она начинала ненавидеть и проклинать Лэмюэля, который воспользовался ее любовью и «поделился» ее телом с другом. Она почувствовала себя дешевой шлюхой, с которой могли обращаться подобным образом. Возможно правильно говорил о ней Лэрри! Но к Лэмюэлю ее все равно тянуло словно мистической силой и Лилия не находила себе места. Ей снилось лицо Лэмюэля и он призывал ее. Шептал ей такие слова, от которых кровь закипала в жилах и плоть пробуждалась от желания. Он звал и манил ее. Лилии хотелось бежать сломя голову неизвестно куда, на его зов. Отдаться ему. Быть в его власти. Пусть делает, что захочет. Сцена! Сцена! Он может быть только там. И он был там. Тело его, в тонкой тунике, было покрыто серебряной краской. Он играл роль статуи. Отто был практически обнаженный, за исключением короткой юбки на бедрах. Тело его блестело от серебрина. Он также играл роль статуи мальчика. Они, рука об руку, пели в два голоса. Лэмюэль пел высоким голосом, Отто — низким: Я знаю, как это больно. И даже, порой, — смертельно. Того полюбить невольно, С кем жить суждено раздельно. Об этом не раз я слышал, Об этом я знаю точно. Любовь к нам приходит свыше И души сплетает прочно... (стихи Татьяны Беловой) Во время исполнения песни, Лилия, стоявшая возле сцены, поймала на себе откровенный взгляд Отто. Она опустила глаза, вспомнив о том, что с ней сделали и от стыда покраснела. Руки Отто скользили по стану Лэмюэля. По его женоподобному тонкому стану в тунике, измазанному серебрином телу. Лэмюэль замер. Он действительно напоминал статую. Только глаза горели на поблескивающем застывшем лице. Вот он начал отрывистые движения, словно статуя ожила. "Ох, я люблю его", — подумала Лилия. — "Зачем же я его так люблю?" — Вон она! Я знал, что она здесь! — закричал Лэрри, потрясая в воздухе кулаками. Он стал расталкивать людей, пробираясь к сцене. Скотти, наблюдая за ним с презрительной гримасой, остановился поодаль. — Иди сюда! Лэрри схватил девушку за плечо. — Это снова ты! — возвела Лилия глаза к небу. — Что тебе нужно от меня, я стою там, где хочу и кто ты такой, чтобы диктовать мне свои правила?! Я шлюха для тебя? Вот пускай я ей и останусь! — Хорошо, — еле сдержал себя Лэрри. — Ты еще об этом пожалеешь, отвечаю! Он вышел с таким грозным лицом, что Скотти побоялся язвить или говорить что-то, как обычно, мерзкое. Лэрри сжал кулаки. Вены на его руках вздулись. — Ничего, — сказал он то ли Скотти, то ли сам себе. — После концерта я с ним поговорю по-мужски. Хотя тут "по-мужски" не выйдет, потому что это настоящая баба или пидор. — А еще недавно ты, помнится, восхищался этим актером, — усмехнулся Скотти. — До чего же переменчивы люди! Лэрри посмотрел на него таким взглядом, что Скотти примолк. Лилия, раздраженная встречей с Лэрри, еще до окончания шоу поджидала Лэмюэля возле гримерной палатки. Было уже темно и начали свое выступление фаерщики, жонглируя огнями. Лэмюэль пробирался к гримерной палатке, следом за ним шел Отто. Актёр на ходу заметил Лилию. — А я знал, что ты еще придешь ко мне. Его серебристое безукоризненное лицо расплылось в странной улыбке. Лилия не знала, что сказать, поэтому молчала. Лэмюэль плавно положил руки ей на плечи и сказал: — У меня есть к тебе одно предложение... Мы останемся в этом городе на неопределенный срок. Это шоу, которое мы сейчас показываем — всего лишь миниатюры. У нас существует свой театр. Театр, в котором мы играем, он не для всех. Лишь для избранных. Недавно мы потеряли одну актрису и нужна ей замена. Не хочешь ли ты попробовать поступить ко мне в ученицы и играть в нашем театре? — Я... к вам в ученицы? Играть в вашем театре? — прошептала Лилия, бледнея от волнения. — Вы шутите надо мной наверное... — Я? Нисколько! — Слушай, ты, убери руки от моей девушки! — занес над Лэмюэлем кулак Лэрри, но удар нанести он не успел, так как хрупкая рука Лэмюэля лишь слегка оттолкнула его и парень упал. Лэмюэль пошел в палатку, возмущаясь некорректностью поведения парня. — Что ты себе позволяешь! — закричала Лилия. — По какому праву ты вмешиваешься в мою жизнь?! Они пошли, выясняя отношения на ходу и беспощадно ругаясь. Скотти хотел пойти за ними следом, но его привлек здоровенный жук, сидящий на стволе дерева. Блестящий красноватый панцирь жука отливал медью. Скотти ни в одной энциклопедии еще не встречал такого вида. Он захотел поймать жука, но жук отполз повыше, на такое расстояние, где его нельзя было достать и замер. Скотти взял палочку и попытался ею сбить жука вниз, но жук словно издевался над ним: снова отполз немного повыше, вне досягаемости палочки, и замер. Парень начинал злиться и сбить жука стало для него уже делом принципа. Провозившись с этим делом битых полчаса, Скотти не получил никаких результатов. Начинали расходиться люди. Их голоса слышались все дальше. — Бля, жрать хочу! — раздался голос за кустами. Скотти выглянул. Он увидел Лэмюэля и Отто, которые вышли без грима. Мимо проходил какой-то фаерщик, таща с собой цепи и бидончик с керосином. Лэмюэль и Отто переморгнулись. Скотти снова отвлекся на жука, пока не услышал нечеловеческий крик. Он выглянул из-за кустов, да так и застыл: Лэмюэль и Отто, с двух сторон, оскалив здоровые острые клыки, впились бедняге в шею. Тот беспомощно потрясал в воздухе руками, выронив и цепи, и бидон. Он продолжал вопить от боли и ужаса. Скотти с белым, как стена, лицом присел в кусты. Ширинка моментально стала мокрой. Актеры уже ушли, оставив за собой окровавленный труп, а Скотти все сидел в кустах. Зубы его выстукивали барабанную дробь. Убедившись, что поблизости никого нет, он пулей вылетел из кустов и помчался домой, не разбирая дороги. Он так летел, что где-то потерял свои очки. — Явился?! — накинулся на него Лэрри.— Где тебя дьявол носит, придурок?! Мне еще и отец из-за твоей галимой задницы чертей всыпал. О, да ты еще и обоссался, мудак! Хотя чего еще ожидать от такого мудака, как ты? Поразило то, что Скотти не наговорил гадостей в ответ. Он был сам не свой. Лицо белое, как полотно, зубы по-прежнему стучали. Скотти бессознательно указал пальцем в пустоту: — Они... Они... Они... — Хватит разыгрывать здесь дурачка! Боишься получить от меня ****юлей? — Они... — с мокрой мотней и вытянутым в никуда указательным пальцем продолжал бубнить Скотти. Разозленный из-за испорченного вечера и Лилии, Лэрри толкнул его кулаком в плечо. Скотти повалился на кровать. Но неадекватное состояние его не проходило. — Где твои очки, ****юк? Где, я тебя спрашиваю?! — Они... — Да кто они, мать твою! Лэрри встряхнул его за плечи. — Вампиры... Вампиры... — бубнил бессвязно Скотти. — Убили... Там... Актеры... ВАМПИРЫ... Береги Лилию. Они убьют... Убьют... — Дебил! — отпустил его Лэрри. — Ты еще дебильнее, чем я о тебе думал. Лучше срать на унитазе с плейером, чем слушать твой бубнеж. Он вышел, хлопнув дверью. Скотти продолжал сидеть и смотреть в одну точку. 3 Лилия в условленный час встретилась с Лэмюэлем. Наступили сумерки. Лэмюэль оделся в красное вечернее платье. Его обнаженные плечи украшала легкая накидка цвета крови, а шею — рубиновое ожерелье, светящееся в свете первых фонарей как и глаза Лэмюэля. Его кожа источала тончайший аромат розовой воды и духов. Волосы были собраны на затылке шпильками. Лицо аккуратно и со вкусом накрашено. Он ничем не отличался от молодой очень красивой изысканной дамы. — Приветствую, мой цветок! — Лэмюэль продлил поцелуй приветствия до неприличия. — Лесбиянки! — послышался смешок какого-то длинноволосого неформала в футболке с Кобейном и гитарой в руке. — Сейчас я сделаю то, что неприлично делать даме, — ответил Лэмюэль. Он помахал гитаристу-выскочке и задрал подол платья, под которым не оказалось нижнего белья. Вытращив глаза, парень уставился на него. — Пойдем, — махнул рукой Лэмюэль. — Сейчас я покажу тебе наш театр. Но ты должна дать мне слово, что это все останется в тайне. Запомни: театр — лишь для избранных. Я избрал тебя. — Клянусь, никто не узнает, — пролепетала Лилия. Вопреки ожиданиям, они пришли не к шикарному архитектурному зданию с прекрасными залами внутри, бюстами муз и висячими хрустальными люстрами, а к заброшенному подвалу. — Идем, не бойся, — мягко сказал Лэмюэль и подал ей свою руку. Придерживая скрипучую, прогнившую от времени дверь, Лилия прошла вслед за Лэмюэлем. Глаза ее погрузились в абсолютную темноту. Она почувствовала холодное, как лед, прикосновение — Лэмюэль взял ее за руку. Его глаза в темноте хищно и по-кошачьи светились. Лилия не видела, куда они идут, но подвал оказался намного больше, чем она предполагала. Они куда-то спускались, показался рассеивающий свет. Чем глубже они спускались, тем отчетливее просматривалось все вокруг. Они словно попали в другой мир. Тут действительно висели люстры и стояли бюсты муз, выточенные из мрамора. Это был театр. И он был прекрасен. Лилия, вслед за Лэмюэлем, проскользнула в открытую дверь. На сцене шла репетиция. Лэмюэль предложил ей сесть в кресло. На сцене стоял Отто в черном камзоле. Лилия, когда видела его, сильно смущалась. Сразу же вспоминалась сцена в палатке. Рядом с ним стояла дама в голубом бальном платье с очень длинными, как снег белыми, волосами, скорее напоминающая сказочную фею, чем обычного человека. Отто пел. Его голос отчетливо звучал в пустом зале: Мы идем по нитям смерти И дыхание таим, Мне бы прыгнуть в пустоту И найти кем я любим... Вызов смерти — я хочу В пустоте ее убить. Зная тайну вечной силы, Я врата смогу открыть. Сгорая во пламени ада, С тобою мы жили когда-то. Несли заблуждения суть В безмолвии чьем-нибудь. И память вечная горит Во мраке вечном. Сегодня я убью ее конечно... Дама в голубом воздела руки к небу, а потом развела их в стороны. Только сейчас Лилия заметила, что в углу стоял маленький резной гроб. Дама кинулась к гробу и пропела: Родилась сущность вдруг во мраке том И с ней Дыхание вмиг. Была луна во всей красе. И лес в тумане появился. Шаги, шаги и музыка запела... Тихонько, рядом с ним. Чтобы исполнить волю ту Загробной тишины. Слеза упала в вечности покой. Сказала я себе однажды — Силы соберу я и раздам все слабым. Молю вас, боги, пусть проснется все вокруг... (стихи Филиппа) Тут же открылся гроб и из него поднялся мальчик лет восьми-девяти от роду. Дама приникла к нему и они начали страстно целоваться. Лилия вытращила глаза: — Так он же совсем еще ребенок... — Лекан гораздо старше, чем ты думаешь, — улыбнулся Лэмюэль. — Браво, браво! — похлопал в ладоши актер, когда репетиция окончилась. — Идем, — шепнул он Лилии. — Смею представить вам мою новую ученицу — это Лилия. Дама с длинными белыми волосами оценивающе посмотрела на нее, как и мальчик — с высокомерным, не по-детски, взглядом. — Это Донна, Лекан, а милорда Отто ты уже знаешь. Потом я познакомлю тебя с другими актерами театра. — Так быть может начнем пробный урок? — спросила Донна, жестом приглашая Лилию подняться на сцену. — С чего начнем? — спросила Лилия. — С поцелуя, — ответила Донна. — Ибо смерть придет с поцелуем. Она схватила Лилию и присосалась к ее губам, причмокивая так, будто младенец сосал соску. — Сладкая, — прищурившись,сказала Донна. — Я бы хотел провести урок с ученицей тет-а-тет, потому что она — новичок и пока еще смущается, — сказал Лэмюэль, восходя на подмостки. С его тонкой руки, обтянутой перчаткой из красного гипюра, свисал веер. Все как-то странно заулыбались. — Возьми, он может пригодиться, — сказала Донна, протягивая ей носовой платок. Лилия понятия не имела, зачем этот платок может ей пригодиться, но послушно схватила его. Отто взял лицо Лэмюэля в свои руки и поцеловал в губы. Остальные скрылись за кулисами. — Ну что же, — сказал Лэмюэль, — начнем наш урок. Сейчас мы будем репетировать спектакль о вампирах. — О вампирах?! — оживилась Лилия. — Ой, как интересно! А у меня получится? — Я не сомневаюсь, — улыбнулся Лэмюэль. Лицо его приобрело театральное выражение. Он достал гроб и плюхнулся в него, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Так он безмолвно лежал в гробу и своей бледностью действительно напоминал мертвеца. Внезапно Лэмюэль поднялся и Лилия даже перепугалась. Глаза его загорелись и он проговорил: Но прежде,взят из гроба в мир, Ты будешь послан, как вампир. Мертвец, домой вернешься вновь — Сосать своих потомков кровь. Ты будешь в сумраке ночей Пить кровь жены и дочерей, Пир проклиная гробовой, Которым сыт твой труп живой! Он подошел к Лилии сзади, нежно проведя рукой по тонкой коже на ее шее: Лишь дочь, прекраснейшая всех, Твой искупая жизни грех. Благословит тебя, отца, — Тем в сердце влив тебе свинца! (Байрон «Гяур») — Зачем? — посмотрела на него Лилия, стыдливо прикрываясь руками. — Чтобы отрепетировать любовную сцену вампира со своей жертвой, — ответил Лэмюэль и шелк его платья упал к ногам, обнажив тело. Он стал раздевать ее и Лилия неуверенно сопротивлялась. — Ученица не должна бояться своего учителя, — прошептал Лэмюэль. — Постелью нам станет гроб. — Гроб?! — Это же театр, привыкай ко многим удивительным вещам. Не смотря на сопротивление, Лэмюэль все же раздел ее и лег в гроб, увлекая за собой Лилию. Лилия чувствовала себя, мягко выражаясь, неловко, лежа обнаженной в этом гробу на таком же обнаженном Лэмюэле. — Не опускай глаз, — сказал он. — Я же знаю, ты хочешь меня, потому что ты меня любишь! Лилия смущенно посмотрела в его глаза, аккуратно подведенные черным карандашом. Его белая кожа благоухала розами. Актер стал целовать ее и Лилия не могла больше противиться, она отдалась во власть поцелуев и ласк Лэмюэля. Лежа снизу, он взял ее за бедра и притянул к себе. Лилия вскрикнула, почувствовав, что он в ней. "Лицо, без малейшего изъяна, гладкая кожа, источающая нежный аромат, белые тонкие руки — как природа могла сотворить такое совершенное создание?!" — подумала Лилия, закрыв глаза и скользя губами по его гладкой и плоской груди. Боль уступила место наслаждению и она снова вскрикнула. — Я вас сильно люблю, — прошептала Лилия. Живи, цвети, как ветка розы, Не зная горя и беды, И пусть любуются тобою, А не срывают, как цветы. Цветы сорвут, а после бросят, Не позволяй того, что просят. И будешь вечно процветать. (случайно услышанный стих) Он с вдохновением коснулся ее губ. — Девочка влюбляется в вампира! Ха, хороший сюжет, хоть и банальный. Они занимаются сексом, а потом вампир вонзает ей в шею свои клыки! Нужно отрепетировать эту сцену. Лилия улыбнулась. — Вот, вампир уже откидывает волосы с ее шеи, тонкой и белой, он вонзает клыки в нежную кожу... — свои слова Лэмюэль сопровождал действиями. Он наклонился к ее шее и девушка закричала, почувствовав адскую боль. — Прости, переусердствовал, — сказал Лэмюэль. Губы его были в крови. Заметив у него во рту клыки, Лилия широко раскрыла глаза от удивления. — Челюсти, — засмеялся Лэмюэль, кладя их на столик. — Люблю, чтобы все было натурально, — он взял платок, который дала Донна и вытер струйку крови, стекающую с шеи девушки. — Прости, — еще раз невинно улыбнулся Лэмюэль полной очарования улыбкой. — Можешь одеваться. Первый урок прошел вполне успешно. Придешь через три дня, а то, смотрю, ты бледная такая, приболела, наверное. — Да нет. Я вполне хорошо себя чувствую, — ответила Лилия. — Послушай меня и приходи через три дня, ты действительно приболела. — А когда я смогу выступать на сцене,перед публикой? — Когда тебе захочется крови, — улыбнулся Лэмюэль. Пророческие слова Лэмюэля сбылись: Лилия действительно заболела. Три дня она почти не поднималась с постели. Ее охватил озноб, слабость, лихорадка. Потом состояние немного улучшилось и она смогла выйти на улицу. Ее поджидал Лэрри, нервно куривший во дворе. Рядом стоял Скотти. Лилия обратила внимание, что волосы Скотти стали какого-то странного цвета. Стали с белым мелированием что ли? Лилии стало смешно: — Скотти, ты сделал на своих волосах мелирование? — Ничего я не делал! — ответил Скотти. — Подожди, а что это у тебя такое на шее? — Где? — Вот тут, следы от клыков... — А, это мы репетировали. — Репетировали! — воскликнул Скотти. — Так я и знал, — он шарахнулся в сторону. — Не подходи к ней, — трясясь всем телом, сказал Скотти Лэрри. — Ее укусили вампиры! — Ты, придурок, совсем шизанулся? Начитался своих энциклопедий и крыша уехала? — злобно сказал Лэрри. — Можешь оставаться с ней, а я пошел, — трясясь, будто больной Паркинсоном, сказал Скотти. — Она и тебя укусит, она заразная! Он побежал, не оглядываясь. — Сам ты заразный, ****абол! — выругалась Лилия. Лэрри пристально смотрел на нее. — Преследуешь? — спросила она. — Я люблю тебя, — удрученно ответил парень, подкуривая еще одну сигарету. — Лэрри, — в задумчивом спокойствии ответила Лилия. — Мне было очень хорошо с тобой, но мы не можем больше быть вместе. Я люблю Лэмюэля. Хочу быть с ним. Лэрри нервно кивнул головой, выкурив сигарету за четыре затяжки и со злостью вышвырнув окурок в сторону. — А того, с карими глазами ты тоже любишь? — Зря ты меня обижаешь! Давай останемся друзьями. Он схватил ее за голову и принялся целовать в губы. Лилия вырвалась. — Прекрати. Ничто уже не поможет. Наш поезд ушел и его не догнать. Мы — просто друзья. — Просто друзья, понятно... — проговорил Лэрри. Вдобавок ко всему Скотти совсем чокнулся. Закрылся в комнате и сказал Лэрри, что не впустит его, пока тот не прочитает, стоя у двери, "Отче наш". Лэрри злился и осыпал его матами и оскорблениями, но ничего не помогло. Придурок стоял на своем. Лэрри хотелось вынести дверь ногами, но тогда его бы «вынес» отец. Пришлось бубнить эту дурацкую молитву. Получив возможность войти в собственную комнату, Лэрри не вошел, а ворвался в нее, принявшись колотить изо всех сил Скотти, повалив его на кровать. А тот, вместо того, чтобы колошматить его в ответ, щепетильно осматривал его шею. Лэрри продолжал бить его, разряжаясь по полной. Он отрывался на нем и за то, что его бросила Лилия, и за то, что Бог послал ему такого племянничка. Случайно взгляд Лэрри упал на стены и он прекратил бить Скотти. — А что это такое? — спросил Лэрри, заторможенно оглядываясь по сторонам. Только сейчас парень заметил, во что превратилась его комната: на стенах висели связки чеснока, везде стояли кресты — от мала до велика, разной формы и работы, даже на компьютере стояло распятие с Иисусом. В углу размещалась целая куча палок, выточенных из какого-то дерева, а на стенах он развесил зеркала. Лэрри ударила по затылку здоровая головка чеснока, свисающая с люстры. Из-под кровати Скотти тоже торчала палка, тут же валялся нож и была рассыпана свежая стружка. — Что это такое? — изумленным голосом проговорил Лэрри. Скотти, как черт, подскочил к нему. — Ты понимаешь, — сказал он шепотом, оборачиваясь по сторонам, будто бы его преследовали. — Они тут, близко, — заикаясь, говорил Скотти, вцепившись в руку Лэрри мертвой хваткой. — Я сам видел. Они тут. Рядом. Лилия с ними. Не подходи к ней! — сказал он каким-то особенным, леденящим душу тоном. — Я сам видел, сам видел... Лэрри гневно посмотрел на него, как на последнего дурачка и оттолкнул: — Да отцепись ты от меня, шизик! Скотти достал из-под кровати палку и судорожно, с трясущимися руками, принялся точить ее. — Вот, — приговаривал он, время от времени глядя на дело рук своих и намахиваясь палкой, будто бы протыкая невидимого противника. — Пусть только сунутся! Я им покажу! О! Видал? Кол осиновый! — Малоумный, — с отвращением плюнул в сторону Лэрри. — Лучше на кухню пойду ночевать, чем с этим дебилом. Лилия пришла в театр через три дня. Ламюэль внимательно и заботливо оглядел ее шею и еще раз извинился, за то, что хватил лишнего. Он был в золотистом и очень пышном платье. Тугой корсет подчеркивал стройность талии и плоскость в районе груди. На вьющихся колечками волосах его красовались золотистые нити, а на голове была небольшая, но очень красивая, тонкой работы диадема. Макияж был подобран в тон золотистому цвету, преобладающему в его наряде. Волосы Донны были уложены и скручены блестящей сеткой. Ее темно-фиолетовое платье украшали декорированные маленькие фиалки. Отто и Лекан были одеты в темно-зеленый и красный камзолы. "Какие все красивые", — подумала Лилия с завистью. — Нужно бы приодеть девочку, — словно прочитав ее мысли, сказала Донна. — Отдай ей платье, в котором тебя хоронили, — сказал Лекан. При этих словах Лэмюэль строго обвел актеров взглядом. — В котором, простите, что делали? — осведомилась Лилия. — Он хотел сказать, что, когда Донна играла в сцене, где происходили похороны, она была одета в красивое платье, — с непринужденной улыбкой ответил Лэмюэль. — А это мысль! — сказала Донна. Она принесла платье нежно-розового тона, пошитое на средневековый манер. — Какая прелесть! — воскликнула Лилия. — Такое чувство, что оно из средневековья! — А оно из средневековья, — ответила Донна. Лилия облачилась в нарядное платье, которое подошло ей по размеру. Донна посмотрела на Лилию: Сегодня торжествует серебро Земных зеркал. И Госпожа их блики Зовет на Карнавал. Она плывет величаво По неостывшей земле, А шелест одеяний Шепчет указания судьбе. Желтые листья Сомкнут веки Ванильным сном. Теплый ветер Багряной дымкой Пьянит душу, Словно ром. Черные ветви Ласково погладят плечи. Отчего же не вечен Этот вечер... (стихи Геллы) — Неплохо было бы тебе поработать в паре с Донной, — задумался Лэмюэль. — Здравая мысль, — усмехнулся Отто. — Танец двух дам. — Да! Танец! Точно! — сказал Лэмюэль. — Донна, обучи ее вальсу. Заиграла музыка. Донна схватила Лилию за руки и они закружились в вальсе. Девушку совсем закружило, а ведь она еще не отошла после своей трехдневной болезни. Лилия почувствовала слабость и закрыла глаза. Когда вновь вернулась возможность ощущать земную реальность, Лилия почувствовала легкие прикосновения к своему телу. "Лэмюэль!!" — подумала она. Но открыв глаза увидела, что полностью обнаженная лежит на руках у Донны. — Что это такое?! — возмущенно пытаясь подняться, воскликнули Лилия. Она попыталась глазами отыскать Лэмюэля, но услышала лишь его сладострастные стоны — он был в объятиях Отто, а с другой стороны его ласкал Лекан. — А как же репетиция? — проговорила Лилия, устыдившись, что увидела эту сцену. — А это и есть репетиция, — развратно улыбнулась Донна, трогая ее везде, где только возможно. — Я не хочу!.. — Но придется, девочка, теперь ты одна из нас и обратной дороги нет. — Из кого это "из вас"? — Из актеров, — после минутной паузы улыбнулась Донна. Она продолжала ласкать девушку везде. Лилия перестала сопротивляться и молча лежала. Она почувствовала в себе пальцы Донны. Боли не было, как с Лэмюэлем. Она представила его, что это его руки ласкают ее, его пальцы и губы. И стало хорошо. Она застонала. Вот, открыв глаза, она действительно увидела перед собой Лэмюэля. Теперь он начал ласкать ее, а сзади целовал Отто. — Нет, нет, — пыталась вырваться Лилия. — Лилия, мы хотим тебя, отдайся нам! — стучал голос в висках. У нее не было сил сопротивляться. — Отдай нам свою плоть, она — сосуд для нас, в котором мы встретимся, чтобы любить друг друга. Лилия совсем ослабла. Они вошли в нее почти одновременно и ее снова пронзила адская боль. — Я люблю тебя, — услышала она голос Лэмюэля и сердце забилось чаще. Но, открыв глаза, Лилия поняла, что слова эти адресовались Отто, а уж никак не ей. Лэмюэль трахал ее и признавался в любви Отто! Мало того, он еще вывернулся, чтобы дотянуться до него и поцеловать в губы! На глазах Лилии выступили слезы от обиды и от боли. Ощущая их двоих в себе, она параллельно ощущала себя последней шлюхой. Но в конце концов, ничего другого не оставалось, как смириться и терпеть. Эти страдания окупились минут через пять сумасшедшим физическим удовольствием. Вот, Лилия уже лежала в объятиях Лэмюэля. Отто ушел развлекаться с Донной и Леканом. Лилия с обожанием посмотрела на Лэмюэля: — Бери меня, мне больше не будет больно... Лэмюэль провел рукой по ее телу: — Ты способная ученица, из тебя выйдет чудесная актриса. Очень скоро ты сможешь сыграть роль вампира. — Правда?! Так мне нужно немедленно учить слова. — Нет, учить ничего не нужно, это будет игра без слов, — ответил Лэмюэль. Она снова захотела его. — Зачем она тебе? — сказал Отто. — Неужели снова ревнуешь? — Лэмюэль заглянул в его глаза. — Мне нужна податливая ученица. Кроме того, она новый актер для нашего театра. Это не будет лишним. — Мне кажется, что ты привязываешься к ней, — угрюмо сказал Отто. — И вовсе нет! — Лэмюэль поправил декольте платья. На голове его был белый парик, а челка, падающая на бок, прикрывала один глаз. Лэмюэль подошел к Отто и сел на него сверху, обхватив ногами его торс. Он поцеловал Отто в губы, прикусив их до крови. — Три столетия я люблю только тебя.Чего же тебе еще нужно, мой ненасытный? Отто, распаленный страстью, опрокинул Лэмюэля на кровать и задрал его юбки. — Ты почти как женщина, но не женщина... — А ты хотел бы, чтобы я был женщиной? — спросил Лэмюэль. Отто не ответил, только стал покусывать его тело. Лэмюэль трогал шелк и вдыхал аромат его медовых волос. — Красивый... — проговорил Лэмюэль. — Очень красивый... — И весь твой... — Да, весь мой... — с удовольствием сказал Лэмюэль. Лэрри устал бороться с чудачествами племянника. Он ежедневно выбрасывал в окно связки наточенных кольев, но каждый день Скотти приносил все новые. И где только брал! Вчера Лэрри выкинул в окно последний кол и чуть не выколол глаз прохожему, который стал ломиться в дом, чтобы учинить скандал. Жить становилось все невыносимее и отвратительнее. — Вампиры... Вампиры... — как маньяк, твердил Скотти. Вместо энциклопедий на его столе лежали Библии в переплетах всех цветов. Ложась спать, он бубнил на ночь какие-то молитвы и облепил всю стену возле кровати крестами. — Если постучится кто незнакомый, — твердил Скотти, — и попросит войти, ты не впускай! И на свою беду газовщик спросил у порога можно ли ему войти. Скотти стал намахиваться на него колом и предупредил, что если тот переступит порог дома, то он проткнет незваного гостя, как шашлык шампуром. Газовщик покрутил пальцем у виска и ушел. Поломку так никто и не исправил. Лэрри злился и психовал. Ему казалось, что на голову ему свалились все беды, какие только есть. Он не терял надежду вернуть Лилию, хоть она и казалась призрачной. Лилия не могла ничего есть и перестала есть вообще. Она хотела чего-то, но чего, сама не знала. Чего-то сильно не хватало. — В какой поликлинике ты заостряла себе зубы? — спросил знакомый гот. — Какие зубы? Я ничего не заостряла! — она посмотрела на себя в зеркало. Зеркало упало из ее безвольно опустившейся руки и разбилось: зубы по бокам действительно стали заостренными и теперь больше напоминали клыки.