Школа порока. Часть 3: Театр разврата.

16 — Папа, я не могу дальше идти, мне плохо, — проговорил Альфред, падая с ног. — Ты простудился? У тебя лихорадка? — перепугался Зик. — Горло болит? — Нет, — ответил ребенок и потерял сознание. Зик перепугался, он взял мальчика на руки и, заложив в антикварной лавке старинную табакерку, снял номер в отеле, пригласив доктора. Доктор долго осматривал ребенка, но не мог выявить загадочную болезнь. Мальчик простужен не был. Врач заметил у него на шее две отметины от клыков и сделал предположение, что мальчика укусил какой-то зверь и у него началось заражение. Зик отправил доктора, сказав, что сейчас же непременно госпитализирует ребенка в больницу. Но кому, как ни ему одному было известно, что это за загадочные укусы у сына на шее... — Альфред! Альфред! — строго склонился над ним Зик. Перед затуманенными глазами мальчика капюшон вампира раздвоился. — Что это?! — Зик строго указал на его шею. — Кто это сделал?! — Я хочу быть вампиром, как ты... — проговорил Альфред и снова потерял сознание. Зик напряженно думал. Как он не углядел? В чем его вина? Но уж если искать во всем свои плюсы, то отцу не придется хоронить сына, он навсегда останется с ним в вечности. Это обстоятельство немного согрело холодную, одинокую душу старого вампира. Отто вошел в гримерную, в поисках своего цилиндра. — Уже не здороваемся? — спросил Лэмюэль. — Здрасьте! — фыркнул Отто. — Все пьешь? Хотя, я уже ничему не удивляюсь. А через полчаса спектакль! Лэмюэль притянул его к себе, обхватив за шею: — Отто, я скучаю по тебе, ты ведь мне нужен... — А кто тебе еще нужен? Каждая вторая ширинка или какая-нибудь аппетитная сучка на закуску? — Ну, Отто, зачем ты так! Ты же для меня единственный... — Ага, а еще бутылка рому и сотня-другая вампиров, успевших тебя оттрахать. — Вернись ко мне, Отто, ты мне нужен! — Только не нужно ныть! — разозлился вампир. — Я устал от истерик. — Хочешь меня? Бери, я твой! Лэмюэль задрал подол платья. — Нет, благодарю, но я не питаюсь объедками, у меня от них несварение желудка! Надев перчатки, водрузив на голову цилиндр и взяв в руки трость, Отто вышел. На самом деле он еле сдержался от желания овладеть Лэмюэлем, но гордость победила и Отто вышел с гордо поднятой головой. Зрители с истинно эстетическим наслаждением любовались прекрасными актерами. Красавцем Отто, игравшим роль Онегина и Лилией — простодушной провинциалкой Татьяной. На сцене происходил разговор между Татьяной и Онегиным. Онегин дает ответ на письмо Татьяны: Послушайте ж меня без гнева: Смешит не раз младая дева Мечтами легкие мечты Так деревцо свои листы Меняет с каждою весною. Так, видно, небом суждено... (Пушкин «Евгений Онегин») Лэмюэль играл роль Ленского. Во время своего отсутствия он снова успел "пригубить"немного виски. Ленский, с заплетающимся языком, пошатываясь, появился на сцене, даже забыв надеть штаны. Мужские роли он играл довольно редко и напоминал скорее женщину, наряженную в мужской костюм. Отто смерил его презрительным взглядом, не в силах сдержать ироничной улыбки. Еле держась на ногах, без штанов, Лэмюэль принялся нести какой-то вздор. В зале раздались смешки — настолько комично он выглядел. — Дуэль! — кричал пьяный актер. — Дуэль, на дуэль подлеца! — Подлец убьет тебя на дуэли или ты не помнишь сценарий? — усмехнулся Отто. — Мать твою, какой позор! — проговорил Лекан за кулисами. — Что делать? Наш замечательный театр сегодня просто выставлен на посмешище! — Беги на сцену, — сказала Донна, — скорее объяви антракт. Лекан выбежал на сцену: — А сейчас у нас обеденный перерыв! Это действительно был обеденный перерыв. Вампиры отлично знали, что это значит — призыв к пиршеству. Снова раздались вопли, брызги крови, жадное причмокивание губ и суматоха. Лэрри тоже сидел вместе с другими вампирами. Он смотрел на Лилию и хоть в его сердце еще теплилась любовь к ней, но любовь эта постепенно начала угасать. Лэмюэль открыл ему глаза на многие вещи. Любовь? Стоит ли она терзаний, душевных мук? Лэрри, Лэмюэль, Отто... С кем она будет потом, кто следующий? Вампиры остались все теме же людьми, только бессмертными и пьющими кровь. Лэмюэль показал, что не следует ни к чему серьезно относиться, что оно не стоит того. Нужно жить и брать от жизни все, что можно. Устроить пир плоти и крови, например! Лэмюэль казался настоящим эпикурейцам, вся жизнь для него состояла из увеселений. Лэрри подумал, что в этом хотел быть похожим на него. Стать кутилой. Не переживать из-за всякой ерунды, а расслабляться и отдыхать. Не думать о Лилии, которая вряд ли упоминает его имя в своем душевном диалоге, а проводить ночи с сотнями таких, как она, а наутро не вспомнить ни одну из них. Решив принять такую позицию, Лэрри с удовольствием впился кому-то в шею. Скотти ужинал в другом конце зала. Лекан и Донна поспешно увели пьяного Лэмюэля, чтобы уложить его спать. Лэмюэль сидел, держа в руках стакан минералки, он находился в жалком состоянии. От каждого слова Лекана он всхлипывал. Волосы его спутались, руки были перепачканы гримом, тушь потекла. Он плакал. — ... а потом мы увели тебя за кулисы и отправили спать, — закончил повествование Лекан. — В трусах, перед публикой? Еле на ногах держался? Плел что попало? — слезливо переспросил Лэмюэль. — О, конец моей актерской карьере! Какой позор на все века! Он уронил голову на колени и зарыдал. — Что случилось с тобой? — спросил Лекан. — Что за беспробудное пьянство? Тебя бросил Отто? Лэмюэль гордо вскинул голову, его лицо было заплаканным: — Кинул? Ха! Это все он делает мне назло, он хочет разбудить мою ревность! Вспомнив свой позор на ночном сеансе, Лэмюэль опять зарыдал. Успокоился он только тогда, когда выпил виски, присосавшись к бутылке. Лекан вышел, покачав головой. — Теперь ты видишь, как все ниже опускается твой любимый? — ходя взад и вперед, словно читающий лекцию преподаватель, проговорил Отто. Заодно он пытался вызвать еще больше презрения к Лэмюэлю в себе самом. — Позорный и развратный алкоголик! Лилия угрюмо молчала. Отто взял ее за подбородок и развернул лицо девушки к себе. — Ты такой же! — воскликнула она. — Ты всего лишь пользуешься моим телом, как игрушкой! Отто хмыкнул. — Ты думаешь, что ты единственная на свете красавица? Или, быть может, что я никого не привлекаю? Сейчас проверим! Отто схватил ее за руку и вытащил на улицу. — Эй! — закричал он на всю улицу. — Кто меня хочет, подходи, не стесняйся! Удивленные люди оборачивались. Собрались самые незакомплексованные. Все трогали и разглядывали вампира. — Какой красавец! — восклицали женщины, трогая Отто везде, где только можно. — Кто еще хочет? — продолжал кричать вампир. — Сейчас ты, приятель, у меня захочешь! — послышался голос полицейского. — А ну-ка, пройдем! Отто вышел из толпы орущих женщин, словно был звездой мирового масштаба и спокойно отправился вместе с полицейскими. Через пять минут он уже возвращался обратно, аккуратно вытирая салфеткой краешек рта, испачканный в крови. — Ну? — невозмутимо обратился он к Лилии. — Дешевый спектакль за три рубля! — ответила она и развернулась, чтобы уйти. Отто дотронулся до ее за плеча. Девушка обернулась. Вампир нежно провел рукой по ее щеке. Лилия почувствовала разряд тока, пробежавший по спине. — Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас, я не держу, — он указал «на выход». Лилия стояла, опустив глаза. Какая-то необъяснимая сила тянула ее к Отто и от этого было до невозможности стыдно. — Ну? — требовательно спросил Отто. — Не уходишь? Иди же! Но предупреждаю, возврата назад не будет. Лилия продолжала стоять в той же позе и моргать глазами, уткнувшись взглядом в пол. Отто, как всегда, приподнял ее голову за подбородок. Его губы были так близко. Лилия так хотела их, но стеснялась сказать об этом, или тем более что-то сделать первой. Отто облизал ее губы. — Да, да, целуй меня, — проговорила Лилия, уже не отдавая себе отчета в своих словах. — Делай со мною, что хочешь, я не стану сопротивляться, я влюбляюсь в тебя с каждым днем... Отто самодовольно улыбнулся. Этого он и добивался. Впрочем, он всегда добивается чего хочет и кого хочет. Если бы не Лэмюэль... Эх, Лэмюэль! Отто помрачнел. Его руки нагло забрались к Лилии в майку и под юбку. Она не сопротивлялась. С каждым его прикосновением она начинала тяжелее дышать. — Эй, уважаемые! — послышался голос полицейского. — Что это вы посреди города делаете, тут люди ходят, маленькие дети! — Нам плевать на людей, — нагло ответил Отто. — Хочешь, сейчас я трахну ее прямо на этой лавочке? — Пройдем-ка со мной, сейчас в участке расскажешь о своих похождениях, — ответил полицейский. Отто устало вздохнул. — Черт, я уже вполне сытно пообедал, да видимо придется закусить! Подожди меня здесь, — сказал он Лилии, уходя вместе с полицейским. 17 Зик не отпускал руку сына и ни на шаг, не отходил от его постели во время болезни. Пока не спал жар, пока не прошел озноб, пока не прояснились его глаза, пока на губах мальчика не появилась улыбка. — Отец, я хочу есть, — сказал Альфред. — Ты знаешь, как это делается? — спросил Зик. — Я видел в кино и... Видел, как делаешь ты... Зик очень рассердился, но промолчал. — Значит, ты должен знать, как это делается, — сухо ответил он. Как по заказу, в дверь постучал доктор, который наблюдал за ребенком. — Это благоприятный случай для того, чтобы учиться использовать свои возможности, — сказал Зик. — Дерзай! Доктор подошел к постели: — Как у нас тут дела? Открой рот... Мальчик исполнил просьбу. — Боже мой, а это что... — проговорил доктор, глядя из-под очков на прорезавшиеся клыки. — Сейчас узнаешь... Альфред поднялся с постели и впился в шею врача. Надо сказать, что как для новичка, он справился отлично. Зик вытер с уродливой щеки капельки крови. Он задумался. Теперь все поменялось. Теперь можно вернуться к Лэмюэлю. Ради сына Зик не мог приходить к Лэмюэлю, как бы его не тянуло к этому прекрасному существу. Он боялся, что мальчика убьют вампиры или сделают его таким же, как они. Теперь бояться больше нечего, Альфред уже стал вампиром. Можно вернуться в театр. Увидеть Его, Его, Его!!.. Сердце Зика радостно забилось. После многих веков несчастья и одиночества жизнь урода-страдальца наконец-то приобрела сенс. Почти одновременно он нашел и сына и возлюбленного. Зик твердо решил — нужно вернуться в театр. По городу расползлись страшные слухи. Вечером словно наступал камендантский час. Все сидели в своих домах, плотно занавесив шторы. Полиция сбилась с ног в поисках ужасного маньяка, разрывающего жертвам глотки и обескровливающего их загадочным способом. Жертв с каждым днем становилось все больше и больше. Это напоминало события, происходившие во второй половине пятнадцатого века в Румынии. Сын Влада Дракулы, Махно Злой, вел войну с турками. Целое войско неприятеля ни с того ни с сего оказалось мертвым к утру. Здесь явно не обошлось без мистики. Вот и пошел слух о вампиризме рода Дракулы. Но кого обвинять на сей раз? Не было ни единого предположения. Лэмюэль уткнулся в подушки и начал рыдать. Он никому не нужен. Он абсолютно один. Он опозорился перед публикой. Он, великий актер! Даже виски, и те закончились. От безвыходности, Лэмюэль решил проверить все пустые бутылки — быть может там еще останется хоть на пару глотков. Когда он поднялся с постели, то увидел, как на него внимательно смотрит Зик из-под капюшона. Лэмюэль так обрадовался ему, что летел к вампиру, спотыкаясь. Он горячо обнял Зика и положил голову ему на грудь. — Я знал, знал, что ты вернешься... Идем же скорее, я так хочу тебя. Я так одинок и так устал дрочить! — У меня ребенок в зале, — возмутился Зик. — Подождет, — ответил Лэмюэль, увлекая его за собой. Он так сладко целовал своими медовыми устами, что Зик забыл обо всем на свете. Он поспешно раздевал Зика трясущимися руками, постанывая от нетерпения. Зик не сопротивлялся ему. Он уже меньше задумывался о грехе, отдавшись похоти, все больше упиваясь плотью. Его руки неловко скользили по телу Лэмюэля, срывая с него одежду. — Хочу... Хочу, — шептал он. Взяв восставшую плоть Зика в свои руки, Лэмюэль нетерпеливо всунул ее по назначению. Вот, Зик уже обладал им, шепча: — Как же ты прекрасен... — Так же, как ты ужасен, — отвечал Лэмюэль. Альфред остался один в театральном зале с шахматным паркетом. Он посмотрел на стоящий рядом трон. Тут проводились репетиции. Лежало королевское платье. Альфред надел корону и накинул мантию. Зеркала сверкали его отражениями. Ребенок надменно улыбнулся, любуясь ими. Он сел на трон и гордо поднял голову. — Я — король! — проговорил он. — А вы — никто! Он посмотрел на фарфоровые маски, висящие на стене. Маски были прекрасны, но одна слишком насмешливо смотрела на Альфреда пустыми глазницами. Разозлившись, мальчик встал, подошел к маскам и проехался по ним кулаком. Четыре маски упали на пол и раскололись на черепки. На шум выбежал Отто. — Кто ты такой? Кто позволил тебе касаться масок? — Я позволяю или не позволяю что-то только сам себе и никто другой не позволять мне не может, потому что я — король! — Забавно, — хмыкнул Отто. — Интересно, кто же из тебя вырастет с таким адским самомнением... Взгляд его сфокусировался на мальчике, он засмотрелся на него, словно возвращаясь в прошлое, преодолев столетия, отделяющие его от того времени. Отто погрузился в то время, когда они с Лэмюэлем были еще детьми. Обыкновенными смертными и беззаботными. — Я — король! — проговорил маленький Лэмюэль, водружая себе на голову самодельную корону. Он был похож на красивую длинноволосую девочку и нравился Отто еще в детстве. Отто долго смотрел на маленького мальчика, так похожего на девочку, и не выдержал. Поцеловал. Вампир словно вернулся из того времени... светлого, прекрасного и полного очарования. Его охватила ностальгия и хандра. — Не прикасайся к маскам, — бросил Отто. Он, будто находясь где-то далеко отсюда, поспешно вышел. Альфред с наглостью власть имущего гладил фарфоровые лица масок. Удовлитворив зов плоти, Зик спохватился: — Там сын... Зик нашел Альфреда, когда тот представлял, что он король, восседая на троне. — Какой чудный мальчик! — воскликнул Лэмюэль, положив руку на голову мальчика. — Не смей трогать моего сына! — разозлился Зик. — Я просто люблю детей, — очаровательно улыбнулся Лэмюэль, — всегда мечтал иметь ребенка... — Этот ребенок не для твоих извращений, грешник! — Ты поздно вспомнил о грехе, — Лэмюэль поцеловал Зика в плечо. — Я отведу малышу комнату в театре, теперь он ни в чем не будет нуждаться. — Кровь... — сказал Зик. Лэмюэль посмотрел на него. — Он — такой же, как и мы, — сказал Зик. — Значит, это все упрощает. Я отведу ему комнату, а ты поселишься в моей гримерной. — А этот парень, как его?.. — Отто? Мы не вместе. Лэмюэль поспешил переменить тему. — Я буду играть здесь! — заявил Альфред. — Тебе нужно отдохнуть, — сказал Зик. — Хочу играть! — капризно проговорил мальчик. — Пусть поиграет, — сказал Лэмюэль, — и мы отдохнем. Он увел Зика в гримерную. Зик едва не упал, споткнувшись о стеклотару. Раздался звон бутылок. — Ты столько пьешь!? — Да, — печально кивнул Лэмюэль, но жест вышел чересчур пафосно. — Почему? — Потому что я безгранично одинок и несчастен! — с еще большим пафосом отвечал Лэмюэль. — Я не хочу, чтобы ты пил, — сказал Зик, — но уже почувствовал руки Лэмюэля у тебя в штанах и страсть разгоралась с новой силой. После оргии,утомленный Зик уснул, а Лэмюэль вышел в зал. — Тебе нравится здесь? — спросил вампир, видя, с каким интересом Альфред складывает черепки разбитых фарфоровых масок. — Да, нравится, — ответил мальчик. — Сейчас я расскажу тебе об одном итальянском поэте. Звали его Франческо. У него была возлюбленная — донна Лаура. Томимый любовью, поэт писал стихи для своей возлюбленной: Рыдайте, дамы. Пусть Амур заплачет. Влюбленные, последний пробил час. Того, кто на земле прославил вас, Кто сам любил и знал, что это значит. Пусть боль моя стыдливо слез не прячет, Пускай сухими не оставит глаз: Умолк певца волшебный глас, И новый стих уже будет начат... (Петрарка) — А хочешь, я научу тебя актерскому мастерству и ты станешь нашим актером? Будешь исполнять детские роли. — А когда вырасту, смогу сыграть Франческо? Лэмюэль засмеялся. Он понял, что мальчик еще не знает, что навсегда останется в облике ребенка и промолчал. — Ты очень красивый, — сказал Альфред, — как женщина. Ребенок дотронулся рукой до кукольного лица вампира. Лэмюэль положил ладонь на его детскую ручку. Мальчик был так близко: такой чистый, юный, непорочный. Его маленький прекрасный рот был совсем рядом. Лэмюэль сдержался. Однако, вопреки ожиданиям, Альфред не оттолкнул его, не убежал, испуганно забившись в угол. Он приоткрыл рот вампира и засунул в его рот свой язык, словно был опытным соблазнителем. — Кто тебя научил этому? — удивился Лэмюэль. — Отец Кристофер, священник. Удивлению Лэмюэля не было предела. — О Лэмюэль, ты в своем репертуаре! — вошла Донна. — Познакомься, — ответил Лэмюэль, — мой протеже, новый актер театра. Альфред, кажется... — Король Альфред, потому что я — король! Что_то изменилось, что-то пошло не так. Такой дружный, такой сплоченный театр изменился. В нем блуждала отчужденность. Конечно же, это Лэмюэль стал яблоком раздора, камнем преткновения. Основным ядром театра были: Лэмюэль — главная женская, Отто — главная мужская роль. Теперь вампиры казались друг другу совершенно чужими, а диалог их кипел желчью и цинизмом. Новые вампиры внесли разлад в привычную жизнь театра и в отношения главных актеров. Между тем, актеры театра продолжали репетировать. Всем хотелось крови и зрелищ. На этот раз Лэмюэль играл древнегреческую поэтессу Сафо. Он насладился маленькой местью для Отто в полной мере, когда Лилии досталась роль подружки Сафо. С закрученными кудрями, падающими на древнегреческий пеплум, читая возвышенные строфы знаменитой поэтессы, Лэмюэль мог затмить собою кого угодно, и даже сами боги попадали бы со своего Олимпа, увидав его в этом сказочном образе. Несколько дней не притрагиваясь к спиртному (Зик ликвидировал из его бара алкоголь), в отличном расположении духа, полный шарма и жизнерадостности, Лэмюэль мог творить чудеса! Страстным взглядом смотря на Лилию, он начал не менее страстную речь: И каждый раз, как только я С тобой сойдусь ,от нежной встречи Трепещет вдруг душа моя И на устах немеют речи, И чувство острое любви Быстрей по жилам пробегает, И зов в ушах... и бунт в крови... И пот холодный проступает... А тело, — тело все дрожит... Цветка поблекшего бледнея Мой истомленный страстью вид... Я бездыханна...и, немея, В глазах, я чую, меркнет свет... Гляжу, не видя... сил уж нет... И жду в беспамятстве... и знаю... Вот вот умру... вот умираю... (Сафо) Лэмюэль пылко завладел губами Лилии, игравшей роль Аттиды, возлюбленной Сафо. И сердце девушки вновь забилось, как в первый раз, от притупленной и вновь воскресшей любви к неподражаемому актеру. Лэмюэль резко оттолкнул Лилию: — Любовь, разбившая мои члены, снова обуревает меня, сладострастная и лукавая, точно змея, которую нельзя задушить! — говорил он с такой страстью, с таким талантом перевоплотившись в образ влюбленной и жаждущей любви поэтессы, что в этом зале его хотел каждый. Начиная от самого старшего из вампиров и заканчивая маленьким Альфредом, который успел, однако, рано познать плотский грех. И за непроницаемой маской Отто также скрывалось непреодолимое желание, которое все труднее становилось сдерживать. — Я буду отдаваться сладострастно, пока смогу видеть блеск лучезарного светила и восторгаться всем, что так красиво! — говорит чувственная Сафо. — Я любила, я многих в отчаянии призывала на свое одинокое ложе, но боги ниспослали мне высшее толкование своих скорбей... Я говорила языком истинной страсти с теми, кого сын Киприды ранил своими дестокими стрелами... Пусть меня бесчестят за то, что я бросила свое сердце в бездну наслаждений, но я узнала божественные тайны жизни. Моя тень, вечно жаждущая идеала, сошла в чертоги Гадеса, мои глаза, ослепленные блестящим светом, видели зарождающуюся зарю божественной любви... — с пылом говорил Лэмюэль. И слова эти, предназначенные для Сафо, как нельзя лучше характеризовали его самого. Это была уже не Сафо, это был он сам — существо неопределенного пола, с загадочной душой, постоянно ищущее любви. И в эту минуту все, видевшие его, любили его всем сердцем. А самые сентиментальные вампиры вытирали глаза носовыми платками, потому что не могли сдержаться от слез, наблюдая блестящую репетицию. Каждую неделю мусорщики находили на общественной свалке целую кучу трупов, обескровленных и с разорванными глотками. Полиция стала чаще патрулировать район и как-то раз им удалось схватить Лэрри и Скотти, которые возвращались домой после очередного спектакля. Одежда и руки парней были забрызганные кровью и полиция схватила их, как особо опасных маньяков, умертвивших едва ли не половину города. — Слишком много, всех не передушим, — шепнул Скотти. — А че делать? Парней погрузили в клетку, чтобы отправить на проверку в психиатрическую лечебницу. — Че делать? Нас там закроют! — не унимался Лэрри. — Закрой лучше свой рот. У меня есть план поинтереснее. На допросе Скотти заявил, что они ночью посещают секту, в которой убивают людей и пьют кровь. Он предложил им сделку, которая заключалась в следующем: если полицейские их отпустят, парни тайком проводят их в то место, где происходит сборище секты. — Нас же вампиры за это расчленят?! — сказал Лэрри. — За то, что мы приведем им отличный ужин? Не думаю, — оптимистично ответил Скотти. Переодевшись в гражданскую одежду, вооруженный отряд полиции посетил Театр Вампиров. — Вот это бомба! — проговорил кто-то, увидев Лэмюэля на сцене. — Плоска! — ответил сидящий слева. — Зато какая попка! — А лицо! — А речи! Лэмюэль каждого старался очаровать прекрасной улыбкой. Блаженством равен тот богам, Кто близ тебя сидит, внимая Твоим чарующим речам, И видит, как в истоме тая, Из этих уст, к его устам Летит улыбка молодая... (Петрарка) — Ах! — проговорил Зик, стоя за кулисами, и по его лицу скатилась крупная слеза. — Почему вы никогда не снимаете капюшон? — спросил Лекан. — Нам всем ужасно хочется посмотреть на ваше лицо. Тут уже слухи всякие о вас ходят. Наверняка вы очень красивы, раз Лэмюэль предпочел вас. — О да! Не то слово! — ответил Зик. — Хотя, понимаю, все это ради пиара, чтобы нас заинтриговать. Лэмюэль всегда любил пристальное внимание к своей персоне. Зик не сводил глаз с Лэмюэля. В первый раз за столько столетий он по-настоящему влюбился и мог предполагать, что любим в ответ! Вампира переполняли чувства, хотелось рыдать от счастья. Лэмюэль, как манекен, наблюдал за всеми с подмостков сцены. Все они хотели его, не зависимо от пола и возраста. Вампир окидывал их взглядом, на губах красавца играла высокомерная улыбка. Наблюдая за ним, маленький Альфред загорелся завистью. Он мечтал вырасти и стать таким же, как Лэмюэль, чтобы все поклонялись ему, как богу. — Давайте оцепим помещение, — сказал один из полицейских. — Не будем дожидаться, пока эти выродки кого-то убьют! — Да, пора бы. А то эта баба всех очаровала, никому уже ничего не хочется. Наверняка она занимается гипнозом. Как этот, как его, из России? Кашпировский. — Ага. Полицейские оцепили зал: — Никому не двигаться, помещение под контролем. Кто попытается бежать, получит пулю в лоб. Лэмюэль презрительно расхохотался: — Любезные судари, ничего страшного, что вы находитесь у меня в гостях и здесь все решаю я? — Не подходи, шлюха, ведьма! — полицейский достал пистолет. — Негоже обзывать даму! Лэмюэль продолжал приближаться к нему. Послышался выстрел. — Вы испортили мне сценический костюм! — возмутился вампир, снимая продырявленное платье и продолжая целенаправленно двигаться в сторону полицейского. — Святые небеса! — проговорил полицейский. — Да это же мужик! Пока он приходил в себя, Лэмюэль уже пил кровь, присосавшись к его шее. Вампиры атаковали полицейских. Послышались выстрелы. Выстрелы ранили вампиров, но не причиняли им серьезных или смертельных ран. Пули были словно камни, которыми стреляет соседский мальчишка-хулиган, зарядив свою рогатку. Наоборот, раненные вампиры становились еще злее и кровожаднее. Сегодня был интересный вечер, вечер развлечений. Не каждый раз театр посещает целый полицейский наряд! Не оставляет никаких сомнений абсолютная победа вампиров, кое-кто из которых получил незначительные увечья. Скоро целая груда тел была вывезена все на ту же общественную свалку и аккуратно сложена возле контейнеров. — А нам-то что делать? — спросил Лэрри. — Наши координаты у них и мы не можем вернуться домой! — Так останемся в театре! Ты как всегда тупишь, хоть я в тебе и не сомневался. 18 Вскоре фото Лэрри и Скотти были расклеены по всему городу. Их обвинили во всех совершающихся в городе убийствах и разыскивали как опаснейших серийных маньяков. Всех сверстников, знавших Лэрри и его племянника, таскали в участок, и Лилию в том числе. Научившись в театре актерскому мастерству, Лилии не составило труда сказать, что как с Лэрри, так и со Скотти, она давным-давно уже не поддерживает никаких отношений. После всыпхнувшего скандала: заявлений на ТВ, газетных статей, расклеенных повсюду объявлений, Лэрри и Скотти укрылись в театре, принятые великодушным Лэмюэлем, который обещал найти для них работу. Ввиду происходящих событий, появляться в городе было делом невозможным. — А мы все-таки стали звездами! — говорил Лэрри, все больше приобщаясь к жизни театра — искусству, празднику крови, плоти и алкоголя. Лэмюэль удовлетворялся плотью Зика, с ним ему не было одиноко. Постепенно, он привык к уродству старого вампира, уже не пугался его так, как в первый раз, и теперь ему становилось скучно. Зик ничего не замечал, окрыленный своей любовью. Лэмюэль наблюдал, как Альфред играет с куклами. Прекрасное, милое дитя! Вампир восхищался ребенком. Таким маленьким и одновременно таким взрослым. — Дитя, подойди и обними меня! — не выдержал Лэмюэль. Альфред обнял прекрасного вампира и посмотрел на него так, будто вовсе не был ребенком. — Когда я вырасту, я буду тобой, — с уверенностью сказал Альфред. — Ты похож на бога. — Поцелуй своего бога, — Лэмюэль улыбнулся. — А ты умеешь делать очистительный обряд, который делал отец Кристофер? — Я умею все, я же бог, — ответил Лэмюэль. Взяв Альфреда за руку, он отвел его в одну из комнат, чтобы предаться плотским утехам. — Только об этом ничего не должен знать твой папа, иначе он будет сильно нас ругать, — предупредил Лэмюэль. — Но почему? — Возможно потому, что он считает, что ты слишком мал для подобных "обрядов", а возможно, просто ревнует... — Ты молчишь... — проговорил Отто. — Ты снова думаешь о нем. Этот поцелуй пробудил в тебе еще не угасшие чувства, — сказал он это с немилосердным сарказмом. — А ты? Ты будто бы не думаешь о Нем? Или боишься признаться в этом самому себе? — Лилия нервно встала. — Пора признать, что мы все любим, все хотим Его... — Замолчи! Замолчи! — Отто сжал ее лицо в своих руках до боли. — Ты на взводе после всех этих дел с полицией. Но даже, если весь город ополчится против нас, они будут бессильны. Они не знают, посредством чего бороться с нами, потому что, как всегда, люди глупы! И кроме того, они верят в мистику, а ведь это не мистика, а реальность! — Не переводи разговор на другую тему. Да, я люблю его, люблю! — повторяла Лилия. Отто пристально смотрел на девушку, в его глазах отражалось колеблющееся пламя свечей. Он начал целовать ее с бешенством и остервенением. — Ну, давай, скажи теперь, что я для тебя ничего не значу! — нагло усмехнулся Отто. Ах, как он был красив! Красота обезоруживала. — Значишь, — она смутилась, как всегда. Как тяжело было делать подобные признания! Она знала,что сейчас этот вампир сделает с ее телом все, что сочтет нужным. И на сей раз она сама ждала этого. Скотти с веником из птичьих перьев выметал пыль с запылившихся кресел. Проходя мимо, Лэмюэль обратил внимание на его ягодицы в обтягивающих брюках. Ограничив себя в алкоголе, Лэмюэль восполнял эту недостачу сексом. Рука его скользнула по той самой части тела Скотти. Парень обернулся. — Прости, не сдержал себя, — виновато сказал Лэмюэль.— И хватит заниматься ерундой, уже и так чисто! — он выхватил веник из птичьих перьев. — Зайдем ко мне? — спросил вампир, указывая на одну из потайных комнат. — Я не пидор, — ответил Скотти. — При чем здесь сразу это? Разве я что-то предлагаю тебе? Не люблю ограниченных людей. — Знаю я вас, — сказал Скотти. — Если Лэрри даже... — Боишься! Да ты просто меня боишься! — звонко рассмеялся Лэмюэль. — Вот еще! Вампир смотрел ему прямо в глаза. У него действительно был какой-то гипнотический дар. Потому что Лэмюэлю удалось взять Скотти за руку и увлечь за собой. — Как ты похорошел, — проговорил Лэмюэль, усаживая его на кровать. — А был невзрачным очкариком. — Только не нужно меня трогать, — заметил Скотти. Лэмюэль смотрел ему в глаза, а руки скользили по ноге парня. — Чего ты боишься? — спросил Лэмюэль. — Не хочешь меня? — Ты мужик! — Мужик? Гм! Я сильно на него похож? Лэмюэль уговаривал Скотти, как цыганка неподатливого прохожего, собираясь обчистить его карманы. И, вскоре, едва ли не силой, Лэмюэлю удалось засунуть язык ему в рот, а руку кое-куда пониже. Красавца задело за живое, что есть кто-то, кто его не хочет. Скотти пытался сопротивляться, но Лэмюэль почти насиловал его, возбуждая всевозможными методами. — Давай, возьми меня, парень, — раззадоривал Лэмюэль, — неужели ты не хочешь самого бога, давай, трахни меня, дружок! Ноги Лэмюэля были идеальными: женственными, гладко выбритыми, и Скотти возбудился не на шутку, хотя вовсе этого не желал. Он накинулся на Лэмюэля, ворвался в него, забыв о своих принципах и отвращении к мужской любви. Сейчас он не испытывал отвращения, он чувствовал сумасшедшую похоть и желал насытить свою плоть. В эту минуту вошел Лекан: — Лэмюэль, срочно! — Без стука?! Либо выйди, либо присоединяйся! — Не нужно ни к чему присоединяться! — перепугался Скотти, не зная, что ему делать в подобной ситуации. — Лэмюэль, дело серьезное, — с озабоченным видом сказал Лекан. — А мне плевать, хоть театр обвались! Пока не кончу, я никуда отсюда не выйду! — сказал Лэмюэль. Лекан поднял глаза к небу. Он ждал, слушая крики и стоны Лэмюэля, ожидая, когда же тот кончит. Наконец, Скотти вышел, застегивая штаны и пытаясь не смотреть Лекану в глаза. Лекан вошел. Лэмюэль лежал совершенно голый, задрав ногу за ногу и блаженно улыбался. — О, как это было здорово, как мощно он мне засадил, давно не было такого сумасшедшего траха!.. Так что там у тебя? — спросил вампир, будто вспомнив, что в комнате есть кто-то еще. — Можно начать? Благодарю! Так вот, ты знаешь, что двое вампиров из нашего театра сегодня убиты? — Убиты?! Каким образом? Кто посмел?! — подскочил Лэмюэль. — Этого достоверно никто не знает, — ответил Лекан. — Говорят, что в городе бродит человек, убивающий вампиров. — Ох, как интересно... Что ж это за Ван Хельсинг тут завелся? Может кто-нибудь из полиции? Хотя нет, они слишком тупы для того, чтобы найти способ нас уничтожить. А кстати, каким образом эти вампиры были убиты? — В их груди были найдены стрелы, смоченные какой-то гадостью, скорее всего отравленной кровью... — Не промах. Знает слабое место, — размышлял Лэмюэль. — Кто бы это мог быть?.. У меня сейчас мозг взорвется. Я устал, хочу спать!