Практикант

Вернувшись домой, Арсений чувствовал лишь одно — он заебался. Ему пришлось пробежать хороший марафон по зданию института: на третий этаж к преподавателю по психологии, на пятый этаж к преподавателю по педагогике и в другой конец города к групповому руководителю, которая цокнула языком и сказала, что недостает одной печати из школы. Попов поехал в школу, получил печать у секретаря, вернулся к руководителю, получил зеленый свет и со счастливой улыбкой на лице и мыслями о том, что скоро он будет дома, судьба показала ему средний палец в виде таблички «обед» на двери учебного отдела. В целом, у Попова был секс. Не с Антоном, конечно, но выебали его знатно. В зале горел свет, когда Арсений вошел в квартиру, и спустя секунду показалась взъерошенная голова Шастуна. — Я думал, ты домой ушел, — сказал Попов, снимая влажную от мокрого снега куртку. Март ему никогда не нравился. Антон улыбнулся словно чеширский кот и взял лицо студента в руки. — Пока меня не выгоняют, я уходить не собираюсь, — ответил парень и поцеловал практиканта в губы. Арсений выгонять школьника не собирался, а потому только сильнее прижался к Шастуну и углубил поцелуй. Антон воспринял это как призыв к действию и просунул руки под футболку студента, поглаживая его бока, чтобы потом медленно подцепить ткань джинсов и просунуть руку под белье Арсения. Попов рассмеялся в поцелуй и отстранился. — Какой ты все-таки проныра, — улыбнулся студент, — Но я голодный, так что отложи свои приставания. Студент направился на кухню, Антон — следом. — Я могу приставать и во время еды, — усмехнулся школьник, не удержавшись от легкого шлепка по заднице Арсения. Попов игриво приподнял бровь и открыл холодильник в поисках чего-нибудь съестного. В холодильнике стоял прокисший суп, который студент постоянно забывал вылить, одинокое яйцо и повидавшая войну во Вьетнаме пачка сливочного масла. Попов тоскливо вздохнул и закрыл дверцу холодильника. Но вдруг его взор упал на сковородку, стоящую на плите, откуда раздавался вкусный запах. Он открыл крышку и обнаружил целую сковородку жареной картошки. — Я знал, что ты захочешь есть. Но не знал, когда ты вернешься, так что она уже остыла, — сказал Антон, немного засмущавшись. Попов взглянул на школьника и почувствовал, как екнуло его сердце. Он положил ладонь на теплую щеку парня, оставил нежный поцелуй на его губах и сказал: — Я тебя… — люблю, — обожаю. Шастун просиял как начищенный самовар. Они сели есть, Арсений жаловался на свой злоебучий день, а Антон его внимательно слушал и вставлял свои комментарии. Попов давно не чувствовал себя так комфортно в своей квартире — обычно ему было до ужаса скучно и одиноко. Чтобы разбавить свою тоску, он включал на всю громкость какой-нибудь подкаст или музыку, а иногда даже разговаривал сам с собой. В общем, кукуха начинала ехать, и нахождение Шастуна в его доме было как никогда кстати. Попов поблагодарил школьника за ужин и сказал о своем намерении принять душ. — Могу присоединиться, — пошло усмехнулся Антон. — В другой раз, — ответил Арсений и ретировался в ванную. Под горячей струей воды отлично вспоминаются чужие прикосновения. Те участки кожи, к которым прикасался Шастун, горели и отдавались фантомным зудом. У парня будто бы появлялась ломка, когда руки Антона не находились на его теле больше десяти минут. Попов удивился тому, насколько он привязался к школьнику. Из ванной Арсений вышел по привычке в одном нижнем белье, стирая остатки капель воды с волос полотенцем. Шастун сидел на подоконнике, свесив одну ногу, и курил в приоткрытую форточку. Попов недовольно нахмурился. — Я могу простить тебе курение в особых случаях, но просто так курить я тебе не позволю. Не хочу целоваться с пепельницей, — сказал Арсений, скрестив руки на груди. Он знал, что Антон будет сопротивляться и, возможно, бить кулаками по полу как маленький избалованный ребенок, но парень спокойно потушил сигарету о бортик той самой банки из-под кофе и встал, приблизившись к студенту. — Хорошо, Арсений Сергеевич, — ответил Шастун, растягивая слова с нахальной ухмылкой на губах. Он резко сел на корточки и спустил белье Попова до самых колен, любуясь открывшимся видом. Арсений замер, не в силах пошевелиться, а Антон тем временем взял в ладонь член студента и облизнулся. — Что ты делаешь? — прошептал Попов, наблюдая за тем, как плавно движется рука Антона на члене. Шастун поднял глаза, в отражении которых плясали бесы, и предвкушающе улыбнулся. — Целоваться со мной не хочешь, но про остальное ты ничего не говорил, — ответил ему Антон и припал к головке губами. Арсений охнул, оперевшись рукой на стол. Шастун обвел языком отверстие уретры, вывел восьмерку вокруг головки, а потом заглотил орган полностью. Мягкий поначалу член быстро затвердел во рту Антона, и парень уже не мог так просто взять его полностью. Он облизывал член вдоль, обильно смазывая своей слюной, нежно перебирал яйца. Попов давился вдохами и стонами, возводил глаза к потолку и плавился от ласк. Школьник обхватил ногу Арсения, фиксируя положение парня, чтобы было удобнее насаживаться ртом на член. Студент не рисковал лишний раз смотреть вниз из-за высокой вероятности быстро кончить, но Антона это не волновало — он наслаждался внушительным достоинством студента. — Антон, блять, — прошипел Арсений, когда Шастун решил проверить, насколько глубоко он сможет заглотить орган. Школьник поднял глаза и столкнулся с затуманенным от возбуждения взглядом Попова. Арсений больше не мог. Эти дразнящие прикосновения и взгляды, пошлые намеки и фразы. Когда студент приходил домой после школьных уроков, он часто проводил время в душе, с членом в руке представляя именно эту картину. Но сейчас, наблюдая за тем, как Антон стоит перед ним на коленях с раскрасневшимися щеками, заглатывает его член, тонкая нить слюны стекает по его подбородку, и смотрит на него таким похотливым взглядом, Попов не выдерживает. Он вздрагивает, закрывает глаза и с глухим стоном кончает прямо в рот ученику. Шастун не отстраняется — проглатывает всю сперму, даже не поморщившись. — Считай это пробной версией того, что я могу сделать, если ты прекратишь меня динамить, — победоносно произнес Антон, вытирая с губ остатки спермы и довольно ухмыляясь. Арсений тяжело дышит и пропускает слова парня мимо ушей. Он смотрит на влажные от слюны и спермы губы Антона и тянется к ним за поцелуем. Они ложатся спать в обнимку, и Попов хочет, чтобы каждый день в его квартире был несуразный школьник с большим талантом к минету, чтобы каждый день его встречали поцелуем, чтобы каждый день он засыпал с ощущением острых локтей под боком. Чтобы в его жизни всегда был Антон.

***

Следующий день начался со сладких поцелуев, случайно разбитой кружки с кофе («Осторожно, тут осколки», «Я не ребенок, Арс, сам знаю», «Ребенок, который не знает, что кружки не оставляют на краю стола»), просмотра одного деграданского Youtube-шоу, потом второго деграданского Youtube-шоу. Было единогласно решено не делать в этот день ровным счетом ничего, поэтому все, что они делали не имело никакого смысла. Арсений распластался на диване, перебирая светлые волосы Антона и решая, какой фильм посмотреть. Раздался звонок телефона. Попов издал раздраженный стон, мысленно отметив для себя поставить чертов смартфон на беззвучный режим. Он неохотно взял трубку, молясь о том, чтобы это не связано с практикой. — Да? — ответил Арсений на вызов, посмотрев на лицо навострившего уши Шастуна. — Добрый день, Арсений. Вас беспокоит завуч 344 школы, Ольга Владимировна. Попов сдвинул брови и автоматически выпрямился, предчувствуя что-то плохое. Антон заметил это и, подняв голову с колен, внимательно следил за сменяющимися эмоциями на лице студента. — Что-то случилось? — спросил Арсений. — Я бы хотела узнать, вы не располагаете информацией о местонахождении ученика 10 класса Антона Шастуна? Попов посмотрел на школьника и ответил: — Нет, а что произошло? Женщина по ту сторону трубки устало вздохнула, и Арсению стало понятно, что дело явно не в очередных выходках Шастуна. — Дело в том, что Антон ушел из дома два дня назад и ничего не сказал родителям. На звонки не отвечает. Они собираются идти в полицию, но я попросила дать ему время. Вы, наверно, успели узнать, какой у него нрав. Попов невесело усмехнулся. Да, он успел. — Если вы что-то узнаете, позвоните, пожалуйста, на этот номер. Мы все очень волнуемся за него, — продолжала говорить женщина. — Да, конечно. Я надеюсь, что все обойдется. — Я тоже, — опять вздохнула завуч и добавила, — Спасибо. До свидания. Попов скинул вызов и тупо уставился на телефон. В его груди появилось жжение от жгучей смеси страха и стыда. — Что там? — спросил Антон, движимый любопытством. Арсений сделал глубокий вздох, пытаясь унять злость, подступающую к горлу. — Антон, почему ты не сказал своим родителям, куда ты ушел? Шастун насупился, скрестил руки в защитном жесте и отвел взгляд. — Какая разница? Как будто им есть дело до меня. — Есть, раз мне звонит завуч из твоей школы и говорит о том, что твои родители собираются идти подавать заявление в полицию о пропаже их сына, — говорит Арсений, повышая свой тон. Антон притих, явно обидевшись на слова Попова. Студент поджал губы, вздохнул и взял в руки ладонь школьника. — Послушай, — начал Арсений менее агрессивно, — Я знаю, что ты чувствуешь себя отверженным, но, возможно, все сложнее, чем кажется… — Ты говоришь, как они, — зло выплюнул ученик, отдергивая руку и вставая. — Я просто хочу сказать, что твои родители не такие плохие, как ты думаешь. Они волнуются за тебя, — Попов вскочил с места вслед за парнем, пытаясь обратить внимание на себя. Студент взял его за руки и заставил посмотреть в глаза. — Почему ты не отвечал на звонки? — спросил Арсений. — Потому что меня все достало, — воскликнул Антон, выдергивая свои руки из хватки Попова, — Почему им можно уезжать непонятно куда и непонятно насколько, ничего мне не объяснять, а я должен отчитываться перед ними? Почему, Арс? Студент молчал. Он просто не знал. Он не знал, что чувствует Антон, он не знал, что происходит за закрытыми дверьми в доме семьи Шастунов. Однако Арсений знал, что если парень продолжит следовать формуле разложения его семьи, она распадется, и Антон потеряет важную часть своей жизни. Именно по этой причине Попов сказал следующее: — Они твои родители, ты должен ставить их в известность, где ты и с кем ты. Шастун на минуту перестал сопротивляться, удивленно посмотрев в глаза Арсения. Студент увидел в них боль и обиду, что-то изменилось в его лице, и слезы потекли по щекам школьника. — Я думал, — тихо сказал Антон, — что ты понимаешь меня. Я ошибался. Шастун резко отталкивает от себя Арсения и идет к выходу. Он не удосуживается ни нормально обуться, ни одеться, просто просовывает ноги в старые кроссовки, хватает куртку и вылетает из квартиры под крики Попова. В сердце Арсения что-то рвется, и он больно прикусывает губу в надежде, что физическая боль заглушит душевную.