Девушка с металлической сороконожкой

13.

      Костя прикупил солидный серый костюм в тонкую полоску и рубашку с пышным воротом. В первую очередь, костюм нужен был для походов в Ассоциацию. Костя давно мечтал вступить в нее. Ассоциация занималась защитой прав мастеров, представительством их интересов в РадоСвете, патентом изобретений, регистрацией мастерских — в общем, брала на себя практически все заботы ремесленников, не связанные с их непосредственной целью — чинить и создавать. Несмотря на то, что заказами после покупки мастерской Костя был загружен по самые уши, он с удовольствием ходил на собрания Ассоциации, где самые активные мастера Астрограда решали проблемы всего их общества.       Второй причиной купить костюм стало, как ни удивительно, день рождения Нортона. Обычно Нортон устраивал пышный вечер в Черноводе, где присутствовали все, кто был ему сколько-нибудь важен — по личным или рабочим причинам. Костя ненавидел эти людные праздники и обходил их стороной, из года в год выдумывая новые поводы не появиться. Но в ту весну шла война — вот уже почти пятый месяц, и, так получилось, что самые важные гости праздника — Лисса и матушка Нортона — были с ним по разные стороны баррикад. Нортон решил устроить званый ужин для самых близких, где мог бы встретиться с семьей, не боясь прослыть предателем.       С самого утра шел сильный ливень. Вода ручьями стекала по водосточным трубам в бушующее море, дождь колотил по витражным окнам и слышно было, как волны разбиваются о каменные уступы замка Черновод. Часы показывали только час дня, но между Огневыми уже что-то произошло — Костя пока не понимал что. Нортон равнодушно, не глядя на гостей, тыкал вилкой в стейк и пил коньяк, беззастенчиво подливая самому себе снова и снова, отчего по шее его, стянутой накрахмаленным воротником сорочки, пошли красные пятна. Черная Королева сидела, задумчиво глядя в окно, и скребла ногтями по гладкой поверхности стола. Лисса была зла: неуместно стучала вилкой и ножом о тарелку, подносила ко рту бокал с вином, задевая зубы краем, и часто тяжело вздыхала, будто сдерживая ругательство или стон.       Костя с Мираклом сидели, как на иголках, неловко переглядываясь. От дня рождения друга они ожидали несколько иного настроения.       — Хорошо…       Вдруг Черная Королева прервала гнетущее молчание и, сцепив руки в замок перед собой, внимательно посмотрела на Костю. Он внутренне содрогнулся от ее взгляда.       — О том, как идут дела вот у них, я сегодня поняла. А что Фая? Нет-нет-нет! Нортон мне рассказал про то, что она устроилась у тебя под боком, Константин. Не отнекивайся. Рассказывай. Как ее успехи? Что, может быть, она вдруг перестала быть фейрой, после того, как покинула меня?       — Ну… — замялся Костя. Все взгляды в комнате были обращены к нему. — У нее все неплохо. Ей нравится в Астрограде, и она занимается зоологией.       — А, конечно! Жучки-паучки.       — Да. Зимой вышла книга, в создании которой она принимала участие, а теперь один…       — Я слышала, эта книга провалилась.       — Да. Дело в том, что теперь из-за войны мало кому интересен мир животных. Коллеги автора написали хорошие рецензии, но публике подобное было просто не интересно. Однако, продажи не кончаются — быть может, скоро война окончится и все вернется на круги своя. — (Черная Королева, Нортон и Лисса иронично хмыкнули). — Короче говоря, Фая не слишком расстраивается — у нее уже есть новая работа.       — Великолепно. — ответила Черная Королева и поджала губы, вновь обратившись к окну. Потом, немного погодя, спросила: — Она не хочет навестить свою ужасную матушку? Написать письмо?       — Думаю, ей просто нужно время, — вдруг встрял Миракл. — Давайте не будем об этом.       Больше до конца обеда никто не вымолвил и слова. После десерта Нортон встал, поблагодарил семью и друзей за компанию и быстро удалился. За ним вышли Лисса и Черная Королева и разошлись в разные стороны. Костя и Миракл остались в праздничной столовой, совершенно сбитые с толку. Миракл сразу достал сигарету и закурил, открыв окно во влажный, холодный весенний день. Костя сел рядом с ним на подоконник.       — Что это было, Миракл? — спросил он. — Теперь только так празднуют дни рождения?       — Слушай, Костя. Ты не замечал ничего странного в наших Огневых в последнее время?       — Да, например сегодня, — съязвил Костя.       — А кроме этого?              — Нет. Все было хорошо. Еще на прошлой неделе мы с Нортоном сидели здесь и проектировали. Он был воодушевлен, готовился начать закупать детали для часоцикла. Приходила Лисса — у нее тоже было все в порядке.       Миракл вздохнул и закатил глаза.       — Ты очень непроницателен.       — Так что случилось?       — Сегодня Лисса и Нортон раскрыли перед матушкой свои отношения. Они встречаются со времен Змиулана, Костя!       Костя на секунду замер, пораженный столь внезапной новостью. Сначала он подумал: они ведь брат и сестра! Потом рассудил: они сводные, все в порядке. Затем снова подумал: они ведь фея и дух! Мысли в его голове сменялись одна за другой с невероятной скоростью, и вместе с тем душевное равновесие раскачалось и рухнуло. Защемило сердце.       — Я не знал, — сказал он тихо.              — Я тоже, но догадывался. Они скрывали это ото всех очень долго и хорошо, но, видимо, решили, что не могут больше лгать.       Миракл докурил и кинул сигарету прямо в шторм. Затем взял новую.       — Еще знаешь, что я думаю? У Нортона есть вторая параллель. Он однажды подробно интересовался у меня об этом. Скорее всего, он хотел быть там вместе с Лиссой. Получит здесь все, что хочет, а потом заберет ее с собой.       — Ого!.. — только и смог вымолвить Костя. Вторая параллель, отношения с Лиссой… Как много он не знал о своем друге. И как много он не знал о Лиссе. Косте вдруг стало очень грустно. Захотелось сказать Мираклу: «Я не хочу, чтобы они уходили в другую параллель» — но это выглядело бы по-ребячески. Он сдержался.       — Чем мы можем помочь им? — спросил Костя.       — Я не знаю. Я попытаюсь образумить Нортона. Ему нужно скорее закрывать ту параллель, иначе он натворит в ней делов, и это скажется на нашей жизни. А Черная Королева примет их отношения — она же мать.       — Смотря с какой стороны подойти. Фаю она, по-моему, возненавидела. Она считает ее ничтожеством.       Миракл прямо и долго посмотрел на Костю, будто изучая, пытаясь проникнуть в мысли. Потом выкинул вторую сигарету в шторм, закрыл окно и похлопал друга по плечу:       — Меньше думай об этом, Костя. Проблемы Огневых — не наши проблемы.       На том они распрощались.       Костя вернулся в мастерскую; не здороваясь с родителями, заперся в чуланчике с видом на море и положил голову на подоконник, печально глядя на заплывший голубо-серый горизонт. Ему вдруг показалось, что он потерял, все, что любил.       И Нортон, и Лисса были неизменно дороги Косте. Он ни за что не хотел расставаться с лучшим другом детства. Несмотря на то, что они вдвоем были совсем из разных миров, их сближало общее дело и — что куда важнее — куча проведенного вместе времени, общие воспоминания, теплота, подаренная друг другу. Но больше, чем Нортона, Костя любил Лиссу. Все детство и отрочество он гонялся за ней, влюбленный, и тоскливо вздыхал, когда исподтишка смотрел за тем, как она играет или учится. Он всегда знал, что с Лиссой ему не по пути, и они не смогут быть вместе. Да и она никогда не была в него влюблена. Иронично, что с братом ее связывали романтические чувства, а с влюбленным в нее всю жизнь мальчиком — чувства братские.       Сейчас Костя уже, конечно, и не думал о любви к Лиссе. Наверняка все же любил — откуда еще могло взяться тогда столь сильное всепоглощающее чувство грусти? — но старался не говорить об этом ни с друзьями, ни с родителями, ни с самим собой. Он не мог злиться на Нортона, не мог злиться на нее. Он мог злиться теперь только на себя, недовлюблённого, злого, разбитого.

14.

      Несмотря на то, что в Астрограде лил дождь, бушевали морские штормы и улицы заполонили талые воды, здесь, во владениях Фалькора Ляхтича, было солнечно и ветрено и из черных теплых прогалин лезли первые светло-зеленые стебли подснежников с трогательными нераскрывшимися головками цветков. Сами владения, Белые луга, находились далеко на юге от столицы, в двадцати-тридцати километрах от больших дорог и поселков. Фалькор говорил, что Белые луга не только приносят ему хороший доход благодаря тонкорожьей ферме, но и исцеляют — он, по крайней мере, восстанавливает свое здоровье и душевное равновесие только здесь. Фае тоже нравились Белые луга, и она с удовольствием пользовалась выписанным ей разрешением с помощью Зеркального кольца в Лазоре посещать их пять раз в неделю — по контракту с Фалькором, как ассистентка его нового зоолога — професора Литвинова.       Ей было, конечно, очень жалко професора Рынески, который потерял контракт из-за провала книги. Но, как убеждал ее Фалькор, главным катализатором к увольнению професора послужил скорей его характер, чем коммерческая неуспешность. Так что Фая, немного подумав, все же решилась стать одной из ассистенток нового консультанта по тонкорогам. Ее новая работа имела фиксированный график, зарплату, но, самое главное, позволяла постоянно практиковаться и много времени проводить с животными, пусть и с тонкорогами. Короче говоря, Фая довольствовалась жизнью.       Единственное, что тревожило ее в те дни — состояние Кости. После дня рождения Нортона он заперся в комнате и выходил лишь чтобы взять заказы. Все остальное время он не шел на контакт, отмахиваясь тем, что проектирует нечто важное, и не ел. И родители, и Фая были обеспокоены. В конце концов, Фая даже настраивалась писать Нортону, чтобы узнать, что произошло на его дне рождении, но в утро того же дня Костя вдруг вышел из комнаты с маленькой коробкой в руках. Фая как раз заскочила к его матери перед работой, чтобы справиться о делах.       — Ты-то мне и нужна! — сказал Костя, увидев Фаю на кухне.       — Что это с тобой? — ахнула его мать. Костя, кажется, не спал всю ночь, и страшно исхудал за дни голодовки. Голова его больше походила на сине-розовый череп, а руки тряслись.       — Нам срочно нужно в Лазорь. Ты должна переправить нас в Чародол! — он схватил Фаю за руку и потащил по лестнице сначала в мастерскую, потом — на улицу.       Костя не то чтобы шел — бежал. Фая еле поспевала за ним, но никак не могла вырваться из железной хватки и только постоянно спрашивала:       — Зачем тебе в Чародол? Что случилось? Ты хорошо себя чувствуешь? Почему мы бежим?       На площади около Лазоря, когда оставалось лишь пересечь несколько сотен метров, Костя вдруг наступил на оледеневший край лужи и упал, ударившись головой о брусчатку. Фая еле удержалась на ногах, схватившись за фонарь. Руку он ее, наконец, отпустил.       Костя лежал на спине, глядя в синее весеннее небо и стада пушистых туч. Эмоции в нем сменялись одна за другой: от тупой боли из-за падения до сложной радости, смешанной с тоской и жалостью. Солнце слепило прямо в глаза и под разгоряченной спиной начинал таять ледок. Тут солнце закрыла голова Фаи, и Костя смог увидеть толпу зевак, собравшуюся вокруг них.       — Парниша голову разбил! — завизжала какая-то женщина.       — Все с ним впорядке! — недовольно бросила Фая. — Расходитесь! Здесь нет ничего интересного!       Злобно гудя, толпа разбрелась. Костя, схватившись за голову, присел. Фая дала ему немного прийти в себя, потом помогла встать.       — Что это было, Костя? — проворчала она, отряхивая его одежду. — Тебе не стыдно так вести себя?       Костя тяжело вздохнул и пробормотал что-то невнятное. От голода и головной боли он еле держался на ногах.       — Пойдем, я отведу тебя домой.       Путь обратно показался пыткой. Костя шатался, и Фая жутко устала держать его в равновесии, пока шла. Затем господин Лазарев помог затащить Костю в комнату и усадить на кровать. Госпожа Лазарева принесла сменную одежду, горячий чай и бульон. Костя покорно переоделся, выпил чай, бульон и откинулся на подушки.       — Мам, пам, — попросил он. — Выйдите на пару минут. Я должен извиниться перед Фаей.       Переглянувшись, Агнесс и Станислав ушли на кухню. Фая расчистила себе кресло у окна (вся комната Кости была завалена чертежами, деталями и железной стружкой) и села, скрестив руки на груди. Костя, ничего не говоря, достал из кармана своих сырых брюк коробочку, с которой намедни выскочил из комнаты, спеша в Чародол. Затем открыл коробочку. Оттуда тут же выскочило крошечное продолговатое существо, по стенам, потолку и спинке кресла добралось до Фаиной руки и обернулось вокруг ее пальца, как кольцо. Фая не сдержала вскрик восторга: это была металлическая сороконожка!       — Ух ты, — пробормотал Костя. — Я рассчитывал, что он обернется чем-нибудь более привлекательным.       Фая перевела удивленный взгляд с сороконожки на него.       — Я назвал его Многоликим. По сути, просто женская штучка: украшение, которое подстраивается под вкусы обладательницы и трансформируется из кольца в серьги, из серег в брошь и так далее… Еще ты можешь настроить его как тайное средство связи: Многоликий передает короткие голосовые сообщения в радиусе пяти-шести километров от тебя.       Сороконожка по велению Фаи слезла с пальца и перебежала через руку и шею к уху, где устроилась на верхнем хрящике.       — У меня нет слов, — покачала головой Фая. — Это же гениальное изобретение, Костя! Кому ты хотел показать его в Чародоле?       Костя неопределенно махнул рукой и незаметно спрятал в карман коробочку с запиской «Лиссе».       — Оно теперь твое. Только, умоляю, не пускай ее бегать по дому, иначе матери станет плохо. И извини за мое… странное поведение.       — Поспи немного, Костя. Потом мы поговорим об этом.       Фая потрепала его по макушке и поспешила на работу. Костя остался лежать. Впервые за несколько дней его сознание прояснилось, и он смог трезво посмотреть на ситуацию. Нет, он сделал правильно, что не побежал к Лиссе со своим глупым подарком. Нужно дать ей и Нортону быть счастливыми, не вмешиваться. И, что важнее, нужно дать себе шанс забыть о безответной подростковой любви и начать писать эту страницу сначала.

15.

      Ту майскую ночь Фая провела в Белых лугах. Все потому, что одна из красивейших кобыл на ферме, Роза, пыльно-серая тонкорожка с мерцающим длинным рогом, рожала двойню. Принимать роды не входило в ряд компетенций Фаи, но из научного интереса она осталась вместе с профессором и работниками фермы. А уже в семь утра Фая отправилась по просьбе профессора сообщить Фалькору о рождении двух жеребят. По давнему поверью, двойня приносила счастье всему хозяйству.       Фая заглянула одним глазком в столовую особняка. Фалькор читал свежую газету, его жена, Микка, кормила с ложки годовалого мальчика Марка, первенца в семье Ляхтичей. Марк заметил Фаю первым и указал пухлым пальцем на нее, проскрипев что-то неразборчивое.       — Служанка, — подсказала Микка, затем смерила недовольным взглядом на Фаю: — Кто-нибудь учил вас стучаться?       — Прошу прощения, — смутилась Фая. — Я хотела сказать, что Роза этой ночью родила двойняшек — мальчика и девочку.       Микка равнодушно отвела глаза — она почти не интересовалась делами фермы, зато ее муж тут же оторвался от чтения и пригласил Фаю сесть рядом с ним. Он выпытал все: вес, цвет, имена и время рождения жеребят, поинтересовался, что говорит о потомстве профессор Литвинов.       — Замечательные выйдут скакуны для гонок, — повторила слова профессора Фая. — У Розы и их отца благородная порода.       — Удивительно, — вдруг подала свой голос Микка, не оборачиваясь на мужа и Фаю, — что тонкороги, что люди — все решает порода.       Затем она резко встала с места, забрала мальчика и, гордо вздернув подбородок к верху, удалилась из столовой твердой цокающей походкой. Двери сами по себе закрылись за ней с громким хлопком.       — Я сделала что-то не так? — расстроенно поинтересовалась Фая.       — Все в порядке, — Фалькор устало вздохнул и покачал головой: — Она думает, что я слишком к вам расположен, и подозревает измену. Не обращайте внимания на ее слова о… кхм… породе.       — Я не стану обижаться на это, — пожала плечами Фая. Она не лукавила: колкость Микки нисколько не тронула ее. К чему обижаться, если не так давно она сама предпочла отречься от своего знаменитого рода? Фая захотела перевести тему:       — Хотите взглянуть на двойняшек?       Но Фалькор отказался, сославшись на приезд важного посетителя в скором времени. Фая пожелала ему удачи и решила вновь посетить на ферму перед тем, как уйти домой. Ей очень хотелось понаблюдать за новорожденными еще хотя бы пару минут.       Около особняка Ляхтичей располагалась небольшая подъездная аллея для карет с малевалами. Когда Фая спускалась с крыльца, по ней как раз катила маленькая черная коляска. Фая присмотрелась: коляска эта была ей знакома. Нортон! Она быстро спрыгнула с лестницы и спряталась под ней, прикрывшись для надежности ветвями розовых кустов. Это был ребяческий, но очень надежный способ не встречаться с братом столь неожиданно и неуместно.       Нортон вышел из коляски в безупречном синем костюме и накинутом на плечи песочном пальто. Держа в руках (для важности, конечно) тросточку светлого дерева, он неспешно поднялся на крыльцо особняка, где его уже встречал Фалькор.       — Я рад, что ты решил навестить меня в неофициальной обстановке, — сказал Фалькор и пожал Нортону руку. Тот ответил что-то незначительное и вслед за хозяином вошел в дом. Больше Фая не могла ничего слышать.       Возвращалась на ферму она, размышляя о делах Нортона. Костя мало что говорил о нем в последнее время. Кажется, он даже стал реже встречаться с братцем — неизвестно из-за чего. Все же на том дне рождении что-то произошло, но что?       Нортон решил посетить Фалькора, очевидно, из-за ЗолМеха. Конечно, Фая знала, что Ляхтичи обладают половиной акций производства, поэтому определяют вектор развития и решают главные вопросы. Также она знала, что стать главой ЗолМеха — вторая главная мечта Нортона (первая мечта — усесться на трон Астрограда).       Пройдя половину намеченного пути, Фая пришла к выводу, что Нортон готовит какой-то хитрый план вокруг Фалькора. Иначе у братца дела не делались. Вдруг Фая развернулась и стремительно направилась в обратную сторону. Кто сказал, что подслушивать нехорошо? Когда дело касается твоего начальника и брата — хорошо!       Она подобралась к дому со стороны сада — сюда выходили окна Фалькорова кабинета. Сняла с волос сороконожку, служившую сегодня заколкой, и отправила через вентиляционную щель подслушивать. Вскоре сороконожка вернулась. Фая, укрывшись в глубине сада, прослушала минуту разговора Нортона и Фалькора.       — …Не стоит ссылаться к моему сыну, — недовольно сказал Фалькор.       — Он может стать следующим ключником, и ему даже не придется стараться. К тому же, подумайте, Фалькор, какую славу это дело принесет вам в РадоСвете! — ответил Нортон.       — Славу — или пожизненное заточение на Остале.       — Подумайте: загибающееся устаревшее предприятие или власть, шанс занять трон Астрограда вслед за Астариусом? Победа в этой войне достанется нам, если мы получим все ключи, что хранятся у фей и лютов. Тогда мы будем диктовать правила, а вы станете символом успеха.       — Вы знаете, Нортон, я останусь непреклонен. ЗолМех — мой. Попробуйте договориться с другими акционерами, если, конечно, сможете.       Фалькор усмехнулся, полностью уверенный в своей власти над остальными владельцами ЗолМеха…       Сороконожка прекратила вещать и поспешила обернуться около ворота Фаиной блузы, как брошь. Фая ничего не понимала. Ключи? Нортон хочет украсть ключи у матушки, у фей? Или боится, поэтому уговаривая Фалькора сделать грязную работу? Она несколько раз полушепотом повторила детали разговора, чтобы не забыть, и поспешила в Астроград, намереваясь немедленно обсудить все с Костей.