Тень Символа Мира

«Ты можешь быть солнцем, или огнем, или даже яркой пылающей осенью. Не важно, каким воплощением являешься и каким станешь. После тебя всегда будет пепел».

      Люди кричали, но Хаяши не могла разобрать слов. Она стояла там, как безвольная статуя, смотря мёртвым взглядом в никуда и в тоже время наблюдая за всеми, но всё выглядело, словно это старая киноплёнка. События неслись, а она просто смотрела, как одна картинка сменяется другой, то как люди на этих кадрах суетились. Было слишком оживленно, всего слишком много и громко, и всё было в тот момент, когда её мир рассыпался, кричал и рушился, становясь простым никому не нужным пеплом. Всё сгорело, до угля, до пепла.       Шум раздражал настолько, что от этого противного чувства ломило кости и выворачивало наизнанку. Ужасно хотелось кричать, но было больно даже раскрыть рот. У неё не было голоса, Хаяши сорвала его, когда продолжала звать его по имени. Даже тогда, когда люди пытались её успокоить, оттащить, Харуко не успокаивалась и не желала уходить. Она обнимала его, лелея на руках, баюкая, словно он не только что умер у неё на глаза, а просто уснул. Да, не в совсем подходящем месте, но она пыталась внушить себе мысль, что Акияма просто спит или решил её разыграть. Однако, сколько бы она не кричала и не звала… Он не отвечал и не открывал глаз.       Акияма больше никогда ей не ответит.       Акияма больше не подарит ей самую лучшую и самую яркую улыбку на свете.       Акияма больше не пожелает ей «доброго утра» и не скажет «спокойной ночи».       Больше никогда ничего из этого не произойдет.

      Больше никогда…

      Никогда…

      Время шло, толпа редела, больше не было так много зевак, но Хаяши всё еще была там. Как и лужа крови, так и её воспоминания. Она всё ещё была там. В её сознании Акияма был всё ещё жив. Он продолжал ей улыбаться. Однако, в реальности его не было. Была только кровь и остывающее тело. Не было жизни, не было улыбок и тёплых осенних вечеров. Ничего, кроме запаха смерти. Время шло, но Хаяши не двигалась, не отводила взгляд от высотки, на которой Акияма был перед падением. Пугающая тень всё ещё была там, она насмешливо смотрела ей прямо в глаза.       Время всё ещё двигалось, но Харуко даже не ощущала это. Всё её сознание медленно разваливалось, и она позволяла этому происходить, не было желания что-то менять. Было всё равно. Она чувствовала потерю каждого кусочка, но сил наклониться и подобрать, а тем более вернуть обратно, не было, пусть всё остаётся таким. Это её наказание. Хотелось упасть, всё её тело было радо этой идее, но она оставалась стоять, даже если колени ныли, а неприятная и липкая кровь продолжала стекать по её телу, ведь дождь так и не прекратился. Всё было таким далеким, разум трещал и вибрировал, но всё внезапно прервалось и почернело. Шум исчез, как и её собственный вес. Тень на крыши в последний раз ей усмехнулась, и это было последнее, что она увидела, перед тем как упасть.       В следующий раз, когда в голове появилась ясность, а шум и вес вернулись, она была в больнице. Белый потолок встретил сразу же, как только Хаяши открыла глаза, как и запах лекарственных препаратов. В помещении было темно, и только свет от окна давал разглядеть, то что находилось рядом. Харуко безучастно смотрела в потолок, в голове снова появился противный звук дребезжания, словно, где-то там, сломался механизм, и кто-то весьма неумелый пытается его починить, от чего и был этот противный раздражающий шум.       Было весьма холодно, Хаяши заметила это не сразу, ведь всё внимание было обращено на происходящее в её голове, всё было мутным, она не могла понять, что происходит в её разуме. Было беспорядочно и хаотично, а звуки статики и дребезжания невероятно раздражали и приносили лишь больше боли. Харуко смутно ощущала, как тело дрожало, а пальцы покалывали. Они были ледяными, было сложно ими шевелить, но девушка смогла убрать их под одеяло, пряча в ткань в надежде согреть. Хаяши отвела взгляд от потолка, и он медленно скользил по помещению, обращаясь прямо к капельнице у её кровати. Осознание пришло запоздало, но стоило ему появиться, как в голове гул слегка приутих. Игла была в её вене, а значит тот момент, когда пропала ясность означал потерю сознания. Она потеряла сознание, и её доставили в больницу. Но что такого произошло раз, она оказалась здесь?       Харуко ещё долго смотрела на капельницу, наблюдая как жидкость проникает в её тело. Вероятно, она бы продолжила это дело, но глаза защипало, а на щеках почувствовалась влага. Тело содрогнулось в рыданиях, но Хаяши всё ещё не могла понять… От чего же она плачет?       В голове появилось больше шума.

***

       — В связи с недавними событиями, с которыми столкнулась ваша дочь, неудивительно, что она находится в состоянии шока. Вам, Хаяши-сан, нужно проявить терпеливость, это весьма деликатная ситуация. Не каждый день становишься свидетелем чьей-то гибели, в особенности, если погибший ваш знакомый или друг, — произнёс мужчина, поправляя очки на переносице и перелистывая медицинскую карту. Он внимательно всматривался в каждую строчку, отмечая для себя важные моменты и внося необходимые правки. Мужчина поднял взгляд для того, чтобы увидеть, в каком состоянии находится мать пациентки, поступившей вечером предыдущего дня. Женщина тихо всхлипывала, содрогаясь в рыданиях, но даже так она внимательно слушала врача и кивала на его слова. Врач вздохнул, поднявшись со своего места, он подошёл к женщине, положив свои руки ей на плечи.       — Хаяши-сан, не переживайте так сильно. С вашей дочерью всё будет хорошо. Раны не столь серьёзные, в течение двух недель они заживут при должном уходе. Единственное, о чём вам стоит позаботиться, так это оказать эмоциональную поддержку. Ей она очень понадобится.       — Спасибо, доктор, я вам очень благодарна. Когда я могу навестить свою Хару-чан? — женщина подняла свой заплаканный взгляд, вглядываясь в лицо мужчины. Врач улыбнулся, а после, отстранившись, направился к двери.       — Вы можете навестить Харуко-чан сейчас, думаю, она уже проснулась.

***

      Хаяши так и не смогла уснуть с тех пор. Стоило ей закрыть глаза, как смутные образы тут же появлялись в её разуме, они кривлялись и кричали, противно извивались и закручивались, словно динамичный танец с клинком, рассекающим её сознание. Там была тень, у неё не было определенных очертаний, кроме человеческого силуэта, но нельзя сказать точно, на самом ли деле это человек или это просто разыгравшиеся фантазии. Эта отвратительная тень улыбалась ей, Хаяши была уверена, что она была чем-то довольна. Харуко знала — эта тень была причиной смерти Акиямы. У неё не было доказательств. Хаяши также не понимала, на основании чего сделала подобные выводы. Было ли это шестое чувство или желание обвинить хоть кого-то? Одно она могла сказать точно. Всё её существо кричало, говоря о том, что Акияма не мог совершить самоубийство. То, что она видела… Это не было результатом самоубийства. Хаяши не была сумасшедшей, да она не отрицала, что её психика не совсем в порядке, но… Харуко была уверена в увиденном.       Картина была отвратительной.       — Харуко-чан? — голос позвал её, но у девушки не было желания откликаться, ведь только от одного звука и интонации говорящего у неё появлялось отторжение и тошнота. Видя перед собой женщину, возраста не более тридцати или сорока лет, Хаяши уже ощущала зловоние и безразличие. Это говорило о многом. Здесь не стоит ждать помощи. Эта женщина даже не будет её слушать, она просто сделает вид, что попытается понять её, помочь в решение её проблемы. Однако, как бы не так. Харуко видела достаточно за свою жизнь, таких людей как Танака… Их было слишком много. Никто из подобных ей ни разу не помог, наоборот, делали лишь хуже, и от них было проблем больше, чем от кого-либо. Ей не помогут. Сочтут за ненормальную и отправят лечиться в психиатрическую больницу или куда там отправляют сумасшедших? Неважно. Даже если так… Она не сдастся и найдет виновных в смерти Акиямы. А если нет… В любом случае…       Хаяши не простит того, кто убил Акияму. Ни за что. Никогда.       — Что? — грубо, но Харуко не собиралась больше быть милой и вежливой, точно не сейчас и никогда больше. С неё достаточно! Она всегда была тихой, и, даже если ей было плохо, Хаяши продолжала молчать, не грубила и спокойно отвечала, но сейчас… Никто более не получит подобного отношения к себе. Даже если мать, которая держала её за плечо мертвой хваткой, рыдала у неё над ухом. Даже если после ей будет ужасно больно, Харуко не будет молчать. Ведь всё, что было перед ней, это не более, чем цирк, который эти мерзкие взрослые решили разыграть перед ней. Она не глупая и не наивная. Всё прекрасно понимает. Слишком много для своего же блага, потому что ей пришлось повзрослеть слишком рано. Эти мерзкие люди должны понять, что Харуко не собирается играть с ними в эти жестокие игры.       — Хару-чан! Не будь грубой! Мы всего лишь пытаемся тебе помочь! Танака-сан здесь, чтобы поговорить с тобой о случившемся и, — мать продолжала говорить, но слова не были достигнуты. Хаяши трясло, было ли это от холода или от гнева, если бы здесь был один верный ответ, то это определенно был бы второй вариант. Харуко была в ярости. Она сжала руками свою юбку, которая из-за ярко-красного цвета стала ей противной, костяшки пальцев побелели и заныли. Раны болели. Им еще долго предстоит заживать, но сейчас ей было плевать, будут ли раны болеть или кровоточить. Злость застилала всякую возможность почувствовать физическую боль. Жгучее чувство прикосновения распаляло Хаяши еще больше. Она ненавидела чертовы прикосновения! Особенно от подобных тварей, которые даже не способны понять её! Её трясло, в горле появился ком тошноты, ей было противно и неприятно, а еще невероятно больно. Боль не была чем-то физическим. Нет. Это была обида и разочарование.       — Харуко-чан, если ты продолжишь молчать, мы не сможем понять, как лучше тебе помочь, — психолог, это был психолог, женщина, чьи глаза были темными и пустыми. В них не было ни капли искренности и желания на самом деле помочь. Хаяши ненавидела её. Всем сердцем ненавидела. Это был совершенно незнакомый ей человек, но для девушки было досточно взглянуть на неё и увидеть ее глаза, чтобы понять. Танака-сан лгунья и лицемерка!       — Помочь? — она прошептала, Харуко не доверяла сейчас своему голосу. Он дрожал от злобы бушующей в её сердце. Девушка была готова сорваться, чёрт возьми, если она этого не сделает! Сейчас… Она была готова на всё, — вы говорите помочь? — Хаяши с болью в голосе, мрачно усмехнулась. Взгляд был холоден, настолько, что женщина перед ней ощущала мороз по коже. Интонация, с которой говорила Харуко, и взгляд были спокойны и холодны, однако каждому льду предстоит однажды треснуть, и первая трещина появилась именно в этот момент.       — Это вы называете помощью? Вы даже не пытаетесь услышать меня! Это не было самоубийством! — девушка яростно закричала. Она вскочила на ноги и, не обращая внимание на жгучую боль в плече, Хаяши подалась вперед и с силой хлопнула по столу. Ладони жгли от боли, а раны открылись. На белых бинтах появились пятна крови, но это было последним, что волновало девушку. Харуко буквально рычала. Танака вздрогнула и отшатнулась, однако выражение лица осталось неизменным. Это только сильнее злило и распаляло, но девушка выпрямилась и снова, будто не было той вспышки гнева. В голосе слышалась сталь, а взгляд был готов убивать. Во взгляде была невероятная решимость и уверенность. Вся поза девушки говорила об этом. Всем своим видом она продолжала кричать и доказывать свою точку зрения.       — Его убили! Акияма не мог убить себя! — заявила Хаяши, не обращая внимание на то, как ее мать внезапно стала слишком тихой. Атмосфера в кабинете изменилась. Вероятно, цирк закончился и началось настоящее выступление, если внезапная боль в локте о чём-то говорила. Харуко рывком усадили на стул, а боль в локте становилась сильнее и безжалостней. Хаяши поджала губы и нахмурилась, а после с силой дернула руку, вырывая её из хватки рассерженной матери.       — Хаяши Харуко! Что это за недостойное поведение?! — слова матери с силой резанули по слуху. Всё тело непроизвольно напряглось, вспоминая, последующее за подобным тоном. Впрочем, она догадывалась о подобном. Так было всегда. Нечему удивляться.       — «Недостойное?» — горько усмехнувшись, она подняла взгляд на мать, посмотрев той прямо в глаза. Харуко была той, кто славился своим взглядом. Она определенно знала слухи. Акияма тоже говорил, что ее взгляд особенный. Именно поэтому, девушка решила по полной его использовать. Взгляд способен залезть в саму суть души, не буквально, но достаточно, чтобы человек чувствовал себя некомфортно.       Только вот… Харуко забыла, от кого она получила подобный взгляд. Именно такой же взгляд был у её матери. Холодный и пронизывающий, к тому же наполненный разочарованием. Харуко задрожала, волна воспоминаний, словно хлыст, с особой жестокостью ударили по ней. Весь цвет сошел с лица, она стала невероятно бледной. Разум помнил, как и тело. Было сложно бороться, но, даже если она чувствовала, как умирает лишь от одного взгляда, сдаваться и отводить взгляд она не собиралась.       — Мне невероятно стыдно за твоё поведение. Танака-сан невероятно добра, раз ещё не выгнала нас из этого кабинета. И всё потому, что ты стала свидетельницей столь ужасного события! Но даже это не даёт тебе права так кричать здесь, а тем более бросаться на человека! — тон её матери был суров, в нём не было ничего тёплого, в нём не чувствовалась поддержка. Только разочарование и злость. Её просто отчитали, за её эмоции, за её мысли. За то, что она пыталась добиться справедливости и помощи, не условной и не искренней, а настоящей. Она была жертвой обстоятельств. Человек, которому нужна поддержка и вера, но человек, которому ничего из этого не дали. Лишь… Отстраненный и мрачный взгляд психолога и осуждающий взгляд матери. Никто по-настоящему не был на её стороне, кроме него, но даже теперь его не было с ней.       — Стыдно? — прошептала школьница. Хаяши склонила голову, сжимая руками свою юбку. Волосы скрыли возможность разглядеть её лицо. Пепельные локоны щекотали, но девушка не обращала на это внимание. Дыхание стало прерывистым, грудная клетка вздымалась, а рот жадно хватал воздух. Было тяжело дышать, в глазах плыло, а в голове снова появился гул. Мир внезапно накренился, а в ушах стоял неприятный звон и отголоски голосов. Хаяши едва ли заметила движение в её сторону. Рука, появившаяся перед её глазами, готовая коснуться её. Хаяши с криком вскочила на ноги, отшвырнув от себя руку. Стул, на котором она сидела с грохотом упал на пол. Харуко в панике вскинула голову, наблюдая за растерянными лицами взрослых, ища того, кто тянул к ней руку. Танака-сан. Хаяши смотрела на неё диким взглядом, губы дрожали, как и руки, всю её в целом потряхивало и заносило в стороны. Взгляд бегал от одного взрослого к другому, а слова, рвавшиеся наружу, застряли в глотке.       — Стыдно? Это вам должно быть стыдно. Прекращайте этот цирк! — она отступила к двери, её голос звучал несвойственно громко, а слова были прерывистыми. Хаяши рычала, издавая рванные гортанные звуки, — я не какой-то клоун, с которым можно развлекаться!       Харуко отступала, она, как зверь, загнанный в угол, — съёжилась и, немедля, приняла оборонительное положение, готовая, в случае чего, защищаться или бежать. Хаяши-старшая двинулась в её сторону, собираясь что-то сказать, но школьница дико зарычала, а после с ещё большей агрессией рявкнула:       — Никто! Никто из вас ведь не заботится обо мне? Это всё! Это всё только грёбаные формальности! Никому, ведь на самом деле нет до меня дела! Хватит нести чушь о том, что вы готовы мне помочь!        — Харуко! — её мать закричала, но названная уже вылетела за дверь, при этом громко ей хлопнув. Танака поднялась со своего места, положив свою ладонь на плечо разгневанной матери и покачав головой, не давая возможности женщине побежать за дочерью.       — Сейчас вести с ней разговоры бесполезно. В данный момент это юное создание воспринимает нас, как врагов. Нужно время, прежде чем боль от расставания утихнет и она будет готова поговорить, — убрав ладонь, Танака отошла в сторону, подходя к упавшему стулу. Она наклонилась, чтобы поднять его и поставить на место, но Хаяши-сан подняла его раньше, вернув его в изначальное положение у стола. Танака-сан вздохнула и вернулась в свое кресло.       — Мне так жаль, моя дочь никогда прежде не была столь груба к людям, — расстроенно вымолвила Хаяши-сан, она склонилась в низком поклоне, выражая свои искренние сожаления. Выпрямившись, женщина взглянула на Танаку-сан и, поджав губы, она произнесла:       — Мне правда жаль, как только Хару-чан станет лучше, мы обязательно придём, чтобы выразить наши искренние извинения. Спасибо, что великодушно вытерпели… весь этот бардак.       — Не извиняйтесь. Я прекрасно понимаю, что вы в этом не виноваты. Никто из вас не виноват. Я охотно верю, что Харуко-чан добрая и прилежная девочка, просто сейчас у неё трудный период — кивнув, Танака отвела взгляд к окну, замечая как на небе вновь сгущаются тучи. Небо было серым и хмурым, говоря о приближающемся дожде, — поэтому как только всё уляжется, обязательно навестите меня вновь.       — Большое спасибо! Позаботьтесь о нас и впредь! — радостно известила Хаяши-сан, замечая взгляд женщины, непроизвольно наблюдая за тем же самым. На сердце появилось тревожное чувство. Словно в скором времени, точно только сформировавшиеся в небе дождевые облака, готовые обрушить на землю дождь, неприятности также обрушатся на их семью. Было ли это фантазией или предчувствием, Хаяши-сан не знала.       — Ах… Танака-сан не могли бы вы…

***

      Она не разбирала дороги, не смотрела, куда бежит, и не обращала внимания, задевала ли она кого-то по пути, спотыкалась ли, раня себя. Единственное, что тревожило её — это кричащий голос матери. Хаяши прекрасно знала, что её дорогая матушка не была столь заботлива, как пыталась себя показать. Однако, Харуко не могла отрицать её попыток, даже если она ненавидела свою дочь. Но от этого не было легче, это не приносило радости и никак не являлось приятным. Было лишь одно отвращение и неприязнь, ведь это было не более, чем лицемерие. Таких людей девушка ненавидела больше всего, и именно эта ненависть к подобным людям началась с семьи. Харуко слишком быстро познала вкус взрослой жизни. Тогда, когда ей было семь, и произошла первая трагедия семейства Хаяши. Жизнь девочки стала подобна аду, все те последние крупицы нормальной жизни… растаяли, словно первый выпавший снег. С тех самых пор Харуко не помнила настоящего тепла. Ей стали чужды слова «семья», «забота» и «любовь», в особенности, как единое целое. Девочка перестала быть человеком, став лишь дополнением в серой массе похожих и непохожих на друг друга людей. Она стала грязным камушком, который покрылся мхом, как панцирем, чтобы защитить себя. С того дня Харуко лишь существовала и пыталась поддержать это самое жалкое существование, чтобы в будущем наконец-то стать нормальным и полноценным человеком. Только уже без этих отвратительных людей.       Хаяши бежала, задыхаясь, впереди лишь длинные коридоры больницы, множество дверей и лестницы. Не было времени на то, чтобы заметить, как ей в след кричали, пытались остановить. То важное было дальше, не здесь среди кучи врачей и больных. Она не раз спотыкалась о собственные ноги, но это не остановило и даже не замедлило, девушка достигла своей цели, места, где она очнулась после случившейся трагедии. Резко раскрыв дверь, пугая находящуюся там медсестру, она схватила свою сумку около кровати, нацепив на себя высохший за всё это время свитер. Не обращая внимания на попытки молоденькой медсестры с ней поговорить, Харуко подхватила свой зонт, едва ли его не забыв. Не оборачиваясь ни на секунду, не сбавляя темп, она преодолела то расстояние от палаты до выхода из больницы в считанные минуты.        Улица встретила её запахом сырости и звуками машин. Жизнь кипела, люди были повсюду, куда не поверни голову. Девушка перевела дыхание и, только покинув здание, ощутила совсем небольшое, почти незаметное облегчение. Хаяши не желала смотреть назад, но что-то будто бы побудило сделать её это. Девушка обернулась на высокое белое здание. Руки задрожали, а дыхание вновь сбилось. Больница никогда не была её любимым местом. Каждый, словно чувствовал, что она из себя представляла. Это было не только с врачами, но и со всеми. Иногда Харуко думала, может, у неё на лбу написано что-то такое эдакое, но подобное даже в голове звучало слишком абсурдно, однако, другого объяснения она дать не могла. Почему люди ненавидели её, когда она даже не сделала ничего? Что в ней было такого ужасного?       — «Гены?» — мрачно усмехнулась Хаяши, смотря на то, как собираются тучи, как белое здание, обитель медицины, становилась темнее. Харуко поджала губы, её затрясло ещё больше. Боль разъедала, было невыносимо. Она никогда не была плаксой, но почему-то у неё появилось чувство, словно это не последние её слезы.       Они не были, ведь всё только имело свое начало.       Когда пошёл дождь, Хаяши уже бежала по улице. Не было определенной цели или направления. Ноги сами вели, указывая путь. Даже если спотыкалась и падала, раня себя ещё больше. Было больно, старые раны кровоточили, а новые не делали ситуацию лучше, но ей было всё равно. Физическая боль в какой-то момент стала успокаивать, отвлекать от мыслей, сосредотачивая внимание на самой боли в ногах и руках, а не на той, которая была душевная, это помогало. Пусть это не было в долгосрочной перспективе, но сейчас это работало, и Хаяши продолжала бежать. Окружение менялось, как и количество прохожих, улицы постепенно становились до боли знакомыми, а осознание этого заставило споткнуться.       Харуко упала, а из её рук вылетел зонт, отлетев куда-то вперед. Сил вставать не было, а страх увидеть знакомое место сковывал движения. Ноги жгло, кажется, она окончательно разодрала их в кровь. Руки не держали, попытки подняться заканчивались крахом. Девушка всхлипнула и сжалась в позе эмбриона, обняв себя руками. Дождь лил, вся одежда промокла, как и она сама. Было ужасно холодно. Шум дождя и её безмолвный плач не позволили ей услышать приближающиеся шаги. Кто-то навис над ней и внезапно поток дождя прекратился. Харуко замерла, боясь пошевелиться, но, поборов себя, она раскрыла до селе закрытые глаза. Она повернула голову так, чтобы увидеть человека перед собой.       Огненно-красный резанул по глазам.       Хаяши затошнило. Она теперь точно не сможет какое-то время воспринимать красный цвет. Поборов желание выплюнуть желудок, она постаралась разглядеть черты лица, но что-то словно мешало это сделать. Харуко шмыгнула носом и, открыв рот, чтобы что-то сказать, она заметила, как ей протянули руку.        — Привет, тебе нужна помощь? Не думаю, что лежать здесь на земле под дождем это отличная идея, — мягкий голос достиг её ушей, даже через весь этот шум. Парень добродушно улыбался ей, его яркие зеленые глаза смотрели на нее очень внимательно. Было в его глазах что-то невероятно странное, необоснованно нежное. У Хаяши непроизвольно появилось чувство, словно перед ней довольно крупная собака, которая смотрит на неё глазами-блюдцами, высунув язык и активно виляющая хвостом, ожидая ласки от своего хозяина. Харуко каким-то странным образом почувствовала здесь неладное, даже если она не могла понять, что именно не так. Тем временем парень продолжал разглядывать её, замечая, что девушка не собирается принимать попыток подняться. Он вздохнул и присел на корточки, всё ещё придерживая зонт над Хаяши. Его зеленые глаза сияли, Харуко не могла отвести от них взгляд, мурашки бежали по телу, но девушка прекрасно понимала, что это было не от холода. Цвет его глаз был ядовит, а то, что таилось в них пугало. В груди, словно что-то зашевелилось, и девушка непроизвольно дернулась в сторону, не ведая и ведомая своей интуицией, Хаяши вскочила на ноги, обнаружив в себе резкий прилив сил. Сделав шаг назад, Харуко поняла, что споткнулась, когда начала падать. Девушка чертыхнулась, хватаясь за воздух, в попытке удержать равновесие, но глаза уже уловили движение в её сторону, как и небо, которое появилось перед её взором в результате падения спиной на землю. Хаяши ожидала удара и боли, но теплая большая ладонь появилась на её талии, как и симпатичное лицо юноши перед ней. Она чувствовала его дыхание на своем лице, как и чужое тело. Стало тепло, даже больше, было слишком жарко от чужих прикосновений. Это было что-то другое, отличительное от всех прикосновений, которые у неё были. Не было отвращения, был лишь жар и страх. Что-то колющееся и жгучее, пугающее одним лишь касанием.       — Не стоило так резко вставать, — дыхание обожгло, лицо горело, а сердце замерло в груди, отдавая острой болью. Оно забилось, глухо и панически, сотрясая изнутри. В горле появился ком, стало сложно дышать, каждый вздох вызывал колющую боль. Хаяши не могла ничего сказать, ни один звук не слетал с её губ, её руки, живя отдельной жизнью, хватались за одежду незнакомца, сжимая в мертвой хватке ткань его толстовки. Слёзы застыли на глазах, словно тоже боялись этого человека.       — А, — это стало единственным звуком, который слетел с губ, юноша снисходительно улыбнулся. Его ядовито-зелёные глаза смотрели прямо в её, он сощурился, и из-под длинных пушистых ресниц на девушку смотрели два ярких огонька. Они светились, и Харуко могла различить в них своё отражение. Хаяши широко распахнула глаза, осознавая одну важную вещь. Цвета. Только что она поняла, каким цветом его глаза… и его волосы, одежда, всё.       Ладонь на её талии слегка сдвинулась ниже, двигая тело Хаяши ближе к чужому, почти вплотную. Зонт прикрывал их обоих, закрывая от посторонних глаз. Парень наклонился к её шее, опаляя дыханием. Он слегка коснулся своим носом её шеи, вынуждая Хаяши вздрогнуть и дёрнуться, чтобы вырваться, но хватка была сильной, она не могла пошевелиться, ужас отразился в глазах, всё её существо закричало.       Бежать…       Нужно бежать!       Сейчас!       Нужно бежать… бежать, убираться отсюда, черт возьми!       — Ты…боишься меня? — его голос звучал отвратительно насмешливо. Он игрался с ней, словно это было весело. Сейчас она была добычей в его руках, когда он был хищником, наслаждающимся мучениями своей жертвы. Хаяши поздно сообразила. Было ли её состояние причиной её медлительности, или же этот парень был слишком искусен, раз так умело загнал её в угол. Хаяши не знала ни его цели, ни мотивов. Всё это не было актом помощи. Его протянутая ладонь, нежный взгляд и добрый голос, всё было лишь иллюзией, сделанной мастером своего дела.        Страх овладевал и давал дополнительные силы. Хаяши одарила его взглядом полным решительности и ужаса. Она боялась, этот страх был неестественным. Харуко никогда не испытывала чего-то похожего. Девушка прикусила губу, а руки отпустили чужую одежду. Хаяши сделала рывок вперёд, толкнув парня, заставляя его отступить назад, а после всеми силами она упёрлась руками ему в грудь и заставила своё тело двинуться в противоположную сторону от парня. Она дала себе пространство, чтобы вывернуться из хватки, выскользнув из-под чужих рук, для того, чтобы схватить свою сумку и побежать вперёд. Харуко даже не стала подбирать зонт. Сейчас убежать от этого ненормального было важнее.        Хаяши бежала вперёд так быстро, как могла, но спиной она чувствовала взгляд. Он прожигал и нервировал, только больше придавая сил бежать. В голове был полный хаос, но среди всего этого бардака она слышала два отчётливых голоса, зовущих её и заставляющих резко затормозить. Она сипела, дыхание было прерывистым, а её трясло так, что казалось, словно сейчас упадёт и в этот раз точно не встанет. Голоса кричали, и она слишком отчетливо слышала слова.       «Беги!»       «Обернись!»       Харуко порывисто обернулась и уставилась на фигуру, на парня, который всё ещё стоял там и смотрел на неё пронзительным взглядом. На него падали причудливые тени, а из-за зонта не было чётко видно его лица. Только горящие в тени глаза. Его фигура была тенью. Тенью. Что-то будто бы ударило Хаяши по лицу. Она в неверии отшатнулась. Перед глазами всплыли морозящие душу образы. Тень. Тень на крыше и горящие ядовито-зелёным глаза. Из лёгких словно выкачали воздух. Цвет сошёл с её лица, она стала невероятно бледной. Дрожь исчезла, как и страх. За место них появился гнев, ярость, распаляемая догадками и узнаванием.       Это был он, тот кто убил Акияму.       Хаяши решительно двинулась в его сторону, но неожиданный порыв ветра и грохот грома заставил девушку встрепенуться и на мгновение закрыть глаза, однако, этого было достаточно, чтобы фигура убийцы её друга исчезла. Харуко уставилась на то место, где он был, и в разочаровании закричала:       — Чёрт возьми! Чёрт! Чёрт! — она в ярости схватилась за голову, но ни крики, ни ее попытки вырвать себе волосы… Не меняли ситуации.       Он ушёл… и Хаяши не знала, где его искать.

***

      Ноги привели её к той злополучной высотке. Впереди были ленты, перегораживающие путь, полиция оцепила территорию, чтобы провести расследование, однако, сегодня-завтра их должны убрать. Все сочли этот инцидент самоубийством, коим он не был. Хаяши была уверена. Она знала это, но не было того, кто бы ей поверил. Харуко знала, что ей скажут… всего лишь бред под воздействием шока от потери друга, одноклассника. Бессмысленно. Какие бы действия она не предприняла… они не принесут результата. Хаяши разочаровано сжала руки в кулаки, еле волоча ноги, она добралась до ближайшей скамьи. Мокрая одежда и погода не мешали ей остаться здесь. Зонт был над ней, этого хватит. Хаяши всё же вернулась за ним, полностью убедившись, что этого ублюдка там нет.       Время шло, но девушка так и не сдвинулась с места. Прохожие косились в её сторону недоумевая, некоторые осмеливались подойти, но Хаяши лишь качала головой, говоря, что всё нормально и она кое-кого ждёт. Да… ждёт. Ждёт человека, который не сможет вернуться. Никогда. В скором времени наступил вечер. Ровно десять. Именно такое время было, когда Акияма умер. Хаяши поднялась на ноги и медленно приблизилась к ограждающим лентам. Она не переступала через них, просто остановилась рядом и подняла свой взгляд на высотку. Крепко сжав ручку зонта, она всхлипнула. Потерять близкого человека… Это… так больно.       — Почему же… Ты оставил меня, — слабым голосом произнесла девушка, плечи дрожали, а с губ срывались рыдания. Хаяши зажмурилась, ресницы дрожали, а по щекам скатывались слёзы, обжигая кожу. Бледность не сходила с лица, губы были плотно сжаты в тонкую линию, они были слегка синеватыми от холода. Брови были сведены к переносице. Лицо Хаяши было переполнено различными эмоциями, половину которых было сложно определить или как-то обозначить. Девушка обняла себя руками, полностью склонившись к земле, пытаясь подавить рвущиеся наружу крики, — я многое хотела тебе сказать, но так и не смогла найти в себе силы. Теперь же… в этом нет смысла, как и в жизни без тебя, — с надтреснувшим от эмоций голосом Харуко тихо шептала себе, говоря всё в пустоту. Никто не был готов услышать её, но это не останавливало. Хаяши молилась, чтобы Акияма, где бы он не был, сейчас услышал её. Грохот, раздавшийся в небе, оглушал и топил все слова в шуме, а яркая вспышка молнии осветила ту злополучную крышу и место, где Хаяши держала на руках Акияму.       — Я люблю тебя, моя дорогая осень…

      «Ты дал мне так много и также много забрал. Почему же… ты позволил полюбить тебя?»

      — Ты такой жестокий, Акира…

      «Я ненавижу тебя, но так сильно люблю»

      — Ты всегда обжигал, ведь был настоящим Солнцем…

      «Но я всегда была готова сгореть»

      — Теперь весь мой мир — пепел…

«Я люблю тебя, Акияма Акира»