Если я спал с тобой, не думай, что я твой.

— Андрей? — удивился Горшенёв, подходя всё ближе. — Да ну, ты, что-ли?! Миша, нервно курящий сигарету, быстрым шагом чуть-ли не подбежал к скамейке, на которой увидел светлую макушку. Не веря своим глазам, он окликнул парня, но тот не отозвался. Может, проигнорировал, а, может, просто не услышал? Тем не менее, видок у Князева было не очень. Красные глаза, наполненные какой-то дикостью, взъерошенные волосы, круги под глазами… Несмотря на прохладный ветерок, на парне была лишь футболка и чёрные кожаные штаны. Рядом стояла пустая банка из под пива, которая бросилась в глаза темноволосого и неприятно его удивила. Все это не к добру… Начался этот вечер для Горшенева как обычно: отыграли в клубе, пропустили по кружке пива, да разошлись, кто куда. В последнее время Миша стал меньше времени проводить в TaMtAm’e, вспоминая слова Князева о том, что это гнилое место. И, если раньше, музыкант не обращал на это внимания, то сейчас он начал присматриваться к этому месту, и оно, действительно, отвращало его всё больше. Надо же, какой странный эффект возымели слова незнакомца на человека, который провёл тут добрую часть своей жизни. Сегодня он решил прогуляться до своей квартиры вдоль Набережной, благо это было по пути. Выкуривая очередную сигарету, Мишины мысли улетали далеко-далеко отсюда, вновь и вновь возвращаясь к одному и тому же человеку, который все также не давал кареглазому покоя. Удивительным образом, но, кажется, судьба услышала его, и сейчас, идя под туманным небом, он заметил кого-то, кто сидел на скамье, на которой не так давно находились двое парней. К огромному удивлению одного из них, там сидел никто иной, как тот самый, второй персонаж. В первую очередь, упав рядом, Горшенёв снял с себя свою старую косуху, и попытался накинуть ее на плечи Андрея. Тот вяло сопротивлялся, но более-менее трезвый Миша справился со своей задачей, и голубоглазый смотрел на него каким-то туманным взглядом, не способный произнести ни слова отказа или отрицания, ни благодарности. Но, как было на самом деле, брюнету этого совершенно не требовалось. Он мягко сжал плечи Князева, взволнованно оглядывая его, медленно приходя в ужас и шок от увиденного. — Андрей, ты, что… — тяжёлый вздох. — Ты, что, обдолбанный? — Пьяный! — хрипло рассмеялся светловолосый, все также затуманенно смотря на приятеля, казалось, что на большее его не хватает. — Пьяный? — ещё больше удивился и заволновался Миша. — Ты же плохо переносишь алкоголь, Андрей? Андрей не отвечал. Он погрузился в свои мысли, нервная и глупая ухмылка не сходила с его лица, он будто застрял в моменте, застыл, вспоминая что-то. Его что-то гложило изнутри, он совсем забыл про Горшенёва, сидящего рядом. Ветер тихо и приятно дул где-то рядом, а листья шебуршали над его ухом. Эти звуки ласкали пьяный мозг Князева, убаюкивающе напоминая счастливые моменты детства. Внезапно новый и страшный звук оборвал воспоминания, заставляя голубоглазого вздрогнуть. Начался дождь. Он не был неожиданным, ведь тучи давно сгущались над городом, но сила, с которой полилась вода, испугала многих прохожих, в том числе и Андрея. — Блять! — выругался Миша. — Вставай и пойдём отсюда. Быстрее, Князев! Князеву было все равно. Он сидел, смотря своим стеклянным взглядом на тучи, не обращая внимания ни на кого вокруг себя. Тогда Горшенёв схватил парня за руку, таща за собой, продолжая материть все и вся. Погода ужасно испортила и без того плохое настроение юноши, чем он был крайне недоволен. Мысли спутались в большой непонятный ком, только больше действовавший на нервы темноволосого. Адреса Андрея он не знал. Что ж, придётся опять навестить собственную квартиру. И неплохо было бы отрезвить Князева, а то опять вытворит не пойми что. Волоча на себе тушу парня, который был на пять лет старше, Миша знатно устал, даже останавливался пару раз, чтоб привести голубоглазого в чувства, но тот лишь пьяно хмыкал от каждой слабой пощёчины, прилетавшей ему в качестве попытки оживить. Все это раздражало и бесило Горшенёва, но он был рад хотя бы тому, что Андрей жив, и, вроде как, более-менее здоров. Хотя, насчёт последнего он сомневался. Причём очень даже нехило. Как ни крути, а с алкашкой шутки плохи, и это он знал на собственном и грустном опыте. Вот в таком состоянии он пытался дотащить Князева до своего дома. И удивительно, что это у него получилось довольно быстро. — Отъ-е-бись! — слабо сопротивлялся Андрей, пока Горшенёв поддерживал его за плечи, помогая идти. — Ты сейчас так говоришь из-за алкашки, — хилые попытки отрезвить приятеля, — молчал бы лучше, дурачок… Конечно, оба намокли под ливнем. Миша быстро переоделся в домашнюю одежду, в то время, как Андрей сидел на стуле, не способный связать и двух слов. Глупо ухмыляясь, он следил за переодевающимся Мишей, хихикая придуманной в своей голове шутки о том, что хочет повторить одну ночь. Жаль, что он настолько пьяно что даже произнести вслух это не сможет… Естественно, когда Горшенёв дошёл до самого парня, ему уже не было так весело. Еле справившись с мокрой, прилипшей к телу футболкой, Миша стянул с парня брюки, что оказалось не менее сложным заданием, поднял его за предплечья, помогая встать и приблизиться к центру комнаты, и укоризненно взглянул на бухое тело Андрея. Чуть подумав, он заметил, что парень засопел прямо посреди кровати. Темноволосому захотелось обнять парня, защитить от этого мира, прижать к себе, не давая никому в обиду, но вместо этого он просто бережно укрыл его одеялом, поправляя пшеничные волосы, сползшие на лицо. Горшенёв не обижался. Он просто не понимал действий голубоглазого парня. Зачем он это с собой сделал? Что его сподвигло на то, чтоб напиться вдребезги? Думая об этом, Миша спустился на пол, осел, оперевшись спиной на собственную, но уже занятую кровать, и задремал, подперев голову рукой.

***

Утром, когда темноволосый проснулся от ужасной ломоты во всем теле, он еле нашёл в себе силы подняться. Удивительно, что, несмотря на физическую боль, он чувствовал себя довольно свежо и бодренько. Встав с пола, Горшенёв с какой-то болью посмотрел на человека в его кровати. Тот, все также, как и вчера, лежал, заботливо укутанный одеялом и тихо сопел что-то в подушку. На секунду улыбнувшись такой довольно милой картинке, Миша сразу вернулся в хмурое состояние, вспомнив, что именно этот милый человек вчера был пьян в щи. Решив, что уж лучше Князев отоспится, и потом начнёт буянить у Горшенева из-за того, что «ничья помощь ему не нужна была, да и вообще он самостоятельный человек», темноволосый тихо закрыл дверь спальной комнаты, прошмыгнув к выходу, и прошёл на кухню. Разумеется, из-за постоянного отсутствия парня дома, в квартире было нечего есть (за редким исключением). На столе стояла пачка чая, которая, как казалась, не заканчивалась целую вечность. В холодильнике нашлось три яйца. Парень не помнил, как они тут оказались, но, видимо, остались с того времени, когда он болел и ему приходилось жить и питаться дома. Сварганив что-то, что было более-менее похоже на съедобную вещь, Миша воспользовался этим завтраком, запив его горьким и невкусным чаем. Видимо, он и вправду стоял тут целую вечность. Вопреки тому, что хозяин квартиры довольно долго возился с завтраком, а потом ещё и нехотя ел его, Князев все так и не проснулся. Горшенёва опять стали посещать странные и пугающие мысли, поэтому, от греха подальше, он решился всё-таки проверить парню пульс. Оперевшись рукой на свою же кровать, Миша наклонился к спящему, приложил два пальца к шее. Короткие импульсивные удары словно сняли камень с души парня. Он облегченно выдохнул, но счастье его длилось недолго. Забота кареглазого не прошла без внимания, и Андрей сонно ворочался в кровати, силясь разлепить глаза. Горшенёв, который всё ещё нависал над ним, испуганной отпрянул, боясь мыслей только проснувшегося парня. Проморгавшись, тот огляделся, а, наткнувшись взглядом на темноволосого, испуганно вытаращил глаза. — Что за?… — начал было Андрей, но, услышав свой сиплый, охрипший голос, решил откашляться, прежде, чем продолжить. Это, кстати, не помогло, и ему пришлось продолжить шипеть. — Что за нахер? — О, так ты ещё и простыл, походу. Поздравляю. — скептически выгнул бровь брюнет, глядя в голубые глаза, которые стали более-менее светлыми, красный цвет будто выветрился за время долгого сна. — Какого черта я тут делаю?! — смешным и хриплым голоском возмутился Князев, садясь на кровать. — Ты вчера набухался в хламину, я тебя встретил, поговорили, — на этих словах Миша хмыкнул, — точнее, ты меня послал, когда я тебя под ливнем тащил домой, чтоб твоя тушка не заболела. А ты, вон, все равно умудрился. Ничего, вылечим. — Что? — сипло продолжал спрашивать светловолосый. — Где ты меня встретил? И, вообще, ничего ведь не было? — Ну, на Набережной, помнишь, там где мы ещё гуляли? Уж не знаю, как ты туда добрёл, но назад бы точно не вернулся. Кстати, можно и спасибо было сказать, за то, что не оставил тебя там подыхать. — шутливо-обиженно надул губы Горшенёв, игнорируя последний вопрос. — Лучше бы оставил… — застонал Князев, поднимая глаза наверх, хватаясь за виски, которые противно и раздражающе гудели. — Ну, хватит хандрить! — Миша аккуратно присел рядом с Андреем, словно боялся испугать того, будто он может убежать, как настоящий кот. — Случилось чего? — Да пиздец случился, Миша! — неожиданно, Андрей закрыл лицо руками, и тихо, но нервно вздохнул, готовясь разрыдаться. — Моя жизнь катится по наклонной. Я продал фирму. Нужно искать новую работу, а все, чего я хочу — сдохнуть. У меня нет ни друзей, ни знакомых, даже родителей, похоже, у меня больше нет. Я круглыми сутками бухаю, чтоб избавиться от этого мира, потому что я настолько ничтожен, что даже руки наложить на себя не смог. Закончив свою речь, он резко и рвано задышал, закрыв лицо руками. Миша понял, что ему просто некому было выговориться, и сейчас Князев сорвался на темноволосом, потому что беззубый был готов выслушать, хотя бы из-за того, что сам привёл его в свою квартиру. Не зная как помочь, Горшенёв осторожно, словно прикасаясь к чему-то чрезвычайно хрупкому, приобнял парня за плечи, отчего тот вздрогнул, но Миша не отпускал, поглаживая голубоглазого по предплечью. — Андрей, я же говорил тебе, помнишь? Я рядом, ты всегда можешь обратиться ко мне. — У тебя как будто своих проблем нет, с пьяницами-невротиками, как я, церемониться, да? — Перестань так говорить. Я… — он замолчал, но продолжил, тщательно подбирая слова. — Я беспокоился за тебя, переживал. Ты — мой друг. Ты пропал, не появляешься, я уже изводиться весь начал. Зачем ты с собой это делаешь? Ты… Ты не пустышка, ты человек. Важный этому миру человек. — И давно ты меня в круг своих друзей записал? — горько усмехнулся Князев, убирая руки со своих плеч, заставляя Мишу смутиться своих слов. — Знаешь, ты прав, спасибо за то, что не бросил, но я лучше пойду. Пойду дальше сжигать свою жизнь алкашкой. — Ты сдурел?! — возмутился Горшенёв, сразу забывая о смущении. — Я ему одно, а он о другом сразу. Псих. — Так если я — псих, то нахуя ты со мной таскаешься?! Переживаешь, как сам говоришь? Зачем ты все это делаешь? Давно бы нашёл себе проблемы поинтереснее меня! — Хочу и делаю, понял, да? — также громко отвечал Миша, глядя на светловолосого. — Тупой, что-ли? — Может, и тупой, тебя сильно морозит это? — обиженно хмыкнул кареглазый. — Бесишь уже. — Ну раз бешу, то отпусти меня, что вцепился? — насмешливо поинтересовался Князев, глядя на свою кисть, находящуюся в руках Миши. Тот испуганно отдёрнул руки. — Извини… Я… Я… Забылся. Не специально. Просто… Я, когда нервничаю, не контролирую себя. — Странный ты. — подметил вслух Андрей. — Даже очень. — То забавный, то странный, ты уж определись, а? — Забей. — молчание. — Если тебе от меня больше ничего не надо, то я сваливаю. — Куда? — Домой, блять! Коньяк недопит, стихи недописаны. — Коньяк — запрещаю. — замолчал, обдумывая фразу. — Что ты про стихи сказал? — Ты? Мне? Запрещаешь? — он наигранно рассмеялся. — Миш, ты хороший парень, но за языком следи, думай. — Что ты сказал про стихи? — не собирался останавливаться Горшенёв. — Да блять! — Князева, видимо, понесло, ведь он стал сговорчивее и агрессивнее. — Что прицепился? Ляпнул про стихи, а ты пристал. Я ухожу. — Я с тобой. — Куда? Домой ко мне? Слушай, а ты точно… Точно не из этих? — опять эта хитрая, насмешливая улыбка. — Из кого? — глупо хлопая глазами, не понял парень. — Горшенёв, ты — пидорас? — в лоб, спокойно спросил Князев, наблюдая за бурей эмоций на лице темноволосого. — Слышь, ты, что, повёрнутый? Совсем мозги пропил? — Ты чего! — Андрей не на шутку испугался Мишиных сжатых кулаков. — Я… Мне просто надо было спросить… Ты так странно себя ведёшь… Ну… — Баранки гну! Пиздец, Андрей. — Ты сам спровоцировал на вопрос! — Дашь свой номер? — неожиданно поинтересовался кареглазый, быстро переключаясь на другую тему, засекая Андрея врасплох. — Что? — Или адрес. Как хочешь. — пожал плечами Горшенёв. — Хотя нет, пойдём, я тебя до дома провожу. Стихи гляну. — Это ты мне сейчас условия типа ставишь? — возмутился Андрей, вскакивая на ноги. — Типа. — невозмутимо продолжал Миша. — Мы идём? — Никуда я с тобой не пойду! Совсем охренел? Больно заботливый ты. — Тогда мы останемся в моей квартире. — прошептал парень с особой интонацией прямо над ухом голубоглазого, после чего громко засмеялся. — Да ладно, давай одевайся, я за дверью жду. — Вот спасибо! — буркнул светловолосый, захлопывая дверь перед самым носом хозяина квартиры. Натягивая штаны, которые все еще были немного влажными, Князев мечтал поскорее очутиться дома. Ему не была неприятна компания Горшенева, нет, он, действительно, был благодарен ему за все, что он делает для него. Но это было где-то далеко, в глубине души. Во время «пьяного марафона» Андрей убедил себя в том, что он в этом мире совсем один, что нет у него никого. А тут появляется этот Миша. То есть, как появляется? Скорее, возвращается. И не может голубоглазый принять его заботу, его переживания. Ну не верит он во все это! Поэтому и боится любого контакта, как огня.

***

— Нет. Дальше не пойдёшь. — отрицательно помотал головой Андрей, останавливаясь у, видимо, своего дома. — Вдруг ты маньяк? — Да какой я маньяк? А стихи… — досадно протянул Миша, рассматривая многоэтажку. — Я тебе ничего не обещал, ты сам увязался! — снова начинал раздражаться уже успокоившийся Князев. — Ну, что ты бухтишь? Ну дай стихи поглядеть, ну, Андрюх! Может, в группу к нам пойдёшь, текстовиком, а? — Да в какую группу! У меня там пара штук, да и то по пьяни написаны. — ситуация все больше капала Андрею на мозги. — Пожа-а-а-алуйста… — словно козлик проблеял темноволосый, но приятель был непреклонен. — Нет. Не проси, тут уж точно не получится. — Тогда дай свой номер! — хитро улыбнулся Миша. — Что? Ты и так мой адрес знаешь, куда номер ещё? Не жирно будет? — Я же не знаю квартиры твоей. — А зачем она тебе? И номер тебе ни к чему. — А если ты опять пить начнёшь, пропадёшь на две недели. Как мне тебя искать? — продолжал улыбаться Горшенев, заглядывая в голубые глаза напротив. — Я надеялся, что мы больше не встретимся. — съязвил Князев. — Двадцать три. — Что двадцать три? — не понял кареглазый. — Квартира у меня с номером двадцать три. — Правда? — с искрящейся надеждой в глазах спросил парень. — Нет, вру, чтоб ты отстал! — снова едко ответил Андрей, разворачиваясь ко входу. — Аривидерчи! — Чего? Какой же ты… — продолжения Князев уже не услышал, заходя внутрь, оставляя Мишу наедине со своими ругательствами. Ну, а что? Андрей и без этого дал ему свой адрес вплоть до квартиры. И не соврал ведь. И, где-то в глубине себя, Князев был рад, что темноволосый теперь знает его адрес. Если что, то найдётся тот, кто… Тот, кто поможет. Горшенёв кинул мимолётный взгляд на спину Андрея, затем взглянул на дом, в месте, где красовалась табличка с названием улицы и номером дома. Прокрутив всё это у себя в голове несколько раз, Миша развернулся и поплёлся домой, думая о том, что он жуть как хочет подружиться с этим странным парнем, отчего-то считая, что тот пригодится в группе. Темноволосый не понаслышке знал, что значит связаться с алкоголем и, не дай Бог, с наркотиками. Андрея надо было спасать. Но, как говорила мать парня, время покажет. Жаль только, что это самое время тянется мучительно долго…