Coraline

После того происшествия прошло чуть больше месяца. Море было на удивление спокойным, но не смотря на это, дедушка на отрез отказывался брать меня с собой и честно говоря — я не хотела больше. Я словно бы поссорилась с той хрупкой красавицей, какой оно представлялось мне в моём воображении. Теперь, вместо неё я видела лишь ту жестокую женщину, от которой пахнет дорогим алкоголем и сигаретами, что едва ли не отняла мою жизнь однажды, и зло смеялась в след утопленникам, чьи тела охотно забирала себе. И не смотря на это, как не сопротивлялась, возненавидеть её я не смогла. Слишком уж манил меня собственноручно созданный фантом невинности не побоюсь этого слова — самого волшебного и жестокого творения природы. Оно искрились солнечными лучами и манило меня звонким смехом солёных брызг. Мне хотелось как раньше — выбросить где-нибудь на берегу сандали, шорты, завязать на узелок длинную рубашку и на перегонки с весёлым летним бризом окунуться по пояс в прохладную воду, предварительно намочив волосы, но. Нет. Теперь я не могла сократить расстояние между нами на лишние пару метров. Я видела его истинное лицо. Видела, насколько кровожадным оно может быть и боялась, что стоит мне опять отдаться и доверился ему, как оно жестоко со мной росправится. Поэтому я стала избегать его. Уже не говорила с ним, и даже не мочила ног. Просто садилась на краю скалистого обрыва с блокнотом и гитарой — писала песни. Дедушка с каждым днём выглядел все более устало и истащённо. С тех пор, как он лишился единственного помощника в моём лице из-за своих же убеждений, ему приходилось пахать ещё больше, дабы оплатить моё обучение в консерватории. — Сделай всё возможное, чтобы вырваться отсюда — говорил он мне, а я просто не могла смотреть на то, как он тухнет у меня на глазах. — К чёрту консерваторию! Я не смогу смериться с тем, что это я тебя в могилу свела, если что-то случиться! — Пожалуйста, Коралин… Не сдавайся. Если не ради себя — сделай это ради мамы. — он перевёл полный скорби взгляд на белое фортепиано, стоявшее у дальней стены в гостиной. Мама… Дедушка всегда говорил, что я очень похожа на неё. Её не стало, когда я была совсем маленькой, а этот инструмент — всё, что от осталось. Я мало что помню из того времени, когда она была жива, но наши маленькие музыкальные вечера это то, что врезалось в память навечно. И ещё тогда я поняла, что хочу связать свою жизнь с музыкой. — Сыграй что-нибудь, порадуй старика. — Я молча села за инструмент, и лёгкая дрожь от прикосновения к холодным клавишам пронзила кончики пальцев. Моцарт. Музыка ангелов. Её мне всегда играла мама перед сном. Она сидела за фортепиано в длинной белой ночной рубашке. От неё всегда пахло теплом. Знаете, такой сладкий, но совсем не приторный запах наверное — её шампуня, напоминавший мне мёд кепячёное молоко. Я всегда сидела позади неё в большом мягком кресле и с широко распахнутыми от восхищения глазами наблюдала, как аккуратно и умело она нажимает клавиши. Сейчас в этом кресле сидел дедушка. Я не видела его лица, но чувствовала, что он вот-вот заплачет. Мне страшно было представить каково это — потерять жену, а затем единственную дочь. Он частенько просил меня сыграть и я наперёд знала, что именно и что он на это ответит: — Ты так похожа на свою маму. — сказал он, пытаясь сдержать слёзы, как только я повернулась. — Дедуля… — я подошла и обняла его, а он поднял глаза и посмотрел на меня как-то странно. Глаза у него были большие. Небесно-голубые, и смотрели ласково. Но слишком уж много печали было в этой ласке, какой-то странной горечи и сожеления. Он смотрел на меня так, будто в последний раз. ****** Меньше чем через неделю его не стало. Я до сих пор не могу прийти в себя. Просто как-то утром, он не спустился к завтраку. Я поднялась в его спальню. Он лежал в постели по бледности сравнимый с простынями. Мои глаза вмиг наполнились слезами и я дрожащими пальцами коснулась его руки. Она была ледяной. У меня не было того минутного ступора, какой обычно бывает у людей в подобных ситуациях. Стоит отметить, что в обычной жизни я плакала крайне редко, но тогда кто-то словно нажал внутри меня давно заржавевший старый рычаг, что пропустил все первоначальные стадии, переведя меня сразу в последнюю — истерика. Я молча опустилась на пол рядом с кроватью и заплакала как маленькая девочка, сжимая его холодную руку. Я ненавидела себя за то, что в тот вечер не сказала ему ничего. А ведь всё было понятно по одному лишь взгляду. он прощался со мной. А я так и не успела… До сих пор не понимаю как, но я всё-таки смогла позвонить в полицию. Когда они прибыли и констатировали биологическую смерть, довольно упитанная тёмнокожая женщина спросила, были ли у меня какие-то родственники помимо покойного, я с холодом в голосе ответила: — Отец. ****** На похоронах он стоял рядом со мной (до сих пор удивляюсь, как ему только хватило наглости приехать). Почти сразу после моего рождения он признался матери в измене и сбежал жить к любовнице, а когда мамы не стало заявил, что лишние хлопоты в моём лице ему не нужны. А сейчас — он стоял там вместе со мной и даже кое-как успокаивал. Я не знаю почему, но в тот момент я не испытывала к нему никакой ненависти или даже обиды. Наверное горе утраты настолько завладело моим разумом, что сил испытывать что-то ещё у меня попросту не было и я искала поддержки в ком угодно. После службы на кладбище мы с отцом сразу направились в опеку, где меня официально на него «переписали», а после — к нашему семейному нотариусу. Там отец заверил меня, что теперь — всё будет иначе и что он позаботиться обо мне и уговорил передать ему оставленный мне в наследство дом на родном побережье и пообещал, что после моего совершеннолетия он будет передан мне. Какая же я дура, что поверила… В тот день хватило всего нескольких бумаг с моей подписью, чтобы моя более или менее счастливая жизнь рассыпалась, как карточный домик.