Без месяца заря

      Габриэль даже натянуто не улыбается, когда заходит в класс. Там никто не перешёптывается, более того, там никто не разговаривает совсем. Все, исключая учителя, смотрят куда угодно, но только не на неё.       Габриэль всё равно. Это «образовательное учреждение» её всё равно ничему не способно научить. Волдеморт делает всё, преследуя свои планы по захвату мира и остерегаясь хоть какой-то разницы в идеологии людей, которые живут на захваченной им территории. Габриэль это прекрасно понимает, но ей почему-то очень смешно от этого осознания.       Гарри Поттер давно мёртв, а в отсутствии избранного никто не хочет стать лидером и повести за собой большинство, которое не хочет подчиняться диктаторскому режиму. Казалось бы, те, кто попал сюда на перевоспитание, должны были составлять костяк сопротивления и держаться вместе, а не испуганно склонять голову и дрожать всем существом перед слугами Волдеморта.       Фэй Данбар была лишь немного старше Габриэль, поэтому та сомневалась, что Данбар имела хоть какой-то талант к преподаванию, да и была она всегда той ещё посредственностью, иначе бы Габриэль о ней слышала.       А тут она раскрыла свой талант к садизму на полную. Идеальная недалёкая прислуга автократа.       Правда была в том, что Волдеморт ни с кем не считался и никого в грош ни ставил. Он водил их за нос, обещал несметные горы богатств и влияния, одаривал своей благосклонностью, но никогда не давал реальной власти. Никто не был столь же влиятельным или хотя бы наполовину, как он.       Деспот сжимал свои руки на шее общества, вгоняя его в абсолютное бессилие и безволие, неспособность сопротивляться. Габриэль, расправив плечи и подняв подбородок, ощущала себя как никогда одинокой, ведь она безропотно не могла сносить бесчинства, особенно те, что напрямую влияли на её жизнь. Заперев Габриэль в этой богодельне, Волдеморт не сделал ничего хорошего, наоборот, лишь укрепил мнение о нём в голове маленькой госпожи Делакур.       Та, конечно, не была Морганой и вряд ли бы сравнивалась силой с Дамблдором, но она обещала себе, что отомстит за смерть сестры и матери. И если всему виной семья Уизли, попавшая под влияние Волдеморта, все дороги вели только к нему. Габриэль была бы полной дурой, если бы пыталась снова сбежать. Теперь нужно было затаиться, замаскироваться и приблизиться как можно ближе к врагу, чтобы напасть. Габриэль была умной и хитрой. Габриэль была сильной. Габриэль может всё, если проявит немного терпенья.       Играть в долгую Габриэль никогда не любила, так как ей никогда не хватало терпения, но сейчас от этого зависело не больше, не меньше — всё.

***

      — Вы в курсе того, что ваше личико очень милое?       Габриэль щёлкала пальцами и улыбалась собственным размышлениям, испытывая волну душевного подъёма. Всё шло лучше, чем она могла себе представить. Директриса Фэй была глупой и недалёкой.       А один из её преподавателей был педофилом. Ну, как педофилом… Любителей девушек помладше.       Корбан Яксли встрепенулся, подошёл к своему преподавательскому столу и присел на него, сжимая край столешницы руками. Его костяшки побелели.       — Ты так считаешь? — голубые глаза загорелись огнём. — Я рад.       — Конечно, — Габриэль заправила за ухо прядь золотистых волос и вцепилась взглядом в него. — Вы столько сил и знаний тратите на то, чтобы ваше лицо было безупречным и юным. Это достойно… восхищения. Научите?       Улыбка Корбана померкла тут же:       — Нет, сегодня у нас дополнительные занятия по тактике, раз ты пропустила большую часть материала.       — Почему же не по логике? — Габриэль отложила тетрадь в сторону, встала со своего места и подошла к нему. — Мистер Яксли, — она накрыла его ладонь своею, ощутив его физическое напряжение и заглянув в глаза, — какая скука эти ваши логика и тактика. Не мешало бы вашей мисс Данбар им научиться прежде, чем она будет занимать такой высокий пост. Вы же не считаете её достойной его, не так ли?       — Прекрати, Габи. Повелитель никогда не ошибается.       — Какой из вас преподаватель тактики и логики, если вы утверждаете, что человек никогда не ошибается? Ах, да, ваш повелитель ведь и не человек вовсе.       Габриэль отступила от Корбана и повернулась к нему спиной.       Класс был пустым. Ещё полчаса назад здесь проходила последняя пара, а Габриэль ощущала подступающие к горлу приступы рвоты, ведь её терпение подходило к концу. Столько пропаганды насилия и режима Волдеморта, что можно было всем этим захлебнуться. Габриэль смотрела, как кабинет заполнял золотистый свет.       — Правда в том, что мне это неинтересно, — спокойно и искренне произнесла она. — Мистер Яксли, почему вы замерли и замолчали? Я единственная из вашего окружения, кому вы можете излить душу и поплакаться. Мы ведь так долго знакомы. Нас связывают узы куда крепче дружеских. Только не говорите, что вам всё это тоже нравится.       — Мне нравится моя жизнь.       — Ещё бы, — Габриэль стукнула по столешнице, — у вас есть всё — от родового поместья и чистоты крови до несметного богатства и влияния. Ещё бы вам не нравилась ваша жизнь, особенно с подобной вам безукоризненной внешностью и положением при нынешней власти. Ещё бы, мистер Яксли! Но всё-таки вам чего-то не хватает, не так ли? Что же вам не даёт засыпать по ночам? О, да, я слишком наблюдательна. Зачтём это за мой плюс.       Воздух был плотным. Габриэль была не до конца уверена в своей догадке. Скорее, она била вслепую, стараясь быть уверенной в том, что у Корбана было что-то очень-очень болезненное, вроде, совести, так как человек он был отнюдь не злой, по крайней мере, тот Корбан Яксли, которого она знала, когда он был фаворитом её матушки. А мать Габриэль разбиралась в людях и отъявленных подонков к себе не подпускала. В конце концов, Аполлин была против такого скорого и поспешного замужества Флёр… А ещё она вспоминала, что Флёр настояла на своём и чуть ли силой заставила мать смириться с её решением и…       Нет, Аполлин была очень свободолюбивой женщиной, но её родители выдали её замуж за их отца, как только мама закончила школу. У них были, вроде бы, финансовые трудности, которые разрешил их отец. Аристократические браки — это всегда компромисс. Кто-то кого-то всегда продаёт, а кто-то — покупает. Аполлин считала, что её дочь имела право на то, чтобы встречаться с разными мужчинами или даже женщинами, гулять, веселиться, искать себя и своё предназначение, делать всё, что ей в голову придёт, и не быть стиснутой моральными скрепами брака.       Но Флёр была упряма, а ещё она верила, как и все юные девушки, в великую и всепоглощающую любовь, способную побороть всё и пройти все испытания. Нет, она попала в дофаминовую и серотониновую зависимость от собственных чувств и эмоций, её мозг был затуманен, и она желала…       Габриэль сглотнула. Корбан слишком долго молчал, а ещё смотрел на неё прямо, не пряча глаз.       Может быть, он считал идеологию Волдеморта правильной и разделял её. А его совесть… она не просыпалась никогда.       Было ли ему хоть когда-нибудь стыдно? Да что вообще она о нём знала, кроме того, что он был любовником её матери и Пожирателем Смерти?       Она знала много бесполезного о нём, правда, желала на протяжении всех этих лет о них забыть.       О том, например, как он держал в руках приборы, разговаривал за ужином и смеялся над шутками матери и Флёр. Как он раскачивал качели, на которых сидела её мать, и читал стихи, как и другие мужчины, но более чувственно. И его голос был чистым, бархатным, ласкающим изнутри.       Вся эта чёрно-белая Англия никак не могла сравниться с бурным всплеском ярких красок Франции. И холодный Корбан Яксли здесь — там был воплощением солнца.       Она ошиблась?       Корбан расслабился. Даже в военной форме, которая сковывала его плечи, это было видно. Он чувственно улыбнулся.       — Да-а, — протянул Яксли, — милая Габи, ты попала в яблочко. Я не спал всю ночь, — он одним лёгким движением поправил волосы, упавшие ему на лоб, и будто бы просиял. — Думал обо мне, тебе, нас… — Корбан по-мальчишески хулиганисто улыбнулся, — всё время, — не оставляя Габриэль и доли сомнения, о чём он там конкретно думал.       Габриэль села на парту и сбросила с ног туфельки, которые упали на пол прямо между ними. Белые гольфы выглядели вызывающе, когда она коснулась пальцами резинки одного и потянула вниз.       — О, — протянула Габриэль, — так ваши мысли были заняты исключительно нами? Что же вам хотелось сделать со мной?       Яксли покачал головой:       — Это не важно, — на мгновение Габриэль показалось, что он выглядел разочарованным. — Главное то, что я сделаю, — Корбан, преодолел расстояние между ними, положил руки на её талию, обхватив плотным кольцом, и заглянул прямо в глаза. — Журнал, — требовательно произнёс он, и журнал на преподавательском столе встрепенулся, будто ожил. Корбан был у самых губ Габриэль, поэтому та ощущала все звуки, которые он произносил, кожей. — Габриэль Делакур — неудовлетворительно, — перо заскрипело, выводя в клеточке журнала двойку.       Впрочем, Габриэль ни капли не расстроилась. Корбан провёл по её позвонкам пальцами, пересчитывая их, добираясь до шеи. Габриэль притворно вздохнула.       — Жаль, — тихо прошептала она, обхватывая его пояс ногами, — мистер Яксли, я так надеялась на отлично.       Он положил на её затылок горячую ладонь и впервые впился губами в её губы.       — Не в этот раз, — оторвавшись, прошептал Корбан.       Второй поцелуй вышел глубоким и обжигающим. Корбан по-хозяйски исследовал её губы и язык, не позволяя Габриэль даже дышать. Казалось, поцелуй длился целую вечность, а голова Габриэль кружилась и она перестала понимать, где находится и что происходит. Хотелось дышать, невыносимо хотелось дышать, но ей мешали. Габриэль ослабла в его руках, и Корбан наконец оторвался от неё.       — Ты меня решил убить, Яксли?       Он горько рассмеялся, поднял её туфли с пола и отдал ей.       — Жду на отработке, мисс Делакур.