traitor?

      Чонгук снова не спит. Вторая ночь проходит без сна. Вместо него уже сотый просмотр общих фото и видео с Чимином. Ещё со времен их знакомства и до нынешнего периода. Они всегда любили самые знаковые события запечатлевать на фото, да и дурачились почти каждый день, корча рожицы в камеру или танцуя на кухне во время готовки завтрака или ужина.       Брюнет улыбается сквозь пелену слёз, читая скрины переписок, которые он бережно хранил в отдельной папке. Там было всё: милые прозвища, дерзкие подколы, тонкие намёки, первые неловкие признания в чувствах, ведь их легче написать, чем озвучить вживую. С течением времени, в переписках появлялись фото интимного характера, слова любви и страдания о слишком долгой разлуке.       Вытерев слезы рукавом пижамы, парень поднимается с постели, надевая халат и покидая комнату. Родители крепко спят. Время перевалило за три часа ночи.       Чонгук тихо проходит по коридору, стараясь не шаркать домашними тапочками. Он выходит на балкон через кухню, не включая в ней свет. Бесшумно прикрывает дверь и выуживает из кармана халата припрятанную пачку сигарет. Мама не любит, когда сын курит, поэтому тот и прячется, ныкая пачки во всевозможные места, куда та не заглянет.       Брюнет чиркает зажигалкой, на мгновение освещая рыжим светом своё опухшее от слез и бессонницы лицо и тут же ныряя во мрак ночи. Чонгук глубоко затягивается, выдыхая сизый дым и глядя на темный город. В воздухе ощущается запах моря и мелко моросит противный дождь. Парень поёживается, глубже кутаясь в теплый халат, но явно понимает — ничто его не сможет согреть. На душе и сердце сплошной толстый лёд, от него гораздо сильнее веет холодом, даже будь тут самая лютая метель или снегопад.       Чонгук отгоняет мысли, которые заполоняют его голову, стоит только потерять контроль. Он снова и снова возвращается в события двухдневной давности, сердце неприятно скручивает, эмоции прорываются словно сквозь плотную дамбу. Брюнет понимает, что нельзя вот так вот прятаться от разговора, и желательно бы вернуться в Сеул, поговорить и расставить все точки. Но он не может. Даже думать об этом страшно и больно. Видеть Чимина не хочется, как и слышать его голоса. Вместе с тем это одно из самых сильных его желаний. Чона разрывает напополам и кажется, что эта боль несопоставима ни с чем.       Почему он так поступил? Почему так сошлись звёзды, что Хосок тоже оказался подписанным на этого как там его зовут? Неважно уже. Почему Чимин забыл свой телефон? И чем Чонгук это заслужил?       Младший всегда старался для этих отношений. Он принял себя в них, он опекал Пака во всём, он взял на себя обязанности по созданию уюта в их квартире. Он дарил безвозмездную поддержку ему, когда Чимин встречался с периодами кризиса в своей работе. Ради Чимина Чонгук становился лучшей версией себя. И это сильнее ударяет по нему, что его старания были нагло растоптаны, о него буквально вытерли ноги.       Парень опирается локтями о перила балкона, практически сгибаясь пополам и крепко зажмуриваясь. Его нестабильное эмоциональное состояние вынуждает сознание плясать из момента в момент, из события в события, усердно ища подвохи в словах и действиях Пака, ища с какого периода всё пошло не так.       — Ты чего тут? — мягко спрашивает, внезапно из ниоткуда появившаяся мама. Её теплая ладонь ложится на спину парня, поглаживая. Ей всё равно, что у него в руке сигарета, больше всего на свете её волнует состояние единственного сына. — Что у вас произошло, Чонгук-и? Ты молчишь, как партизан, с позавчерашнего дня. Чимин забыл о годовщине, и ты обиделся? Или что хуже?       Брюнету больно слышать его имя от других людей, даже самых близких. Но мама права. Он до сих пор ни слова не сказал о произошедшем, оставляя их в неведении. Родители заслуживали знать, так как Чонгук ввалился домой без предупреждения, и не имея возможности говорить из-за неприятного кома в горле. Вместе с тем, ему тяжело вывалить им всю правду, тем самым уничтожая репутацию старшего в их глазах. Парень всё ещё не до конца верит в произошедшее, и, казалось, что, вывалив правду, он тем самым превратит этот кошмарный сон в реальность.       — Всё в порядке, мам, — выдавливает Чонгук, чувствуя себя чуточку легче от успокаивающей ладони на собственной спине. Миссис Чон всегда обладала магическими свойствами умиротворения.       — Не ври мне, пожалуйста, — женщина подходит ближе, обнимая сына как можно крепче и укладывая его голову себе на плечо. — Я же вижу, как ты мечешься, страдаешь. У меня душа не на месте, когда я смотрю на тебя. Она не прекращает гладить парня по черным волосам, игнорируя дымящуюся сигарету, которую позже Чон тушит в пепельнице отца. Парень долго молчит, давя противный ком и рвущиеся слёзы.       — Просто поругались, ничего… серьёзного, — шепчет последнее слово, обвивая талию женщины руками. Он ошибался. Кое-что ещё может согреть его. Нежные объятия мамы и её ласковый голос.       — Он что-то натворил? — не унимается она. По правде говоря, миссис Чон и сама вторую ночь не спит, всем нутром волнуясь за сына, а неведение ещё больше заставляет мысли роем вертеться в голове, строя разного рода догадки.       — Я, — секундой позже твердит Чонгук. — Я позорно сбежал вместо того, чтобы всё обсудить. Как мальчишка сбежал к родителям. Конченый трус.       — Ну, не надо наговаривать, — мама целует парня в висок, прижимаясь к нему щекой. — У каждого из нас может появиться этот страх, и в этом нет ничего позорного. Многим требуется перезагрузка или желание побыть наедине, всё обдумав и переварив. Ты не трус, просто в данный момент твоему сознанию потребовалась передышка. Брюнет кивает, шмыгая носом. — Прости, что не рассказываю вам ничего, я просто… — Ещё не готов, я понимаю, Чон-и, — договаривает за него мама. — Пойдем обратно, тут действительно холодно.

***

      Чёртов Ким Тэхён не находится. Как сквозь землю провалился. Чимин не понимает зачем он нужен Хосоку, но друг уверен, что если Ким во всём сознается сам, то Чонгук поверит и вернётся. И Паку бы тоже такую же уверенность, но, с каждым днём прожитым зря, опускались руки. Парень знает, что не упустит свой шанс всё исправить, и дойдет до самого конца. Будь он хоть хороший, хоть плохой. О последнем варианте он правда старается совсем не думать.       Чимин бредет по вечерним улочкам Сеула, совсем не желая ночевать в пустой квартире, насквозь пропахшей его любимым. Это словно некий самообман о том, что Чонгук где-то рядом, хотя на деле он в сотнях километров. Прошло три дня, а старшему уже невыносимо. Каждая комната напоминает о нем, каждый уголочек их скромного местечка, которое они старательно обживали, создавая уют.       Парень опускается на лавочку в спальном районе, устав просто брести неизвестно куда. Он откидывается на спинку, поднимая голову к небу, умоляя самого себя известных известных богов, чтобы слезы больше не текли. Надоело если честно бессмысленно рыдать, нужно что-то делать. Но этот замкнутый круг как раз и замыкается на Тэхёне, которого фиг найдешь.       На его профиле не было ни единого слова о том, в каком агентстве он работает, ни единой новой истории, чтобы узнать, где он находится. Чимин не знает ни номера телефона, ни личного адреса. Просто канул в Лету человек, когда, блять, так нужен.       Блондин пинает со злостью камень под ногой и бьет спинку лавки локтем. Боль помогает протрезвиться из подвешенного состояния нытика. Он опускает голову на ладони, зарываясь ими в волосы и сильно оттягивая, намеренно делая больно. Как сквозь пелену он достает вибрирующий телефон из кармана и отвечает на звонок:       — Там его тоже нет или мне тупо не говорят, — говорит Хосок. Честно, Пак даже не помнит из какого агентства тот вышел. Да и особо не запоминал их названия. Факт всё равно остаётся фактом.       — Понятно, — мертвецки тихим голосом отвечает он, еще ниже сгибаясь на лавочке.       — Так, стоп истерика. Всё в порядке, завтра я поеду еще в три и…       — Ты же понимаешь, что это без толку, Хо! — взрывается всё же Чимин. — И план твой дурацкий. Чонгук не поверит и не простит! Я вообще не понимаю зачем иду у тебя на поводу и бегаю по этим агентства. Всё это ни к чему…       Так чертовски обидно, когда твоя судьба зависит от одного единственного человека, который сам же и подставил тебя. И как с этим справиться, как найти выход из этого лабиринта неизвестно.       Хосок понимает это, и поэтому не бесится из-за вспышки агрессии парня. Только поджимает губы, ломая голову как помочь и чем попробовать отвлечь, пока идут поиски.       — Ты не дома, да? — интересуется Чон, уже заведомо зная ответ. Конечно, не дома. Ясно как день. — Где ты? Я заберу тебя, поедем ко мне. Не ночевать же тебе на улице.       — Я не знаю где я, хён, — выдыхает Чимин. — Я сброшу тебе геолокацию.       Пак резко отключается, сбрасывая локацию и пихая мобильный в карман джинсов. Чувство вины и неполноценности мгновенно добивает. Хосок с ним носится как с писаной торбой, а Чимин даже толком отблагодарить не может или хотя бы попытаться не грубить. Ведь Чон старается что-то сделать, найти выход из положения. Да и он единственный человек, который поверил ему. Нельзя так поступать. Но Чимин себе не подвластен совсем. Его эмоции то отсутствуют совсем, и он существует как манекен, то бурлят, взрываются, правда, не в положительном ключе.       Парень ждет Хосока, нервно кусая губы и вжимаясь ногтями в ладонь. Он хочет казаться в его глазах сильным — тем, кто обуздал свою боль, став трезвее. Думалось, что получится. Но вот он, Чон, подъезжает к лавочке, выходит со своей стандартной дежурной улыбкой, которая будто вечно прилипла к нему. И Чимина прорывает. Он ложится головой на колени подсевшего друга, и, закрыв лицо ладонями, горько плачет. Вина настолько въелась в его нутро, что невозможно вырвать. Безысходность дамокловым мечом нависает над головой, и одно лишь решение Чонгука — уйти или простить — либо опустит этот меч на Пака, либо откинет его прочь.       Он звонит мужу каждый гребаный день, уже почти не веря, что ему ответят. Но всё ещё любя и надеясь.       Хосок гладит Чимина по его блондинистой голове, по плечам, ментально даря поддержу и словно оберегая. У самого стоят слезы в глазах и благо, Пак не видит их. Чон никому никогда не покажет свою эту сторону.       — Всё будет хорошо, — не устает повторять он, проигнорировав косой взгляд мимо проходящей бабули. — Ему нужно время, сам же говорил. А мы пока найдем этого подонка.       — Пора посмотреть правде в глаза, — всхлипывает блондин, выпрямляясь и попутно стирая ненавистную влагу на щеках. — Он не поверит и троим, и десяти людям.       — Он любит тебя, так что поверит. Как я, например. Стоит увидеть, как ты переживаешь и боишься насовсем потерять его, — Чон достает сигареты, протягивая одну другу. Закуривают.       — Я всё равно не понимаю, в чем твой план, — шумно выдыхает Чимин, глядя куда-то в сторону, отвлекаясь на верхушки деревьев, которые колышет ветер, на мимо идущих людей, на пустую детскую площадку. Да на всё вместе. Не думать. Главное, не думать. Пак не потеряет того, кто стал для него самым дорогим и нужным. Даже представить невозможно — быть с кем-то другим.       — Он кажется слишком наивным, но я думаю привести Кима к Чонгуку, чтобы тот сознался ему. Бредово, согласен, — парень опускает взгляд на свои руки, чувствуя себя максимально беспомощным. План действительно попахивает провалом, но нужно же хоть что-то делать. Этот ублюдок Ким не может разрушить такой счастливый брак.       Бредово или нет, а у Чимина выхода действительно нет. Приходится барахтаться в этом омуте вины, безысходности и огромной надежды, и пытаться не утонуть вовсе.       Парни едут по центру города, направляясь к дому Хосока. Моросит дождь, оставляя на стекле мелкую россыпь капелек. Не смотря на позднее время, Сеул не спит, молодежь гуляет по паркам, скверам, тротуарам, отовсюду мигают вывески клубов, ресторанов, кругом мелькает реклама. Город живет. Люди живут. А Чимин кажется нет.       Умер три дня назад.       Интересно, что напишут на надгробии? Погиб от стыда? Сшибло насмерть чувством вины?       Парень усмехается со своих невеселых мыслей. Рано думать о смерти, хоть и веет могильным холодом откуда-то в районе сердца. Его согреет только Чонгук. Просто своим физическим присутствием. Даже если будет рвать и метать, даже если не простит и будет швыряться всем, что под руку подвернётся, даже если…оставит. Всего на пару минут Чимин согреется и может спокойно погибать дальше. Жизнь без его лучика света — невозможна.       Пак внезапно дёргается, ощутив на бедре ладонь друга.       — Прости, ты просто завис, — оправдывается Хосок, глядя на светофор, горящий красным светом. Чимин на это лишь жмёт плечами, находя их за квартал от спального района шатена       — Так-то я спросил, голоден ли ты. У меня дома ничего нет почти, пару пачек рамёна, — парень трогается с места, не слыша ответа со стороны друга и решая не трогать его больше. Паку не до еды сейчас, да и в целом тоже.       — Я бы выпил, — тихо подает голос, стирая костяшками пальцев конденсат со стекла. Чонгук любил рисовать на этой влаге, невероятно красиво получалось. Он даже про потёки не забывал. Талантливый до мозга костей. И добрый. Целеустремленный и смелый. Нежный и озорной. Местами забавно ревнивый и чувствительный. И таких на свете больше нет.       Хосок останавливается у подъезда, прикидывая в голове какой алкоголь есть дома и стоит ли идти в магазин и отмечая, что где-то стояло макколи со вкусом мандарина. Должно хватить.       Чимин выплывает из машины словно призрак, следует почти слепо за Чоном. Выпить хочется до жжения в горле. В последнее время Пак довольно зачастил с этим делом, но не пытался остановиться. Алкоголь помогает расслабить натянутые до предела нервы, облегчает на время боль и даёт забыться от проблем и загонов. Вот только беда в том, что эффект длится лишь пока ты в состоянии опьянения. И хочется снова и снова ощутить это чувство облегчения от временно разжатых тисков, которыми сам себя и сжимаешь. Чимин знает, как зарождается привычка, а за ней и это страшное слово «зависимость». Знает, что сопьётся, если Чонгук решит уйти. Знает, что не сможет выбраться из этой ловушки. Но, честно? Так плевать.       Сидя на кухне, Пак крутит в руке стакан с вином, разглядывая его мутную консистенцию. Лампочка под потолком зациклено и противно сверкает. На столе тлеет сигарета в пепельнице и пиала с кимчи. Набор специально подобран для убийства желудка.       Хосок много говорит. Гораздо больше, чем Чимин. Он старательно ищет темы для разговоров, вовлекая в беседу друга. Не всегда получается, но он честно пытается. За час Чон успевает рассказать уйму смешных ситуаций со времен университета, а затем и работы. Благодаря врожденной «удачи» парня, историй с его неуклюжестью или «факапами» набирается просто вагон. Даже удаётся вытянуть из Пака широкую улыбку. Хосок внутри ликует, радуясь этой совсем крошечной победе. Маленькими шажками они выберутся. Нужно лишь не переставать верить и надеяться. У Чимина всё получится. А хён его всегда подстрахует.       Пак отпивает ещё вина, наблюдая, как сгорает сигарета в его руке. Хосок отошел постелить парню в гостиной на диване, оставляя временно его одного. Боковым зрением блондин замечает входящее сообщение на телефон Чона. Действуя на поводу непонятного порыва, он хватает мобильный, с замиранием сердца читая имя отправителя. Чонгук. Боже, Чонгук.       Пак тянет иконку уведомления вниз, раскрывая его полностью и чувствуя себя жалко в ту же секунду, еле сдавливая писк.       «Мне так больно, Хо… И страшно, что могу что-то с собой сделать…»       Чимин вскакивает со стула, кидая окурок в пепельницу, и бегом летит к другу.       — Звони ему! Срочно!       — Ч-что? Кому? — недоумевает Чон, забирая свой телефон из рук Пака.       — Чонгуку! Давай, не тяни! — парня натурально трясёт, в глазах дикий страх и Хосок будет гадом, если не послушается. Затем он сам читает сообщение, в тот же миг набирая номер лучшего друга.

***

      Чонгук выходит из комнаты ближе к вечеру, немного щурясь от яркого света на кухне. Солнце светило в широкое окно, в то время как в спальне парня уже который день сплошной мрак.       Брюнет бредет к чайнику, включая его и засыпая в чашку две ложи кофе. О том, чтобы поспать наконец нормально, Чонгук даже не задумывается. Один раз удалось уснуть, и он там, во сне, видел его. Этого хватило. Отбило нахрен желание спать.       Парень планирует позже пойти прогуляться, возможно пройтись по пляжу, подышать воздухом. Может быть получится написать какие-нибудь наброски для новой песни, которую он тоже никогда не запишет и не покажет миру. Конкуренция сжирала всё его желание чего-то добиваться и двигаться к цели. Он знает, что талантлив, что мог бы стать популярным айдолом. Но это всё так сложно, и будущее айдола такое ненадежное, как карточный домик, который может разрушиться от легкого дуновения ветра. Да и карьера публичного артиста предполагает отказаться от отношений, или как минимум тщательно скрывать их. А это значит, что с Чимином они…       Они что? Расстанутся?       Чонгук громко фыркает, вытягивая ухмылку на пересохших губах.       — Вряд-ли он расстроится, да? — в пустоту вырывается хриплым голосом.       Конечно, вряд ли. У Пака там уже есть пассия, с легкостью ею заменит отсутствие Чона в своей жизни.       Брюнет наливает кипяток в чашку, отправляясь обратно в свою обитель. Там он нажимает на «плей», продолжая просмотр фильма. «Железный человек» мастерски отвлекал от ненужных мыслей, захватывая сюжетом и красочными кадрами боёв. Сколько бы он не пересматривал франшизу, каждый раз интересно и так же круто.       К концу фильма парень слышит щелчок замка входной двери. Чонгук выходит в коридор, встречая маму растрепанным, закутанным в халат и с мешками под глазами. Она тяжело вздыхает, обнимая его и гладя по черным волосам.       — Я сегодня видела Юнги. Напиши ему, сходишь погуляешь, развеешься, — мама нежно целует сына в лоб, отпуская и принимаясь снимать обувь. — Всё же лучше, чем лежать в постели днями. И вы не виделись вон сколько.       Чон опирается плечом о стену, скрестив руки на груди и раздумывая над предложением. Мин Юнги — друг детства, они буквально выросли вместе с ранних лет. Жили в одном дворе, пока родители Юна не переехали в другой район. А может и правда стоит написать ему? Отвлечься, поговорить, Мин всегда давал дельные советы и поддержку, правда в своей особенной манере.       — Ты права, — кивает сын, доставая телефон из кармана. Парень смахивает пропущенные вызовы и полученные сообщения. Не готов говорить и отвечать. Старается даже не смотреть на название контакта.       — Конечно, права, — улыбается мисс Чон, радуясь, что Чонгук, наконец, потихоньку вылезет из своего кокона. Женщина уходит в свою спальню, оставляя сына одного.       Он садится на диван в гостиной, строча сообщение Юнги. Быстро. Наспех. Чтобы не успеть передумать, и умоляет себя не удалять отправленное смс.       «Привет, хён. Могу я…приехать к тебе?» — Чонгук не выбирает тактику писать длинный текст с кучей объяснений и рассказов. Они всё равно скоро встретятся, и он поведает всё в красках и с чувствами.       Юн молчит около двадцати минут, но отвечает буквально через секунду после прочтения: «Конечно. У меня вечеринка небольшая, как раз отметим твой приезд.»       Парень шлёт простое «ок», отправляясь в комнату к шкафу, чтобы найти какую-нибудь одежду. С выбором он не затягивает, надевая простые черные джинсы и белую майку с клетчатой рубашкой. Зачесывает волосы, наверное, впервые за эти три дня. Те путаются, не слушаются, но, в конце концов, Чонгук побеждает в этой битве. Парень берет с собой телефон и наушники, чтобы слушать музыку по пути дому друга. Опять-таки, дабы не давать лишним мыслям пробраться в его голову.       Маму Чон ставит в известность, что, скорее всего, останется ночевать у Мина, и покидает квартиру.       Chase Atlantic в ушах задают ритм его походке. Сердце приятно колотится в предвкушении встречи с другом. Они не виделись, наверное, года три, а то и больше. Интересно, вырос ли тот хоть на пару сантиметров с их последней встречи?       Оказалось, нет, Мин открывает дверь, представ перед Чоном в растянутой домашней футболке и трениках, черные волосы зачесаны назад, открывая вид на дерзкий андеркат. А ему идет.       — Я скучал, дружище, — родным низким голосом, говорит тот, заключая младшего в крепкие объятия.       Чонгук не может сказать и слова из-за вдруг появившегося кома в горле. Но он тоже скучал, Юнги не хватает там, в Сеуле. И Чон верит, что его друг когда-нибудь сможет туда переехать.       — У тебя что-то случилось? Или просто в гости к родителям приехал?       Мин пропускает парня в квартиру, изнутри которой слышно музыку и возгласы каких-то людей, а из гостиной тянется дым похожего как от кальяна. Да и пахнет приятно. Манго вроде.       — Ты прости, что так, Намджун сегодня трек залил на Споти, вот отмечаем, — он закрывает дверь, вспоминая, что так и не услышал ничего от самого Чонгука. — Так… что стряслось то?       Чон жмёт плечами, немного краснея от пристального взгляда Юна. Тот будто пытается в саму душу залезть и выведать всё даже без слов хозяина этой души.       — Да всё нормально, — выдавливает из себя младший, цепляя на лицо улыбку и довольное выражение.       — Не пизди. За актерское мастерство ставлю 2. Идем, — слегка грубым, но таким привычным, тоном отрезает Юн, обнимая Чонгука за предплечья. — Ну ты и раскабанел. Живешь в качалке что-ли?       Чонгук тихо смеется, разглядывая квартиру парня, замечая, что та ни капли не изменилась. Лишь добавилось тут и там картины в стиле неотрадишинал, что, несомненно, радует. Когда-то давно Мин чуть не забросил свои навыки рисования.       Попадая в гостиную, младший видит гостей друга. Всего двое парней, помимо Юнги, сидели вокруг журнального столика, на котором стояли пластиковые стаканчики и бутылки. На полу тот самый кальян, дым от которого рассеялся по всей квартире.       Чонгук опускается на диван рядом с парнем, у которого волосы выкрашены в голубоватый оттенок. Мин сразу же всучивает другу стакан с выпивкой и наспех представляет своих гостей. Оказалось, Чон сидит рядом с Намджуном, а в кресле сбоку — Джин. Сквозь музыку он улавливает рассказ Юна о том, что их тройца пишет песни, потихоньку записывая их на собственной мини-студии Намджуна. Чонгук в восторге выражает желание чуть позже прослушать их треки, и залпом выпивает стакан с алкоголем.       С первых секунд жидкость неприятно обжигает горло, вызывая мурашки по телу, и парень кривится. Всё же Чон никогда не полюбит виски — слишком крепко. Через минуту внутри появляется ощущение тепла и в желудке неприятно саднит — брюнет так и не ел весь день, и чувствует, что это будет веселый вечер и ночь.       Юнги не спрашивает ни о чём Чонгука, принимая тактику выждать и обсудить всё позже. Да и к тому же его друзья, явно не придают парню уверенности и желания раскрываться. Но Мин замечает в брюнете всё. И его синяки под глазами, и какую-то нервозность, которую тот выдает в дрожи пальцев, и его общую напряженность, судя по позе, ведь он сидит как натянутая струна. И больше всего его выдает взгляд. Он грустный, какой-то отчаянный, и сам парень ни в чем не заинтересован. Джин увлеченно рассказывает Чонгуку о том, как они все познакомились между собой, с какими трудностями сталкивались, а брюнет только кивает, выдавливая на сколько это вообще возможно приветливые улыбки и снова и снова наливая виски в свой стакан. Юнги ждёт определенной кондиции, когда человек не пытается утаить то, что его гложет, боясь быть осужденным или непонятым. И благодаря пустому желудку Чонгука, дойти до этого состояния у парня получается довольно быстро.       Мин предлагает другу отойти на кухню, чтобы тот помог ему добавить закуски в тарелки. Чонгук заторможено кивает, с помощью Намджуна поднимаясь и в общем ватном состоянии не замечая, как тот слишком долго задерживает свои руки на его талии.       Он бредет за Юном, попадая на кухню и щурясь от яркого света. Его заметно ведёт, и парень усаживается за кухонный стол, ощущая легкое головокружение. В целом он не может понять себя. Он одновременно ничего не чувствует, о чём мечтал все эти дни, и вместе с тем, пропускает через себя буквально все эмоции, которые существуют. Брюнет устало опускается лбом на прохладный стол и закрывает лицо руками, почти не чувствуя ни рук, ни лица. Давно же он так не напивался. Аж стыдно.       Юнги прикрывает за ними дверь, чтоб им не мешали ни Джин с Намджуном, ни музыка. Он распахивает окно, чтобы свежий воздух помог другу протрезветь и включает греться электрический чайник. Всё же крепкий черный чай хоть немного приведет в чувства. После парень садится рядом, опуская бледную ладонь на плечо друга и поглаживая.       — Рассказывай, — просит Мин, добавляя следом: — И не надо заливать мне, что всё в порядке. Я тебя знаю как облупленного, и вижу, что что-то приносит тебе сильную боль.       Чонгук сильнее прижимает ладони к лицу, еле сдерживая рвущиеся стон и крик. В алкоголе плюс, что на время прекращаешь о чем-то думать, плавая где-то в текстурах, но этот эффект не вечен, после чего тебя сшибает волной цунами. Цунами, состоящее из воспоминаний, фантомных ощущений от касаний, боли и страха перед неизвестным будущим. Юнги терпеливо ждёт, совсем не торопя друга, подсаживаясь ближе и обнимая за плечи. Он молчит о том, что на безымянном пальце Чона нет обручального кольца, предполагая, что в этом и есть причина его страданий. Что-то с Чимином или что-то с их отношениями — это ясно как божий день.       — Чимин… — всхлипывает, яростно стирая слезы с глаз и щёк. — изменил мне, — шепотом заканчивает, выравниваясь в спине и хватая со стола пачку сигарет.       Мин ничего не отвечает, ожидая продолжения рассказа и игнорируя то, что друг закуривает прямо в квартире. Но то, что тот в шоке, ничего не сказать. Чимин и Чонгук для него были словно пример для подражания в отношениях. Он искренне радовался за них, поддерживал их решение о браке, всегда помогал разрешать их конфликты, даже будучи от них далеко в Пусане.       — Я случайно об этом узнал, — продолжает после третьей затяжки Чонгук. — Можно сказать, что так сошлись звёзды, хён. Он переспал с одним из клиентов, и я понятия не имею, насколько часто… у них было такого рода… сотрудничество.       Парень снова затягивается, игнорируя боль в груди — там дыра размером с Галактику.       — Ты не говорил с ним? — тихо интересуется Мин, краем уха слыша как щёлкает чайник.       — Я пытался, специально ждал его с этой «фотосессии», — показывает пальцами кавычки, ядовито усмехаясь. — Он понял, что я знаю, но так ничего и не объяснил, да я и слушать не хотел. Противно, понимаешь?       Младший поворачивается к другу, глядя на него своими большими с покрасневшими веками глазами. Взгляд затравленный, отчаянный и такой невинный, что Юну физически больно и мурашки по коже. Он кивает, кладя голову парня на своё острое плечо и гладя его по черным волосам. Дым от сигареты Чонгука летит ему в лицо, но Мин терпит, размышляя об этой ситуации.       — Он звонил тебе? Знает куда ты поехал?       Чонгук тушит сигарету и хлюпает носом.       — Да, я сказал ему. И он звонит каждый день, пишет, но я игнорирую. Не хочу не слышать, не видеть, но и не могу без него. Даже страшно представить себя не с ним. Без него я сам не цельный, не собранный, — глубоко вздыхает, делая паузу, чтобы обуздать накатывающую волну новой истерики. — Я не понимаю, что мне делать. Это словно…       Чон пытается подобрать правильные слова сквозь опьянённый разум, его взгляд мечется по кухне, ни за что конкретное не цепляясь. В голове всплывает неожиданная метафора, которая идеально передает его моральное состояние.       — Знаешь тот прикол, когда есть фраза и от смены места для запятой меняется весь смысл? — старший кивает, не решаясь сбивать парня своим голосом. — Вот, и у меня так же получается. «Уйти нельзя простить» — я не знаю где мне ставить эту блядскую запятую, хён.       — От чего конкретно ты мечешься? Что тебя заставляет сомневаться выбрать один единственно верный вариант? — Юнги всё же поднимается с места, доставая из шкафа чашку и черный чай. У самого трусятся руки, а в сердце зарождается дикое волнение и сопереживание. Неужели Чимин мог так поступить с тем, кого так сильно любит? Или любил?       Чонгук обхватывает ладонями горячую чашку, глядя как пар поднимается к потолку.       — Я видел собственными глазами фото, подтверждающее измену, да и поведение Чимина… Он не стал отрицать, что ли? Будто он и сам в шоке, что я всё узнал, и не смог придумать отмазку. Но в то же время… боже, я не верю, что он… мы же так счастливы были вместе, каждый грёбанный день. Разве можно так играть роль влюбленного? Не верю. До конца не верю в это всё дерьмо.       — Тебе поговорить с ним нужно и выяснить всё до конца. Может это всё чудовищная ошибка и…       — Он вернулся домой без кольца, — резко выпаливает Чонгук, отставляя чай в сторону. Хочется ещё больше напиться. Воспоминания топят глубже и глубже, эмоции разрывают сердце и грудную клетку, а собирающаяся влага на глазах уже конкретно заебала — Чон выдрал бы себе их, лишь бы не плакать вновь.       Парень внезапно поднимается, слыша противный скрежет ножек стула о кафель пола.       — Забей, всё будет хорошо, — и не понятно кого Чонгук пытается убедить: Юнги или себя?       Не ожидая никакого ответа, он возвращается к парням, плюхаясь на своё место и принимая трубку кальяна из рук Джуна.       — Всё в порядке? — спрашивает Джин, замечая раздражение в глазах парня и его общую нервозность.       Младший выдыхает медленно дым кольцами и усмехается как-то криво, надломленно, болезненно.       — О, да, наливайте, я хочу танцевать.       Юнги остается на кухне и сам закуривает, решив наедине временно остаться. В момент он хватает телефон с подоконника и ищет номер Чимина в контактах, намереваясь позвонить и надавать лещей хотя бы так, разобраться в ситуации. Палец зависает над кнопкой вызова, парень кусает губы, всё ещё раздумывая правильно ли делает. Всё же лезть в чужие отношения не есть хорошо. Но, чёрт, за Чонгука обидно и больно. Он швыряет мобильный обратно на законное место и со злостью пинает ничем не повинный стул.       — Бред какой-то, — выпаливает шёпотом Юнги. И тоже не верит. Такого не могло произойти. «Чимин либо был дохера выпивший, либо реально долбаеб», — думает Юн, туша сигарету и выливая нетронутый чай в раковину.       В любом случае он не оставит Чонгука одного, будет поддерживать каждое его решение, окажет любой вид поддержки, вплоть до того, что оставит его жить в своей квартире. Мин и сам переживал не лучшие времена, когда человек, в которого он был влюблен, внезапно переехал, и тогда ему действительно не хватало поддержки, да и смелости признаться в своей боли хоть кому-нибудь. Дурак был.       Юнги выключает свет, возвращаясь в общий зал и охреневая.       Музыка стала гораздо громче, играют их песни, а Чонгук пляшет на столе, виляя бедрами под ритм и держа в руке бутылку виски. Джин громко смеется, подбадривая парня на продолжение шоу, и снимает на телефон. Намджун страхует брюнета на диване, готовый поймать его, если тот начнет заваливаться. И никто не думает о том, что Чон может свалиться на другую сторону от дивана и расшибиться.       — Чё происходит?! — кричит Юнги, подходя к Джину и вырывая из его руки телефон. — Совсем уже мозгами тронулись?! Стол хлипкий.       — Да ладно тебе, хён! Это весело! — восклицает Чонгук, находясь где-то на стадии пьяной эйфории. Он чувствует музыку всеми органами чувств, подпевает уже знакомым припевам и не останавливается, даже чтобы отпить с горла бутылки.       — Ты такой зануда. Хоть цистерну выпей, а всё равно будешь нудить, — бурчит Сокджин, отбирая свой сотовый. — Веселится парень, не мешай ему.       — Да идите вы, — плюет хозяин балагана и заваливается на второе кресло. Чон не маленький, есть голова на плечах. — Наебнёшься — сам виноват, — напоследок грубит Мин и решает всё же уйти отсюда. Хотя бы для того, чтобы постелить для друга в гостевой комнате. Тот явно не в той кондиции, чтобы ехать домой.       Чонгук не реагирует на грубость хёна, танцует как в последний раз, кайфует от качающих ритмов и битов. А парни реально классную музыку делают, он правда удивлен, что Юнги ни разу не рассказывал об этом своём таланте. Младший даже чувствует легкий укол зависти — он не настолько смел, чтобы всю свою груду работ и стихов записать и явить миру.       Парень делает последний глоток из бутылки и наклоняется к столу, чтобы поставить её, не думая что завалит её своими танцами. От резкой смены положения кружится голова и подкатывает тошнота. Его тело качает в сторону, а сознание на секунду отключается. Чонгук находит себя в руках Намджуна.       — Всё нормально? Тошнит? Может тебя в ванную отвести? — волнуется он, держа младшего в руках. Чон громко сглатывает, кивая.       В ванной его натурально выворачивает. Закусками, желудочным соком, всем вместе. Он скручивается у унитаза, мысленно ругая себя за такое поведение и стыдясь еще больше, потому что Намджун не уходит — стоит у двери, контролируя Чонгука и следя за ним. Иначе, видимо, Юнги ему голову оторвет.       — Ну как там? — слышится голос Джина за дверью.       — В порядке, скоро выйдем.       Чонгук сидит на полу еще несколько минут, удовлетворенно понимая, что рвотные позывы закончились. На ватных ногах он всё же встаёт, а его тело подводят к умывальнику.       — Прополосни рот и умойся, — твердит Намджун за спиной. Чон наклоняется, поворачивая кран с холодной водой и не замечая слишком масляный и довольный взгляд парня сзади.       Младший умывается раза три, набирает воды в рот, прополаскивая вновь и вновь, пока не пропадает кислый привкус на языке и слюне. Напоследок решает намочить волосы, раньше этот манёвр всегда помогал отрезветь. Выключив кран, он вытирает рот бумажным полотенцем и оборачивается к выходу, чтобы натолкнуться на широкую грудь Намджуна. — Что ты?.. Дай пройти, — слабо возмущается брюнет, кладя ладони на грудь того в попытках оттолкнуть или отодвинуть. Но он всё же сильнее. И в то же мгновение, Чон оказывается прижатым лицом к стене. Намджун заводит его руки за спину, держа их за запястья одной своей, и вжимается пахом в его задницу и рычит на ухо. Чонгук задыхается от шока и страха, не имея возможности даже двинуться из-за накатившегося ступора.       Младший чувствует широкую ладонь под своей футболкой, горячее дыхание на своей шее, твёрдый стояк в заднице, и ему противно и грязно. Чонгук предпринимает попытки вырваться, но зажат словно в тиски, а когда старший лезет рукой в штаны, сжимая в руке ягодицу, то не сдерживается и кричит.       — Заткнись, — шипит на ухо Намджун, зажимая рукой его рот, тем самым выпустив запястья и вжимая парня в стену ещё плотнее. Чон громко мычит, ёрзает, пытается укусить и молит всё на свете, чтобы хоть кто-то уже зашел к ним в ванную. Не зная, что она предварительно заперта на крючок изнутри.       — Я не сделаю тебе больно, малыш, только будь хорошим мальчиком. Ты мне понравился, как только появился, — сладко мурлычет старший, попутно расстёгивая джинсы Чонгука и опуская его джинсы вниз.       Брюнет визжит в ладонь Джуна, заводя руку назад и хватая того больно за волосы. Тот громко матерится, пытаясь оторвать его от себя. Но Чон вцепился крепко, хватка на губах ослабла, после чего парень кусает её с остервенением и яростью. Намджун вопит от боли, отпрянув от бешеного брюнета.       — Псих! — орет он, подлетая к раковине, включая холодную воду, чтобы опустить под нее ладонь.       Чонгук дрожащими руками натягивает джинсы и вылетает из ванной, еле справившись с чертовым крючком. Его встречает встревоженный Джин и Юнги, который убирал бардак под столом. Они явно ничего не слышали из-за музыки. Чон ловит взгляд Мина, чувствуя как дрожит его нижняя губа и трясутся руки от пережитого шока.       — Что случилось? — Юнги бросает, поднятые было стаканчики, и медленно подходит к другу.       — Я… Он… — парень задыхается, внезапно понимая, что чуть не был изнасилован в квартире его лучшего друга. И становится страшно, натурально страшно.       Больше Чонгук ничего не говорит, убегая на балкон и закрывая за собой дверь. Та захлопывается из-за сквозняка (Мин решил до этого проветрить квартиру от кучи дыма), пресекая возможность кому-нибудь попасть к Чону, да и ему самому выйти.       Брюнет садится на пол, обнимая себя руками в попытке успокоиться и согреться. Он хочет к Чимину. Очень. Жизненно необходимо. Настолько, что он кричит, не выдерживая накативших эмоций.       Вот только нужен ли он сам ему настолько же сильно и отчаянно?       Очевидно, нет?       Чонгук растирает слезы по щекам, доставая телефон. На дисплее снова маячат пропущенные звонки от пока-ещё-мужа и Хосока. И полтысячи новых сообщений.       Брюнет перезванивает другу, слыша как Юнги стучит по стеклу двери, что-то спрашивая и явно волнуясь, но его голос из-за толстой двери звучит приглушенно, и Чонгук игнорирует и крайне рад, что та захлопнута. Говорить с кем-то из них не хочется.       Хосок не отвечает. Хотя и чему удивляться, время позднее. Поэтому Чон строчит. Много сообщений. Как ему больно, как страшно. Он смотрит вниз с балкона, внезапно чувствуя непреодолимое желание шагнуть в пропасть. Дрожь в теле не проходит то ли из-за стресса, то ли из-за холода.       Увидеть бы сейчас Чимина. Крепко обнять, спрятаться в нем, утонуть в нем, в его нежности, в его уюте. Чонгук отмотал бы время назад и не пустил бы мужа на эту блядскую фотосессию. Пусть и жил бы в сладкой лжи, но избежал бы этого дерьма и грязи.       Телефон взрывается вибрацией, младший тут же принимает звонок, слыша с улыбкой взволнованный голос друга. Боже, как же хочется обратно.       — Чонгук? Что с тобой? Ты пугаешь меня! — неприкрыто волнуется тот, переходя на возгласы и крики.       — Где он?! — сердце Чона заходится в бешеной скорости. Это Чимин. Кажется, он вечность не слышал его голоса. Парень улыбается сквозь слёзы, вновь находя себя на распутье: «Уйти нельзя простить».       — Мне страшно, — сипит Чонгук. — Хён… забери меня.       И, чертов, мобильник разряжается. Брюнет слышит лишь обрывок фразы, и, кажется, это был его муж, хотя он обращался к Хосоку. Парень бьет ногой по железным перилам балкона, отбрасывая бесполезный телефон в сторону. Он закрывает лицо руками, игнорируя парней, пытающихся выломать дверь и своё ускоренное сердцебиение.       Чимин едет сюда.       Потому что:       — Я уже в пути, малыш. Убью всех, кто посмел тебя трогать…