Лазурные шелка

*** От Лазурного бедствия ожидаешь, что он спит на роскошной кровати, питается сырой человечиной, безумно хохочет и сжигает всех непокорных дотла. Он должен кричать, насмехаться, жестоко шутить и наслаждаться чужими страданиями Реальность ошеломляет неподготовленных, что крайне веселит Бедствие. Ци Жун любит готовить — себе и другим. По настроению может угощать всех, кто вовремя не увернулся. Готовит, к слову, просто, но вкусно. Это успели оценить многие: например, Хэ Сюань завел привычку регулярно приходить к своему шиди и подчищать его запасы. В резиденции Лазурного фонаря в ночи мало нормальной мебели. Сам хозяин предпочитает располагаться на мягких подушках и матрасах, укрытых теплыми покрывалами. В спальне его тоже нет кровати — есть только огромное гнездо из мягких матрасов, подушек и одеял. Найти в этом завале самого Ци Жуна, когда он спит — та еще задачка. Сложно сдержать усмешку при виде того, как азартно раскапывает залежи подушек Се Лянь, чтобы найти и разбудить своего бяоди. Его Хуа Чэн обычно стоит рядом и отпускает ехидные замечания в духе: «Гэгэ, я заметил прядь волос, ты движешься в верном направлении». Обычно все заканчивается тем, что Лазурный фонарь с ворчанием выбирается сам, затягивает Се Ляня в нагретую берлогу и закидывает подушками. Бог войны смеется, шутливо пинается и зовет к ним Хуа Чэна. Возможно, Собиратель цветов тоже с удовольствием присоединился бы к шуточной потасовке. Но взгляд льдисто-серых глаз останавливает его, предупреждает. Не то чтобы Хуа Чэн был слабее обладателя этих глаз. На самом деле, этот человек куда слабее их всех. Но Князь не желает его злить, потому что тогда огорчится и Ци Жун. А это может расстроить его дянься. Обладатель холодных глаз с тихим смешком закутывается плотнее в свободное ханьфу. Двоюродным братьям — и демону, и богу — больше восьмисот лет. А дурачатся прямо как дети. В обычное время Ци Жуна будят иначе. Щекотно проводят пальцами по щекам, задевая длинные ресницы. Едва-едва касаются губ, которые немедленно изгибаются в улыбке. Не больно дергают спутанные волосы: — Хватит уже спать. Уже давно утро. В обычное время Ци Жун разрешает расчесать свои волосы, позволяя заплести нетугую косу. Взамен он помогает одеться, трепетно скользя ладонями по худощавому телу — угрожающе длинные и острые когти совсем не опасны. Ци Жун любит кормить того, кто делит с ним кров и постель. Ворчит, что кости торчат: «Ты еще более тощий, чем Хэ Сюань! Тебя так ветром сдуть может. Ешь и не привередничай!». Заваривает терпкий цветочный чай на двоих, пододвигает ближе к нему тарелочку с сушенными фруктами: «Я сладкое не ем, так что это все тебе». Кто бы только знал, насколько Лазурное бедствие, оказывается, заботливое. Кто бы мог ожидать такого. Он вот — тоже не ожидал. Его притащили, связанного, в подарок Лазурному фонарю — как вещь, как драгоценный артефакт. Он ждал пыток и насмешек. Ци Жун развязал его, улыбнулся: — Пойдем, я заварю тебе чай. Обладатель самых холодных на свете глаз ждал страданий почти с нетерпением. Но его окутали ненавязчивой заботой, прося взамен лишь самую малость — быть собой. И он оставался самим собой — колючим, холодным человеком, нетерпимым, раздражительным и нервным. Кусал протянутые к нему пальцы, кусал до крови подставленные губы. Пил чужие стоны и смех — жадно, как умирающий в пустыне от жажды. Держал в объятиях то, что предложили ему — так легко, словно безделицу. Желал сохранить — и приходил в бешенство от того, что бессилен, неспособен защитить. Ци Жун ломко смеялся и неверяще смотрел: — Хочешь защитить меня? Скорее, это я тебя защищу. За насмешкой — неуверенность. «Я достоин? Ты правда хочешь оберегать меня?». Холодные пальцы скользят по плечу, спуская вниз край ночных одежд. Он отбросил все, послал в Бездну свои принципы. Ради этого тепла, ради чужого сердца в ладонях. Сам себе не веря, улыбался в ответ, прикрывая рукавом вместо веера лицо. Отпуская прошлое, он неожиданно остро чувствовал себя свободным. От своих грехов, от ответственности; от силы и слабости. Ци Жун смеялся, падая в свое гнездо, позволяя вжимать себя в матрас и жадно целовать. — Что на тебя нашло? Эй, я никуда не уйду!.. И ты тоже… ведь не уйдешь никуда? — Уже хочешь избавиться от меня? — Ну ты что, я же еще не откормил тебя до нормального состояния! — смех скрывает признание. Он усмехается. Кто бы знал, что Лазурный фонарь на самом деле такой… теплый. Ему повезло узнать. И он совершенно эгоистично желает оставить это тепло себе.