Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Сидя на краю лазаретной кровати, Стайнуорт бережно держал в своей ладони ручонку сына с длинными тонкими пальчиками. Напротив него сидела Синью, чьё вытянутое лицо источало не меньше беспокойства. К бледным как мел щекам Майлана ещё не вернулся прежний румянец, но хотя бы дыхание больше не вырывалось с присвистом из груди. Тошнота совсем недавно перестала мучить его, однако, по словам лекаря, ещё обещала вернуться. Сейчас же он просто свернулся комочком, выпив микстуры для снятия боли в животе, и взирал на Стайнуорта и Синью слезящимися глазами. — Когда я буду здоров, папа? — спросил он жалобно. — Это скоро пройдёт? — Скоро, скоро, сынок. — Стайнуорт не стал пугать его понапрасну. Укус красноспинного паука не грозит смертью, если оказать помощь вовремя, но лишь полностью здоровые до этого люди оправляются через три дня. Майлан же не был крепок здоровьем с самого рождения, и сейчас это удручало Стайнуорта как никогда. — Больше ни один паук не укусит тебя, — пообещал он сыну. — И виновник того, что с тобой случилось, не останется безнаказанным, — добавила его жена. Длинным и гибким, как ивовый прут, пальцем она гладила Майлана по животу, массируя его. Это заверение, как понял Стайнуорт, означало, что Джастину Баттерфляю отныне бессмысленно надеяться на брак с аранейской принцессой. И он радовался этому даже больше, чем Синью могла бы предположить. Реклюза, конечно же, не разделяла их заключений. Мрачная, но решительная, она стояла в изножье кровати, скрестив руки на груди. Бросив взгляд на неё, Стайнуорт заметил, как она хмурится и гневно кусает уголок губ. — Это наказание несоразмерно вине, Синью, — упрямо заявила она. — Джастин — мьюнианец, а не аранеец; ему неведомы секреты Паучьего Леса. Он не знал об опасности того паука. — То был знак Аранеи. — Синью отняла руку от сына и повернулась к сестре, чтобы глядеть ей в глаза. — Сама Прядильщица Сетей предостерегает тебя от брака с твоим нечестивцем. — А ты, Стайн? — Реклюза перевела взгляд прямо на него. — Неужели ты думаешь то же самое? — Да, — не задумываясь ответил Стайнуорт, сжав кулаки. Этими руками он с удовольствием избил бы Джастина, невзирая ни на какие поверья, но это желание внушило ему не только беспокойство за сына. Если бы Реклюза пожелала связать судьбу с аранейцем, Стайнуорт похоронил бы свою ревность глубоко в душе, но одна мысль о том, что давняя возлюбленная предпочла ему язвительного чужеземца-невежду, не давала ему покоя. Реклюза упрямо вскинула подбородок. — От Джастина я всё равно не откажусь — если только он сам от меня откажется. Милостью Аранеи Майлан скоро исцелится, и вам не за что будет его винить. — Это не изменит того, что мой сын пострадал из-за этого человека, — возразила Синью, грозя костистым перстом. — Я не окажу ему своего прощения и не дам согласия на ваш брак. — Король Стингер и королева Эмбер, полагаю, скажут то же самое. — Уже два месяца титул короля-консорта носил сам Стайнуорт, но родителей своей жены он продолжал титуловать по старой памяти. — Надеюсь, они не будут столь же упрямы. Все мы видели и слышали, — Реклюза кивнула сперва на Синью, потом на Стайнуорта, — что Майлан сам попросил Джастина дать ему того паука. Если бы Джастин знал, что это красноспинный паук, он бы никогда не послушался. Так почему бы тебе просто не простить его, Синью? Ледяная Паучиха обожгла её взором сквозь очки. Носить их она начала совсем недавно — чтобы окончательно не испортить зрение, работая с бумагами. — Я могла бы извинить оскорбления, нанесённые мне самой, но вред, нанесённый моему единственному сыну и наследнику, не прощу никогда. Джастин Баттерфляй сам навлёк на себя кару Аранеи. — По-твоему, ты права? — резко бросила Реклюза. Стайнуорт нахмурился. Опасно так говорить с Синью, даже когда она охвачена тревогой и переживаниями. — О чём ты говоришь? — нахмурилась его жена. — Неужто тебе ни разу не пришло на ум, что гнев Аранеи может быть направлен на тебя, а не на Джастина? Он ничем себя не запятнал, кроме острых шуток, и то последняя из них была на вашей свадьбе. То, что произошло с Майланом, — всего лишь роковая случайность, а не злой умысел с его стороны. Не за твою ли гордыню Аранея наказала тебя? — Довольно, Реклюза! Молчи! — Стайнуорт воздел руку и резко вскочил с кровати. Ещё минуту назад он не мог и представить, что повысит голос на свояченицу, но долг и честь велели ему обратное. — Перед тобой не просто твоя старшая сестра, но королева Паучьего Леса. Ты бесчестишь её подобными словами. Синью наделила его благодарным взором и накрыла другую его руку своей. — Прислушайся к моему мужу, сестра. Моя любовь к тебе не означает, что я спущу тебе с рук ещё одну подобную дерзость. Не забывай, что по праву королевы я могу выдать тебя замуж сама, за того, кого сочту достойным чести войти в нашу династию. — За одного из тех, кого я отвергла ещё несколько лет назад? — поджала губы Реклюза. — Дело твоё, Синью, но не надейся, что я покорно пойду против собственных чувств. Уж скорее я приму веру в Уранию и скажу Джастину, что отныне твоё разрешение или отказ не имеет надо мной никакой власти. Ради меня ты никогда не пошла бы на подобное, подумал Стайнуорт, вспоминая, как младшая принцесса Спайдербайт ответила мягким, но решительным отказом на его предложение руки и сердца. Должно быть, она и впрямь слишком любит своего незадачливого жениха. Одно дело дать кому-то согласие, другое — ради брака принять его веру. Рука Стайнуорта сжалась в кулак. Синью, услышав слова сестры, потемнела от гнева. — Убирайся отсюда. — Она указала Реклюзе на дверь. — Сейчас же уходи, или мне позвать стражу? ВОН! — С вашего позволения, ваше величество. — Реклюза присела в издевательском поклоне и вышла. Дверь в лазарет захлопнулась за ней со звуком топора, вбившегося в дерево. Некоторое время тишина продолжалась. Затем Стайнуорт обернулся к жене и сыну. Майлан как будто задремал, но в Синью клокотало раздражение. — Ты слышал, что она сказала, Стайн? — Пальцы её шевелились как прибрежные водоросли. — Воистину, её разум затмили чувства к этому нечестивцу. Принцесса Спайдербайт, в чьих жилах течёт кровь самой Аранеи, готова отречься от своих корней ради брака с тем, кто меньше всего достоин быть её мужем! Мыслим ли для нашей семьи такой позор? Стайнуорт и сам думал об этом ещё в саду, когда Джастин Баттерфляй попросил у Синью дозволения на брак с Реклюзой. Он прекрасно знал устои и обычаи Паучьего Леса, и характер свояченицы тоже знал — пожалуй, даже слишком хорошо. Аранейцы чтят свою веру, даже вступая в брак с чужеземцами, но Реклюза никогда не отличалась набожностью сестры. И всё же достанет ли у неё смелости и дерзости променять Заветы Аранеи на веру в пришлую богиню, чуждую коренным жителям Мьюнизмерения? Стайнуорт предпочёл бы не узнавать ответ на этот вопрос так скоро. Прежде чем он успел поделиться с женой своими размышлениями, та приложила руку к сердцу и медленно осела на соседнюю кровать. Дыхание её стало тяжёлым и хриплым, как у Майлана, когда он только принёс его в лазарет. Коснувшись её плеча, Стайнуорт ощутил, как быстро пульсирует кровь под его пальцами. — Альман! — крикнул он в комнатку за противоположной стеной. Оказав Майлану необходимую помощь, лекарь удалился к себе, и поначалу это оказалось как нельзя кстати. Но не сейчас. Альман возник рядом так быстро, словно всё это время подслушивал под дверью. Так оно и было наверняка, но король этому ничуть не удивился. — Что случилось, ваше величество? — спросил лекарь. — Принцу Майлану стало хуже? — Осмотри королеву Синью, Альман, — велел Стайнуорт. — Ей плохо. — Пока лекарь бегал обратно в комнатку за нужным лекарством, он помог жене прилечь и уселся рядом с ней, взяв её за руку. Пальцы Синью стиснули его ладонь, а дыхание стало чуть-чуть спокойнее. Стайнуорт наблюдал за бледным лицом жены, затем перевёл взгляд на Майлана. Его сын пока что очень мал, но он уже выше и худее своих сверстников, редко бегает, а пальцы его чрезвычайно гибки. Будет ли он однажды так же беспомощно лежать в постели, мучаясь от боли в сердце и висках? С приступами жены Стайнуорт уже свыкся, но мысль о будущих страданиях сына до сих пор волновала его. Возможно, ответь Реклюза на моё предложение, всё было бы иначе, думал он. У нас бы родился здоровый ребёнок — может, даже не один. Славные, здоровые принцы с фиолетовыми волосами и чёрными глазами. И, если бы Аранея была милостива, Синью полюбила бы их как своих собственных детей. Он даже улыбнулся, представив себе эту картину. Только слабый стон Синью заставил его отрешиться от сладостных мечтаний и вернуться к настоящему. Как бы то ни было, он сам сделал свой выбор, отступившись от любимой девушки по её желанию и получив вместо неё корону Паучьего Леса. Он знал, что от него потребуется обеспечить династии наследника, и с честью выполнил свой долг. В своё время Стайнуорт Эремайт провёл немало часов у Серого Дуба, молясь Аранее о благополучных родах жены и о здоровье наследника, но она осуществила его мольбы только наполовину. Была ли это расплата за то, что он женился на больной девушке, да ещё и не по любви? Стайнуорт уверился в этом вскоре после рождения Майлана, но постарался, чтобы на его отношении к сыну это не сказалось. Что бы ни связывало его с Синью, Майлан — его дитя, от его крови и семени. И он сделает всё, чтобы недуг его сына облегчала отцовская любовь. Альман вернулся быстрее, чем король ожидал. Бережно приподняв голову Синью с подушки, он помог ей выпить необходимую дозу снадобья, снимающего боли в сердце. — Она скоро придёт в себя? — спросил Стайнуорт. — Через несколько минут, ваше величество, — заверил его Альман. В подтверждение его словам пульс Синью как будто стал тише. — Но я бы не советовал королеве покидать сегодня лазарет. Иначе её приступ может повториться, но уже от переутомления. Стайнуорт только кивнул. Сумерки на дворе уже начали сгущаться в ночь. Если Синью захочет вернуться в покои, пусть даже с его помощью, за это время на небе успеет взойти луна. — Спасибо за помощь, Альман, — поблагодарил он. — Если ты мне ещё понадобишься, я тебя позову. — Лекарь поклонился и исчез в своей комнатке. Король вновь бережно сжал ладонями руку жены, легонько погладил запястье. Хватка тонких узловатых пальцев заметно ослабла. Майлан в своей кровати захныкал и с трудом повернулся к Стайнуорту. — Пап… — жалобно простонал он. — Мама здесь останется, да? — Да, сынок. — Стайнуорт вновь качнул головой. — И я останусь с вами обоими. — По крайней мере, первую ночь он должен провести вместе с сыном в лазарете. Если Майлана вновь начнёт мучить тошнота или что-то ещё, он сможет в любую минуту позвать лекаря, даже если на дворе уже будет глубокая ночь. — Маме тоже плохо, да? — неожиданно спросил Майлан. — Ей уже скоро станет лучше, — пообещал Стайнуорт и оказался прав. Дёрнувшись, Ледяная Паучиха открыла глаза. Они помутнели от недавнего приступа, но упорство из них никуда не исчезло. — Стайн… — прошелестела она. — Мама! — В голосе сына радость вытеснила собственные страдания. Синью повернула голову к нему. — Майлан… — Она снова стиснула руку Стайнуорта. — Стайн, ему не было хуже, пока я лежала в беспамятстве? — Нет, хвала Аранее. — Стайнуорт аккуратно высвободился и стал разминать затёкшие пальцы. — Снадобье тебе помогло? — Помогло. Но такого приступа я не припомню с тех пор, как стала королевой. — Никогда бы не подумал, что причиной этого приступа станет твоя сестра. — Тётя обидела тебя, мама? — вновь подал голос Майлан. Стайнуорт замешкался, а Синью обратила свои помутнелые глаза на сына. — Она оскорбила меня как королеву, Майлан. Дай Аранея, тебе в своё время не доведётся испытать подобного. — Это очень плохо, мама? — Очень плохо, — подтвердила Синью. — Когда сделаешься старше, ты поймёшь меня, сынок. Стайнуорт сел так, чтобы глядеть ей в глаза. — Реклюза не стала бы оскорблять тебя без повода. Она была вне себя от обиды, Синью. Ты всерьёз хочешь выдать её замуж против её желания? — Это была угроза, Стайн. Угроза, которую мне вполне по силам осуществить, если на то будет воля Аранеи. — И в чём же должна заключаться эта воля? — Если Реклюза ещё раз надерзит мне подобным образом. — Синью приподнялась на подушке, чтобы не лежать пластом. — Я не позволю ей бесчестить и меня, и всю нашу семью. — По крайней мере, подыщи ей такого жениха, которого она хотя бы со временем смогла полюбить. Что бы между вами ни происходило, Реклюза — твоя сестра, и старого или некрасивого мужа она уж точно не заслуживает. — Хотя если дело действительно дойдёт до такого, Синью скорее обратится за помощью к кому-нибудь из жрецов, чем спросит мнение самой Реклюзы. С таким зятем она найдёт общий язык даже раньше, чем сделает его мужем сестры. — Какого бы жениха я ей ни выбрала, он будет гораздо лучше Джастина Баттерфляя, — заметила Синью. — Вне всяких сомнений. — Он не хотел продолжать этот разговор. — Майлан, кажется, опять уснул. Не поступить ли и нам так же? Время уже ко сну. — Ты уйдёшь в наши покои или останешься? — Останусь. Я лягу с Майланом. — Король снял сапоги, потом дублет, оставшись только в бриджах и рубашке. — Тебе нужен покой, а он поспит спокойнее, если рядом будет кто-то из нас. Синью раздвинула губы в благодарной улыбке и устало прикрыла глаза. Стайнуорт помог ей разуться, после чего лёг в кровать к сыну и осторожно притянул его к себе. Уткнувшись ему в грудь, Майлан задышал ровнее и глубже. Стайнуорт поцеловал его в макушку, прежде чем смежить веки самому. К утру Синью уже чувствовала себя значительно лучше — настолько, что, выпив Альманова снадобья ещё раз, изъявила желание немедля отправиться на завтрак. Стайнуорту ничего не оставалось, как препроводить жену в столовую, привычно поддерживая её под руку. Состояние Майлана не улучшилось, но не спешило ухудшаться, и король счёл это достаточной причиной покинуть лазарет до поры до времени. Таковы нравы Паучьего Леса: если жизнь больного, тем паче укушенного пауком, не висит на волоске, ни к чему денно и нощно сидеть у его постели. В столовой их уже ждали. Король Стингер сидел по правую руку от места самого Стайнуорта, королева Эмбер занимала место рядом со своим мужем. Реклюза же сидела напротив матери. При виде вошедших Синью и Стайнуорта она вскинула на них взгляд, но тут же уставилась в тарелку куриного супа с кусочками ослокозлятины. — Доброе утро, — прокаркала его жена, обращаясь сразу ко всей семье. — Доброе утро, Синью, — ответил за всех бывший король Стингер. — Ты что-то бледна. Опять было плохо с сердцем? — Вчера вечером. — Синью бросила ледяной взгляд на Реклюзу, но та благоразумно не подняла головы. — Мне пришлось заночевать в лазарете. — В лазарете? — вмешалась её мать. — Как там Майлан? Ты случайно не из-за него так разволновалась? — К счастью, нет. Его жизни ничего не угрожает, миледи, — поспешил её успокоить Стайнуорт. Ночью Майлана, правда, тошнило ещё раз — благо он успел проснуться вовремя. — Но боли в животе и суставах будут мучить его довольно долго, как говорит Альман. — Надеюсь, этот укус не скажется на его недуге ещё в худшую сторону, — поёжилась королева Эмбер. — И не заставит бояться пауков, — добавила Синью. Стайнуорту оставалось только выразить надежду и на то, и на другое. Он всей душой не хотел, чтобы и без того хрупкое здоровье его сына ослабло ещё больше, но другой исход был ненамного меньшим злом. Тех своих земляков, кто с криками избегал посланников Аранеи, в Паучьем Лесу считали недостойными трусами. Их презирали, на них смотрели свысока. Сам Стайнуорт никогда не стал бы презирать собственное дитя, но каково было бы наследному принцу наблюдать снисходительные взгляды будущих подданных? О Аранея, избавь моего сына от такой участи. Король Стингер неожиданно обратил внимание на младшую дочь. — А ты что молчишь, Реклюза? Почему ты не справилась ни о самочувствии сестры, ни о здоровье племянника? Ответить Реклюзе помешал звук внезапно открывшегося портала. В столовую элегантно вышагнул Тинбенц Драйбоун, их с Синью кузен. Вовремя же он решил нанести визит, понял Стайнуорт в то же мгновение. Иначе ей пришлось бы сознаться, что стало причиной приступа у Синью. Тинбенц нисколько не изменился за тот месяц, что не гостил в замке Спайдербайтов: бледное лицо, изукрашенное несколькими волдырями, всё такое же гладкое, а глаза зеленеют, как летняя трава. — Здравствуй, Тинбенц. — Королева Эмбер вышла из-за стола и радушно обняла племянника. — Какими судьбами? — Я узнал от Джастина, что с Майланом случилось несчастье, и явился узнать, как он себя чувствует, — ответил герцог. Рука Стайнуорта под столом вновь сжалась в кулак. — Что с ним сейчас, Синью? — Аранея милостива к моему сыну, Тинбенц. Он занемог, но его жизнь вне опасности. — Джастин сказал мне, — пояснил герцог, — что он играл с Майланом и увидел в траве красноспинного паука. Дескать, Майлан захотел посмотреть его поближе, а Джастин не знал, что это за паук, и не стал противиться. Он ещё раз раскаивается за свою глупость и приносит тебе, Синью, свои глубочайшие извинения. — Что мне за дело до его извинений, Тинбенц? — бросила Ледяная Паучиха. — Если он и в самом деле так раскаивается, пусть молится своей Урании за здоровье моего сына. Горькая насмешка в этих словах была столь отчётлива, что Стайнуорт буквально ощутил её вкус. Урания — божество мьюнианцев, своих подданных, и туманных горцев, но никак не жителей Паучьего Леса. Ни один аранеец не станет молиться, воздев руки к небу или стоя перед горящим огнём. — Садись за стол, племянник. Раздели с нами трапезу, — пригласил король Стингер. Хотя Тинбенц был родичем его жены, сам он относился к нему с не меньшей приязнью. — Ты к нам надолго или только на один день? — На неделю я задержаться не смогу. Ты знаешь, дядя: Юдона ждёт ребёнка, и мне не хотелось бы оставлять её на столь долгий срок. — Тинбенц улыбнулся. — Но на пару дней она позволила мне задержаться. Реклюза подалась вперёд — впервые за весь завтрак. На миг Стайнуорт решил, что она хочет осведомиться о Юдоне Драйбоун, но его свояченица задала совсем другой вопрос: — Джастин… Тинбенц, он говорил что-нибудь обо мне? «Её разум затмили чувства к этому нечестивцу», — так сказала Синью, когда Реклюза оставила их в лазарете. Теперь Стайнуорт понял всю глубину этих слов. — Он сказал, что и не думает отказываться от тебя, — ответил Тинбенц. — И просил передать тебе такие же извинения, что и твоей сестре. — Этот нечестивец ещё глупее, чем я думала, — заметила Синью. — Будь он и вправду так умён, как о нём говорят, то извинился бы за то, что бросил тебя, Реклюза. Или он рассчитывает до конца своих дней жить бесплодными мечтами? Реклюза вспыхнула как факел, но мать пресекла её возмущение. — Ты несправедлива к принцу Джастину, Синью. Мне он понравился. Видит Аранея: если бы он не навредил моему внуку, я бы не искала иного зятя даже в Паучьем Лесу. — Он понравился и самому Майлану, — напомнил король Стингер. — Уверен, будь Майлан старше, то сам не одобрил бы твой запрет на свадьбу Реклюзы с Джастином. Стайнуорт решительно помотал головой. — Ошибаетесь, милорд. Майлану только два года от роду. Ещё через два-три года он не вспомнит даже его лица. — Однажды ему всё же придётся вспомнить это лицо, — упрямо заявила Реклюза. — Верно, — неожиданно согласилась Синью, — но я позабочусь о том, чтобы Майлан не забывал, по чьей вине он подвергся такой опасности. В чертог закралось напряжение, и Тинбенц, словно почувствовав его, поднял руку. — Не могли бы вы оказать мне честь и продолжить спор после завтрака, дорогие кузины? Вряд ли ваш отец, приглашая меня к столу, имел в виду такую трапезу. — Твоя правда, Тинбенц, — согласилась королева Эмбер, и прерванный было завтрак возобновился. После еды с гостем остались она, её муж и Реклюза, а Стайнуорт отправился вместе с Синью в её кабинет. С тех пор, как он стал королём-консортом, он привык проводить там по полдня, а иной раз почти целый день. Будь Синью так же здорова, как и её сестра, ей вряд ли постоянно требовалась бы помощь Стайнуорта, но когда тебя терзает паучья болезнь, волей-неволей ищешь, на кого бы опереться и кому доверить дела. «У тебя поистине государственный ум, Стайн», — заметил однажды король Стингер ещё до рождения Майлана. Теперь, когда королевой стала его жена, Стайнуорт понял, чего она добивалась, когда попросила у своего отца разрешения на брак с ним, отвергнутым женихом её сестры. Тебе нужен был не просто муж, который будет хранить тебе верность. Ты искала того, кому сможешь довериться в своей болезни и на кого сможешь положиться в государственных делах, когда недуг будет слишком сильно мучить тебя. Он не касался её как мужчина с той поры, как его труды на брачном ложе окупились, но Синью, на его счастье, не требовала от него вновь и вновь исполнять супружеский долг. Ей было важнее всего, что он не ищет утешения в объятиях Реклюзы или другой женщины, а Стайнуорту важнее всего было спокойно спать по ночам. Они провели за делами весь день, разбираясь с бумагами и приняв нескольких просителей, и только к вечеру Синью решила наконец покинуть кабинет. От помощи мужа она на сей раз отказалась, сказав, что дойдёт до спальни сама, и Стайнуорт с чистой совестью отправился в лазарет навестить сына. В изножье его постели были разбросаны игрушки, явно принесённые кем-то из родни, а сам Майлан спал, свернувшись комочком под одеялом. То и дело он вздрагивал и стонал во сне. На стуле возле кровати дремала Хедра, но проснулась, как только Стайнуорт приблизился к ней. — Ваше величество… — Она хотела было встать, но Стайнуорт только рукой махнул. — Сиди, — небрежно ответил он. — Как он, Хедра? — Недавно уснул, ваше величество. Ему трудно двигаться, но он хотел играть, чтобы не было скучно, и мы играли до тех пор, покуда лекарь Альман не принёс ещё снадобья. — Желания принца надо исполнять, — кивнул Стайнуорт. Ему всегда нравилась Хедра: она была слегка боязливой, но верной и исполнительной служанкой. Не зря Синью назначила именно её, свою горничную, няней Майлана. — Тебя кто-то отправил сюда? Ещё утром тебя не было в лазарете. — Меня отправила леди Эмбер, ваше величество, — призналась Хедра. — Сказала, чтобы я находилась рядом с её внуком до тех пор, пока он не поправится. Мудрое решение. Стайнуорт и сам не приказал бы иного. — Когда Майлану станет лучше, ходи с ним на прогулки в сад. На свежем воздухе он выздоровеет быстрее. — Может, и вы будете присоединяться к нам на этих прогулках, ваше величество? — Карие глаза Хедры блеснули на него из-под густых ресниц. — Майлан сегодня не раз спрашивал о вас. — Присоединяться? — Служанка сама не знает, что говорит. Уж не хочет ли она соблазнить его на этой прогулке? Стайнуорт неожиданно для себя посмотрел на Хедру так, как никогда не смотрел прежде, и его мужская плоть сразу отозвалась на это. Она горничная Синью, напомнил он сам себе. Если я поддамся соблазну, то не переживу следующую ночь. — Это твоя обязанность, Хедра. У меня и королевы Синью много дел, — скрестив руки, сказал он. — Как пожелаете, — туманно отозвалась Хедра. Стайнуорт переступил с ноги на ногу, надеясь, что она не заметила его неловкости. — Если Майлан проснётся, скажи, что утром я его навещу, — велел он и нарочито быстро удалился из лазарета. Что, в самом деле, на него нашло? Спору нет, Хедра мила и хороша собой, но собственная жизнь ему дороже возможности утолить плотский голод. Я сам отказался от этого, когда согласился жениться на Синью, думал он, а Ледяной Паучихе мог бы изменить только самоубийца. У меня не было выбора. Миновав очередной коридор, он поднялся по лестнице и прошёл ещё несколько ярдов до нужной двери. Должно быть, жена уже ожидает его в спальне. Синью стояла на балконе — её костистую длиннорукую фигуру Стайнуорт разглядел издалека. В комнате трещал камин и пахло дымком, но с балкона тянуло лесом. Вдохнув этот запах полной грудью, Стайнуорт направился к жене. В том, что она возносит молитву Аранее, он ничуть не сомневался. — О чём ты молишься, Синью? Ледяная Паучиха повернулась к нему лицом, и её черты как будто смягчились. — О выздоровлении нашего сына, Стайн. И о том, чтобы на нашу семью не пал позор. — Я как раз заходил к нему в лазарет. Он уже спит, но выглядит не хуже, чем утром. — Хвала Аранее, Стайн, хвала Аранее. Хедра хорошо следит за ним? — Более чем. — О своей реакции на намёк Хедры — даже если это не был намёк — Стайнуорт решил не упоминать. С ним самим Синью, может быть, ничего и не сделает, но жаль будет потерять такую толковую служанку. Да и Майлан к ней привязан. — Прекрасно, — промолвила жена. — Пусть же Аранея услышит и твою молитву. Мольбы отца не менее горячи, чем мольбы матери. — Реклюзе тоже следовало бы молиться, — усмехнулся Стайнуорт. — Ведь это она привела в наш сад Джастина Баттерфляя. — За здоровье Майлана она вчера молилась с лихвой. Сейчас ей впору просить Аранею о том, чтобы Джастин Баттерфляй больше не переступал порог нашего замка. — Я бы тоже охотно помолился за это. — Стайнуорт встал подле жены, и они оба обратились взором и душой к Серому Дубу.