Немного солнца в холодной воде

Утром Твардовский и Демидов встретились на службе, но Дмитрий даже не удостоил супруга взглядом, проходя мимо по коридору. Сергей постарался унять прилив душевной боли. Получилось сносно. Половина рабочего дня прошла обыденно. Мужчина занимался проверкой актов и протоколов, деля их на две стопки: в одну попадали те, которые не имели нареканий, в другую — с отсутствующими знаками доверенности. Работа хорошо отвлекала Твардовского от переживаний, связанных с уходом Дмитрия, поэтому он погрузился в неё целиком, а когда был вынужден вернуться в реальность, чтобы вызвать лейтенанта Юрьева, в его душе всё перевернулось. Именно от него Сергей узнал, что к ним на допрос был доставлен Евгений Епифанцев. Женя… — За что задержан? — леденея изнутри, негромко спросил Твардовский. — Не могу знать, товарищ майор! Мужчина ещё раз глянул в протокол, подтверждающий, что в числе прочих в подвал КГБ был доставлен гражданин Епифанцев. Дата рождения совпадала с датой рождения его бывшего возлюбленного, поэтому ошибки быть не могло. Твардовский отпустил лейтенанта и вставил в рот сигарету, но так и не закурил. Пожевал её, сосредоточенно глядя на дверь, а потом порывисто встал и вышел из кабинета. Он старался держать лицо и не показывать встречающимся в коридорах коллегам, что что-то не так. Дойдя до кабинета Демидова, Сергей судорожно выдохнул, и толкнул дверь. Дмитрий нехотя поднял взгляд, увидел мужа, и снова перевёл внимание на бумаги, которые читал. Его лицо оставалось совершенно равнодушным. Выглядел он свежо и бодро. Как всегда. В отличие от Твардовского, что провёл ночь без сна, полковник явно неплохо отдохнул. — И что это значит? — не сдерживая злость, спросил Сергей, плотнее прикрывая за собой дверь. — Может, тебе выйти и постучать? — отчеканил Демидов, поднимая на супруга тяжёлый взгляд. — Сейчас не до формальностей. Ты арестовал Епифанцева. С какой стати? — майор сел на стул перед столом полковника, напряжённо глядя в любимое лицо. — Не обязан перед тобой отчитываться, — презрительно ответил тот и снова уставился в документ. — Дима, какого хера? — хрипловато выпалил Сергей, подаваясь вперёд. — Ты… ревнуешь? Серьёзно? Демидов промолчал, не меняя отрешённого выражения лица. — Это нелепо… Ты… что ты намерен делать? — спросил Твардовский после паузы. — Допрашивать задержанного. Всё по протоколу, — отчеканил полковник, даже не взглянув на супруга. — Я знаю, как ты допрашиваешь! Он ничего не сделал. Демидов, не игнорируй меня! — не выдержав, мужчина протянул руку и смял документ, который читал Дмитрий. Тот поднял на Сергея мрачный взор. — Епифанцев подозревается в распространении антисоветской литературы. Или ты сомневаешься в справедливости нашего ведомства? — совершенно спокойно и равнодушно спросил Демидов. — Мы оба знаем, что он ничего не распространял, — скрипнул зубами Сергей, сильнее сжимая в кулаке несчастный лист. — Ты, может, и знаешь. А мне только предстоит узнать, — в карих глазах Дмитрия мелькнуло что-то обжигающее и холодное. Твардовский чувствовал, что ситуация полностью вышла из-под его контроля. С одной стороны, ему хотелось порадоваться, что муж его ревнует. С другой, было нельзя допустить, чтобы из-за проблем в отношениях пострадал Евгений. — Мы виделись с ним только вчера, — напряжённо сказал он. — Я знаю. — Впервые за много лет. — В курсе. — Такого какого хера, Дима? — понизив голос, почти полушёпотом спросил Твардовский. — Ты правда думаешь, что у меня вспыхнули к нему чувства? Это смешно. — Я видел, как ты на него смотрел. Мне этого достаточно, — спокойно и рассудительно отозвался полковник. — Руку убери, иначе я прострелю тебе ладонь. Вздрогнув, Сергей мгновенно отпустил смятый документ и откинулся на спинку стула, не сводя поблёскивающего взгляда с партнёра. — Ну вот, придётся заново составлять. Свинья чёртова, — ухмыльнулся Демидов и лениво смял многострадальный листок в бумажный шар, чтобы затем отправить его в урну, стоящую под столом. — Демидов, ты не должен его допрашивать… — не терял надежды Твардовский. — Правда? А что я ещё не должен? — язвительно спросил Дмитрий, в почти чёрных глазах которого плескались сами бесы. — Ты не должен ревновать меня к нему! И думать, что между нами что-то могло быть! — чуть ли не выкрикнул Сергей. — Всё? — Всё. — Тогда будь добр, покинь мой кабинет. Мне надо работать, — отстранённость в голосе Демидова стала ещё крепче. Взяв перо, он обмакнул его в чернилах и начал что-то писать. Сергей встал и медленно подошёл к двери. Взявшись за ручку, повернулся и посмотрел на Дмитрия. Ему хотелось сказать что-то вроде: «Кончай дурить, жду тебя дома», но он не нарушил молчания. Тот факт, что из-за жгучей ревности Демидова пострадает Женя, убавлял желания мириться с супругом. И, всё же, где-то на дне души сидело некое победное самодовольство: Дима не равнодушен к нему, как бы ни пытался показать иное. А это значило очень многое. Это грело.

***

Вечером, когда солнце уже раскрашивало крыши московских домов нежно-розовым светом с золотистыми отблесками, Твардовский сел за руль своей «Чайки» и поехал на дачу. Нужно было возвращать мужа. Хотя бы ради того, чтобы Евгений не получил незаслуженное наказание, которое будет отбывать в каком-нибудь невесёлом месте. Добротный двухэтажный дом и десять соток Дмитрия и Сергея находился в элитном дачном посёлке «Звёздный». По дороге туда майор вспомнил один из давно отшумевших летних дней, когда они занимались любовью в полутёмной спальне своего дачного дома, а вечер, сиренью заглядывающий в окно, становился всё тусклее и волшебнее. Тогда казалось, что возможно всё. И Демидов, этот прекрасный человек, отчаянный волк, как огонь революции, сильнее и ярче обжигал сердце Твардовского своей близостью. Они полностью принадлежали друг другу. Никакие слова не были нужны. И те пристальные тёмные глаза, что были так близко… И те жадные губы на груди, и влажный язык, касающийся сосков… Сплетение рук, ног, смятые простыни и влажная кожа, по которой так красиво стекали капли пота. Великолепный сиреневый вечер. Твардовский сам не заметил, как улыбнулся, крепче сжимая руль. Как много они пережили в своём браке. В нём были и ссоры, и примирения, было и холодное молчание по несколько недель. Но разве кто-то из них всерьёз задумывался о разводе? Сергей полагал, что нет. Но мужчина солгал бы сам себе, если бы сказал, что прекрасно знает Демидова. Этот человек всегда наполовину оставался закрытой книгой, загадкой, которую никому не суждено было познать. Но в одном Твардовский был уверен — ближе него у Димы никого не было, нет и не будет. Они связаны пуповиной, хочет этого полковник, или нет. Но готов ли он всё оборвать? Почему-то казалось, что нет. Теперь Сергей видел насквозь план Дмитрия. Тот ушёл, зная, что это единственное возможное наказание для мужчины. Но, уходя, он не сжигал мосты, а ставил партнёра перед мнимым выбором: мириться или нет. И полковник знал, что это не выбор, а лишь иллюзия: конечно же, Твардовский прибежит и позовёт назад, когда узнает, что случилось с Епифанцевым. Своего рода шантаж. «Всё в твоём стиле», — с некой теплотой подумал Сергей, чуть улыбаясь своим мыслям. Если бы ему было двадцать лет, он бы вряд ли раскусил план Демидова. Он бы, возможно, действительно поверил в то, что ситуация с Женей — совпадение. Поверил в то, что полковник так просто отпустит его и эти отношения. Но Твардовскому было намного больше. И он уже неплохо знал своего мужчину. Поэтому, оставляя машину перед воротами, и проходя на территорию участка, Сергей был настроен очень решительно. Пахло тёплой землёй и поздними цветами. Тихо щебетали птицы, шуршали листвой берёзки, зелень которых была тронута розово-золотым светом закатного солнца. Где-то в отдалении звучали звуки патефона. Твардовский, одетый в коричневые брюки, белую рубашку и бежевый двубортный пиджак, легко поднялся на крыльцо, толкнул дверь и вошёл в полутёмный коридор. Впереди виднелась кухня, слева гостиная и лестница, ведущая на второй этаж. — Дима! — позвал Сергей, одной рукой проводя по волосам, приглаживая их, и без того расчёсанные по пробору, назад, а второй начиная расстёгивать пиджак. Остановившись в гостиной, майор прислушался к звукам дома. Почти сразу на втором этаже послышались шаги, и вот на лестнице появилась статная и мрачная фигура в чёрном домашнем халате. Сердце Сергея отчего-то зашлось, пока он наблюдал за тем, как полковник медленно спускается, туже подпоясываясь. Босой, с чуть влажными, зачёсанными назад чёрными волосами, с блестящими глазами цвета южной ночи, он выглядел сурово и соблазнительно одновременно. «Как он хорош», — невольно восхитился Твардовский. — Ну с приездом. Пригласил бы к столу, да ничего нет, — вальяжно усаживаясь в кресло, Демидов по-царски сложил руки на подлокотниках. — Совсем? — чуть ухмыльнулся Сергей, так и не двигаясь с места. — Тушёнка. Хочешь — ешь. — Я не есть сюда приехал. — Да ну? А для чего же? — Дима, хватит. Ты сам всё понимаешь. Мы оба понимаем. — Поподробнее, — холодно ухмыльнулся мужчина. — Подробнее? Хорошо, — Сергей подошёл к дивану и положил руки на его спинку. — Никто из нас не хочет развода. Ты решил проучить меня за то, что я усомнился в тебе. Ты приревновал к Епифанцеву, поэтому он вдруг стал «врагом народа». Ты всё сделал так, чтобы у меня не осталось выбора, кроме как приехать сюда и попросить тебя вернуться. Я здесь. Возвращайся. Демидов, холодно смотрящий на Сергея, ничего не ответил. — Я виноват. Я не должен был даже допускать мысль, что у тебя кто-то есть. Снова тишина. — И ты, конечно, не признаешься, что просто ревнуешь к Евгению. Но там не к чему ревновать. Я с ним даже не говорил. — Я знаю. — Ну вот! — Но в твоих глазах была ностальгия, — чуть оскалился Дмитрий. — Я почти заплакал от этой сентиментальности. Твардовский на миг прикрыл глаза, ругая себя. «Не ту тактику выбрал! Надо было просто подыграть! Сделать вид, что я не понимаю правила игры, и просто дико соскучился!». — А теперь у вас ничего не будет, даже если ты очень захочешь, — льдисто добавил Демидов. — Ты так о нём беспокоишься. Это даже забавно. Его судьба уже решена. Так что, можешь уезжать. Его никто не отпустит. — Ты всё не так понял, — Сергей обошёл диван и сел на него, судорожно подбирая слова. — Я не беспокоюсь о нём. — Это заметно. — Я просто не хочу, чтобы посторонний человек пострадал из-за наших семейных ссор! — сжав правую руку в кулак, процедил Твардовский. — А чувств у меня к нему нет. Никаких. — Я всё сказал. Епифанцева не отпустят, — Демидов резко встал. — Приехал просить за него? Свободен! Сергей, не удержавшись, тоже. — Да плевать на него! Возвращайся домой! — выпалил он, переходя на крик. — Мне… плохо без тебя. Во взгляде Демидова что-то изменилось. Скользнув им по лицу Твардовского, он отвернулся и медленно подошёл к резному буфету. Открыв его дверцу, достал оттуда бутылку с вишнёвой наливкой и рюмку. Майор напряжённо смотрел на мужа, каждая секунда казалась длинной, как проклятая вечность. — С этого и надо было начинать, — ровным голосом сказал Дмитрий, выпив. — Сегодня ночуем здесь, завтра едем домой. Сергей сморгнул, не веря своим ушам. И его тело медленно, точно утопая в душистом озере, наполнилось расслаблением. Он рухнул на диван, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. — Я думаю, что мне стоило пристрелить тебя на твоей чёртовой дуэли, — добавил Демидов совершенно отрешённо. — Что?.. — услышанное шокировало Твардовского ещё больше, чем согласие Дмитрия вернуться. — Ты против? — полковник мельком глянул на супруга и вернул наливку и рюмку в буфет. Закрыл дверцу. — Мне казалось, ты этого и хотел. Твардовский вспомнил июньский день. Незадолго до войны. Они с Демидовым прогуливались по улице, и из усилителя, выставленного на каком-то подоконнике, лилась музыка, эхом разлетаясь по двору и аркам. И Сергей думал, что скорее умрёт, чем отпустит Дмитрия, или даст ему уйти. В этом было что-то наивное и светлое, от чего на душе становилось светлее. — Сволочь же ты, Демидов, — с хрипотцой, нежно произнёс Твардовский, не открывая глаза, и чувствуя, что муж ухмыляется. — И я тебя люблю… таким.