ProdigalSoldierSwitch.AU

      В моих жилах плыл страх, я был будто обнажён перед Тордом, будто раскрыть перед ним полностью. Он прочитал все происходящее на мне, и это язвило в моем сердце, будто все действительно будет так страшно. А что за «милый мой»? Даже не описать смущение, которое съедало мою бедную, напуганную душеньку.       Но стоит забыть об произошедшем, пробираясь в новую жизнь. Это необходимо, правда, не для моего осознания и подсознания. В этом была сатира огромная, ведь настоящий солдат не будет так себя чувствовать. И резко пришла мысль, при чем явно верная! — «Тогда Торд ошибся во мне. Я не его солдат, я совсем другой человек. Я умею чувствовать, в отличии от твоих подданных, или хотя бы привозносить свои чувства выше должности». В прочем, Красный Лидер сам знал, что я вполне созидательный и рассудительный человек, а не просто пешка на побегушках. Наверное, за это я и получил уважение от него, и зависть от других…       Но не об этом. Сейчас точно не об этом. Это наколенная ситуация, которое просто сжимало мое сердце учищенно. Я как заяц бегу, чтобы спастись. Вдруг, что-то вновь цепляется за мои кости рук, толкает на себя, и я стал к кому-то прижат. Кому-то…       Он охватывает вокруг груди, и на моем плече показалась грустная, шокированная морда Красного Лидера. И внезапно, он подтягивает подбородком мое лицо к нему, сделав небольшой оборот, сталкивается со мною устами, впивается глубже, и мой девственный язык впервые охватывает другой. Это было самым гадким моментом, я почувствовал слизистую Торда, такую горьковатую, но чрезмерно, до возбуждения, сладкую…       Повторю, я перед ним будто был обнажён. Будто он раздел меня до гола, впился в срамоту, или оставил засос на шее. Меня одолела его страсть, и я бы, наверное, остался, ведь рассудка больше не было, но вдруг, он стал сжимать сильнее. Я хотел вырваться от боли, но именно от неё страсть и удовольствие повысились, я обомлел и застыл. Его упорные движения делали меня слабее, беззащитнее, а эти касания с ним были такими желанными и не простыми… Рассудок, осознание просто сгорели в розовой пучи. Но как бы не так, — резкий крик Гасторга, который должен был встретить меня у второго корпуса, чтобы удостоиться в благополучии дел.       И тут я проснулся от тяжёлой дремоты. Я вдруг резко понял, что произошло. Гадко, мерзко! Меня соблазнили чем-то, чего я ни разу в жизни не чувствовал, и чувствовать не желал!       Я резко пихнул противника по его срамоте, от чего раздался скрип мучения. Хватка ослабла, и я вырвался.       — За что ты меня ненавидишь?!       И я бы хотел сказать вслух тысячи слов, но решил, что это напрасно, что это потратит мое драгоценное время в пустую, поэтому я опустил взгляд в его сторону, шатнулся вперёд и помчал с Гасторгом. Большего ожидать с этим мерзким человеком я не желал, а соблазнился я, наверняка, просто из-за приятных касаний.       Я надеялся.       Я надеялся на это.       Мне большего не надо. Здесь все мне навредило, все разбило мое желание жить уже давно. Это ужаснейше. Торд во всем виноват, виноват, что ко мне так плохо обращаются. Виноват, что меня здесь ненавидели. Виноват, что моих людей не устраивал порядок, который придумал он. Я не вернусь, не вернусь ни за что. Я люблю своих подчинённых, они мне стали будто сыновьями и дочерьми. Любимая сестра Тамарочка… как страшно было за неё, аж блуждажщий нерв сдавливал меня изнутри, съедая органы. Я чувствовал внутри пустоты, мне было плохо, я впервые признаюсь себе в этом.       И вдруг, передо мной возникла ужаснейшая картина. Как в страшном сне…       Находясь в корпусе биологического оружия, у стеклянного пространства все на полу было залито кровью, а в самом пространстве сидело оно. Оно, что жрало мою маленькую сестру.       Я обезумел в один миг. Что-то екнуло и заткнулось во мне, запуталось. Разрывали будто меня, а не её.       Из одного тела было два куска, обвисшие вниз органы, которые болтались, держались за друг друга. На лице девушке было написано что-то истерически-измученное. Кровь размазалась на ее теле, живот был порван, позвоночник стройно свисал вниз, за кучкой еле державшихся органов. Вот-вот они оборвутся и шлёпнутся на пол.       Меня чуть не вырвало прямо на стекло, но я был скован, чтобы выдавить из себя хоть что-то от кома в горле. Подкатил желчный сок, от чего мне стало больно в глотке. Страшно и ужасно. Я даже забыл, где я нахожусь, впадая постепенно в апатию. Мне было хорошо когда-то с этой девочкой. Помню, как держал её за маленькую ручку, когда она на все открывала ротик и распахивала живые, огромные, любопытные и умные глазки на все происходящее и существующее.       Усталый взгляд касался меня, в душе заела огромная боль. Стало тяжело дышать, я находился в коридоре без кислорода, я задыхался от горя. Атмосфера горела и сжигала меня, опепеляя все перед моими глазами. Я ничего не видел. Мои глаза заслезились. Все стало не правдой. Я надеялся, что я спал, и все. Концентрация с побега ушла на десятый план, хотя я вообще ничего из этого не ощущал, как долг и необходимость. И медленно поворачиваюсь, не осознавая, для чего, и он.       Он смотрел на меня с той же печалью и сожалением. Держал оружие, но не целился. Я почувствовал теплоту с его стороны. Он мне был нужен сейчас, я ему был нужен сейчас, мы были нужны друг другу сейчас. Мои чувства были прочитаны, но это не удовоетворяло меня. Мою сестру убили жестоким образом, и явно, её туда запихнули. Она не дура, чтоб лезть туда бесцельно.       — Торд, — произношу я и тяну к нему руку, заливаясь в слезах, захлебываясь без воздуха в них. Но вдруг, он пропал из поля видимости, и я не понял сразу, что произошло. Коридор отдаляется от меня, и вдруг я увидел, как меня взяли руки, прижали к телу, неся вдаль… Как оказалось, это был Гасторг. Выстрелы стали раздаваться где-то сзади, была погоня.       Спаслись не все. Ушли лишь несколько солдат.       Лесные просторы. Я шагал еле-еле за другими. Те общались спокойно, не радостно, не грустно. А во мне все замкнулось и сгорело. Теперь было холодно в пепле и углях. Не было родного человека теперь со мной.       Во всем виноват Торд. Торд — воплощение моих страданий и горести, само разочарование и недоразумение. Я даже думать об этом не хотел, но оно само, как змея, ползло по мне…       Лучше бы я вообще с детства с Эддом не дружил… попрощаться с Тордом еще тогда, когда он сломал песочный домик…       Flashback.       Было тихое, душное время, солнце полыхало и жгло кожу. Два мальчика с раннего утра сидели в песочнице, раскидывали сам песок, мило общались и дразнили друг друга воздушными поцелуями, будто умело показывая привязанность друг к другу. Не осознанная любовь детства Тома, — распрекраснейший Торд с маленькими-маленькими «рожками», которые забавно торчали, отделяясь от остальных прядей и с очень странной речью, когда из пятидесяти слов Том мог понять только четверо слов.       Распрекрасное время, и вдруг, Торд случайно разбил песочный кулич, от чего Том ахнул, заплакал.       Ссора. Долгая, острая, впивалась в их сердца, полностью их разрывая. Эти ругательства друг другу сделали обоим больно, но от крепкой дружбы они остались вместе. Разорвать такие прекрасные отношения было просто невозможно одним куличом, но для Тома этот момент был самый ужасный и острый в жизни, хотя до сих пор остался лишь набросок происходящего, да и Том очень редко вспоминал о этом глупом случае от ненадобности. Но именно сейчас почему-то это засело в его черепной коробке.       Я вздрогнул от холода. Вдали гул машин, но это далеко-далеко. Мы направлялись именно к трассе. Невероятно далеко, но нужно было пройти, ибо некуда больше.       А моей душе уж точно некуда. Родня умерла вся, и я не верил этому. Не верил, что самая сладкая девочка в моей жизни исчезла. Она была нужна мне. Срочно. Почему так? Почему все так бьётся, исчезает и покидает меня… в душе играли дикие, дущашие и наводящие спазм на лёгкие чувства и ощущения, которые мгновенно подожгли мое гордое сердце, и оно просто осыпалось грязью.       — Том, не все потеряно, — вдруг остановил меня Гаст и приподнял лицо за подбородок. Эти глаза стали мне резко родными и нежными… — Она бы гордилась тобой, какой ты педантичный и величественный, рассудительный и прямолинейный… …Только не покидай нас, ведь мы нуждаемся в тебе. Ты не бросишь же нас?… …Нет…       Стало тоскливее, и я отпрянул от Гасторга подальше, сжавшись. Где-то с Красной базы, вдали, раздалась сирена. Это слегка насторожило всех, в душе заиграло напряжение.       Знал бы я, что происходит, я поменял бы план ещё с самого побега.       Раздались новые выстрелы, я взвизгнул. Вдруг, почувствовал на спине покалывание, и меня потянуло в сон, где-то сзади был звук топота…       И темнота. Кромешная, пустая темнота. Сон. Вязкое чувство усталости жрало мышцы, тянуло плечи, даже чуть душило, слипало глаза. Проснуться было тяжело, но я был разбужен три раза, слышал шуршание колёс и мотор, и засыпал снова. Все было смутно и непонятно.       Проснувшись уже полностью, я увидел рядом с собой солдата. «Гасторг!» — узнал я его. Он смотрит на меня устало, со слезами. Я заволновался.       Все произошло резко. Мозги его растрепало в разные стороны, как раздался выстрел, громкий. Схватили за подмышки, меня вытащили из будки, поставили на землю. Мой страх был предельный. Я лишился еще одного солдата.       Как получилось, в меня попало снотворным, меня связали и отправили на газели, отвезли в какое-то место, поместили в странное помещение. Тюрьма, если можно сказать так, просто местечко чуть обширнее, как квартирка, с диваном и кроватью. На окнах были решётки. Провёл я здесь около двух дней, мне заносили есть либо Пол, либо Патрик. С ними, на удивление, я даже словами не пораскидывался, хотя будь я здесь в другое время, я бы просто истерики завел с расспросами. Скорее, это был просто стыд и смирение и понимание с тем, что я сам виноват, даже слишком.       Я готов был на второй побег, когда б меня выпустили, или придумать хитрость над Полом и Патриком, но в голову ничего не приходило. Зато я сильно не хотел верить в смерть своей черноглазой родной крови, а делать было нечего. Это царапало меня изнутри. Волновался по своим солдатам, а случай с Гасторгом я строго относил ко сну. Все убивало меня изнутри, заставляло впасть в тяжелую депрессию, мучало. Я бледнел и становился тощим.       Новый день. Я привстал на локтях с ложа, зевнул в ладонь и стал ждать завтрак. Часов нет, поэтому не на чем было ориентироваться во времени, но в прочем, я не жаловался. Вроде, должны зайти через два часа, но вдруг, ко мне зашёл Пол.       — Ну, здравствуй. Там на улице холодина, раздевайся и одевай это, — Пол сунул мне шелковую шубу в руки. — Но сначала выпей матку.       — Что?       — Эту баночку, — Пол сунул во вторую руку бутылек с бордовой жидкостью. Цвет был отвратительный. Но делать нечего, я послушался. Вкус был таким же, как и цвет, но был ужасно чувствовать, что что-то скользкое плыло внутри. Это мерзко и не приятно.       Пришлось и раздеться, до гола. Я не понимал, зачем этот цирк. Я безысходен.       Пол повёл меня. Не стоит долгого описания по прохождению в коридорах, но все места знакомые. Да, та самая Красная Армия, только с совсем другой стороны, а тянулась база далеко. Здесь еще есть площадь для представлений Торда, то есть для информации и главных сообщений Лидера.       И мы приближались как раз туда. Пол шёл сзади меня с автоматом, а впереди пристроился Патрик, отгоняя народ в разные стороны от меня. Явно, тут что-то будет. Шубка прикрывало все тело, но под неё залетел холодный воздух.       Вот, мне стала открыта сцена. Огромная, и там я точно видел Торда, перед ним обширный стол и огромные проектора с огромными листами для них. Там было хорошо видно Торда с боков и спереди, наверное, чтобы хорошо видеть остальным, кто самого Лидера плохо видел.       Пройдя уже к самой сцене, Пол меня пихнул к лестнице на неё. Меня стало это смущать, но я пошёл. Торд встретил меня, наверняка, увидев с того момента, как его увидел я. Он взял под локоть меня и провёл к столу, резко положил на стол, раскрыл шубу, оголяя мое тело. Я взвизгнул, поджал колени к себе. Недоумение и страх сковал меня.       — Правитель Воли. Большая организация, которая хотела напасть на нас уже тысячу раз, но их ум настолько крепок и огромен, что на великих нас с пустыми руками не нападут! — произнёс Лидер внезапно, схватив мои колени, расправил их в разные стороны. — Их правитель будет зачат мною, и наступит прекрасное перемирие. Я уничтожу его девственность своим органом! Как появится ребёнок, будет союз. Появится дитя двух лучших организаций. Да поприветствуем мою невесту, — Томас Ларссон!       Меня затошнило. Внезапно, он раскрывает ширинку и тыкает головкой в анал, но тот не раскрывается. Это давление на колечко мышц заставило почувствовать меня некомфортно, и одновременно расслабленно. Он резко всовывает свой палец, стал водить им и расширять анал. Неприятно, чувствую дрожь по ногам, меня тянуло от ярких чувств. Торд всовывает второй палец, когда я даже к первому пальцу ни привык, расширяет обоими пальцами колечко, я взвизгиваю от боли. Проектора показывают хорошо эту безобразную картину. Я чувствовал это все ужаснейшим кошмаром. Меня начало тянуть в сон от сильной эйфории. Вдруг, давление изнутри стало ужасным, в меня вошло что-то пульсирующее и твёрдое…