Тридцать разных дней

      — Эй, сестрёнка, держи!       Виринея еле успела выставить руки, схватила брошенное и чуть не полетела с шаткого ящика.       — Сдурел? — она восстановила равновесие и удивлённо уставилась на крупный лимон, который кинул ей Руж. — Это что такое?       Кузен хмыкнул.       — Подарочек тебе. Сам вырастил.       — Потрясающе! Отличный подарок для любимой сестры! — язвительность в её голосе можно было вычёрпывать ложками. — Только давай уж по правде: ты его спёр. Не так ли?       — Иди ты знаешь куда, — добродушно посоветовал ей Руж, не поддаваясь на провокацию. — Я его рек-ви-зи-ро-вал. Ветки всё равно ломились от урожая, у хозяев не убудет от одного лимончика.       — Одного?       — Ну трёх... ладно, пяти.       Либра протянул сестре холщовый мешочек, туго набитый плодами.       — И чей же сад ты ради этого разорил? Айдексе или Евы?       — Айде, — Руж опасливо оглянулся, словно вышеупомянутая могла вдруг возникнуть из ниоткуда. — Только ей не рассказывай.       — Не буду, — пообещала Виринея и похлопала по ящику. — Иди сюда, обормот.       — Ухи драть будешь? — хихикнул брат, садясь рядом с ней. Виринея запустила пальцы в его нечёсаные белые космы, собранные в хвост, сгребла их в охапку, помотала его головой из стороны в сторону, потом выпустила.       — Считай, это наказание. «Ухи» твои сегодня не пострадают. А вот волосы бы надо расчесать.       — Ну уж нет! — Руж опасливо отполз от неё подальше. — Отстань, а то знаю я тебя, сейчас ещё косичку плести начнёшь.       — Почему нет?       — Что я тебе, девочка, что ли??       Виринея хихикнула и взглянула на лимон в руке. О чём-то задумалась. Руж положил руку ей на плечо.       — Да заплатил я ей. Мешочек гилей оставил. Не вор же я, в конце концов.       Арьянен улыбнулась брату, легонько дёрнула его за ухо, будто намекая: драть не буду, но взбучку за враньё получишь.       — Будешь пирог печь? — спросил Руж, кивая на лимоны.       — А куда их ещё? Буду.       — Тот самый? Как у тёти Ланкс?       — Тот самый.       Арьянен вздохнула.       Оба помолчали, придавленные печалью. Потом Руж встряхнулся.       — Давай помогу.       — Нет. Метнись-ка ты лучше в Восточный лес, добудь мне там пучок мяты галаго. И загляни по дороге в Медовый дворик, прикупи горшочек мёда. Здесь, — она обернулась на дом, — вряд ли что-то осталось.       Либра с готовностью подскочил, отсалютовал ей ладонью и исчез за калиткой. Виринея поднялась с ящика и глянула в сторону двери.       Этот дом в старой Гридании, в котором она родилась и выросла, пустовал с тех пор, как погибла мать. Ни она сама, ни Сцелатио, её родной брат, первое время не могли заставить себя даже переступить порог — всё слишком живо напоминало о матери. Вышитые большими цветами занавески, запах корицы, которую она так любила, тёплые ладони, быстрые шаги...       Виринея задавила слёзы и заставила себя улыбнуться.       «Я дома, мам».       И шагнула через порог.       Всё здесь было так, как она помнила. Только мебель была предусмотрительно накрыта чехлами, на которых за пять лет скопился большущий слой пыли. Пыль в избытке покрывала и полки, и светильники, и пол. Виринея вздохнула и засучила рукава...       К тому времени, как Руж вернулся из Восточного леса, прошла пара часов. Виринея за это время успела не только прибрать дом, но и сбегать до рынка. Она разожгла печку, поставила чайник, замешала тесто. Либра шагнул через порог и восхитился:       — Как в детство вернулся!       — Давай сюда мёд, — велела ему сестра, улыбаясь навстречу. Забрала горшочек, сняла с горлышка промасленную бумагу, запустила внутрь ложку и подняла, глядя на то, как стекает мёд. Оставшись довольна качеством, добавила в тесто пару ложек, третью засунула в рот.       Руж пристроился у стола, включил круглый светильник — за окнами уже темнело, — от души зевнул. Пока кузина возилась с тестом, достал из сумки заточку и, предусмотрительно расстелив на полу тряпицу, принялся править лезвие своего копья.       Открылась дверь дома. Через порог, привычно наклонившись, чтобы не удариться лбом о притолоку, стремительно шагнул высокий элезен в белом балахоне с посохом наперевес и грозно поинтересовался:       — Что здесь происходит?!       — Привет, братишка, — улыбнулась Арьянен, откладывая часть начинки из перетёртого лимона в маленькую мисочку. Сцелатио опустил руку с посохом, удивлённо уставился на двоих мико`те.       — Вири? О, Руж. Я свет увидел, думал, воры. Вы что здесь делаете?       — Пирог готовим. Либра лимонов добыл.       Сцел убрал посох за спину, огляделся, отметив отсутствие чехлов и пыли. Подошёл к сестре, которая вбивала яйца и сахар в лимонную смесь, обнял её со спины, удобно устроив подбородок на макушке между ушами.       — А вообще?       — А вообще — ломаю себя, — тихо сказала она. — Сколько можно жить прошлым?       Сцелатио одобрительно и даже с каким-то облегчением хмыкнул, отпустил Виринею, прошёл к столу и крепко пожал руку Ружа.       — Мамин пирог-то?       — Ну а чей же ещё, — откликнулась Арьянен. Утрамбовала тесто в форме, уложила внутрь начинку из обеих мисочек и сунула пирог в духовку, почему-то при этом хихикнув. Обернулась на братьев.       — Ну всё, точно семейные посиделки, — констатировал Сцелатио. — Как в детстве.       — Только раньше здесь сидели родители, а теперь — мы, — подметил любящий уточнения Либра. Элезен притих.       В комнате явственно запахло выпечкой, лимонами и мятой — последнюю Виринея растолкла в ступке и заварила в чайнике. Опершись локтями о стойку, отделяющую кухоньку от обеденной зоны, она рассматривала братьев. Такие разные и такие одинаково родные, пусть один из них и кузен...       Под ничего не значащие разговоры, перемежаемые шуточками и негромким смехом, испёкся пирог. Виринея подала его на стол, поставила чашки, налила чай.       — За семью! — оптимистично провозгласил Руж, воздевая вверх чашку с прилипшим к краю листочком мяты. Сцел и Вири переглянулись, стукнулись глиняными боками своих кружек и одинаково зажмурились, отпив горячего чаю.       — Всё, не могу больше, хочу жрать, — Руж цапнул с блюда квадратный кусок пирога, хищно нацелился на край. — Сейчас проверим, какая ты хозяйка, Вирька.       — Тресну, — с угрозой сказала та. Либра показал ей язык, вцепился зубами в пирог, прожевал и вдруг вытаращил глаза.       — Тьфу! А чего такой кислый-то?!       Сцелатио поднял бровь, попробовал свой кусок.       — Ты что? Сладкий. Вкусный. Ну прям как у мамы! Виринея, ты чего?       А та сидела, уронив голову на ладонь и мелко трясясь от беззвучного смеха. Сцел нахмурился. Руж всё ещё отплёвывался от пирога, потом заметил, что она смеётся, вскочил.       — Твоя работа, Вирька?!       — Я туда... ахаха... ой, не могу... я туда специально в один краешек сахар не вмешала! Чтоб один кусочек был счастливый! Прости, Руж, это всё твоя везучесть!       Сцел захохотал. Либра плюнул, заржал тоже, с размаху сел обратно, треснув ладонью по столу.       — Вот зараза, а!       — Прости, — Виринея всё ещё смеялась. — Возьми другой кусок, — она положила ему на тарелку ещё. — А тот отдай мне.       — Не дождёшься, я своё везение теперь никому не отдам! — заявил Руж. Подумал и всё-таки попросил:       — А дай мёду, пожалуйста.