Золото в крови

Лестница была огромной: она поднималась так высоко, что, казалось, упиралась в небо, и роскошный, утопающий в солнечных лучах дворец на ее вершине походил на волшебную обитель небожителей. Молодой господин и его слуга, крепко сжимающий поводья навьюченного ослика, некоторое время смотрели вверх, замерев и затаив дыхание. — Дальше я не смогу пойти с вами, — сказал слуга, с опаской поглядев на стоящих у подножия лестницы стражей в золотых клановых накидках, с вышитыми на груди пионами. — Я зайду с черного хода и вещи ваши доставлю. Молодой господин кивнул. В горле его пересохло, и колени вдруг стали ватными. Высокомерно вскинув подбородок и сжав губы, чтобы никто не заметил его волнения, он ступил на лестницу и начал подниматься медленно и с достоинством, надеясь, что к тому времени, как дойдет до вершины, сумеет вернуть себе присутствие духа. Где-то на середине пути молодой господин споткнулся и едва удержался от падения, испуганно охнув и нелепо взмахнув руками — надо было все же смотреть под ноги! Покраснев от стыда и досады, он кинул быстрый взгляд на стражей, неподвижными изваяниями стоявших на площадках между лестничными пролетами, но те никак не отреагировали на случившееся и по-прежнему с непроницаемыми лицами смотрели куда-то перед собой. Дальше молодой господин шел аккуратнее, в ужасе думая, насколько плохой приметой было то, что он оступился в самом начале своего пути в новую жизнь, и какие выводы он должен из этого сделать. Он так решительно шагнул на него… И едва не упал из-за неосторожности… Но все-таки не упал! Пока не упал... Жара была несусветная, и, поднявшись до самого верха, юноша успел взмокнуть. Коленки дрожали все сильнее, сердце колотилось где-то в горле, безумно хотелось пить. Присутствие духа не вернулось. Проклятая лестница. Молодой господин думал, что на площадке у входа во дворец его встретит глава клана со свитой, и очень надеялся, что не будет выглядеть жалким, запыхавшимся и слишком раскрасневшимся от жары. Но никто его не ждал. У гостеприимно распахнутых дверей стояли лишь еще двое стражей. Молодой господин немного замешкался рядом с ними, соображая, нужно ли сказать что-то или можно просто идти дальше? Глупо и унизительно просить дозволения войти в свой собственный дом, словно бедный родственник. Но получить по шее будет еще глупее и унизительней. Почему никто не сказал ему, как следует вести себя? Внутренне подобравшись и ожидая если не руки на своем плече, то грозного оклика, юноша переступил порог. Никто не остановил его, и он облегченно вздохнул, решив, что это хороший знак. После яркого солнечного света, заливавшего лестницу, дворец казался погруженным в сумерки, и юноша не сразу заметил слугу, выступившего из тени и низко поклонившегося. — Прошу, следуйте за этим недостойным, молодой господин. Глава клана ждет вас. Не дожидаясь ответа, слуга отправился куда-то вглубь дворца, и так проворно, что нужно было поспешить, чтобы не потерять его из виду. Не хватало ещё заблудиться. Глаза постепенно привыкали к менее яркому свету, и юноша с любопытством смотрел по сторонам, выхватывая взглядом картины и фрески, вазы с цветами, сверкающие позолотой треножники для свечей, инкрустированные столики для курильниц, дорогие ковры и драпировки. Каждый из этих предметов наверняка стоил дороже, чем все имущество в доме его матери, а ведь семья её, по меркам их деревни, жила в хорошем достатке. Открытие это вызывало одновременно и стыд, и головокружительное ощущение чуда. Когда не знаешь, что теряешь, — будто и не теряешь ничего. Прозябая в своей деревне в нищете и убожестве, будешь довольным своей жизнью, если не видел ничего иного. Как червь, копошащийся в вонючей канаве может быть счастлив, потому только, что никогда не чувствовал солнечного тепла... Следуя за слугой, молодой господин думал о том, какой же ничтожной и жалкой была его жизнь. И какой восхитительно прекрасной станет она теперь. Пусть причиной тому и послужило страшное несчастье, поразившее Ланьлин Цзинь и его главу, ему-то ни к чему печалиться об этом. Скорее следует благодарить богов за милость. Придет время, и все это великолепие будет принадлежать ему. Дворцовые павильоны построили так, что через открытые окна они хорошо продувались ветром, и, несмотря на царящий на улице зной, во дворце было упоительно прохладно. Молодой господин быстро почувствовал себя лучше и взбодрился. Было бы хорошо, если бы ему дали возможность перевести дух, выпить воды и умыться, прежде чем встречаться с главой клана, но он не осмелился просить слугу повременить. Пусть будет, как будет… Даже если он не предстанет перед отцом воплощением совершенства, разве это так уж важно? Ведь все уже решено. Тем не менее, проходя мимо зеркала, молодой господин бросил в него встревоженный взгляд. Нет, ему не о чем беспокоиться. Пусть одежды его просты и немного запылились после дальней дороги, все же он весьма хорош собой. Строен и гибок, как ивовая веточка. И его улыбка полна очарования. У себя в деревне он считался красавчиком, что неизменно вызывало зависть и злобу у брата — сына старшей сестры его матери — низкорослого, пухлощекого заурядного мальчишки. Обычного человека. Конечно, он злился. Пусть пока еще молодой господин и назывался всего лишь Мо Сюаньюем, а то и вовсе непочтительно Сяо Мо, его определенно ждало великое будущее: в его крови текло жидкое золото, он был сыном главы величайшего из заклинательских кланов. Про золото говорила мать и, будучи маленьким, Мо Сюаньюй так и представлял себе, что кровь его должна иметь золотистый оттенок. Брат, впрочем, быстро развеял это заблуждение, расквасив ему нос, а потом потыкав лицом в грязь, перемешанную с куриным пометом, на заднем дворе их дома. “Смотри, кровь твоя с дерьмом, а не с золотом”, — прошипел он ему на ухо. Мо Сюаньюй пожаловался матери, и брат получил трепку. Потому что в то время глава клана Цзинь еще навещал их, хоть и не особо часто, привозил подарки и раздавал обещания. Говорили, что каждый его приезд был похож на праздник. Странно, но Мо Сюаньюй совершенно не помнил этого. В отличие от того, как брат тыкал его разбитым носом в грязь. Почему память так странно избирательна? Мо Сюаньюй вообще не помнил своего отца. Не помнил, но при встрече с ним должен будет сказать, что помнил и любил, и каждый день молился о его здоровье, — так велела мать. Сама-то она в самом деле до сих пор почитала его как супруга. И верила, что придёт время и он заберёт к себе если и не ее саму, так хотя бы сына. Как же иначе? Родственники посмеивались над ее надеждами, бесконечно твердя, что владыка Ланьлин Цзинь позабыл и о ней, и о сыне, раз уж почти десять лет не наведывался и не давал о себе знать. Но вот оказалось, что они были не правы. Мо Сюаньюй подумал, что когда-нибудь заставит их всех пожалеть о пренебрежении и насмешках. Они ещё будут валяться у него в ногах и просить прощения, — когда глава великого клана объявит его своим наследником. Слуга подошел к неплотно прикрытым дверям, обтянутым вышитыми на шелке картинами с неизменными пионами и карпами, и тихонечко в них поскреб, прежде чем отодвинуть створку. — Молодой господин Мо, — проговорил он, удостоверился, что юноша вошел вслед за ним, затем низко поклонился и исчез. Место, куда они пришли, было чем-то вроде рабочего кабинета. По центру находился большой стол, на котором лежали исписанные листы бумаги и свитки. Книги и свитки также в большом количестве занимали полки вдоль стен. Вокруг стола чинно расположились достопочтенные господа настолько величественного вида, что казались персонажами какой-нибудь сказки. Все они обратили на молодого господина Мо взгляды, и на лицах их появилось одинаковое выражение недовольства, словно он был каким-то досадным недоразумением, внезапно явившимся, чтобы отвлечь их от мудрых размышлений о судьбах мира. Лишь один из них выглядел приветливо. Но он явно не был достопочтенным. Одетый попроще, пожалуй, всего лишь немногим старше, чем сам молодой господин Мо, и очень красивый, он стоял у стола, с каким-то бумагами в руках. Единственный из всех он смотрел на Мо Сюаньюя с улыбкой. Случайно взглянув ему в глаза, глубокие и тёмные, словно два речных омута, способных вмиг утянуть на дно, Мо Сюаньюй почувствовал сладкое волнение. Он поспешно отвернулся, устремляя внимание на величественного господина, сидящего во главе стола и чуть выше, чем все остальные. На того, ради милости которого он сюда и пришёл... Но он успел заметить, — хотя может быть ему просто так показалось, — что улыбка красивого молодого господина стала чуть шире, а в глазах мелькнули веселые искорки. Мо Сюаньюй низко поклонился главе Цзинь и замер, устремив взгляд в пол. Тот молчал некоторое время, потом произнес: — Подойди. Юноша приблизился на негнущихся ногах. Все более им овладевало беспокойство. Ему казалось, что отец не слишком-то доволен тем, что увидел. Он ждал чего-то другого? Но чего? Что не так?! Глава Цзинь смотрел на него с грустью и сожалением, даже не пытаясь их скрыть. — Практиковался ли ты в самосовершенствовании? — спросил он. — Обучался ли чему-то? — Да, господин глава, — поспешно ответил Мо Сюаньюй, почему-то язык не повернулся назвать его отцом. — Я обучался и каллиграфии, и игре на музыкальных инструментах. Читал трактаты мудрецов об устройстве мира. У нас жил приглашенный заклинатель, который учил меня медитации и искусству владения мечом. Он говорил, что я... неплохо преуспел. Скептическое выражение лица главы Цзинь нисколько не переменилось. — Что ж, вскоре узнаем, на что ты годен, — произнес он. — Будешь учиться вместе с молодыми адептами клана. Завтра же приступай к занятиям. Учителя проверят, насколько и в чем ты преуспел, потом доложат мне. Рассчитываю на твое усердие. — Я приложу все усилия! — пылко воскликнул Мо Сюаньюй, вскидывая на отца преданный взгляд. — Сделаю все возможное, чтобы стать достойным…— он смешался, подбирая слова и закончил не совсем так как хотел, — достойным вашего одобрения… Под тяжелым взглядом Цзинь Гуаншаня ему хотелось провалиться сквозь землю. — Можешь идти. Тебе должны были... отвести какие-то комнаты, — глава Цзинь чуть нахмурился и кинул вопросительный взгляд на красивого молодого господина, будто на самом деле только сейчас ему пришло в голову, что этим следовало бы озаботиться. Тот лишь улыбнулся и поклонился. — Позвольте, я провожу молодого господина Мо в его покои, отец. Отец… Вот как. Значит это Цзинь Гуанъяо, признанный, но не вполне достойный сын главы Цзинь, герой войны, сумевший убить Вэнь Жоханя. Его брат… От этой новости Мо Сюаньюй испытал одновременно и разочарование и радость. Если они братья, значит ничего другого между ними невозможно… Но, в то же время, раз уж они братья, то наверняка смогут часто общаться и может быть даже станут друзьями. — Иди, — отозвался глава Цзинь. — Но не задерживайся надолго. У меня есть к тебе еще несколько поручений. — Слушаюсь, — по-военному коротко ответил Цзинь Гуанъяо, затем обернулся к молодому господину Мо и сделал приглашающий жест в сторону двери. Тот ещё раз поклонился главе Цзинь и с огромным облегчением покинул кабинет, надеясь, что его поспешность не выглядит бегством. Цзинь Гуанъяо вышел за ним следом. — Иди за мной, — сказал он, бесшумно задвигая дверную створку и неспешно отправляясь по коридору, — и постарайся запоминать дорогу. С непривычки в Башне Кои легко заблудиться. — Это я уже понял, — проговорил Мо Сюаньюй, догоняя его и идя рядом. — Благодарю, Ляньфан-цзунь, что вызвались проводить меня, сам я плутал бы здесь до конца своих дней. Никто меня не знает. И вряд ли стал бы помогать. — Ошибаешься, — улыбнулся Цзинь Гуанъяо. — Все во дворце осведомлены о твоём приезде. Не удивлюсь, если каждый твой шаг уже успели обсудить даже в самом дальнем его закоулке. Мо Сюаньюй посмотрел на него с изумлением и страхом. — Вы шутите? Меня же никто не видел, кроме одного слуги и стражей на лестнице… Лестница! Боги! — юноша обреченно застонал. — Я едва не свалился с гуевой лестницы! — Вот как? — флегматично отозвался Цзинь Гуанъяо. — Об этом будут судачить? — Конечно. Долго и со вкусом. Лучше сразу прими это как данность, чтобы не удивляться и не обижаться. — Ох, я понял… — Мо Сюаньюй тяжко вздохнул. — Спасибо, Ляньфан-цзунь… — Можешь обращаться ко мне на ты и по имени. Мы же с тобой братья и, я надеюсь, станем друзьями. — Я тоже на это надеюсь! — воскликнул Мо Сюаньюй. — Знаешь, когда я только увидел тебя, ты сразу мне понравился! В порыве чувств он коснулся руки Цзинь Гуанъяо, но тут же отдернул пальцы: за несдержанность его и дома всегда ругали, а уж дворцовый этикет определенно должен быть строже. — Прости, — прошептал он, краснея. Цзинь Гуанъяо коротко взглянул на него и закусил губу, будто сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Со мной можешь вести себя запросто, — заговорщицки прошептал он в ответ. — Но с другими — остерегись. Сам не замечая того, молодой господин Мо шел с ним рядом и улыбался. Неприятный осадок после разговора с отцом почти рассеялся, ему снова начало казаться, что жизнь в Ланьлин Цзинь будет легка и приятна. Голова немного кружилась, в подвздошье скребло когтистой лапкой предвкушение чего-то неясного, но определённо увлекательного. От прикосновения к чужой руке горели кончики пальцев. Они прошли в жилую половину дворца, и Цзинь Гуанъяо отворил одну из дверей, пропуская его вперед. Перед восторженным взглядом молодого господина Мо предстала светлая комната с окнами в сад, обставленная так роскошно, будто принадлежала самому главе клана. Повсюду дорогие ткани и украшения. На изящном столике ваза с фруктами и сладостями. Курильница, наполнявшая комнату ароматом цветов. Полки с книгами — наверное все то, что понадобится для учебы. Еще один столик со стопкой листов чистой бумаги, подставкой для кисточек и туши. Подставка для меча, пока пустующая. В смежной комнате — спальня, с широкой кроватью, удобной и мягкой даже на вид. Еще чуть дальше — комната для омовений, где вместо привычной деревянной бочки, в которой приходится сгибаться в три погибели, чтобы как следует окунуться, — большая каменная ванна. Умеренность и воздержание в Ланьлин Цзинь были явно не в почете. Как же хорошо! Мо Сюаньюй легким ветерком промчался по своим покоям, вернулся к Цзинь Гуанъяо, наблюдавшему за ним с едва заметной улыбкой, и замер, глядя на него сияющими глазами. — Это ведь ты позаботился, чтобы устроить здесь все? — Тебе нравится? — вместо ответа спросил Цзинь Гуанъяо. — Еще как! Удивительно, как же ты смог все предусмотреть?! — Не все. Я никогда не видел тебя раньше, поэтому приказал приготовить лишь небольшой запас одежды. Только самое необходимое на первое время. Но мы это быстро исправим: сегодня же придут портные и снимут с тебя мерки. Цзинь Гуанъяо прошел по комнатам, оценивая, в самом ли деле все сделано именно так, как он приказывал. Взгляд его остановился на сложенных в углу сумках и котомках, честно доставленных слугой из деревни Мо. Выглядели они в этих великолепных покоях чужеродно и откровенно жалко, словно пожитки нищего бродяги. — Это вещи, что я привез с собой, — смущенно проговорил молодой господин Мо. — Среди них есть что-то ценное для тебя? Ценное… Помимо обычной повседневной одежды в сумки были сложены покрывало, клановая накидка и пояс, которые мать любовно вышивала несколько лет в надежде когда-нибудь поднести их главе Цзинь. Перед отъездом она несколько раз просила сына не забыть передать эти предметы Цзинь Гуаншаню и заставила выучить целую речь, должную сие действо сопровождать. Мо Сюаньюй обещал, но сейчас он даже вообразить не мог, что пойдет с этим к отцу. Тот и смотреть не станет на подобный хлам. Только позору не оберешься. Да и те рубашка и пояс, что мать вышивала для него самого, явно казались красивыми только среди убожества их деревни, — здесь Мо Сюаньюй не осмелится их надеть. — Ничего такого нет, — сказал он. — Что ж, тогда просто выброси все. И то, что на тебе сейчас — выброси тоже, после того как слуга поможет тебе вымыться и выдаст чистое. Мо Сюаньюй согласно кивнул. — Отдыхай с дороги, я пришлю к тебе слуг, — продолжал Цзинь Гуанъяо. — Можешь распоряжаться ими по своему усмотрению и не смущайся быть требовательным. Угождать тебе — их обязанность. Сейчас мне нужно идти. Но если вдруг что-то понадобится, сообщи. Мо Сюаньюй смотрел на него напряженно, и Цзинь Гуанъяо вопросительно поднял бровь, ожидая объяснений. — Завтра мне предстоит начать учебу? — Все верно. — И совершенствоваться как заклинателю? Я получу меч? — Возможно, не сразу. Это будет решать твой учитель. И отец. Выражение лица Мо Сюаньюя сделалось несчастным. — Мне страшно, — признался он. — Опасаюсь, что мои духовные силы не так уж велики. На самом деле меня не особенно чему-то учили. А отец… Он только увидел меня, и уже разочарован. Казалось бы, я не успел еще сделать для этого вообще ничего... Скажи мне, Гуанъяо: разве со мной что-то не так? Или я вел себя неподобающе? — С тобой все хорошо, — усмехнулся Цзинь Гуанъяо и посмотрел на него как-то странно: одновременно иронично и с сочувствием. — Вся беда лишь в том, что ты не Цзысюань. Мо Сюаньюй лишь открыл рот, но не знал, что ответить на это. — О... Ну тут-то я ничего не могу поделать, — пробормотал он. — Наверное… Ты ведь знал его? Цзысюаня? Каким он был? — Он был безусловно выдающимся молодым заклинателем и стал бы прекрасным главой клана. Цзинь Гуанъяо произнес это так отстраненно, что Мо Сюаньюй решил, что не стоило его спрашивать. Может быть, он снова нарушил какое-нибудь правило этикета? Но ведь Цзинь Гуанъяо говорил, что с ним можно запросто… — Я тоже его сын, — резонно заметил Мо Сюаньюй, — так же как и Цзысюань! Даже имена наши звучат похоже. Цзинь Цзысюаньюй… — проговорил он медленно, словно пробуя будущее имя на вкус. Цзинь Гуанъяо смотрел на него задумчиво, он больше не улыбался. И в этот миг Мо Сюаньюй вдруг подумал, что тот гораздо старше, чем ему показалось поначалу. — А-Юй, никогда даже не думай сравниться с ним в глазах отца. Соперничать с мертвецами — неблагодарное занятие. Смерть уравнивает их с небожителями, даже если при жизни они были бесконечно далеки от вознесения. Ты всегда будешь хуже. Смирись с этим, чтобы не мучиться понапрасну. Когда он ушел, Мо Сюаньюй некоторое время бродил по комнате, пытаясь уложить в голове все, что узнал. И понял, что ничего не выйдет. Нужно просто привыкать к своей новой жизни. Постепенно все как-нибудь наладится само собой. В то, что отец никогда не полюбит его, не хотелось верить. Непонятно, зачем Цзинь Гуанъяо это сказал… Из-за того, что отец не любит его самого? Но Мо Сюаньюй-то — совсем другое дело. Хотя, как можно не любить Цзинь Гуанъяо, тоже было не понятно. А-Юй… О боги… Он назвал его А-Юй! Так уж сложилось, что Мо Сюаньюй все время влюблялся в кого-то неподходящего. Мало того что это были мужчины. Так к тому же ему не особенно нравились юнцы его возраста — хотелось кого-то постарше. А все они либо были счастливо женаты, либо не питали склонности к развлечениям обрезанных рукавов, либо просто не имели никакого желаниях связываться с молодым господином Мо. Обрести взаимности ему ещё ни разу не удалось. Цзинь Гуанъяо был не просто счастливо женат и очевидно не принадлежал к обрезанным рукавам, но к тому же являлся его братом. “Нет, — сам себе сказал Мо Сюаньюй, — ты не настолько глуп, чтобы влюбиться в своего брата”. Впрочем, в глубине души он уже понимал, что именно это с ним и произошло. И не сказать, чтобы он был напуган или расстроен. Да и с чего: он же не станет признаваться в этом. А фантазировать себе можно все, что угодно. — А-Яо… — прошептал он и рассмеялся, закрывая пылающее лицо ладонями.