Золото в крови

Талисманы судорожно трепетали, будто бы на ветру, хотя никакого движения воздуха не ощущалось. Их было какое-то невероятное количество. Талисманы приколотили к деревьям. Они лежали на земле. Их развесили на растянутых нитях. На первый взгляд — беспорядочно. Но если присмотреться, можно было заметить хорошо продуманную систему в переплетениях и перекрестьях. Было очень тихо и невыносимо душно, несмотря на глубокую ночь. Мо Сюаньюй чувствовал, как струйки пота стекают по его обнаженной спине. Впрочем, возможно, это от страха. Сейчас он должен был умереть. И знал, что никак не спастись, хотя и пытался панически что-то придумать. Умолять — бессмысленно. Помощи ждать неоткуда. Ничего такого, что могло бы убедить убийц в его ценности, в голову не приходило. Не имеется в нем никакой ценности, стоит уж признать... Мо Сюаньюй посмотрел на стоящего чуть в отдалении отца. Губы его задрожали и горло сжало спазмом. “Пожалуйста, пожалуйста, смилуйтесь!” — молил его взгляд. Но Цзинь Гуаншань только нетерпеливо поморщился. — Долго еще ждать? — Сейчас все будет сделано, — услышал Мо Сюаньюй почтительный голос у себя за спиной. Цзинь Гуанъяо стоял позади него, очень близко. Он провел кончиками пальцев между его напряженных лопаток, потом положил руку на его плечо и прижал к себе, будто стараясь усмирить колотящую Мо Сюаньюя дрожь. — Не бойся, — прошептал он ему на ухо, — все кончится быстро. Если, конечно, ты будешь вести себя хорошо. — А-Яо… Помоги мне... — Тише... Ты же не думал всерьез, что такого, как ты, можно избрать наследником великого клана. Ритуал почти закончен, Цзысюань вернётся, а ты займешь его место перед судьями. Сын за сына. Хозяев Диюя устроит такая сделка. Все более сгущающаяся темная сила заставила талисманы кружиться, некоторые из них сорвались и понеслись в воздухе, как осенние листья. Из темноты леса неспешно выходили служители ада. Огромного роста, в богато вышитых одеждах. Их лица были синего цвета, меж алых губ виднелись загнутые клыки, а в глазах бушевало пламя. Цзинь Гуанъяо отступил на шаг, слегка толкая Мо Сюаньюя им навстречу. Тут бы ему бежать, но ноги будто онемели. Тяжесть смертной тоски сдавила грудь. Никогда еще Мо Сюаньюй не испытывал такой непереносимой глухой безнадежности. Один из служителей ада протянул когтистую руку и сжал ее у юноши на горле. Словно пушинку он оторвал его от земли. Мо Сюаньюй болтался в воздухе, хрипя и задыхаясь, тщетно пытаясь разжать твердые, как камень, пальцы, выдавливающие из него жизнь. Он успел услышать сухой негромкий хруст, будто где-то рядом обломилась ветка, и тьма сомкнулась вокруг него. — Хотел бы я знать, что происходит в его голове, — услышал он как будто очень издалека. Голос показался знакомым, но кому он принадлежал, Мо Сюаньюй не мог вспомнить. — Что-то не очень хорошее. Иначе чего он хрипит? И взмок весь. Второй голос был незнаком. Сердце бешено забилось в груди, Мо Сюаньюй в ужасе открыл глаза, но вокруг царил кромешный мрак. Сквозь темноту смутно виднелось пятно света, и он сосредоточился на нем. Постепенно зрение прояснилось. Мо Сюаньюй обнаружил себя посреди огромного зала. Он узнал Цветочный павильон в Башне Кои. Только вот что-то было не так... Все вокруг утопало в сумраке. В окна вливался безжизненный серый свет. Все цветы увяли. Обычно их здесь было невероятное множество, самых разных, за их свежестью тщательно следили, они сладко благоухали, и бабочки порхали вокруг. Теперь же все было мертво. Хрупкие тельца насекомых усеивали пол, пахло пылью и тленом. Оглядевшись, Мо Сюаньюй увидел неподвижно стоящих повсюду лютых мертвецов, одетых в лохмотья некогда красивых, шитых золотом одежд, с белыми пионами на груди. Среди них были отец и Цзинь Гуанъяо, и еще какие-то люди, которых Мо Сюаньюй не видел никогда, но все равно узнавал. Одним был его брат Цзинь Цзысюань с огромной дырой в груди, из которой свисали кровавые лохмотья. Другим — брат Цзинь Цзысюнь с неестественно свернутой набок головой. Здесь были учителя, адепты и слуги... Неужели так выглядит Диюй? Выходит, неправду описывают в книгах? Но почему здесь и мертвые, и те, кто должны быть живыми, однако же и они мертвы тоже? Башня Кои превратилась в обитель мертвецов? Мо Сюаньюй силился что-то сказать, но не мог, во рту его пересохло. Язык распух так, что заполнял весь рот и шевельнуть им было невозможно. — Это не совсем то, что мне нужно, — произнес знакомый голос. Мо Сюаньюй обернулся и увидел величественного господина с роскошными черными усами, одетого в синюю мантию, расшитую цветами и драконами, и в высокую шапку, мелко исписанную иероглифами. — Какая тебе разница? — ответили ему. Рядом с Мо Сюаньюем из ниоткуда вдруг возник служитель ада, очень похожий на того, кто сломал ему шею. Может быть, тот же самый. — Разница есть, — величественный господин некоторое время помолчал, задумчиво глядя на Мо Сюаньюя, потом продолжил насмешливо: — Бедный А-Юй, я и не думал, что в твоей голове столько страхов. Мне казалось, там только беспечность и жажда развлечений. Но не переживай, мы направим твое воображение в другое русло. На горящее лицо и пересохшие губы полилась вода, и это было невозможно приятно. Мо Сюаньюй застонал от наслаждения, открывая рот и жадно глотая живительную влагу. — Молодой господин Мо, — услышал он взволнованный голос, — прошу вас, откройте глаза. Мо Сюаньюй послушался. Он лежал на диванчике в Цветочном павильоне, над ним склонился почтенный старец с кувшинчиком воды. А вокруг стояли люди. Адепты, слуги… Все выглядели живыми. Приподнявшись на локте, Мо Сюаньюй пробежал по ним мятущимся взглядом, и все невольно сделали шаг назад. Даже почтенный старец немного отступил. — Вы не мертвы? — поспешно спросил Мо Сюаньюй. — А отец? И мой брат?.. Мои братья? Все мои братья... Они мертвы или нет? Он растерянно посмотрел на почтенного старца. Тот вздохнул и сел с ним рядом. Взял за руку и приготовился слушать пульс. — Некоторые, к прискорбию, мертвы, но кое-кто еще жив, милостью богов, — пробормотал он. — Постарайтесь успокоиться. Это не Диюй. Вы живы. И все люди, что находятся здесь сейчас, живы тоже. — И вы не судья из Диюя? — Еще не дослужился. Пока исполняю в Ланьлин Цзинь обязанности лекаря. Почтенный старец поднял взгляд на внимающих им с любопытством адептов. — Идите займитесь своими делами. Молодому господину Мо нужен воздух. Мо Сюаньюй чувствовал себя очень странно. Ему казалось, что вот-вот мир перед его глазами снова переменится, и он окажется где-нибудь ещё. Бывший только что царством смерти павильон сейчас выглядел слишком живым. Подозрительно ярко светило в окна солнце. Одуряюще пахли цветы. И звуки были слишком громкими, пугающе резкими. Лекарь поглядывал на него с опасением. — Часто это случается с вами? — спросил он. — Что? — удивленно спросил Мо Сюаньюй. — Видения. Мо Сюаньюй посмотрел на него с непониманием. Лекарь пояснил. — Вы ворвались в павильон с воплями, что вас преследуют служители ада. Кидались на слуг. Пытались отобрать у кого-то из адептов меч. Непонятно для чего: то ли отбиваться от стражей Диюя, то ли убить всех в Башне Кои, потому что вы сочли их лютыми мертвецами. Вас скрутили и уложили на этот диван. Когда я пришел, вы пребывали в забытьи и бормотали что-то о том, что карпы в Пруду Упоительной Свежести сдохли, потому что их отравил некто Мо Цзиюань. Что все это может значить? Мо Сюаньюй молчал, глядя на лекаря застывшим взглядом. Он ничего не помнил про карпов и не представлял, как может быть причастен к этому его братец из деревни Мо. Что-то в этом было неправильное… И тут Мо Сюаньюю показалось, что в глазах лекаря мелькнул отблеск пламени. Не судья из Диюя? Ну да, как же! Судья о чем-то вопрошал его. И явно карпы не просто карпы — это какая-то загадка. Нужно было ответить правильно. Но как — правильно? Мо Сюаньюя обожгло страхом. — А карпы в самом деле сдохли? — с отчаянием пробормотал он. Лекарь отпустил его руку и теперь пристально смотрел в глаза. — Насколько мне известно, живы и благоденствуют. Мо Сюаньюй подумал, что сказал какую-то чушь и выглядит совершенным болваном. Лекарь, видимо, заметил его смущение и растерянность. Он поднялся, подозвал слугу и что-то сказал ему. Потом он велел Мо Сюаньюю выпить еще воды и снова лечь на диван. Юноша послушно лег. Ему ужасно хотелось проснуться. Еще раз. Где-нибудь, только не здесь. Лучше всего — в своей постели. И чтобы выяснилось, что ему все приснилось. Вообще все… Может быть, так и есть? Может быть, он вовсе не в Башне Кои и никогда сюда не приезжал?.. Он услышал тихий шорох шагов. В павильон поспешно вошел Цзинь Гуанъяо. Подошел к ним ближе и поклонился лекарю. — Достопочтенный Цзинь Цзиндао… Мо Сюаньюй подскочил на месте. — А-Яо! — воскликнул он и тут же осекся. Он никогда еще не называл его так. Или называл? Кажется, называл, но когда и где?.. Впрочем, в любом случае, такое обращение младшего к старшему, да к тому же прилюдно, совершенно неприлично! Что же он творит?! Что вообще с ним происходит?! Цзинь Гуанъяо не обратил внимания на нарушение этикета. Он смотрел на Мо Сюаньюя с тревогой и сочувствием. — А-Юй, как ты бледен… — он перевел взгляд на лекаря. — Что с ним? — Мне не нравится его пульс, — ответил тот. — Сердце бьется слишком быстро, потоки ци неравномерны. Глаза лихорадочно блестят и зрачок слишком расширен. Жизненные силы определенно утратили равновесие. — Что это может значить? — с беспокойством спросил Цзинь Гуанъяо. — Смятение духа, — глубокомысленно произнес лекарь. Лицо Цзинь Гуанъяо вытянулось, будто он услышал что-то ужасное, и у Мо Сюаньюя противно засосало под ложечкой. — В Ланьлине слишком жарко, — проговорил Цзинь Гуанъяо неуверенно. — А-Юй не привык к такому. К тому же раньше у него была свободная и легкая жизнь. А теперь — много занятий. Учеба и тренировки. Он устал... Цзинь Гуанъяо нахмурился и закусил губу. — Хотя в последнее время с ним действительно происходит что-то непонятное. Он не может сосредоточиться на уроках. Однажды встал и вышел из класса, не спросив разрешения у учителя… Еще был случай: бродил ночью по саду, кто-то из стражей едва не проткнул его мечом, приняв за злоумышленника. — Раньше он вел себя странно? Цзинь Гуанъяо покачал головой. — Мой брат слишком недавно в Башне Кои. Я ничего не знаю о том, что было с ним раньше... Но непременно выясню это у его родных в деревне Мо. Мо Сюаньюй хотел возмутиться: ничего странного раньше с ним не происходило! Но потом подумал, а откуда ему знать, если он ничего не помнит?! Он жалобно посмотрел на Цзинь Гуанъяо. — Пойдём со мной, — сказал ему тот, — я провожу тебя в твои покои. Ты выспишься и все будет хорошо. Он ободряюще ему улыбнулся, и Мо Сюаньюй улыбнулся ему в ответ. На душе стало немного легче. В это твердое "все будет хорошо" очень хотелось верить. Лекарь сообщил, что подберет подходящие травы, которые должны способствовать покою и усмирению духа. И посоветовал почаще заниматься медитацией. Цзинь Гуанъяо низко ему поклонился со словами, что очень благодарен за заботу о его младшем брате, уверил, что присмотрит за ним и попросил пока не говорить ничего о произошедшем главе Цзинь. Лекарь обещал. Когда они отправились в его покои, Мо Сюаньюй схватил Цзинь Гуанъяо за руку и крепко сжал ее. — Спасибо, спасибо тебе, — прошептал он. — Было бы ужасно, если бы отец узнал. Что он подумал бы? Что я какой-то сумасшедший! — Он узнает, — сказал Цзинь Гуанъяо. — Я уже говорил тебе раньше — в Башне Кои сплетни разносятся в одно мгновение. То, что ты вытворял, видел не только лекарь. Но досужими россказнями прислуги можно пренебречь, тогда как к докладу лекаря придется отнестись серьезно. — Что же мне делать? — горестно воскликнул Мо Сюаньюй. — Постараться, чтобы ничего подобного больше не происходило. — Я бы очень этого хотел! Но как?! — Будешь выполнять предписания лекаря. И я постараюсь присматривать за тобой. — Спасибо, А-Яо. Ой... Я же могу тебя так называть?.. Цзинь Гуанъяо немного помолчал. — Называй, как хочешь. Скажи: что ты помнишь? Мо Сюаньюй задумался. Воспоминания, бывшие ещё недавно такими живыми и яркими, теперь потускнели и как-то размазались. Юноша попытался сосредоточиться, но это не помогло. — Кажется, я видел служителей Диюя, явившихся, чтобы забрать меня. Цзинь Гуанъяо слушал внимательно и будто раздумывал о чем-то. — За что? — Я не знаю. — Чего ты боишься? — Я не знаю! Я правда не знаю! В моей голове иногда все заволакивает туман. Мне рассказывают, будто я делал что-то. А я совершенно этого не помню! — Ладно, — Цзинь Гуанъяо вздохнул. — Я надеюсь, достопочтенный Цзиндао поможет тебе. Он хороший лекарь. — Что такое смятение духа? — Помрачение разума. Может быть — временное. Может быть — навсегда. Мо Сюаньюй потрясенно молчал. Он пытался прислушаться к себе. И вроде бы, все было нормально. Он легко и свободно дышал. Мир вокруг казался вполне обыкновенным. Даже странно, что совсем недавно он видел его как-то иначе. Когда они пришли в его покои, Цзинь Гуанъяо дождался, пока Мо Сюаньюй ляжет в постель и открыл все окна, чтобы в комнате было хотя бы какое-то движение воздуха. — Постарайся уснуть, — сказал он. — Вечером я навещу тебя. Мо Сюаньюй в волнении приподнялся на подушке. — Ты не останешься? А если я… — В соседней комнате будет находиться слуга, он сообщит мне, если ты начнешь вести себя неподобающе. Ничего не бойся. Тебе важно сохранять спокойствие духа. Цзинь Гуанъяо сам был далек от спокойствия духа. Остаток дня он не мог сосредоточиться на делах, жадно прислушиваясь ко всему, что говорят во дворце, хотя и пытался изображать обычную умиротворенность. Он все делал так, как велел ему Вэнь Хан, добавляя снадобье в чай Мо Сюаньюя понемножку и внимательно за ним наблюдая. Поначалу все шло прекрасно. Мо Сюаньюй оставался таким же, как и всегда, и изменения были крайне незначительны: он сделался еще чуть более рассеянным и бестолковым, чем раздражал учителей, но другим они его и не видели, так что удивления это не вызывало. Во дворце над Мо Сюаньем посмеивались, говорили, что он дурачок и ни на что не годен. Что из этого достигало ушей главы Цзинь и о чем тот думал, Цзинь Гуанъяо не знал. Отец с ним Мо Сюаньюя не обсуждал. Потом Цзинь Гуанъяо немного увеличил количество снадобья в чае. И тут у Мо Сюаньюя начались кошмары. Нужно было как можно быстрее что-то изменить. — Воображению нужна пища, все равно как дрова для костра, — сказал Вэнь Хан. — Мое снадобье тем удивительно и интересно, что может вытянуть из человека что-то совершенно неожиданное из самой глубины. И на каждого оно действует по-разному. Можно просто наблюдать за этим. А можно пытаться что-то менять по своему желанию. Вэнь Хан печалился, что не может сам следить за опытом. Цзинь Гуанъяо замечал, что тот все больше скучает по жизни в Цишань Вэнь. Неприятные ее стороны постепенно забывались, а вот возможности легко и свободно творить, что вздумается, ему не хватало. Сам Цзинь Гуанъяо вспоминал Цишань Вэнь не иначе как с содроганием. Но ему и в Ланьлин Цзинь было совсем не скучно. — Воображению нужна пища, — повторил он слова лекаря Сюэ Яну, когда вечером они ужинали вместе в его тайной комнате за зеркалом. Здесь можно было говорить о чем угодно свободно, не опасаясь чужих ушей. — Я все еще не понимаю, что тебя не устраивает, — отозвался Сюэ Ян. — Мне и так все нравится. Служители ада и лютые мертвецы — это же жуть как весело! Когда я слышал, что болтают во дворце, еле сдерживался, чтобы не выть от хохота. Жаль, что я не видел сам, как наш мальчик носился по Башне Кои, натыкаясь повсюду на чудовищ. Цзинь Гуанъяо поморщился. — Мой замысел был немного другим. — Ну так измени его! Пусть Сяо Мо вытворяет то, что приходит ему в голову, а мы будем наблюдать и развлекаться. — Мне не нравится, когда что-то происходит неуправляемо. И потом, я не хочу, чтобы Сюаньюю сочувствовали и пытались помочь. Если лекари всерьёз займутся им, у меня уже может не быть доступа к тому, что он ест и пьёт. И к нему самому. Сейчас он доверяет мне, я могу делать с ним все, что угодно. Но если у кого-нибудь возникнет хотя бы мимолетная мысль о яде, угадай, кто окажется под подозрением первым. Такого нельзя допустить. Нужно, чтобы Сюаньюй вызывал у всех неприязнь и презрение. Прежде всего — у отца. Чтобы глава Цзинь не желал ни видеть его, ни слышать о нем, чтобы побыстрее выгнал вон, а не попытался разобраться, что происходит. Всё, что мы делаем, не для твоего развлечения, Чэнмэй, если вдруг ты забыл. Сюэ Ян налил в чашку вина и выпил залпом. — Зубы сводит от твоего занудства. Развлечения и пользу можно было бы совместить. Ладно, чего ты хочешь? — Направить его фантазии в чувственную сторону. Он должен не за лютыми мертвецами гоняться, а за молодыми адептами Цзинь. Вести себя отвратительно и безнравственно. — Тогда, напоив его следующей порцией снадобья, ты должен что-то ему показать. Цзинь Гуанъяо кивнул. — Как в цветочном доме, когда перед каким-нибудь древним старцем, который хочет услад, но уже ничего не может, юные девушки ласкают друг друга в надежде, что это зрелище поднимет его естество. — Звучит неплохо, — обрадовался Сюэ Ян. — Я бы тоже посмотрел на юных девушек. — В нашем случае никаких девушек не будет. Воспользуемся тем, что Сюаньюй влюблен в меня, и сделаем так: ты наденешь его одежду, чтобы он мог представить, будто ты это он сам. И мы изобразим что-нибудь… Цзинь Гуанъяо не успел договорить, Сюэ Ян расхохотался так, что вино пошло у него носом, и он ещё некоторое время сквозь смех пытался отплеваться. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул?! Так бы и сказал! Цзинь Гуанъяо закатил глаза. — У тебя откуда такие фантазии? Ты снадобье Вэнь Хана в вино не добавлял? — А что, так оно действует лучше, чем с чаем? — заинтересовался Сюэ Ян. — Значительно. Только не вздумай пробовать — это опасно. Изобразим — это значит изобразим. Нам вовсе необязательно делать что-то по-настоящему. Обнять меня руки у тебя не отсохнут. Сюэ Ян с сомнением посмотрел на свои руки. — Я не хочу тебя обнимать. — Я тоже не хочу. У тебя есть другие предложения? — Я не обрезанный рукав. Пусть с тобой обнимается Су Шэ, он всегда так счастлив, когда ты находишь для него дело. — Он тоже не обрезанный рукав. — Он-то?! Ха! Ты что не видел, как он на тебя смотрит? Он ради тебя не только рукава обрежет. Он сразу предложит тебе жениться! Цзинь Гуанъяо фыркнул. — Чего-то подобного я и боюсь. Миньшань слишком серьезный. Его нельзя о таком просить. Сюэ Ян сделал вид, будто его тошнит. — Еще более мерзкий зануда, чем ты. — Ты сам не лучше. Я предлагаю тебе поиграть, а ты начинаешь ныть, что правила тебе не нравятся. Сюэ Ян кинул в Цзинь Гуанъяо рисовым шариком, и тот едва успел перехватить его, чтобы спасти одежду. — Потому что они мне не нравятся! — воскликнул Сюэ Ян и облизал испачканные соусом пальцы. — С мертвецами веселей. И все равно, как ты хочешь — не получится. Я не похож на твоего братца. Даже со спины. Он же еще мальчишка. Я значительно его выше и не такой тощий. На меня вообще не налезет его одежда. Цзинь Гуанъяо лишь небрежно махнул рукой. — Не страшно. Сошьем похожую. И знаешь что: я бы хотел теперь попробовать курильницу. Может быть, воздействие будет помягче. Устроим все здесь, чтобы никто посторонний не надышался. И чтобы, если что-то пойдет неправильно, Сюаньюй не смог свободно бегать по дворцу. Отсюда он просто так не выйдет. Цзинь Гуанъяо коварно улыбнулся и запустил рисовым шариком обратно в Сюэ Яна, собираясь воспользоваться тем, что тот отвлекся, чтобы налить себе вина. Сюэ Ян поймал шарик в чашку, постаравшись, чтобы брызги разлетелись во все стороны, испачкав и его самого, и стол, и сидящего напротив Цзинь Гуанъяо. — Посмотри, что ты устроил… — сказал он, укоризненно покачав головой. — А потом будешь говорить, что я грязнуля. Цзинь Гуанъяо попытался стряхнуть жирные капли с рукава, но тщетно. — Не обвиняй меня. Ты это сделал нарочно. — Ты кинул шарик. — Ты кинул первым. — Мне стало скучно. — Теперь тебе веселее? Тогда слушай дальше. — Цзинь Гуанъяо снял клановую накидку и отложил ее в сторону, — сидеть в грязной одежде было неприятно, — потом тоже налил себе вина. — Лекарь советовал Сюаньюю медитации. Я приведу его сюда. Скажу, что в курильнице снадобье, предписанное достопочтенным Цзинь Цзиндао. Как только разум его затуманится, мы уберем курильницу, чтобы самим не отравиться. Я сяду на стол, тогда не будет разницы, кто кого выше. А Сюаньюя устроим так, что он будет видеть тебя со спины и мое лицо, обращенное к тебе… то есть как будто к нему, с нежностью и страстью. — Ты будешь смотреть на меня с нежностью и страстью? — Сюэ Ян в восторге вытаращил глаза. — Я хочу это видеть! — Попытаюсь вообразить на твоем месте кого-нибудь другого, — поморщился Цзинь Гуанъяо, — потому что на тебя нельзя смотреть иначе, кроме как с отвращением. И имей в виду: я убью тебя, если ты будешь смеяться и все испортишь! Сюэ Ян взвыл и упал головой на стол. — Зачем ты это сказал?! Теперь я точно не удержусь! Цзинь Гуанъяо закусил губу. Он подумал, что и ему будет сложно удержаться. Нужно попытаться как-то настроиться на серьезный лад, но с Сюэ Яном это представлялось делом крайне непростым. — И что же? Когда начнём? — спросил Сюэ Ян с нетерпением, уже забыв, что план ему не нравился. — Пока не знаю, — вздохнул Цзинь Гуанъяо. — Сейчас не до этого. Через два дня собирается Совет. Будут заключаться новые торговые соглашения. И опять начнутся попытки делить вэньское наследство. Кое-кто все еще считает, что Ланьлин Цзинь получил слишком много и необходимо это исправить. Цзинь Гуанъяо выпил вино и налил еще. — Снова становится скучно, — заметил Сюэ Ян. — Знаешь, что забавно? — продолжил Цзинь Гуанъяо, словно не слышал его. — Отец обсуждает все это со мной. И оборону, и нападение, и общую стратегию, как нам следует себя вести. Рассказывает мне подробности подковерных игр. Он считает: я должен разбираться и вникать, кто кому друг и враг. Кто прилюдно ненавидит друг друга, а на самом деле совместно строит козни. А кто — наоборот. Говорит: тебе это будет полезно. — Ты разве не этого хотел? — пожал плечами Сюэ Ян. — Дело в другом. Отец относится ко мне с откровенной неприязнью, но при этом ведет себя так, будто я его наследник, соратник и правая рука. Он мне сказал: против нас готовится война, не на поле боя, но это не значит, что она будет менее тяжелой и кровопролитной. Цзинь Гуанъяо помолчал, задумчиво глядя на Сюэ Яна. — Что если я обеспечу ему победу, я ведь смогу, — я все могу. Что если я сделаю Ланьлин Цзинь величайшим из кланов и преподнесу отцу этот его вожделенный титул Верховного... — Ну и что? — равнодушно спросил Сюэ Ян. — Может быть, тогда он поймет, что я его благословение, а не проклятье? И примет… по-настоящему примет меня как сына? Сюэ Ян сплюнул с досады. — Ненавижу твоего папашу и тебя с твоими вечными попытками ему угодить, — процедил он сквозь зубы. — В жизни не видел ничего гаже.