Беспросветное солнце Бажен

Драть вас, Филипп Самуилович, как сидорову козу! Вас, весь ваш плановый отдел и новый, сука, разрез годового отчёта, который срочно нужен именно сегодня! И более подходящего времени чтобы сообщить об этом, чем за час до окончания рабочего дня, конечно же нет! Пиздец. Домой я сегодня вовремя не попаду. Если вообще попаду. Буду впахивать тут, обнимаясь с калькулятором, сметами и виснущим компом. А хочется обниматься с Женькой, уютно валяясь на диване. Интересно, дождëтся он меня сегодня или нет? Или всё ещё обижается? Из-за вчерашнего срыва я загрузился на весь день. Да, я сволочь, негодяй и нет мне прощения — захотел мальчишку до звëздочек в глазах, повелся на невольную провокацию и настоял на своём. И, возможно, Женьке мои действия даже показались противными и неприятными. На самом деле, так оно и было — надо это признать. И надо извиниться. Но ведь я видел, я точно видел, что он хотел меня! И то, как Женька сам развёл ягодицы в стороны, открываясь… Чëрт! Макс, у тебя за первую декаду июля двойной коэффициент в доходных договорах вылез почему-то, а ты всё о своём! Сосредоточься, пока стояк от собственных мыслей не стал проблемой, которую придется решать в туалете! Из офиса я выполз почти в одиннадцать. Перед глазами мельтешили многозначные суммы, а в ушах всё ещё барабанной дробью звучали кнопки калькулятора и клавиатуры. Женьки на месте не оказалось, наверняка уже уехал домой. Зашибись. Надеюсь, вы там сейчас икаете, Филипп Самуилович? Вместе с отчётом. Я поспешил домой, лелея слабую надежду увидеть мальчишку возле своей двери, но нет. Звонить в общагу посередине ночи показалось, мягко говоря, неловко и, доев остатки котлет с картошкой, я завалился спать. *** На следующий день Женьки на месте снова не было. Я нахмурился. Он же только вышел после болезни бабушки. Неужели ей снова стало хуже? Или что-то ещё? Или Женька, наконец, решил сменить работу, и не посчитал нужным сказать об этом мне? Для поездки в гости поздновато, да и меня никто не приглашал, а вот позвонить можно. Но в трубке раздавались только длинные гудки, прерываемые треском. Хм-м… Что ж, подождём. Других вариантов нет, если я не хочу навязываться. А я не хочу. Прислушиваясь, не зазвонит ли дверной звонок и не завибрирует ли мобильник, я наскоро отварил пельменей и сходил в душ. Сейчас можно поваляться перед телевизором или залипнуть в ноуте, а потом спать. Я в сотый раз смахнул блокировку с телефона. По-прежнему пусто, не считая рекомендаций на подписки в соцсетях. Я хотел подойти к окну, чтобы задëрнуть шторы, но внезапный дверной звонок прозвучал бравой трелью и я, улыбаясь, поспешил в прихожую, точно зная, кто это.  — Привет! Я ждал те… — я замолчал на полуслове. — Жень, что случилось? Заходи! — я втащил его внутрь и щëлкнул замком, отрезая нас от беспокойного и безумного мира. Женька молча стоял передо мной, загадочно улыбаясь. Его одежда и обувь были измазаны в грязи, а на куртке кусками сероватого синтепона топорщился «с мясом» вырванный карман. Взъерошенные волосы торчали во все стороны. На скуле кровоточила сильно содранная кожа. И под носом тоже красные разводы. В грязных, перемазанных той же кровью руках он держал свои чёрные сломанные очки. Дужка отвалилась, одна линза разбита…  — Что случилось? — повторил я, хотя всё и так было понятно. Следы драки налицо. Блин, ему же нельзя травмироваться. — Кто тебя так? Снимай одежду, в стирку закинем. Жень, может, в больницу?  — Не надо в больницу! Кости целы — и ладно, — отмахнулся, стараясь аккуратно стянуть куртку.  — И кто тебя так? Ботинки давай сюда, тоже помыть нужно.  — А фиг знает. Я от метро досюда пешком шёл. Там возле большого перекрестка, рядом с поворотом на Ашан, пивнушка, помнишь? Плюгавенькая такая, — я кивнул. Конечно, помню. Там вечно ошиваются малоприятные личности. — А я мимо компании шëл. Ну, не заметил какой-то дурацкий камушек, подвернул ногу и почти упал. Точнее, упал, машинально схватившись за какого-то мужика и утянув его за собой. Вот они мне показали, что под ноги смотреть лучше надо. У меня перед глазами предстала картина — полуслепого Женьку, который из-за тёмных очков в уличной темноте и так почти теряет остатки зрения, как котëнка швыряют друг на друга бухие маргиналы. С треском отрывается карман. Удар в нос — и лицо заливает кровью. Ещë удар, в скулу — и мальчишка под общий хохот летит в слякоть, шаря рукой в грязи, чтобы нащупать сломанные очки.  — Так… Если не хочешь в больницу, хотя идея здрáвая, то давай в душ. На тебе грязи сантиметровый слой, — мой голос осип, словно меня душили мои же мысли. Женька кивнул и скрылся в ванной. Послышались звуки льющейся воды и жужжанье стиральной машинки. Молодец, сам загрузил цикл. Я нажал на кнопку чайника и достал старенький заварник. Почему мы в последнее время только пакетированный чай пьём? Ведь листовая заварка намного ароматнее. Пока мальчишка в душе, я сделаю всё, как надо. Обдам заварник кипятком. Насыплю листья и ложечку сахара. Залью и сразу вылью первый кипяток. Добавлю ещё сахар и снова наполню кипящей водой. Привычные действия успокаивали, прогоняя мысли о сплëвывающем кровь Женьке, лежащем в грязи. Нерациональная мысль искать его обидчиков постепенно таяла и меня начало отпускать. Босые пятки зашлëпали по ламинату.  — Макс, а у тебя есть перекись? Или йод, там… Главное, не зелёнка. Не хочу быть похожим на лягушонка, — я обернулся и замер. Женька замотался по пояс в большое махровое полотенце, которое укрывало его до колен. Я мельком окинул взглядом голую безволосую грудь, влажные потемневшие волосы, с которых по шее стекали капли и голые ступни. В горле пересохло. Нет, он издевается. Точно.  — Пошли. Аптечка в комнате, — буркнул я и прошёл мимо, отводя взгляд от распаренного тела. — Держи. Вата и хлоргексидин, — я хотел взять в шкафу какие-нибудь вещи, чтобы он прикрылся.  — Стой. Помоги мне, пожалуйста. Там… на спине… я не дотянусь, — теперь я был просто уверен, что паршивец издевается. Ему кажется это забавным, или что? — Пожалуйста, — тихо повторил Женька и я взял вату, сдаваясь без боя.  — Ну давай. Показывай, что там у тебя, — буркнул я, сосредотачиваясь на пузырьке с антисептиком. Женька развернулся спиной, показывая содранную кожу на позвоночнике. Уроды. Ботинком пнули, что ли? Ссадина зашипела от антисептика и мальчишка дëрнулся.  — Больно? — я аккуратно прижал ватку ещё раз.  — Нет.  — А чего кожа стала гусиная? Женька не ответил. Просто повернулся ко мне содранной скулой, и я взял ещё кусочек ваты, стараясь не обращать внимания на его потяжелевшее дыхание. И на свои задрожавшие пальцы.  — Макс?  — М-м? Всë, готово! Выздоравливайте, пациент Краснов! — отрапортовал я и хотел отстраниться, но Женька поймал меня за плечо.  — Макс? — блин, такие взгляды нужно запретить на законодательном уровне!  — Что?  — Поцелуй меня, — хрипло выдохнул мелкий провокатор. Хотя выглядел он довольно жалобно.  — Какой ты простой! Просто поцелуй, говоришь? А мне потом что делать? Нет, поцелуи — это замечательно, но наступает момент, когда их становится мало! И что мне… — интересно, а чего я на нём срываюсь? Вроде извиниться хотел.  — Макс, я готов, — приехали.  — К чему?  — Ко всему. Ты извини меня за прошлый раз. Я струхнул и запаниковал. Но сейчас я готов. Серьёзно. Хотя, знаешь, как эта фиговина называется? Кружка Эсмарха, представляешь? Ни за что бы не догадался! — видимо, Женька пытался разрядить обстановку, но мне сейчас плевать, как по-научному называется клизма. — Макс… Я отпросился у бабушки. И я правда хочу. После сегодняшней стычки я особенно остро это понял. Мне кажется, я даже лучше видеть стал! Честно! Всë какое-то чëткое… Кажется, наверное. Но я хочу успеть побыть с тобой, пока могу. Сколько получится.  — Жень…  — Потому что, когда ослепну, я, калека, буду никому не нужен, — жëстко произнёс мальчишка, перебив меня.  — Тебе потребовалось получить по макушке, чтобы прийти к таким выводам? — только и смог сказать я. Но ведь он говорил правду. Неприятную, но правду. Кроме близких, люди с ограничениями редко кому нужны. А кто для него я?  — Макс? — Женька набрал в лёгкие воздуха, словно хотел что-то сказать, но передумал. Видимо ему просто надоело меня уговаривать. Дожили, меня уламывают, как девчонку! Фокусник взял мою руку и просто положил еë себе на тяжело вздымающуюся грудь. Его кожа была просто обжигающе горячей. Я медленно вдохнул. Он кипятком мылся, что ли, если всë ещё не остыл? Я дрогнул и провёл кончиками пальцев по нежной коже.  — Ты не думай, я готовился! Я это… подрочил дома. Чтобы не так быстро, — просипел он, отводя взгляд. Щëки запылали румянцем, а мои руки вспотели. Я схожу с ума? Это чудо, стоя передо мной в одном полотенце, с подростковой непосредственностью, не скрывая, заявляет, что подрочил дома, чтобы продержаться подольше?! Пока я размышлял, как докатился до жизни такой, Женька подался вперёд и легко прикоснулся своими губами к моим. Я почувствовал, как кончик его языка быстро и коротко лизнул мою нижнюю губу, словно спрашивая разрешения. Но не успел я подхватить это движение, как шустрый язычок исчез. И появился снова, дразня и распаляя. Это был конец. Все мысли вымело из моей головы в один момент, оставив только жгучее желание. Пофиг на всё. Сейчас я до трясучки хочу Женьку, а он хочет меня. С остальным мы разберёмся завтра. Главное действовать аккуратно, помня о его ссадинах и ушибах. Женька обнял меня за шею и прижался голой грудью, а я, сам не понимая как, подхватил его худощавое тело и жадно целовал желанные губы. В меру мягкие, в меру влажные, очень отзывчивые… Идеальные! Хлоргексидин куда-то делся, наверное, упал и закатился за диван, но мне стало всё равно. Найдëтся через пару лет, когда ко мне придёт идея сделать перестановку. Женька так остро отзывался на мои прикосновения, что буквально вибрировал в моих руках. У меня ещё не было партнëра, который был бы настолько чувствительным, как оголëнный нерв. А ведь ещё на днях Женька боялся лишний раз выдохнуть и прятал свои эмоции. Сейчас же тяжёлое мальчишеское дыхание смешивалось с тихими стонами, а сам он, прикрыв глаза, подставлялся под мои руки, словно забыв о том, что совсем недавно его не сильно, но всё же избили. Полотенце упало на пол, когда мы уже оказались возле дивана. Я осторожно уложил охнувшего от занывших ушибов Женьку на спину, придержав затылок, и с величайшим трудом оторвался от него.  — Подожди, — я отошёл к шкафу и достал тюбик со смазкой, упаковку презервативов и влажные салфетки. Суровые реалии никто не отменял. Конечно, я бы хотел, чтобы пожар вселенской страсти спалил нас дотла на шëлковом ложе, как написали бы в любовных романах, но в жизни всё не так. У Женьки первый раз. И я хочу сделать всё так, как нужно, чтобы ему, да и мне тоже, было максимально комфортно. Хотя целый спектр неприятных ощущений ему гарантирован. Наверное, нужно выключить свет, чтобы он меньше стеснялся. И я уже протянул к выключателю руку, как услышал:  — Стой! Зачем? Я хочу видеть тебя! В этом смысл. Оставь свет. Я не стал разубеждать его, целиком и полностью приветствуя эту идею. Я тоже хочу видеть эмоции на его лице, видеть его всего, если он не будет при этом зажиматься… Я вернулся на диван, скинув по пути футболку. Соприкоснуться голой кожей нужно прямо сейчас, немедленно! Я разминал, гладил и целовал хрупкое мальчишеское тело, получая такие же ласки в ответ. А когда Женька уселся на мои бëдра сверху и стал целовать меня, потираясь своим стояком о мой, я, честно, думал, что кончу на месте. К счастью, я смог взять себя в руки. Подмяв мальчишку под себя, я подсунул под его бëдра подушку и раздвинул его ноги. Несмотря на то, что я согрел в пальцах гель, Женька вздрогнул всем телом от влажного прикосновения. Аккуратный член дёрнулся, а на головке выступила капелька смазки. Потом. Время слизнуть её у меня будет потом. Сейчас нужно неспешно подготовить тугие мышцы, чтобы проникновение было более-менее комфортным. Чёрт, какой же он всё-таки узкий! Очутиться в нём, почувствовать, как непривычное к вторжению тело сжимает меня… Крышесносно! Я добавил второй палец, наблюдая, как Женька выгибается и поджимает пальцы на ногах. Понимаю. Мне тоже сейчас не просто. Сердце гулко бьётся в груди, разгоняя кровь до такой степени, что сложно дышать. Моё тело подходит к тому состоянию, когда хочется только одного — сбросить напряжение. Но я обязан сделать все не спеша. Самое время добавить ещё геля и третий палец.  — Ты как?  — Х-хорошо, — выдохнул Женька, поглаживая моё бедро ладонью и перебирая редкие волоски. Я продолжил плавно растягивать его до тех пор, пока Женька не захныкал от нетерпения. Вытерев салфеткой пальцы, я навис над ним и поцеловал ставшие сухими губы.  — Как ты хочешь? — хрипло спросил я. Пусть выберет позу сам. Я бы предпочел сзади, чтобы видеть, как он прогибается и принимает меня, но сейчас на первом месте его желания, а не мои. Женька молчал, и я выжидательно посмотрел на него, нехотя оторвавшись от влажной кожи на шее. У мальчишки был такой вид, будто он боится, но решается на что-то.  — Я хочу… я хочу любить тебя, — выдохнул он завуалированное признание, в смятении ероша мои волосы. Так. Макс, сейчас самое время не тупняка ловить, а как-то отреагировать на эти слова. Решись уже! Нужно сказать, что я тоже… что он за это время тоже стал для меня так много…  — Тогда останемся так. Класс. Я молодец. Этот проблеск разочарования в больных глазах я запомню надолго. Но Женька лишь кивнул и потянулся за новым поцелуем, а я начал водить членом между его ягодиц, увеличивая давление. Женька глухо застонал и заскрёб пальцами по обивке дивана. Первый раз в моей постели оказался девственник. И не сказать, что это было волшебно. Я почти сломался от разрыва шаблонов: с одной стороны, крышу сносит от узкого входа и силы, с которой он обхватывает меня, с другой — мне физически больно слышать стоны боли и видеть слёзы, стекающие по вискам. А вид опавшего и сморщенного Женькиного члена меня вообще почти убил. Пришлось остановиться и, уперевшись на локти, целовать мальчишку, стараясь не задевать содранную скулу до тех пор, пока он не привык. Чтобы начать весь путь заново. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мышцы адаптировались, а Женька снова начал возбуждаться. Мои руки к тому времени уже ходили ходуном, ноги тряслись, а лицо заливал пот. Но в момент, когда я, наконец, смог размашисто входить в него, слушая протяжные стоны и прерывистое дыхание, я понял, что все усилия того стоили. В голове воцарился блаженный хаос, и только единственное желание — двигаться дальше — стучало набатом. Из последних сил я несколько раз толкнулся, меняя угол, пока Женькин крик не подсказал мне верное направление. Понимая, что надолго меня не хватит, я отстранился, пытаясь выровнять сердцебиение.  — Жень, хочу тебя. Сзади, — всего одна фраза, а мальчишка, улыбаясь, уже становится в коленно-локтевую, невольно показывая оттопыренные ягодицы и набухший вход, нащупывая тюбик со смазкой. Я, наивный, думал передышкой и сменой позы немного оттянуть оргазм. Но от вида выгибающегося подо мной мальчика и интенсивных, ставшими более глубоких движений, меня повело, и счёт пошёл на секунды. Я вытянул руку и аккуратно сгрëб в кулак почти высохшие Женькины волосы. Он прогнулся ещё больше и застонал так развратно, что у меня внутри что-то задрожало, откликаясь. Я словно взглянул на нас со стороны — я стою на коленях и, придерживая тщедушного мальчишку за бедро, яростно вбиваюсь в него. А Женька выгнулся колесом из-за того, что я держу его за волосы, и яростно дрочит, часто-часто хлюпая лубрикантом. Безумно пошлая, прекрасно-развратная картина! Я засадил Женьке до упора, по самые яйца, и с рычаньем выплеснулся в горячее нутро. Казалось, что моей спермы было просто огромное количество, и я бы не удивился, если бы из мальчишки еë натекла целая лужа. В ушах зашумело. Захотелось упасть от накатившего облегчения и не шевелиться минимум до завтра, но Женька, хныкая, продолжал дëргать рукой, отчаянно желая кончить. Вот к чему приводит дроч перед сексом…  — Иди сюда, — стараясь не выходить из влажно хлюпающего зада, я подтянул Женьку к себе за плечи и взял в руку его член. — Давай, я? — Женька промычал что-то согласное и откинул голову на моё плечо. Я сжимал его в своих объятиях, беспорядочно оглаживая его тело одной рукой, а второй широкими движениями скользил по члену, натягивая нежную кожу. Женька дрожал и что-то шептал, но я не понимал, что. Целуя его в ухо и посасывая мочку, я разобрал что-то вроде жалобного «Ещё!» и переспросил, щекоча его дыханием  — Что «ещë», Жень? Что мне сделать?  — Скажи… скажи ещё… — выдохнул мальчишка, задыхаясь.  — Что сказать?  — Что угодно! — его возбуждают разговоры в постели или ласки нежного уха? Да какая разница! Я прижал мальчишку к себе и хрипло нашептывал всякие нежные глупости. Точнее, если бы я увидел эти фразочки о том, что Женька самый хороший, самый красивый, самый лучший и у меня встает на него каждый раз, когда я его вижу, в какой-нибудь книжке, то они показались бы мне плоскими и смешными. Но сейчас я понимал, что говорю правду. А главное, Женька задыхался от удовольствия и почти рыдал от стонов, приближаясь к своему оргазму.  — Кончи для меня, мой хороший! Я хочу почувствовать, как твоя горячая сперма заливает мою ладонь, — бормотал я, ощущая его пульсирующий член. Крик наслаждения, с которым кончает семнадцатилетний мальчишка, содрогающийся в твоих руках, забыть невозможно. Я беспорядочно выцеловывал каждый изгиб и поглаживал каждый выступ тела, пока его дыхание не выровнялось и мы оба не провалились в сон. *** Я почувствовал щекотку сквозь сон и поморщился. Под веками плавали разноцветные круги. Поняв, что заснуть больше не удастся, я открыл глаза и сразу прикрыл их согнутой в локте рукой, защищаясь от щекотного луча солнца, светившего в окно. Я нашарил телефон. До будильника ещё целых десять минут. Отлично! Настроение прекрасное, комнату заливает свет, а на улице, кажется, даже чирикают птички. По ходу, у меня обычное утро глубоко влюблëнного человека, и это прекрасно! Я осторожно перевернулся на бок, подложил под голову руку и уставился на посапывающего Женьку. Свезëнная скула покрылась корочкой. Может, стоит чем-то намазать, чтобы быстрее заживало? Во сне Женька казался сущим ангелочком, кротким и нежным. Но я помню, как он вчера подмахивал, стараясь насадиться на меня полностью. Женька… Блин, а может, взять на сегодня отгул? Я сколько лет работаю без косяков? Как робот, каждый день на работе, иногда даже на выходных. Ни одного больничного, ни дня без сохранения… А сегодня мы могли бы провести весь день вместе. Сходили бы прогуляться. Или в кино. Или просто посидели бы дома? Закажем пиццу, поставим фильм… Словно почувствовав мой взгляд, мальчишка пошевелился, открыл глаза и посмотрел на меня расфокусированным взглядом.  — Доброе утро, — пробормотал он и нежно провёл ладонью по моему плечу, спускаясь на грудь.  — Доброе утро! — блин, надо как можно скорее почистить зубы. И до душа мы вчера так и не дошли…  — Тебе на работу? Надо вставать… Мы, вообще, не проспали? Сколько сейчас времени?  — Почти восемь, — улыбнулся я и наклонился, чтобы чмокнуть его в нос.  — Ого! Вот это мы поспали… А так и не скажешь, что восемь. Такая темень на улице! Я озадаченно окинул взглядом залитую солнечным светом комнату. Лампочка, так и не выключенная вчера, поблëскивала золотистой искрой. Я спросонья туго соображаю, что ли?  — В смысле?  — Чего? А… Ну, я про то, что за окном темень такая, как будто ночь, а не восемь утра. Почти не видно ничего. Ну что, давай вставать, что ли? — и он лениво потянулся, задрожав в руках и ногах. Секунда. Целая секунда. Целую секунду я ещё самый счастливый человек на земле. А в следующий миг меня настигло жестокое понимание.