В постели с варваром

Воскресенье особенный день для нас, как для жителей графства Уэссекс. Сегодня весь люд стекается в церковь на утесе Монмар, дабы замолить свои грехи. Вот и мы с моим дорожайшим супругом отправились на мессу. И если графу не за что молить прощения перед великим Шепфой, то мне как никому другому нужно покаяться. Моя душа охвачена огнем животной похоти, после той встречи с варваром. Храм божий встретил нас пышным убранством и ароматом ладана. Занимаем своим места, рядом с супругами Титфилд. Приветственно раскланиваемся, и я беру в руки молитвенник. — Credo in Deum… — начал свою проповедь священник. — Credo in Deum, — вторит ему толпа. Служба длится около двух часов. Я уже очень устала и хочу вернуться обратно в замок, но при выходе нас задерживают все те же супруги Титфилд. Они никогда мне не нравились, особенно Элена. Ее наряды всегда вычурны, а духи способны остановить кавалерию, на столько, отвратительна была композиция ароматов. Наконец, мы распрощались с надоедливой парой. Супруг взял меня под локоть, и мы направились в сторону нашей кареты. — У нас сегодня будет прием, дорогая, — начал граф, удобнее устраиваясь на мягком сидении, — почитаем любимые стихи из заветов. Благосклонно киваю, улыбнувшись уголками губ. — Как скажешь, Ричард, прикажу прислуге подготовить большую залу к приходу гостей. Далее мы ехали в тишине. Не знаю, о чем думал мой граф, но я мечтала о варваре. Стоило мне только прикрыть глаза, как я видела его — пронзительно голубые, светящиеся непокорностью. Он словно холодный океан — неукротимый, опасный, завораживающий. Он поглотил весь мой разум, подчинил себе, снес все то, что так долго матушка втолковывала мне, когда я, будучи юной, училась в институте благородных девиц. Сейчас, когда мое грешное тело познало оргазм, интимная близость открылась в новом свете. Теперь я хочу ее. Хочу, чтобы сильные руки мяли мои груди, играли с сосками. Хочу, чтобы целовали, как это делал варвар, по-хамски проталкивая свой язык в мой рот, завладевая им. Но граф человек Богобоязненный, он никогда не позволил бы себе такого.

***

К вечеру наша гостиная заполнилась благородными мужами и их спутницам. Мы восседали на мягких диванах, зачитывая любимые отрывки из священного писания. Я бы приказала подать чай и закуски, но Великое Воскресение положено проводить в голоде, а перед сном проводить омовения с целебными травами. Гости покинули нас после ночной молитвы. Мы с графом удалились в нашу опочивальню. Сменив дорогие наряды, на ночные сорочки из тончайшего ситца, ожидали, когда слуги подготовят комнату для омовения. Согласно завету, супруги проводят этот ритуал вместе, для благополучного зачатия. Комната была наполнена влажным теплом и ароматами трав. В центре стояла небольшая ванна из бронзы, а рядом с ней расположились два дубовых стульчика. Обнажившись, располагаемся друг напротив друга. Супруг, согласно обычаям, начинает ритуал первым. Теплая вода струится по моим волосам, шеи, плечам, ниже на живот и бедра. Прикрыв глаза, растворяюсь в ощущениях, что наполняли меня. Легкие волны возбуждения, пробегали по телу, кода обжигающая жидкость касалась меня там, внизу. Я невольно раздвинула ноги чуть шире, позволив струе коснуться клитора. — Ах… — с губ сорвался тихий стон желания. Граф тут же прекратил свои действия, а его прекрасное аристократичное лицо, исказилось в гримасе недовольства, моим непристойным поведением. Его тяжелая ладонь хлестко ударила мое бедро, вынуждая стиснуть ноги. — Агата, опять ведешь себя недостойно жене благородного мужа. Это священный ритуал, а ты смеешь, вести себя как уличная девка! — ковш со звоном пролетел по полу комнаты. Граф поднялся с намерением закончить на этой ноте, — Приводи себя в порядок, я жду тебя в спальне. Меняю ночную сорочку на сухую и возвращаюсь к супругу. Напряжение так и не покинуло меня, оно наоборот усиливалось от невозможности выхода наружу. Только один мужчина способен спасти меня. Сев на ложе, обращаюсь к графу: — Я прикажу доставить пленнику немного теплой воды для омовения? — Для чего, моя дорогая? Он недостойное животное, пусть варится в своих нечистотах, — проговаривает он с нескрываемым отвращением. — Супруг мой, ты, верно, забыл одну из заповедей «Если в день Великого Воскресения под крышей дома останется не омытый, будь он беден или богат, здоров или болен, да ниспошлет на него беды всевышний». Не хочу, чтобы из-за этого варвара, наш дом пал так низко, — практически шепотом проговорила я. — Пожалуй ты права, — нехотя, но все же соглашается, — вели отправить к нему служанку с водой. Кланяюсь и покидаю наши покои. Конечно, никакая служанка мне не нужна. Посему не теряя ни минуты, иду в кухню, что располагалась чуть поодаль столовой, в крыле для черни. Набрав в посудину воды из бочки, поставила ее на очаг. Взяв несколько тряпок с кухни и согревшуюся воду, направилась в темницы. Лицо обдало запахом затхлости, а оголенные щиколотки щекотнул сквозняк. Я на месте. А на меня смотрит страж и смотрит он с подозрением. Не виню его, конечно, он не ожидал увидеть графиню в исподнем, с тазом в руках. — Великого Воскресения, — манерно кланяюсь, изображая губами учтивую улыбку, — уже исполнили обряд? — Великого Воскресения, госпожа, — склоняет голову в поклоне, но все же в его взгляде сквозит недоверие, — еще не исполнил, но позвольте узнать, что заставило Вас спуститься сюда в столь поздний час? — Ох, не беспокойтесь об этом, я лишь принесла воду для пленника. Служанки ушли в бани и Вам рекомендую последовать их примеру. Не позорьте наш дом пред глазами Всевышнего. Варвар никуда не денется из своего заточения. — Но, госпожа… — Это мой приказ. Исполняйте. У бедняги не оставалось выбора, ослушаться меня означало бы, что головы ему не сносить. Взяв нужный ключ, я отправилась в обитель своего личного демона. Мужчина сидел, прижавшись спиной к холодной стене своей камеры, и совершенно не обращал внимания на приближающиеся шаги. Сердце бешено стучало в груди, норовя вот-вот выпрыгнуть, да я практически не дышала, когда подходила к решетке.

Что же ты творишь, Агата! Ты сгоришь в адском костре, что любезно разложил для тебя этот мужчина.

— Привет, каттен, — бархатный баритон эхом отразился от стен камеры, — не ожидал увидеть тебя здесь, да еще и в… — цепкий взгляд голубых глаз, прошелся от кончиков пальцев ног до макушки, — таком виде. А это что? — кивает на посудину в моих руках. — Я… принесла тебе воды, для омовения. Сегодня Великое Воскресение, день, когда всяк должен быть чист перед великим Шепфа, — стараюсь говорить уверенно, но получается плохо. — Ммм, ваш местный божок? Ну, хорошо, госпожа, — его губы растянулись в ухмылке, а я несмело отпираю камеру, едва удерживая таз одной рукой. Пройдя внутрь, оставляю свою ношу на полу. Пленник же тем временем избавляется от своей одежды. Прикусив губу, украдкой смотрю на мужчину. Его тело словно созданное лучшими скульпторами, пробуждало во мне желание. Против своей воли сжимаю бедра, желая прекратить нарастающее напряжение в паху, но только усиливаю его. А варвар, словно видя мое напряжение, избавляется от кожаных штанов, оголяя предо мной свое мужское естественно.

Пресвятая дева Луиза, что же это творится.

— Что, нравится? — с усмешкой спрашивает он, а мои щеки заливает румянцем. Как он смеет такое спрашивать у меня? Хочу ответить хоть что-то, но только моргаю, — Я готов, госпожа, можете приступать, — он развел руки в стороны, полностью открываясь мне. Подняв чан с водой, подхожу ближе, протягивая смоченную ткань. — Держи, как закончишь, скажешь, — но вместо того, чтобы забрать ткань из моих рук, он хватает меня за запястье, притягивая ближе. Моя ладонь касается его груди, он же расплывается в довольной улыбке. — Расскажи мне об этом ритуале, — тихо прошептал он мне на ушко, опаляя горячим дыханием, а моя шея тут же покрылась россыпью мурашек. — Он проводится каждое воскресение, — начинаю я свой рассказ, пока мужчина поднимается к своей шее, управляя моей рукой, — супруги омывают друг друга, чтобы Шепфа послал им здоровое потомство, одинокие же так отгоняют от себя болезни и невзгоды. — Очень интересно, — он облизывает свои пухлые губы, опуская руку, что удерживала меня, вниз по телу. Кончиками пальцев чувствую его крепкий торс, с очерченными мышцами, тонкий шрам на правом боку, полоску темных волос, что уходила вниз к паху, — ты не намокнешь? — Что? — заглядываю в его глаза, в которых бушует адское пламя. Варвар рассмеялся, глядя на мое замешательство. Отпустив мою руку, потянул за тесемки на ночном платье, отчего то, упало к ногам. Сжимаюсь, оставшись перед ним абсолютно нагая. Мужчина рассматривал меня, буквально пожирая глазами, словно я картина или прекрасное изваяние. — Убери руки, хочу видеть тебя, — грубо отрезал он. От его властного тона у меня кружит голову, и я повинуюсь, стараясь открыться перед ним, — вот так-то лучше, — довольно кивает, и делает уверенный шаг в мою сторону, оттесняя к стене. Прижимаюсь лопатками к холодному камню, трепеща всем телом. Пленник собирает мои волосы на затылке, сжимая, заставляет запрокинуть голову, его язык нахальный и проворный очертил форму уха, а пальцы уверенно скользнули между моих ног, оглаживая, растирая влагу. С губ срывается тихий жалобный стон, пальцами цепляюсь за длинные каштановые пряди. — Ааах, не останавливайся… — шепчу, словно не своим голос, ведомая темными желаниями. Стараюсь притянуть еще ближе, животом ощущая его возбуждение, трусь о него, срывая с губ варвара тихий рык. — Какая ты оказывается распутная, Агата, — он смотрит мне в глаза, своими потемневшими океанами, его губы буквально в миллиметрах от моих, — знаешь, что делают с такими женщинами? — я отрицательно качаю головой, хотя и знаю ответ на его вопрос. С распутными женщинами мужчины не церемонятся, они берут их грязно, имеют в свое удовольствие, а на память оставляют жалкий шиллинг. Но я хочу быть такой для него, хочу, чтобы он делал с моим телом, все, что он хочет. Только в его руках я горю словно всеобъемлющее пламя, а не тлею как брошенная спичка. — Расскажи мне, — подаюсь вперед и кусаю его за губу, тяну на себя, вызывая довольный стон у мужчины, сильные пальцы сжали бедра, впечатывая меня в свое горячее тело. — Нет, каттен, рассказывать тебе будет муж, я тебе покажу. — От его самоуверенного тона, в моем животе скрутился тугой узел возбуждения. Облизываю пересохшие губы и несмело заглядываю в его глаза, — На колени, — приказывает он, дергая за волосы вниз. Сползаю по стене, а он делает несколько шагов назад, чтобы я могла удобнее устроиться, — Умничка, — перед глазами предстала набухшая головка, а я замерла, совершенно не зная, что мне делать. Никогда прежде мне не приходилось видеть мужчину так близко. Пленник, заметив мое замешательство, берет член в руку и проводит по губам, оставляя влажный след от смазки. Закрываю глаза, ощущая лишь солоноватый привкус на губах и безумное возбуждение, что накрывает все мое тело, — открой рот. — Вновь приказной тон и я повинуюсь, распахивая губы, чем тут же пользуется мой истязатель. Он врывается внутрь, проталкивая член в самое горло, я задыхаюсь от такой глубины, хочется прекратить все это. Но варвар не дает мне отстраниться, он грубо натягивает мою голову, шлепаясь яйцами о подбородок. — Сххх… — хриплый стон срывается с губ, с влажным чмокающим звуком он отнимает мою голову от своего члена, напоследок несколько раз шлепнув им по щекам. Жадно ловлю губами воздух, смотря в глаза этого демона, что сейчас властвовал над моим телом, — Встань. — Не просьба, снова приказ. Поднимаюсь на дрожащие ноги, не смея поднять на него головы, — Говоришь праздник у вас сегодня, восхваляете своего божка? — Угу, — кротко киваю. — Будет очень грустно, если ты пропустишь ночную молитву, Агата. Тебе же есть за что просить прощения? — одним рывком он направляет меня в сторону своего места для сна. Не устояв на ногах, падаю пред ним на колени, едва успев ухватиться за край простого ложа. Оборачиваюсь, через плечо, желая увидеть взгляд мужчины и понять, что он будет делать дальше. Варвар опускается рядом со мной на колени, а его широкая ладонь проходится по бедру, подбираясь все ближе к сочащемуся лону. — Да, да, я согрешила… — сквозь стоны произношу я, когда пальцы оказываются во мне, задевая нужные точки, заставляя прогибаться в спине и насаживаться на его руку, — Ахх..мм.. — И согрешишь еще больше… — прохрипел он в мой загривок, прикусывая кожу на нем. Один его палец огладил тугое колечко ануса, не прекращая насиловать меня пальцами. — Нет… не надо, что ты делаешь… — мотаю головой, когда он все же проникает в мое тугое отверстие, растягивая его. Ерзаю, но только сильнее насаживаюсь на его палец. — Показываю тебе, как трахают распутных девок, Агата. А ты сейчас именно такая… вся моя. В моей власти. — грубо кусает за плечо, после зализывает это место, добавляя второй палец, а затем и третий. Я уже откровенно стону и толкаюсь к нему бедрами, — Вижу, ты готова принять меня. Вскрикиваю, от боли, что пронзила все тело, когда он резко оказался во мне. Буквально несколько мгновений он давал, чтобы я привыкла к новым ощущениям. — Неужели муж никогда не брал тебя сзади? — с усмешкой произносит варвар, начиная двигаться. Он не спешит, и вскоре неприятные ощущения уходят на задний план. Каждый его толчок отзывается во мне новой волной возбуждения, концентрируясь в одной точке, — Молись, — приказывает низкий голос за моей спиной, оставляя хлесткий шлепок на ягодице. — Аах, что? — его пальцы сжимаются на бедренных костях, он натягивает меня до самого основания, что я упираюсь ягодицами в его пах. — Я хочу слышать, как ты молишься своему богу, пока я имею тебя в задницу, — наматывает волосы на кулак, тянет на себя, вынуждая прогнуться в спине, — Ну же, — рычит, оставляя новый шлепок. — Credo in Deum… — сквозь тяжелое дыхание и стоны начинаю я, а он лишь сильнее вдалбливается в мое тело, выбивая все мысли. Удовольствие пульсирует в жилах, я не могу себя сдерживать и двигаюсь с ним в унисон, — …Dominum nostrum: qui conceptus… Толчок. Еще один. — Dei Patris omnipotentis: inde venturus est… Ягодицы горят от его шлепков, а плечи от укусов, что он оставлял. Мой голос охрип от стонов, что срывались вперемешку с молитвой. А когда его пальцы коснулись клитора, лаская его, сжимая пальцами, меня забила мелкая дрожь. Тело подходило к грани. — …remissionem peccatorum… Сильные пальцы сжали подбородок, притягивая к себе, варвар впился в мои губы поцелуем, оплетая мой язык, дразня его. Кусает губы, оттягивая их, зализывая. Мы целовались, словно голодные звери. Все тело покрыто испариной, а темница наполнилась шлепками наших влажных тел и стонами, что смешивались, образуя симфонию нашей безудержной страсти. — A-а-а-mеееen! — срываюсь на крик, совсем позабыв о том, что нас могут услышать. Тело бьет судорога, посылая волны своего жара от самых кончиков пальцев до эпицентра возбуждения, концентрируясь там, а после взрываясь. Обессиленная, повисаю, в сильных руках, что поддерживают меня. Его движения стали реже, но глубже, от каждого из них я вздрагивала, тихо постанывая. — Теперь твой Бог я, — сжимает в пальцах мое горло, последний раз пронзая. Замирает и с хриплым стоном кончает, заполняя своим семенем, — и имя мне Александр.

***

В покои я шла на негнущихся ногах. Молила лишь о том, чтобы муж крепко спал и не заметил моего отсутствия. Но бог отвернулся от меня, ровно в тот день, когда пронзительные голубые глаза этого дьявола, нашли меня в нашей гостиной. — Где ты была, Агата?

Что же я натворила, Александр?