ОСЕННИЕ СКАЗКИ

      Через десять минут Хосок покинет этот злополучный город. Сядет в самолет и больше никогда не увидит его черепичных крыш. Его фонтаны не будут по утрам будить гомоном птиц, собравшихся у воды, а администратор отеля не будет тактично интересоваться, ждать ли его в следующий раз на завтрак.       Хосоку не жалко расставаться с городом: этот город — ему враг. Здесь все с самого начала пошло не так. С самой первой минуты, когда он сошел с трапа самолета четыре дня назад и наткнулся на этого улыбчивого парня в униформе аэропорта.       У парня было улыбчивым все: глаза, щеки, округлявшиеся, как только рот растягивался в улыбке, да весь он, наверное, улыбаясь, превращался в солнечного зайчика и светил нещадно в глаза неподготовленным зрителям.       Ему удивительно шла униформа техника: темно-синяя, она обтягивала его стройную крепкую фигуру, тактично выделяя выдающиеся места. На этих выдающихся местах Хосок и залип на мгновение, которого хватило, чтобы нерасторопного вновь прибывшего толкнули и опрокинули вместе с его внушительным чемоданом.       Улыбчивый парень помог подняться, показал, где выход, и помахал вслед рукой, посоветовав смотреть по сторонам. Хосок не мог смотреть по сторонам: взгляд прилипал к удаляющейся фигуре парня, не желая синхронизироваться с окружающим пространством.       Может, не будь этого парня там тогда, всё пошло бы совершенно не так, как пошло: всё пошло бы правильно, как задумывалось изначально.       А изначально задумывалось, что Хосок прилетит в город, встретится с семьей своей невесты Наин, познакомится и обсудит их совместное будущее. Может даже речь зайдет и о свадьбе, кто знает? Хосок ведь сможет понравиться этим сдержанным консервативным людям?       Всё пошло совершенно не так.       С той самой минуты.       И потом, когда на душной парковке не было ни одной машины такси, и беспомощный Хосок, чей телефон не торопился подключаться к иностранной сети, стоял и раздумывал, как ему быть, вернуться ли в здание аэропорта к халявному вай-фаю или подождать на парковке, пока телефон соизволит познакомиться со своими зарубежными партнерами.       Тогда к раздумывающему Хосоку и подъехал простенький автомобиль, открылось окно и уже знакомая улыбка предложила: — Может, тебя подвезти?       Хосоку не надо было соглашаться. Но Хосок согласился с радостью.       Парня звали Чанбин, и он жил в самом центре этого странного неправильного города. Он болтал всю дорогу, тыча пальцем то в одну, то в другую достопримечательность, что-то рассказывал, о чем-то делился лайфхаками, спрашивал, и Хосок даже что-то отвечал ему, но теперь Хосок ни за что не вспомнит ни слова из всей этой содержательной беседы.       Он только помнит, что заметил: — Тебе бы гидом работать, так много всего знаешь!       И Чанбин рассмеялся и пояснил, что знает так много от старшего брата, который, и правда, подрабатывает гидом. И тут же предложил услуги брата, если вдруг Хосок решит познакомиться с городом поближе.       Знакомиться с городом ближе Хосоку не хотелось: ему хотелось знакомиться ближе с Чанбином и не хотелось покидать его машину, даже когда она припарковалась у входа в отель. — Твоя невеста не пригласила тебя остановиться у нее? — уточнил Чанбин достаточно бестактно, и Хосок смутился, что-то там пробормотал насчет консервативной семьи. А потом набрался смелости и попросил у Чанбина телефон «на случай, если ему понадобится помощь гида-брата».       То, что помощь, безусловно, понадобится, Хосок понял уже этой ночью, лежа на холодных отельных простынях и переключая один за другим чужие каналы чужого телевидения. Воспоминания об обтянутых синей униформой крепких руках, о том, как натягивалась синяя ткань на бедрах, когда нога водителя автомобиля жала на педаль тормоза, не давали уснуть и заставляли то и дело выскакивать на балкон с сигаретой.       Первое утро в новом городе Хосок пропустил вместе с отельным завтраком. И почему-то не торопился сообщать невесте о своем прибытии, упорно игнорируя ее звонки. Потому что хотелось звонка от кое-кого другого. Кому он и решился написать ближе к обеду. — Ты решился на экскурсию по городу? — радостно поприветствовал его Чанбин и засокрушался, — Жаль, что брат сегодня работает. Но я могу провести экскурсию для тебя, ты же сам сказал, что у меня хорошо получается. Абсолютно бесплатно, заметь! Мне и самому интересно. Кто знает, может, я поменяю профессию, а?       Чанбин встретил его на улице у входа в отель, прячась в тени пожелтевших деревьев от душного октябрьского солнца. На нем были черные джинсы и кожаная куртка, за плечами — стильный рюкзак, и Хосок морально не готов был смотреть на обтянутые джинсовой тканью бедра, потому что…       Чанбина хотелось. Хотелось, когда он таскал Хосока за рукав по обветшалым лабиринтам какого-то культурно значимого дворца, уцелевшего после множества революций, хотелось, когда он умничал на тему эклектики на фоне музея современного искусства, хотелось, когда он с аппетитом уплетал лапшу из коробочки, сидя на скамье в очередном тенистом сквере. Еще больше Чанбина хотелось, когда они забрели в детский парк развлечений и дурачились на деревянных качелях, не дождавшись своей очереди на колесо обозрения. — Наверное, тебе хотелось посмотреть на город с высоты? — интересовался Чанбин.       Хосоку хотелось бы смотреть на Чанбина так, как он смотрел в тот момент, искоса, наклонив голову, чтобы можно было ощупывать взглядом эти сильные тонкие запястья и длинные музыкальные пальцы. — Я бы хотел попробовать соджу, — решился он, когда совсем стемнело и в парке загорелись яркие огни. — Отлично, — кивнул Чанбин, — только сначала давай по-быстрому сгоняем ко мне на работу, мне нужно оставить напарнику на завтра бланки для отчета, совсем забыл, что утащил с собой. Вызовешь такси?       Первый раз целовались они именно в такси, когда машина въезжала на парковку аэропорта. Чанбин просто наклонился к нему, минуту смотрел в глаза, а потом консулся его губ своими, углубляя поцелуй сразу же.  — Мне показалось, что ты тоже этого хотел, — прошептал он мятным шепотом своей жвачки, и эта жвачка скользким комком перекатилась между их языками.       Чанбин нырнул в здание аэропорта, вернулся спустя десять минут, и все это время Хосок прятал глаза от пожилого таксиста, бурчащего себе под нос что-то вроде «совсем стыд потеряли».       Они взяли пять бутылок соджу в ближайшем 7/11 и направились в номер отеля, не прекращая целоваться даже в лифте. Делили соджу в номере, глотая вместе жгучую жидкость с привкусом сливы, переплетаясь языками, а потом Хосок снимал с Чанбина рубашку и дарил сливовый вкус соскам Чанбина, нежной коже Чанбина, переплетенной узорами татуировок, сильной шее Чанбина и его музыкальным пальцам.       Чанбин раздвигал его своим напором мягко, прижимая рукой к матрасу, входил осторожно, шепча в ухо что-то сладкое грубоватым мужским шепотом, и от этого контраста мурашки набухали под кожей. Хосок смотрел на смятую ткань отельных простыней и думал, что и сегодня он, скорее всего, не станет звонить невесте и ее консервативной семье.       Они встретили рассвет на балконе, закутавшись в белые отельные халаты, а потом Чанбин ушел: ему нужно было на работу, его ждала напряженная смена. Он обещал позвонить, как только освободится, но предупреждал, что в рабочую смену его телефон будет недоступен: корпоративные правила.       Хосок кивал, улыбался, и под его слипающимися ресницами яркими вспышками пролетал весь этот красивый день.       Он снова пропустил утро вместе с завтраком, а потом пропустил и весь следующий день, потому что не мог придумать, чем занять себя в период, когда телефон Чанбина недоступен.       А на следующее утро в его номер постучала полиция. Этот стук раздался как раз в тот момент, когда Хосок, вернувшись с завтрака, раздраженно переключал каналы: телефон Чанбина все еще был недоступен, а по всем каналам показывали одно и то же — новости про угнанный самолет, битком набитый оружием. — Вам знаком этот человек? — совал полицейский в лицо экран своего смартфона. — Чанбин, — разглядывал изображение Хосок, — да, он… — Его зовут Чон Чонгук, — пояснил полицейский. — Он — один из лидеров преступной группировки, угнавшей сегодня самолет из городского аэропорта. Так вам он знаком? При каких обстоятельствах вы познакомились? — Он… — Хосок смотрел на лицо в телефоне, узнавал и не узнавал Чанбина, переводил взгляд на телеэкран, — он подвозил меня из аэропорта в отель… — И всё? — уточнял полицейский, делая пометки в блокноте. — И всё, — кивал Хосок. — Не могли бы вы проехать с нами в управление?       В полицейском управлении лицо Чонгука-Чанбина светилось со всех экранов и мониторов компьютеров. Здесь только и разговоров было, что о Чонгуке. — Вспомните, может, он говорил что-то, упоминал, — допрашивали сотрудники, а кто-то на заднем фоне сокрушался, мол, жаль, что вчера так некстати вырубились камеры наблюдения на парковке — или их просто вырубили — и они не могут расследовать некоторые этапы подготовки похищения. — В самолете вырубили сигналы обнаружения, — сообщал диспетчер, притулившийся со своим столом у самого выхода, — теперь найти его над Тихим океаном все равно, что иголку в стоге сена искать. — Они взяли в заложники летчиков, — мягко говорил полицейский, — речь идет о жизнях людей. Может вы вспомните какие-то детали?       Хосок вспоминал детали: сильные руки, прижимавшие его к кровати, мятное дыхание и колючие кончики волос, касающиеся спины. Он вспоминал чуть хрипловатый голос и кроличью детскую улыбку, вспоминал вязь татуировок на груди. Вспоминал, как сладко звучало его собственное имя, выстанываемое голосом другого человека. Но все это — не те детали, которых от него ждали. — Что ж, спасибо за сотрудничество, — кивал полицейский. — Вы — гражданин другой страны, поэтому мы не будем задерживать вас, слишком много волокиты. А с какой целью вы приезжали в город? — Познакомиться с родителями невесты, — говорил Хосок. — Познакомились? — улыбался полицейский. — Познакомились, — кивал Хосок. — Ну и как все прошло? — Отлично прошло, — Хосок сжимал руки в карманах, пока его губы произносли следующую фразу. — Весной свадьба. Завтра лечу домой, чтобы заняться организацией. Думал побыть здесь еще пару дней, но есть возможность арендовать отличный зал для проведения церемонии — настоящая удача, обычно туда очередь за год — и ситуация требует моего личного присутствия. Очень жаль. У вас прекрасный город.       Телефон Чонгука все так же был недоступен. Хосок смотрел в окно на вечерний город и думал, что сейчас, там, над Тихим океаном, Чонгук, наверное, смеется над Хосоком, вспоминая весь тот насыщенный прекрасный день. Хосок не дурак, но почему-то не чувствовал себя использованным.       И он снова не ответил на звонок невесты. А потом поменял билет на завтра.       Он отправил Наин сообщение из аэропорта: «Извини, загремел в больницу, отобрали телефон. Уже все хорошо, чуть позже созвонимся. Жаль, что приехать не смог».       Через десять минут Хосок покинет этот злополучный город. Сядет в самолет и больше никогда не увидит его черепичных крыш. Уезжать не жаль: этот город — ему враг, лучший враг, если быть честным. Здесь всё с самого начала пошло не так, но Хосок не задумываясь повторил бы это «не так» заново. С самой первой минуты, когда он сошел с трапа самолета год назад и наткнулся на этого улыбчивого парня в униформе аэропорта.       Хосок пристегивается в кресле, выслушивает инструкции бортпроводников, и мутный тяжелый сон утаскивает его в свое мутное тяжелое пространство.       Он просыпается, когда уже объявляют посадку, и ожидает увидеть в иллюминаторе синие длинные здания и песочные выжженные улицы родного города. Но почему-то видит черепичные крыши и фонтаны.       Когда он понимает, что вновь приземлился в этом городе, дыхание спирает. Табло подмигивает ему датой, и Хосок застывает: все это уже было, четыре дня назад.       Этому парню удивительно идет униформа техника: темно-синяя, она обтягивает его стройную крепкую фигуру, тактично выделяя выдающиеся места. И Хосок снова залипает на этих выдающихся местах, и этого хватает, чтобы нерасторопного вновь прибывшего толкнули и опрокинули вместе с его внушительным чемоданом. — Эй, — говорит улыбчивый парень в униформе техника, — аккуратнее. И смотри по сторонам. Выход — там!       И Хосок снова смотрит не по сторонам, а на него. Понимая: если сейчас на парковке не будет ни одной машины такси, а телефон Хосока снова не сможет подключиться к местной сети, а потом вдруг рядом остановится простенький автомобиль, откроется окно и знакомая кроличья улыбка предложит: — Может, тебя подвезти? всё опять пойдет совершенно не так.       Хосок, пожалуй, снова согласится.