Мелочи

Антон к дорогим ресторанам привык. Юбилеи и дни рождения, свадьбы и поминки — в семье всё всегда справлялось в ресторанах. В ресторан надо было красиво одеваться: фрак, галстук, белая рубашка. Мама надевала в ресторан дорогие украшения. Отец доставал лучшие запонки. Они ходили в рестораны перед вечерними спектаклями или для обсуждения важных дел. Они ходили в ресторан просто так — чтобы привить ребенку вкус к хорошей еде и красивым местам. И поэтому встреча в ресторане с семьёй не стала для Антона сюрпризом или неожиданностью. Наоборот — он готовился заранее. Знал, что на днях у мамы день рождения — значит, они соберутся семьёй. Приготовил подарок и расчистил ближайшие дни от встреч. В сердце немного кольнуло — пришлось отказаться от прогулки с Олежей. Но он все понял и извинился. Олежа, кажется, расстроился, когда узнал, какие у Антона планы. Но Антон знал, что причиной была вовсе не отмена встречи. Просто тема материнства для Олежи была болезненной. Олежа своей маме звонил на день рождения каждый год. И каждый год получал сухое «спасибо» и сброс звонка. Поэтому Антон старался не рассказывать в его присутствии о собственной семье. Чтобы Олежа не обижался. Отец отвёл их в недавно открытый ресторан. Сказал, что ему сильно рекомендовали. Что блюда здесь роскошные и необычные. И что программа хороша — классический ансамбль. Антон знал, что отец плохого ресторана не выберет — человек с хорошим вкусом. Антону было, в сущности, все равно, где проводить время с семьёй. И где дарить подарок — тоже. По большей части, всё это было формальностью. Даже при том, что Антон родителей любил — настолько, насколько вообще можно любить родителей. Спокойно, сдержанно и дежурно. Ни сильнее, ни слабее. Они не давали поводов их ненавидеть, и не давали Антону больше, чем ему было нужно. Они удовлетворяли все его потребности — как базовые, так и эгоистичные, — и строго учили жизни, которую сами не могли полностью знать в счёт собственного богатства. Дипломатор не давал любить родителей сильнее, чем Антон мог бы. Их посадили за столик у окна — с видом на город. Ресторан расположился где-то на крыше, под открытым небом. Снизу доносились гул машин и болтовня светофоров. Отец внимательно слушал восхищения матери: какая изящная мебель! Какие красивые перила! Антон незаметно коснулся нагрудного кармана — там спрятался подарок: билеты на оперу. Мама такое любит. У отца на рубашке — дорогие запонки, у мамы на шее — бриллианты. Всё это — взаимные подарки на годовщины и дни рождения. У Антона — только строгий костюм. Ещё тот, который он надевал на выпускной. Выпускной они праздновали с месяц назад — в другом ресторане. Через месяц обязательно отметят поступление в магистратуру. Дарить ему уже ничего не будут — всё, что должно быть у состоятельного мужчины, он уже приобрел. Кроме, конечно, жены и семьи, но это было делом наживным, как считал отец. Официант подбежал к столику почти сразу же. Раздал три меню — сначала два родителям, потом самому Антону. Антону потребовалась секунда, чтобы узнать Олежину руку, выглядывающую из-под форменных манжет. — Рады приветствовать вас в нашем ресторане! — Олежа был улыбчив и вежлив. Посмотрел на Антона мельком, но не выдал ни единой мышцей, что узнал. Улыбался всем одинаково. — Меня зовут Олегсей, сегодня я ваш официант. Можете пока ознакомиться с меню. Я подойду снова через десять минут, чтобы узнать, что вы выбрали. Если что, на столе есть кнопка вызова официанта. Родители начали перешептываться об Олеже, стоило тому только отойти. Антон подумал про себя — им ещё предстоит познакомиться. Он пока не знает, как именно — желание представить Олежу женихом теплится где-то на подкорке сознания, и Антон не признается в нём даже самому себе. Олежа — на удивление — не казался здесь инородным. Олеже шёл форменный жилет с золотым тиснением, Олеже шла бабочка официанта, и шли строгие манжеты с золотой вышивкой. Олеже шло улыбаться и вежливо говорить с посетителями. Антон подумал, что Олеже бы пошло сесть рядом с ним и провести этот вечер вместе. Улыбаясь и обсуждая дела насущные. Отужинать дорогими блюдами, запить дорогими напитками. Олежа бы вписался в это. Олежа действительно вернулся через десять минут. Внимательно выслушал заказы, спешно записал в маленький блокнотик. Антон в этот момент пристально разглядывал его лицо: Олежа, кажется, почувствовал этот взгляд, и очень, очень аккуратно улыбнулся. На щеке у него отпечатался румянец. Антону хотелось незаметно коснуться его руки, подбодрить, намекнуть — не переживай. Все будет хорошо. — А вам? — Олежа был хорошим актёром. Смотрел на Антона так, словно они видятся впервые в жизни. Говорил вежливо и без стеснения. Антон назвал блюдо медленно — чтобы Олежа смог записать всё правильно. — И ещё шампанское, — кинул ему отец, когда Олежа повторил заказ. Олежа взволнованно посмотрел на Антона, — но только на секунду. Вписал в заказ чуть дрожащими руками. Антон ничего не сказал — у родителей же праздник. Ему самому хватит и воды — Олежа, вон, принёс целый графин ещё в начале вечера. Антону не обидно, что Олежа не сказал ему о своей работе. Совсем не обидно. Его это совсем не задевает. Олежа ведь не обязан делиться всем, что с ним происходит. Верно? Но внутри у Антона все равно грустно колет — знать бы об этом ему очень хотелось. Олежа опять проводит лето в работе. Как и в прошлом году, и в позапрошлом, и позапозапрошлом. Олежа проводил выходные в попытках заработать денег, бегал зимой на подработки в любую свободную минуту. И даже сейчас, когда у него был полноценный отдых, заслуженный после тяжёлой сессии — чем Олежа занимался? Отказывался встречаться с Антоном из-за работы, конечно же. Олежа принёс им шампанское почти сразу же. Бутылка казалась слишком большой и тяжёлой для него; он с трудом справляется с пробкой — та заедает в горлышке и напрягается, вот-вот готовая выстрелить кому-нибудь в глаз. Антон хотел было предложить помощь, но остановился — знал ведь: Олежа гордый — откажется. Родители мурлыкали друг с другом о чем-то своем и стараний официанта не замечали вовсе. Олежа хватался за горлышко, с тихим скрипом вытягивал пробку — та двигалась с большим трудом. Антон поддерживающе смотрел на Олежины руки, и повторял одними губами: смелее. Ты справишься. Олежа справился. Бутылка открылась с лёгким хлопком — к счастью, не выстрелила, и шампанское не пролилось. У Олежи на губах на мгновение замерла гордая улыбка — но только на мгновение. Ему было предписано сохранять строгое лицо. Олежа налил по бокалу родителям, а потом посмотрел на самого Антона. Олежа знал, что Антон не пьёт. Олежа помнил. Антон прикрыл бокал рукой. — Мне не нужно, — и поймал благодарный взгляд Олежи. — А выпить за здоровье? — вдруг оживился отец. Посмотрел на Антона чуть строго. — Наливайте ему, молодой человек. — Нет, правда, не стоит, — Антон не убирал руки от бокала. Смотрел в глаза отцу. — Я выпью воды. — Я настаиваю, — отец начал злиться. Это было не очень хорошо — благо, Антон умел с этим справляться. — Тогда принесите мне чего-нибудь безалкогольного. — У нас есть безалкогольные коктейли, а ещё есть соки разного вкуса, газированные напитки… — Тут же неуверенно бросился в объяснения Олежа. Голос у него заметно дрожал. — Детское шампанское? — Найдётся… — Несите. Олежа поспешно убежал, чуть не забыв оставить бутылку. К счастью, родители не заметили его секундной заминки. — Переживаешь, что снова в беду попадёшь? Правильно переживаешь. Самому придётся выбираться, — Антон выдержал взгляд отца. Выдержал и спокойно ответил: — Я не переживаю. Это называется профилактика. Отец в ответ только усмехнулся. Антон снова незаметно проверил конверт с билетами; решил про себя — потом. Когда не будет поводов для ссор. Столик для официантов расположился совсем рядом с их столом. Антон изредка поворачивал голову, чтобы проверить: как там Олежа? Олежа нервно смотрел на них — отворачивался, когда понимал, что его видят. Демонстративно рассматривал меню (Антон был уверен, что Олежа его помнит наизусть). Олежа был бледный и усталый — это было видно ясно. Антон бы хотел верить, что его смена подходит к концу, но знал, что это не так. Видел, как Олежа принимает заказ за соседним столиком. Антон знал, что Олежа слышал их разговоры. И надеялся, что Олежа не станет думать о них хуже. Оплачивая заказ, родители не расщедрились на чаевые. Антон заметил краем глаза: они вложили пятьсот рублей. Для Олежи это казалось преступно мало. Поэтому, пока отец помогал матери надеть пальто, Антон аккуратно запрятал в книжечку ещё тысячу. Интересно — для чаевых это считается слишком крупно? Впрочем, все равно; это для Олежи. Для Олежи таких денег не было жалко. Антон очень надеялся, что Олежа от этих денег не откажется. Потому что Олежа редко давал платить за себя, даже в каком-нибудь фастфуде — всегда старался наскрести у себя нужную сумму и Антону вернуть. Был, конечно, ещё один способ убедиться, что Олежа не откажется от чаевых. На вкладываемой следом салфетке Антон аккуратно написал: если откажешься тратить эти деньги на себя, то обещай потратить их на наше свидание. Жду приглашения. И подрисовал сердечко.