Мелочи

— Ты не переживаешь? — удивлённо спросил Антон. — Нет. С чего бы? — Олежа наклонил голову, посмотрел Антону в лицо. Пожал плечами. Отвернулся обратно, уставился вперёд — на реку. Река была замёрзшая. По льдинам прыгали чайки — клевали снег. Река была широкая — не сравнить с узкими каналами Питера. Чайки были белоголовые. Клювики у них были жёлтые, как Олежины кеды. Антон подумал, что Олеже стоило бы переживать о том, как не отморозить ноги — в летней-то обуви. Олежа, видно, ни о чём не думал — улыбался, наблюдая за глупыми чайками. — Сессия ведь. Экзамены. Столько учить. Не боишься? — Долгов у меня нет. Автомат по четырем предметам из пяти. Зачёты все уже получены. Чего переживать? — Олежа даже рассмеялся немного — очень тихо и себе под нос, будто бы сказал шутку, понятную только ему самому. — Я ведь зубрила, помнишь? Антон замялся. — А ты сам? — продолжил Олежа. Снова повернулся к нему, заглянул в лицо. На щеках ещё оставались следы лёгкой улыбки, но в глазах уже читалось напряжение. — Последний курс ведь. Предметы сложные. Ты что-нибудь учил? Олежа иногда звучал как строгий родитель. И смотрел точно так же. Внимательно, пытливо, даже чуть осуждающе — потому что заранее знал ответ. Антон от таких взглядов всегда ощущал уколы вины — и лёгкую злость. Что он, маленький, сам не разберётся? — Как-нибудь справлюсь. Материал вроде помню. — Так вроде — или помнишь? Чайки подняли головы, осмотрелись и почти синхронно расправили крылья. Резко подорвались с места и метнулись ввысь. С дерева упал пласт снега. Ярко светило солнце. Отражалось от снега прямо в лицо — словно лампа в допросной. Антону стало желто и кисло. — Помню, — горько соврал он. Под носками туфель снег превращался в сереющую слякоть. Вымывалось белое. — Раньше же как-то справлялся. — Своими силами…? Антон был благодарен Олеже, что тот не озвучил очевидно следующее за этим «или». Ярость — кислая, подростковая — медленно бурлила где-то в желудке, колола горло. Антон болезненно зажмурился — снова — и долго выдохнул. Он уже жалел, что завел этот разговор. Пожурить за взяточниство его всегда мог Дипломатор. Олежа Дипломатора не любил — предпочитал другие методы. Но копировал его до смешного часто — обязательно словами, едкими ремарками. Антон иногда не понимал, зачем Олежа добавляет в Дипломаторские речи столько желчи. Спрашивал — зачем это? Олежа отвечал: — Ты ведь хочешь задеть людей за живое. Для тихони и заучки Олежа вполне неплохо умел задевать людей. Антон предполагал, что это негативный опыт. Не верил, что Олежа такой на самом деле — просто успешно мимикрирует под окружающую среду. Олежа мимикрировал под чайку — жёлтыми лапками и умными глазами. Олежа смотрел Антону прямо в лицо. — Своими силами, — пообещал Антон.