Мы - это мы

Лёжа на огромном мягком диване, Феликс медленно вдыхал запах корицы, сливавшийся с кофе. Когда в последний раз было так уютно, что разум мог расслабиться? Из кухни доносилось мелодичное мычание Ромео, напевающего какую-то песню себе под нос. Забрал Феликса почти мгновенно, не спрашивая ни о чём. — Чарли мне рассказал, что случилось, — начал Ромео, когда принес две кружки с дымящимся кофе. Хотел было продолжить разговор, но парень резко вскочил с дивана. — Не надо, — попросил Феликс. — Тебя не должно это волновать. Не должно волновать, но каждый раз, когда ему плохо, именно Ромео появляется рядом. Можно было пошутить про телепатическую связь, но это не смешно. Нисколько. Феликс расстраивается лишь ещё больше, осознавая, сколько сил приходится тратить на него одного. — Мы друзья. А друзья должны друг другу помогать, — произнес парень и это словно ударило током. Добавь он «только» или «просто», Феликс ушел бы, свалив всё на плохое самочувствие. Они могли бы считаться друзьями, если бы один не был влюблен в другого — того, кто менял девушек, словно перчатки. Но Феликс не может винить Ромео, потому что только он и ставит друга выше всех проблем, выше отношений — всего, что есть у него. Будь возможность, парень бы исчез, чтобы никто не беспокоился за него. Натерпелся заботы и любви своей семьи, и ему кажется, что не достоин этого, Феликс не догадывается, что отдает в разы больше. Думает о себе как о бесполезной ноше и хламе, от которого лучше избавиться, нежели терпеть присутствие. Лжет о своем самочувствии и состоянии. Конечно, не всегда удается скрыть правду, но он правда старается, чтобы не причинить боль другим. Между моментами ему порой страшно и одиноко, слишком больно и тяжело, но временами радостно, легко. Ощущая вкус свободы на кончике языка и горечь на самом конце, Феликс боится. Боится самого себя. Не всегда справляется с самим собой и загоняется в дальний угол, сжимая горло так сильно, словно хочет задушить. Настоящего себя потерял давно, а может и вовсе не знал. Может, он и не рождался, а эта ложная копия, фальшивый образ преследует его всю жизнь. Не принимая себя за нормально, считая умалишенным психом, Феликс трясется от собственных мыслей. Кто он? Кем является в этом мире? Наверное, ничем. — Я хочу тебе помочь. — Он положил руку ему на плечо и обнял. — Разве так сложно это понять и принять? Тебя понять невозможно. Строишь из себя непойми кого и удивляешься, когда что-то идёт не так. К чему это всё? Почему нельзя просто показать свою настоящую натуру, какой бы чудовищной она не была? Феликс почувствовал жжение внутри — разгорающееся пламя. Его просто взбесили слова, сказанные им, но он промолчал, стараясь унять дрожь в руках. С чего вдруг это началось? Всё было в норме. Но повторяет одну и ту же мысль кругами, не зная пути выхода. Это его слова про себя. Он считает себя монстром, скрывающимся под невинным личиком лицемерия и притворства. — Не влезай не в своё дело, — пробормотал Феликс и почувствовал боль в плече. Крепко сжав руки парня, Ромео вдавил его в диван. Глаза потускнели, взгляд, мягкий, полный нежности, резко сменился льдом и смотрел словно сквозь парня. — Перестань отталкивать всех от себя, — беззлобно, с упрёком произнес Ромео над самым ухом. — Я не хочу создавать проблемы, — признался Феликс и отвернулся от него. Ромео подвинулся ещё ближе. — Серьёзно, зачем тебе всё это? Разве нет своих проблем? — У меня к тебе тот же вопрос. Какого хрена ты каждый раз выслушивает сопли поочередно у каждой истерички, если они просто хотят привлечь к себе внимания? Тебе от этого только хуже. Думаю, пора начать заботиться от себе. — Не могу, — ответил Феликс сдавленно. В горле встал тяжёлый ком, постепенно нарастающий, давящий изнутри. Слезы застыли в глазах Тебе реально больно? Ты думаешь, что один вечно страдаешь. Мразь. Лучше бы вместо матери сдох, лучше бы разом стало. Да, больно. — Феликс, — тихо позвал Ромео. Мне очень больно. Врёшь. Такие бесполезные отбросы должны гнить в земле. В каком месте тебе больно, а? Полностью никчёмный кусок дерьма. Перестань накручивать пустяки, которыми даже не страдаешь и займись чем-нибудь полезным. Ты мешаешь. Умри, сдохни, исчезни. Просто избавь всех от своего присутствия. — Феликс? — Прижал к себе крепко, держа холодные ладони в своих. Феликс дрожал и, стиснув зубы до боли, согнулся под напором эмоций, с трудом сдерживая слезы. Ромео аккуратно положил его голову к себе на плечо, обняв сильнее. Хочет ему помочь, но не понимает его намерений помогать всем сразу и не себе. Самовлюбленность Ромео поражала порой его самого. Задирая нос высоко, не оглядывался назад — к прошлому — и не сделает этого. Но, если позади останется Феликс, он вернётся и уйдет только вместе с ним. Будь у Ромео сотни прекрасных девушек, любящих его до потери пульса, ему будет плевать на их всех, потому что на первом месте будет стоять Феликс. Потому что только он правда важен и нужен такому эгоисту, как Ромео; только он может так глубоко въесться в сердце, излучая бесконечную доброту и заботу, которую проявляет даже во время тяжёлой ломки. Только Феликса может любить Ромео и никого больше. Блондин заплакал, выплеснул эмоции, долго копящиеся внутри. — Я тебя люблю.

***

— Проходи, — говорит чуть слышно Феликс, пропуская в дом Ромео. — Спасибо, — благодарит он и заходит внутри, прячась от жуткого холода в теплоту. Был здесь не так часто, но отчётливо помнит каждого жильца и гостя — их не так много, как казалось. Куромаку, вечно холодный, скучный, типичный, словно чёрно-белые фильмы. Закари, которого все кликают Зонтиком — Ромео сам до конца не уверен, что это не его настоящее имя. Он просто тихий, наивный, такой мягкий. Про Вару, Пика и Эмму, что приходит к ним после каждой совместной пьянки, — что-то, к чему парень не может подобрать нормальные слова, поэтому никогда не говорит о них, опасаясь, что на следующее утро окажется в канаве весь в ядерно-зеленой краске и с кровоточащими ранами. После резкого признания Ромео, Феликс в глаза ему не смотрит, а встретившись взглядами случайно, покрывается румянцем и отворачивается сразу. Про себя Ромео тихо смеётся, понимая, что чувства взаимны. — О-о-о-о! — протянул Вару, вылетая в коридор из кухни. — Я ж говорил, что вернуться. — Обратился к стоящим возле плиты Зонтику и Куромаку, а потом повернулся к ним: — Мы блины готовим. Нет, вернее, вот эти смазливые голуби их готовят. А мы с Пиком просто жрём. Воруем и жрём. — Конечно, — раздался голос Куромаку, — приготовь вы что-нибудь, заявляю, это на все сто процентов будет испорчено. — Заткнись, гадкий старикашка. — Вару кинул в него полотенце. — Это халява называется. Зонтик, я до сих пор не понимаю, как ты мог его выбрать себе в мужья. Но, ладно, по любви так по любви, и не обращаем внимание на то, какая она. — Вару! — с раздражением крикнул Пик, показавшись в дверном проёме. — Какого хера? — Сорри, я не при делах, — ответил Вару и скрылся за спиной Феликса, словно за стеной. — Я взял его стопку блинчиков, — пояснил он на недоуменные взгляды. — Они просто были в кленовом сиропе. — Сволочь! — Пик в раздражении стукнул кулаком об стену. — Ладно-ладно. — Вару вышел из-за спины друга, подняв руки вверх. — Сдаюсь, видишь? Я полностью безоружен. Накажешь? Ромео негромко рассмеялся, подавляя желание закончить эту шутку. Признает, с ними довольно весело. — Потом. — Пик рывком схватил его за запястье и потащил вновь на кухню. Когда парни, сняв куртки и обувь, прошли внутрь, Зонтик жестом позвал их на кухню. Пахло приятно, запах был схож с тем, что был у Ромео в доме. Сели за стол, разглядывая помещение. Зонтик поставил чашки с горячим чаем перед ними и подошёл опять к Куромаку. — Раньше, — указал на них, — были просто друзьями, а сейчас стали не парой, а полноценными родителями. — Вару опять забрал несколько блинчиков у Пика и сунул в рот. Брюнет наигранно вздохнул и закатил глаза, подвигая тарелку со стопкой к парню. Куромаку фыркнул: — Ещё раз услышу от тебя подобные шутки, мне придется выселить тебя из этого дома на улицу. — Почему? Я покажу ведь говорю. Готовите, убираете, за порядком следите. Чем не родители? — Парень ухмыльнулся. — Вару, не стоит так шутить. — Зонтик положил одну руку на плечо Куромаку, успокаивая от накапливающегося раздражения. Затем повернулся к Феликсу. — А вы где были? — Мы с Чарли ездили к матери. — Ком застрял в горле, и тишина поселилась так резко, становясь невыносимой. Вару выглядел напуганным, когда остальные поддерживали напряжённое молчание. — А потом я его забрал, — закончил за него Ромео. Шум вернулся с доброй надеждой, оставляя позади боязливость.

***

Было неудобно и неловко, чувствуя тепло, разливающееся по телу. Ромео остался ночевать, и Феликс испытывал дискомфорт. Всё ещё стыдно, когда неожиданно оказываются слишком близко друг к другу. Перестать бы влипать в такие ситуации, но Ромео специально их создаёт. — Ты издеваешься, — произнес со смешком Феликс, когда парень обнял его со спины. — А ты игнорируешь меня, — отчеканил Ромео, утыкаясь носом в чужую шею. — Я не знаю, что ответить. — Парень покрылся румянцем. — Я тебя тоже люблю, но у меня вопросы. По поводу тех, кого ты бросил. Неужели ничто к ним чувствовал? Оказывается, сказал вслух. — Не-а, — ответил Ромео. — Пытался скрыть глупую симпатию, думал, что тебе будет противно иметь в друзьях латентного гея. — Вовсе нет. Но принять сложно, что все отношения были ложью. Не считая тех, что сейчас между ними. Искренность честна с намерениями. В первый раз было страшно, но не чувствуя давления, а ощущая поддержку, разум мог думать здраво хоть и под пеленой наслаждения. От прикосновений холодных рук на теле появлялись мурашки. Феликс привыкал к чужим действиям, но не мог перестать от смущения прятаться в плечо, прикрывая глаза от наслаждения. Ромео растягивал весь процесс, делая всё аккуратно, нежно. Целовал легко, теряясь в наплыве чувств от простых обниманий. Когда Феликс полностью смог привыкнуть, парень осторожно стал двигаться. Всё только начиналось, а уже ощущалась радость — непреодолимое чувство счастья. Феликс жмурился, покрываясь румянцем. — Ты моё солнышко, — сказал с умилением Ромео и поцеловал парня в щеку. Феликс обнял крепче, вздохнув глубоко. Глаза закатывались от удовольствия, было странное ощущения внутри. Почувствовав расслабление, прижался к парню. Не зная дальнейших событий, всё равно будут вместе и поддержат друг друга. Всё хорошо.