Только падая в бездну, я расправляю крылья

      Ржавый засов только снаружи выглядел устрашающе. Ромка несколько раз ударил по нему ногой, чтобы расшатать щеколду, и старый механизм нехотя поддался. С отвратительным лязгом несмазанных петель дверь шевельнулась, открывая проход за стены. Отец Жуан вскрикнул от удивления:       — Святые угодники, быть такого не может! Этот монастырь выглядит всеми покинутым, тогда как год назад здесь кипела жизнь! Что же произошло и почему нам не сообщили?       Пожав плечами, Северин вошел последним и, осмотревшись, приметил низенькую пристройку, служившую монахиням летней кухней.       — Укроемся там.       Внутри было сухо и относительно тепло. Нависший потолок из досок и разбухшей от дождей прелой соломы не пропускал ни капли, и потому возле очага вполне можно было расположиться на ночлег. Оставив отца Жуана разводить огонь, ребята отправились разведать новую территорию.       — А ты уверен, что крысёныш не врет? Вдруг он специально завез нас в эту дыру?       — Я тоже в сомнениях. Уже на подходе к стенам было ясно, что здесь никого нет, а он тем не менее не поворотил, поперся прямиком сюда. Дело нечисто! Нам надо держаться вместе.       — Кстати, где Рахиль?       Дерзкой девицы рядом не наблюдалось – очевидно, пользуясь суматохой, она решила ускользнуть от незадачливых стражников. Разгребая отросшие кусты, ребята принялись бродить, изредка выкрикивая ее имя, но спутницы и след простыл. Вскоре из кухни донесся запах разогретых пресных лепешек и поджаренной солонины.       — Я думаю, надо вернуться, — втягивая сытный дух, зачарованно сообщил Роман.       Северин согласно наклонил голову.       — Жрать захочет, сама вылезет, — мрачно пообещал в адрес исчезнувшей девчонки.       Но, к его разочарованию, Рахиль не пришла на огонек, и вся нехитрая стрепня брата Жуана досталась двум ненасытным парням, которые, без всякого стеснения накидав на толстые ломти горячего хлеба не менее горячие куски мяса, принялись их уписывать, да так, что за ушами трещало. В чугунном горшке, всегда возимом с собой отцом Жуаном, вскипятили травяной отвар, и хотя он отдавал дымом и был горьковат, всё же после утомительного дня пошел на ура.       Набив брюхо, Ромка почувствовал непреодолимое желание поспать. Постелив себе теплый плащ, устроился на каменной лавке и последнее, что услышал, проваливаясь в сонный дурман, как скрипнула дверь, а крысёнок что-то крикнул уходящему Северину. «Ну вот, а говорил, надо держаться вместе…»       Замедлив шаг, на пороге Инквизитор обернулся, с сомнением посмотрел на разомлевшего друга, потом перевел встревоженный взор на старшего товарища.       — Приглядите за ним, святой отец, мне нужно помолиться.       — Молись здесь, — нехотя ответил тот, — Господь везде, незачем искать его в заброшенной часовне.       — И всё же я пойду. Не могу спать, что-то тревожно на душе.       — Тогда возьми это.       Найдя в углу жестяной старинный фонарь со слюдяными окошками, отец Жуан бросил в его медную чашку несколько пылающих угольков и пару щепок, отчего примитивное осветительное устройство затеплилось слабо-трепещущим блеском. Обмотав ветошью рукоять фонаря, Северин вышел в начинающуюся темень и, различив вдали очертания старинной часовни, направился туда.       В воздухе чувствовалась какая-то неправильная, но неуловимая маета, от съеденного подташнивало. Инквизитор не придавал значения подобным мелочам, ему были нужны факты, и он был намерен их найти.       К удивлению, дверь в часовню оказалась распахнута настежь. Пройдя рядами темных, уходящих во мглу скамеек, остановился у алтаря, разглядывая выхватываемые из сумрака немногочисленные предметы: брошенный колокольчик, лежащие на престоле заплесневелые покрывала, опрокинутую навзничь дарохранительницу. В глубине алтаря висело огромное распятие, лик Христа терялся, неразличимый в потемках.       Отставив фонарь, Северин упал на колени и принялся молиться, как любил: с жаром и болью, со слезами и криком отчаянья. Невидимый, он беспрестанно клал и клал поклоны, ударяясь лбом о твердый каменный пол, широко крестился и громко, не скрываясь читал нараспев древние молитвы, коих знал великое множество. От резких наклонов раны на спине вскрылись, и вскоре его рубашка оказалась пропитана густой черной кровью, которая даже закапала на пол, растекаясь маленькой лужицей под ногами.       Час, другой, третий… Инквизитор словно бы не знал усталости, глаза горели, голос охрип, грудь разрывала тревога. Несколько раз он падал, но тут же поднимался и с не меньшим рвением принимался кланяться, умоляя: «Спаси, спаси его! Он ни в чем не виноват, это всё я! Меня накажи!»       — Ты любишь его, — вдруг раздался суховатый голосок брата Жуана, — но стыдишься? Это хорошо. Ты мог бы сделать неплохую карьеру под моим руководством, однако земное еще держит тебя. А что, если твой идеал не так уж и чист? Ты бы смог отказаться от него, как ты отказался от Бога?       Оборвав молитву на полуслове, Северин повернул к пришедшему измученное лицо.       — Отойди от меня, сатана.       — Вон как ты заговорил! А что же раньше якшался с его прислужниками?       — Об этом я расскажу только Отцу Небесному.       — Надеешься на его милосердие? Зря! За подобные дела идут прямиком в ад!       Отец Жуан тяжело опустился на колени, сложив пальцы в замок, опустил лицо на скрещенные руки, забубнил под нос что-то на латыни. Постояв немного в раздумье, Севка тоже продолжил молиться, но уже более сдержанно. За окошком шумел ветер, деревья трещали, били в окна сухими ветками, изредка слышался писк летучих мышей, заселивших покинутые кельи, и только два человека в огромном пустом монастыре каждый на свой лад говорили с Богом.       К утру Северин ослаб, утомленный сотней поклонов, лег ничком на пол, едва шевеля сухими губами свои мольбы. Бросив на него взгляд, монах вздохнул.       — Иди поспи. Рассвет близко.       Закусив губу от боли, Инквизитор сделал несколько шагов на онемевших ногах, кое-как подобрав длинную сутану, вышел из часовни. На улице у него закружилась голова, в животе свело от острой боли. «Неужели траванул?.. — подумал, но сразу отвел непрошеную мысль. — Нет, он с нами еще не наигрался». Облокотившись о каменную колонну, малость постоял, успокоил дыхание. В одном Жуан прав: нужен отдых, хотя бы на пару часов…       В низенькой поварне, куда он направился, мечтая поспать, горел слабый огонек. Может, уходя, монах оставил свет? Зачем? Ромка спит и видит уже десятый сон. Страх заполз за шиворот… Севка, забыв о больных ногах и окровавленной спине, рванул что было сил вперед! Дверь не поддавалась. Воспаленным умом он понял: закрыта на засов с обратной стороны. Для верности несколько раз дернул за ручку и, выругавшись, бросил бесполезное занятие – вышибить проклятую невозможно, его хилое тело скорее разобьется о дубовые доски.       — Ромка! Рома, проснись! — закричал севшим от долгой молитвы голосом. — Друг, открой мне!       Припав горячим лбом к дереву, громко застонал и сполз на землю, обдирая руки, царапая ногтями твердое дерево.       — Чего орешь? — Заспанный соотечественник появился спустя пару минут, взлохмаченный, в надетой задом наперёд футболке и с какими-то ошалевшими сияющими глазами.       — Рома, ты жив?!       — А с чего бы мне умирать? Ты на себя лучше посмотри – в чем душа держится.       — Я испугался, прости. Помоги дойти до кровати, устал.       Кивнув, Ромыч дотащил сомлевшего Северина до места, где только что сладко почивал, не раздевая, уложил в свою постель. На впалой щеке Инквизитора остался красный след – видимо, ударился о дверь в приступе отчаянья. Ободряюще погладив его по плечу, накрыл теплым плащом и, дождавшись, когда дыхание спящего станет ровным, тихо позвал:       — Можешь выходить.       Из темного угла, вступая на цыпочках, вынырнула Рахиль, улыбнувшись пухлыми губами, проскользнула к двери. На пороге Ромка шутя поймал её, обнял, жарко поцеловал в губы.       — До следующей ночи, — загадочно прошептала девушка. — Как только твои святоши уйдут молиться, зажги свечу.       — Люблю тебя, — ловя последние сладостные мгновения близости, прошептал Роман и быстро открыл дверь.       Несмотря на покинутость места, отец Жуан решил здесь задержаться. Бессонная ночь нисколько не повлияла на его активность, с жаром первооткрывателя монах принялся просматривать монастырскую библиотеку. Заплесневелые старинные манускрипты, брошенные кое-как на полках и столах, подверглись тщательному досмотру. Пришлось даже сломать шкафы, чтобы любопытствующий мог добраться до спрятанных в глубине книг. Северин некоторое время помогал в поисках, но потом бросил. Оттащив Ромку в темный коридор, поделился сомнениями:       — Странно всё это! Книги сто́ят очень дорого – почему монахини не забрали их с собой? Почему грабители не утащили их? Почему они так доступны?       — Откуда мне знать? — зевнул Ромыч и широко улыбнулся. — Ты же хотел научиться новым приемам, так не теряй времени! По-моему, Жуан тебя обожает.       — У него свои цели, и вряд ли в ближайшее время мы узнаем, что он задумал. Ладно, проехали. А ты бы сходил поупражнялся с мечом, что ли.       — Сева, я этот меч больше десяти минут в воздухе не удержу, он тяжелый. К тому же, чтоб хоть как-то с ним управляться, нужны годы тренировок… Между прочим, неплохо бы перекусить – с утра ни крошки в животе.       — А в этом ты прав. Похоже, сегодня монах нас кормить не намерен. Кстати, воду из колодца не пей, воняет. Пойду попробую раздобыть чего-нибудь, а ты оставайся здесь.       Оставив Ромку прохлаждаться на свежем воздухе во дворике монастыря, Северин обошел заброшенные хлебные хранилища, находя там только пустоту и многочисленные экскременты мышей. В винном погребе удалось сцедить немного перебродившего сидра. Не густо… зато на дальнем дворе был запущенный монастырский огород, и здесь парня ждала целая грядка зеленого чеснока, несколько гряд лука, невыкопанная темно-бордовая морковь. «Бинго!» — прошептал. Бросаясь на землю, принялся руками выкапывать выросшие беспризорные овощи, набивая ими широкий подол сутаны.       Вскоре в чужом котелке булькала и пенилась овощная похлебка на солонине, густо сдобренная луком и зеленью. Очаг, несмотря на долгую заброшенность, исправно поддерживал огонь, и по монастырской кухоньке плыл сытный запах готовящегося обеда.       Ромка спал, чем сильно удивил Инквизитора. Брат Жуан пропадал в библиотеке, и потому, взяв на себя роль повара, Севка время от времени помешивал густой суп, вздыхая, что нет картошки, – ту еще не завезли из Америки.       Близился полдень, по-весеннему холодное солнце заглядывало в низкое окошко. Растолкав Ромку, Северин налил ему целую глиняную тарелку раскаленного варева.       — Вставай, лежебока! Извини, но сегодня обойдемся без хлеба.       Не открывая глаз, друг что-то промычал нечленораздельное и, перевернувшись на другой бок, захрапел. Это уже становилось подозрительным… Запрыгнув верхом на Ромку, Инквизитор начал его трясти, хватая за локти и плечи, со смехом переворачивая к себе.       — Не ленись, открой глазки! Еда на столе стынет!       — Вот сам ее и ешь! — неожиданно со злостью выкрикнул друг, с ожесточением сталкивая с себя изумленного парня.       Тот, упав на пол, взъярился:       — Отлично! Съем! А ты жди бесплатную доставку прямиком из Макдоналдса!       Суп обжигал язык и горло, но Севка заглотил его буквально в пару минут и, не дожидаясь, когда разогреется вчерашний травяной чай, бросился в библиотеку. Там он нашел отца Жуана, среди разложенных манускриптов сосредоточенно вычитывающего очередной документ.       — Признавайся, что ты с ним сделал?! — Схватив монаха за грудки, Северин сильно тряхнул его, готовый ударить.       — Ничего, — несмотря на явный проигрыш в силе, спокойно ответил старый инквизитор и с нескрываемой издёвкой посмотрел на мечущегося коллегу.       — Меня, ты испытываешь меня, а Ромку-то зачем приплетать?! Скажи, чего ты ждешь? Я и так в твоей власти, озвучь свои ожидания!       — Слишком много слов, брат мой. Тебе следует научиться сдержанности, даже если речь идет о любимом человеке.       Северин отпустил едва не порванную в кулаках серую рясу монаха и устало повалился на растрескавшийся стул.       — Ты знал, что монастырь пуст, более того – ты знал, что он пуст уже несколько лет, так же как и аббатство.       — И что с того? У тебя нет укрытия или ты голоден? В чем твоя нужда?       — В нормальном отношении. Ты одновременно и презираешь и интересуешься мной!       — Область чувств – излишняя роскошь, особенно для нас, инквизиторов. Пора бы тебе это усвоить. Ты выбрал нелегкую стезю, но я уверен: ты справишься.       Поняв свой проигрыш в словесной битве, Северин смущенно принялся перебирать лежащие перед ним свитки. Многие были написаны на греческом, все как один рассказывали о «тварях злобы поднебесной». Страшные картинки перемежались с не менее страшным содержанием.       — Большинство из них – откровенная ложь и выдумки авторов.       — Возможно, — не отрываясь от чтения, бросил в сторону монах.       — Неужели вам не интересно узнать от меня о будущем? Как там живут люди?       — У меня нет на это времени. И ты бы тоже не терял его впустую на глупые расспросы. Вот, посмотри на этот документ – протокол допроса одного чернокнижника, — пододвинув к еще не остывшему от гнева парню увесистый том, слегка улыбнулся.       В библиотеке Северин просидел до позднего вечера, и только заползающий за воротник ночной холодок напомнил о пролетевшем времени. Оставленный отцом Жуаном огарок толстой свечи зашипел и погас, и всё в монастыре погрузилось в тревожную ночь. Растирая усталые глаза, парень откинулся на скрипучую спинку стула. Текст действительно оказался интересным, он даже не заметил, как прошло несколько часов. Где-то в глубине ударил колокол, тихо, словно боясь потревожить обитателей. Восприняв его как сигнал к молитве, Инквизитор спешно двинулся в часовню, но на полпути внезапно резко развернулся. В окне поварни горел свет. Помня небольшую размолвку с Романом, решил заскочить на минутку, загладить глупую вину, тем более он сам не прав – оставил друга, прилепившись к Жуану.       Уже на подходе стало немного не по себе. Перебирая в голове слова, которые хотел сказать, Северин вдруг был остановлен странными звуками, долетавшими из приоткрытого окошка. «Женский голос? Рахиль вернулась? что с ней? почему она так стонет? ранена? попала в беду? монах с ней что-то сделал?» — в голове роились десятки предположений, и ни одно из них не было верным. Не помня себя от беспокойства, Севка подлетел к двери, дернул на себя. «Закрыта? Здесь никого нет, от кого запираться-то?»       — Ромка! — закричал так громко, как смог. — Ромка, что там у вас происходит?!       Внезапно за дверью всё стихло, и почти сразу раздались торопливые шаги. Приглушенный шёпот донесся до уха встревоженного Инквизитора.       — Ромыч, ты с кем? Ответь мне! Открой эту чертову дверь!       Наконец загремел засов.       — Почему ты не молишься? — голос вышедшего был глух и раздражен.       — Я хотел поговорить с тобой перед вечерней молитвой.       — Ну говори, я слушаю.       — Здесь? Я бы хотел войти.       — Незачем. Говори, что хотел, и проваливай. Там крысёныш уже заждался – из вас получилась занятная парочка.       — Рома, ты ревнуешь?       — Я тебе что – баба, чтобы ревновать, или гребаный гомик? Говори, что хотел, и уходи.       Северин упрямо сжал тонкие губы, взгляд внимательно прошил стоящего перед ним.       — Ром, у тебя на шее отметина от поцелуя.       Друг быстро поднял руку, пытаясь прикрыть место, как вдруг Севка схватил его за запястье, сжал, насильно притягивая к себе.       — Я обманул! Там ничего нет, но ты испугался! Рома, ты был с женщиной?       — А ты был с мужчиной?       — Не время для шуток! Это Рахиль? Что она здесь делает?       — Тебя это волнует? А позволь мне задать такой же вопрос: что ты здесь делаешь? Что мы здесь делаем? Объясни!       Понимая, что ругань ни к чему не приведет, Северин пошел на попятную.       — Я был самонадеян, прости… и действительно не имею права смущать тебя. Я хочу знать только одно – ты счастлив? ну хоть немножко? — Плечи опустились. Инквизитор выглядел как никогда жалко и потерянно. С трудом растянув губы в кривой улыбке, отступил.       — Ты же сам велел мне привыкать к жизни здесь. Я стараюсь! А вот счастлив ли я, не знаю. Но тоже стараюсь. Доволен?! А теперь убирайся к плешивому другу, уж он тебя поймет.       — Рома, возьми, пожалуйста, я заметил, что ты потерял свой. — Дрожащими руками Северин полез себе за ворот, вытащил висящий на тонкой серебряной цепочке крестик, умоляюще протянул другу.       — Убери, мне он незачем.       — Возьми, Рома, и я уйду на всю ночь. Или на всю жизнь…