Пациент

      Когда Антон ушёл, я повернулся к Вазгенычу: - Саш, этого не может быть. Этого просто, блять, не может быть! Откуда его Арсений там взялся?! Он не мог его выдумать? Ну, вроде как самолечение - у них ведь сейчас явно проблемы в отношениях, может, он таким образом сублимирует? - Нет, не думаю, - говорит Александр, - в состоянии глубокого гипноза сознание настолько заторможено, что может осуществлять только прямые функции наблюдения и вербальной передачи данных – на формирование воображаемой картинки у него просто нет ресурсов, ты же видел, как тяжело Антону давалось одновременное удержание внимания на ощущениях в ногах и пальцах рук – он поэтому и смог передать контроль над собой - потому что был слишком занят... - Всё очень плохо, Саш. Ты же видишь, масштабы его подростковой травмы такие, что он заблокировал в себе воспоминания о целом отрезке его жизни на долгие годы. И мне до жути страшно раскапывать, что же тогда произошло. Но этот Арсений… Он портит нам весь процесс, всю картину происходящего сейчас. Он спусковой крючок, он как мост во времени, он будоражит, не даёт Антону покоя. Антон тлеет из-за него. - Да, я тоже заметил, что тревожность Антона сместилась в сторону депрессивного синдрома, - говорит Александр, - и я бы выделил ещё одну большую проблему в имеющихся: их эмоциональную привязанность. Ты же понял, что там с самого начала всё пошло наперекосяк? Все чувства, эмоции и ощущения в этом возрасте имеют большой повышающий коэффициент. Я просто молюсь, чтобы они не натворили тогда дел. - Чёрт, я ведь знал, что эти их отношения в реанимации добром не кончатся! Но при этом сам чуть ли не благословил Антона на них! - Ты что, винишь в чём-то Арсения? – удивляется Вазгеныч, - Погоди, во-первых, они теперь взрослые люди, а во-вторых, Арсений ведь тоже мог оказаться жертвой обстоятельств, мы пока мало знаем... -Не думаю, что он жертва. Как он оказался рядом с Антоном спустя столько времени? Не верю в случайности, он переехал из Питера, понимаешь?.. Как люди, живущие в двух крупнейших мегаполисах, могут оказаться в одной фирме?       ...Конечно, сейчас мне стыдно за тогдашнюю слабость, я вёл себя непрофессионально и бесчеловечно, и, наверняка, озадачил Александра. Но на меня влиял мой пациент, я ничего не мог с этим поделать.       Мы договорились проводить сеансы ежедневно до тех пор, пока основной блок не будет вскрыт – на промежуточную рефлексию времени нет. Но Антон не дотерпел и до утра.       В два ночи раздался звонок телефона. Я сразу метнулся в кабинет, чтобы не разбудить домашних. - Дмитрий Темурович, что сегодня было на сеансе? – его голос звучал подавленно. - Ты почему не спишь? У нас сеанс завтра в десять... - Мне нехорошо. Что со мной было? - Антон, как ты себя чувствуешь? Что болит? - Дмитрий Темурович..., – молчание, - у меня внутри будто пропасть разверзается. А я ничего сделать не могу. Чувствую прямо, что пиздец совсем рядом. Мне страшно, - перешёл на шёпот, - почему я ревел? Там что-то ужасное было, да? Я понял, что должен сказать ему правду, хоть это и противоречит методике. - Нет, наоборот, сегодня тебе там нравилось настолько, что ты не хотел просыпаться. Мне приехать? - Если бы было хорошо, я бы не заблокировал это. Верно? - Антон, сделай, пожалуйста, сейчас для меня одну вещь. Ляг в постель и следи за временем на часах. Будильник не заводи. Если через час ты всё ещё будешь смотреть на циферблат, звони мне, я приеду. - Хорошо, - бормочет. - Антон, сегодня мы были гораздо ближе к разгадке тебя, чем когда-либо. Завтра станем ближе, чем сегодня. Помни об этом. Мы не оставим тебе шансов остаться один на один со своей бедой. Не бойся ничего – с тобой два самых крутых психиатра в мире! Я услышал смешок в трубке. Потом он отключил телефон. Утром я заехал за ним, проспавшим, и привёз в офис. //- Сегодня двадцать первое апреля, третий сеанс, - голос Вазгеныча привычно звучит в тёмной комнате. Антон лежит перед камерой в кресле. - Опустим фармакологию и введение пациента в транс – это всё уже ранее описывалось. Антон, ты меня слышишь? - Да. - Я вчера просил тебя поставить на паузу. Что последнее ты видел в больнице, перед тем, как ушёл? - Мы попрощались с Арсением, я обещал постараться приехать завтра... - Встань, где стоял. Оглянись. Видишь, ты на месте! - М-м, не получается у меня назавтра приехать – тётя наняла бригаду забор ставить, надо за рабочими приглядывать. Сижу на телефоне. Ксения сбрасывает мне смс, что Арсения выписали и они едут домой. Отлично! О, следом приходит вторая – о том, что её родители запретили ему в ближайшие два дня выходить из дому – оказывается, врачи рекомендовали первое время больше отдыхать в тени... Ксения стоит напротив меня через час. «Придёшь к нам? – спрашивает, - Сарька весь израсстраивался» - «Не могу пока, видишь, надсмотрщиком посажен» - «Ну, тогда я с тобой тут останусь», - объявляет. Усаживается рядом и начинает рассказывать о себе, своей семье, семье Арсения – они по её отцу и матери Арса кузены, получается. Вся семья из Тамани, но отцу Арсения в своё время работу в Питере предложили, они и переехали, прижились. А Сарька, мол, всё равно по югу тоскует, хоть его и увезли отсюда шестилетнего. Вот и приезжает каждый год на всё лето. «Почему ты его Сарькой зовёшь?» - спрашиваю, - «Ну не Сеней же называть, - смеётся, - это моё личное имя для него, только моё». «Вы очень с ним дружны», - говорю. Ксения стучит себя кулаком в противоположное плечо: «Из одной песочницы!» Смеёмся. «А у тебя есть девушка?» - спрашивает вдруг, - «Нет, нету», - отвечаю, - «А почему? Смотри, ты какой!» - «Какой?» - начинаю стесняться, - «Ну, смелый, добрый... Красивый...» - похоже, и она тоже стесняется. Непосредственная такая, ребёнок ещё совсем. «Ты какой класс окончила?» - спрашиваю, - «А что?» - щурится, - «Ничего, просто. Я десятый» - «А я восьмой. Что, маленькая?» - смеётся, - «Конечно, маленькая. Но с тобой интересно!» Она вскакивает: «А поехали завтра в виноградники? Чёрный уже поспел почти» - «А разве можно?» - «Конечно, нет! - смеётся, - Ну, так поедешь?» - и я чувствую себя распоследним идиотом, соглашаясь. Утром заезжает за мной на велосипеде. «Кепку не забудь, нам километров семь в одну сторону, по жаре». Пока выкатываю свой велик, смотрю, подъезжает к калитке и резко тормозит Арсений: «Вы что, без меня уехать хотели?» Злится. «Сарь, тебе нельзя ещё, тем более в самое пекло возвращаться придётся. И родители спалят», - Ксения старается говорить мягко и убедительно, но он упрямо смотрит то на неё, то на меня и головой вертит. «Так, Ксесарьки, - говорю, - мы и так судьбу испытываем с этой воровской авантюрой, давайте без лишнего риска – поедем позже, а сегодня разделим с Арсением его постельный режим и будем резаться в настолки. Все согласны?» В итоге, весь день проводим дома у Ксении. Все крайне азартны, поэтому голоса на следующий день нет ни у кого. Купаться на вулкан на другую сторону посёлка идём молча. Молча же барахтаемся в лечебной чёрной жиже и в тишине же, поскальзываясь на камнях, бежим к морю смывать грязь. Долго сидим на камнях, обсыхая, – Ксения, привалившись ко мне спиной, а Арс сначала чуть поодаль, а потом улёгшись головой мне на колени. Стоит тёплый летний вечер, предзакатное солнце уже почти не греет, но уходить не хочется, и мы продолжаем сидеть, молчаливо соглашаясь с объединяющим нас летним счастьем. Я помню каждый день из всех последующих, что мы провели вместе. Вот мы рыбачим на спиннинги со старого пирса, и Арс в восторге вытаскивает кефаль – «а не какую-то там вам тюльку!» Всю пойманную рыбу мы замачиваем в соли под прессом и на следующий день вывешиваем под палящим солнцем во дворе у моей тёти. Ксения жалуется, что пальцы щиплет, и мы с Арсением сначала по очереди смачиваем в воде полотенце, чтобы обтирать ей руки от соли, а потом и вовсе забираем рыбу и доделываем всё сами. Вот мы едем-таки на виноградные плантации и объедаемся киш-мишем, ещё не совсем дозревшим, но уже вполне сладким, прячась от сторожей между рядами лозы. Обратно ехать тяжело – самый солнцепёк, хочется пить, и все руки липкие от сока, но по пути мы заворачиваем на бахчу и находим самый крупный арбуз. Я раскалываю его гаечным ключом от велосипеда, и мы едим, по очереди вытаскивая мякоть из зелёного полосатого плода руками. Вот мы немного плутаем по сухой степи с разнотравьем и выходим, наконец, к маленькому пресному озеру с лотосами. Бросаем велосипеды и бежим окунуться в прохладную воду. Поддерживая друг друга, дотягиваемся и собираем розово-белые цветы на длинных стеблях, и Ксения плетёт себе венок. «И мне сплети» - просит Арс и идёт за новой порцией лотосов. Когда украшение Арсения готово, Ксения водружает его на голову брата, а потом долго смотрит на меня и говорит: «Я сплету тебе тоже!» Когда надевает на меня готовый венок, легонько целует меня в щёку. Это так естественно и невинно, что я нисколько не смущаюсь, хотя она первая, кто так делает. Мы разглядываем друг друга – лотосы очень красиво выглядят в волосах, придают лицам какое-то эльфийское очарование. Я прошу покрутиться сначала Ксению, потом Арса, поправляю в их венках выпавшие стебельки. Нам опять хорошо молчится вместе. Мы сидим на берегу, возле самой воды, накинув на плечи сухие футболки и слушая трели кузнечиков в траве. Арсений, ёжась, придвигается ближе ко мне и прижимается к моему боку. Я, чувствуя, что он замёрз, обхватываю его рукой. Ксения жмётся к брату с другой стороны. Так и сидим, пока солнце не начинает опасно клониться к горизонту. Тогда спохватываемся, влезаем в одежду и быстрее крутим педали к посёлку, стараясь успеть домой до наступления темноты. А вот мы идём по пыльной просёлочной дороге в сторону Тиздара. Просто пошли, чтобы идти куда-то. Мы с Ксенией держимся за руки, она то и дело срывает длинные травинки и иногда щекочет мне лицо ими. Арс то отстаёт, то обгоняет нас, фотографируя всё, что видит. По пути попадаем под короткий, но сильный дождь. На мгновенно размокшей дороге Арсений умудряется неловко поскользнуться и содрать кроссовкой кожу на боку ступни. Поворачиваем обратно, идём теперь по мокрой траве вдоль высокого берега моря. Влажная одежда парит на вышедшем из-за туч солнце, воздух вкусный до сладости, а сверкающая гладь моря слепит глаза, если пытаться разглядеть стоящие на рейде корабли вдалеке. Арс поскуливает. Останавливаемся, проверяем ногу: в месте соприкосновения с кроссовкой рана кровоточит, Арсений пытается снять обувь вовсе, но выжженная солнцем степная трава слишком колючая, чтобы идти. Что ж, предлагаю ему залезть мне на спину. Он мгновенно соглашается и радостно запрыгивает на меня сзади, обхватывая руками шею и сплетая ноги спереди. Ксения с цоканьем закатывает глаза, но тут же смеётся, поднимая кроссовки брата и связывая шнурками, чтобы удобнее нести. «Тебе не тяжело?» - спрашивает, - «Нет, - отвечаю, подхватывая его под коленки, - он же дрыщ». Арс сопит у меня над ухом. «Хотя, с последнего раза, как я тебя таскал, ты вроде как тяжелее стал? – посмеиваюсь, - Эй, раскабанел за месяц на хозяйских харчах?» - «Я просто нахватался от тебя всякого», - отвечает. Мы с Ксенией смеёмся. «Когда я вырасту, я стану выше тебя, вот увидишь. И тогда посмотрим, кто над кем будет ржать», - ворчит. «Конечно, ты станешь выше, я же к тому времени уже сгорблюсь от старости», - говорю, - «Вот только не надо считать меня салагой – я всего на четыре года младше, а с возрастом эта разница и вовсе нивелируется»,- «Отставить умничать, лучше перестань душить», - слегка подбрасываю его, и он удобнее перехватывает меня за плечи. Ксения, идущая рядом, вдруг спрашивает, не глядя на меня: «А ты приедешь следующим летом?» Я задумываюсь: ЕГЭ, потом внутренние вступительные, если всё получится, решить вопрос с заселением в общежитие... «Если не загребут в армию, то постараюсь в августе», - говорю. Остаток пути молчим. На следующее утро мы с Ксенией плещемся в море, а Арс вынужден сидеть на берегу с пластырем на стопе. Мы на моём любимом пляже – на краю посёлка, вдали от всех. У нас есть ещё пара часов до полудня, когда придётся искать тень. Устав соревноваться, кто дольше простоит на дне на руках, мы выходим из воды и обессиленно падаем на покрывала – Ксения рядом с братом, я на соседнее, возле неё. «Ну, наконец-то – жалуется Арс, - у меня уже глаза устали вас караулить». «Сарь, не сиди в одной позе, сгоришь», - говорит Ксения. У него и вправду очень светлая кожа, которая в результате резко смещённого интереса с компьютера на наши гуляния за последний месяц уже не раз успела покраснеть, вздуться и отшелушиться. Арсений послушно укладывается на живот и, кажется, дремлет. Я смахиваю капли воды с плеч Ксении, лежащей рядом. Она поворачивается ко мне, подложив руку под голову, и говорит совсем тихо: «Ты ведь не забудешь нас?» Я смотрю на неё и не знаю, как правильнее и без лишних эмоций объяснить ей, что это лето самое яркое в моей жизни, что я никогда и ни с кем ещё не чувствовал себя так комфортно, как с ними. Что они, Ксесарьки, лучшее, что со мной могло произойти вообще, и что нет, я никогда их не забуду, что бы ни случилось!.. «Конечно, нет», - говорю. Она медлит секунду, потом вдруг подаётся ко мне и целует в губы, закрыв глаза. Я замираю от неожиданности. Потом начинаю отвечать, надеясь, что делаю это правильно. Тоже закрываю глаза, чтобы лучше чувствовать, но тут же открываю, когда она отрывается от меня. «Я ни разу не целовалась», - признаётся, - «Я тоже», - говорю и тянусь теперь сам. Её губы мягкие и солёные от морской воды. И с ней мне совсем не стыдно, что я не умею целоваться. Она снова первая заканчивает поцелуй и смотрит на меня, поглаживая мои скулы пальцами. Я улыбаюсь ей и в этот момент вижу обращённый на меня взгляд Арсения. От неожиданности я начинаю часто моргать, а он тут же отворачивается. Ксения замечает моё смущение и переворачивается к брату: «Ты не спишь?» - «Спишь» - глухо отвечает из-под сложенных под головой рук. «Пойдём купаться?» - зовёт меня Ксения, поднимаясь. Но я устал и ещё не согрелся, поэтому она бежит к воде одна, обещая скоро выйти, – солнце уже почти в зените. Я провожаю её глазами и снова смотрю на Арсения. Его плечи равномерно вздымаются, как будто спит. Кожа на верхней части спины опасно покраснела, и я набрасываю на него свою футболку – его-то вещи у него под головой. Ложусь на спину, закрываю глаза - хорошо, спокойно, слышны только крики чаек и шум набегающих волн. Проваливаюсь в дремоту. Тут же просыпаюсь: за Ксенией в море надо следить. Поворачиваю голову в сторону Арса и обмираю – он снова, не мигая, смотрит на меня и в этот раз даже не пытается отвести взгляда. Более неловкий момент сложно представить. «Что?» - спрашиваю, садясь и начиная высматривать в волнах Ксению, - «Меня ты тоже не забудешь?» - спрашивает негромко. Твою ж мать. «Тебя при всём желании не смогу, - отвечаю и тормошу его чёлку, - ловцы рапанов в моём рейтинге на первом месте!» Уворачивается обиженно. Тут нас обдаёт брызгами – это подошла Ксения и мы начинаем собираться. Эту ночь мы проводим на чердаке дома моей тёти. Режемся в дурака при свете старой керосиновой лампы, которую нашли там же. Обстановка располагает, и проигравшие должны рассказывать страшные истории. Лучше всех получается у Арсения, который, во-первых, чаще проигрывает, а во-вторых, любит ужастики. Он сидит без футболки, потому что горят обожжённые на солнце плечи, и в очередной раз доводит сестру до нервных оханий своей богатой фантазией. Когда же наступает редкий момент моего проигрыша, вдруг заявляет, что мои страшилки так себе, и лучше пусть я взамен рассказа просто намажу его плечи кремом. «Болят, да? – участливо интересуется Ксения, - Давай лучше я» - «Ну нет, ведь не ты проиграла», - протягивает мне крем. Шипит, когда я касаюсь его горячей кожи ладонями. Мне немного страшно, что приходится делать ему больно, но дотрагиваться до него приятно, и я не спеша размазываю вязкую массу по его плечам. Потом мы вспоминаем про сушёную тюльку и крадёмся на кухню. Когда следующие несколько дней идёт дождь, и мы сидим по своим домам, перебрасываясь смс-ками, я вдруг чувствую, как же, чёрт, буду скучать по ним, когда уеду на год. В первое ясное утро я слышу, как об стекло что-то бьётся. Открываю окно и получаю в лоб шиповником. Внизу ойкают, и я вижу на улице смущённого Арсения с горстью ягод в руке. «Ты не отвечал на звонки», - говорит, слезая с велосипеда. «Ты один? – спрашиваю, - Заходи» - «Ксения с родителями уехала в Темрюк по магазинам, закупаются к школе, - поясняет, - Погнали со мной на пикник?» - «Вдвоём?» - спрашиваю, выходя на улицу, - «Ну да, я место хорошее знаю. С меня угли, с тебя сосиски», - улыбается хитро, показывая на закреплённые на багажнике его велика решётку гриль и пакет с углём. Я беру карманные деньги, запираю дом и выкатываю свой велосипед. Закупаемся в ближайшем магазине и едем в «хорошее место» Арсения: сначала за пределы Кучугур, потом немного по степной тропинке, потом спускаемся по крутому уклону к морю и идём, волоча велосипеды, увязая в песке. Береговая линия становится совсем узкой, и вскоре мы оказываемся между высокой, метров пять, стеной отвесного берега и крупными валунами, уходящими в море. «Здесь почти не бывает людей и удобно разводить костёр на камнях», - объясняет Арсений и начинает разгружать скарб с велосипеда. Я осматриваюсь – место действительно превосходное. «Как ты нашёл?» - спрашиваю, - «Гулял» - пожимает плечами. Мы разводим костёр среди камней, закидываем принесённые угли и выкладываем сосиски на решётку. Водружаем на камни, ждём. «Ты тоже любишь уединение?» - спрашиваю. Арс хмыкает, потом вдруг вскидывает голову: «Только ты Ксеньке не рассказывай про это место, оно моё, - и тут же смущённо поправляет, - ну... теперь и твоё тоже». «По-братски?» - смеюсь понимающе. Арс улыбается, переворачивает сосиски над костром и лезет в пакет за колой. Он почему-то очень органично смотрится – худой, на длинных тонких ножках в белых шортах – среди этих громадных валунов вокруг нас и всё ещё взволнованного после непогоды моря. Футболку он повязал на шею, укрывая сгоревшие плечи. Кепка надвинута слишком низко – я могу видеть его глаза, только когда он смотрит прямо на меня. «Я не представляю тебя в сыром Петербурге», - говорю. «Я тоже, - отвечает, помешивая угли палкой, - Я уеду оттуда, как только смогу» -«Куда?» - «Сюда. Мы с Ксенией всё решили. Получаем образование и открываем здесь семейный бизнес» - «В какой сфере?» - «Есть несколько вариантов: ресторан с местной кухней – морепродукты, фрукты, овощи, чтобы всё местное, натуральное. Или услуги по сопровождению отдыхающих, на любой вкус – гастрономические вылазки, экстрим-походы, экскурсии по нетуристическим тропам, можно вообще всё это объединить в многодневный квест... Ещё есть идея необычного отеля – на море, метрах в пятистах от берега, чтобы и не на морском пути, и просто так с суши не добраться. Аутентично. А совсем недавно появилась мысль построить здесь нормальный медицинский центр»... Скользнул по мне взглядом из-под кепки. Следит за моей реакцией.. Он редко так много говорит, обычно предпочитает немногословные ироничные комментарии. Я чувствую, что польщён его откровенностью, хочу поддержать. «Это круто, - говорю, - идеи очень интересные, неизбитые, мне кажется, у вас должно получиться!» «Спасибо, - говорит, убирая решётку с углей, - мы понимаем, что здесь от многих факторов будет зависеть, и можем банально не влезть в бюджет. В крайнем случае стану айтишником или консультантом по экономике и буду работать удалённо. А Ксения врачом. Ты ведь знаешь про принцип Парето? – дует, обжигаясь, на сосиску в руках, я подставляю ломоть хлеба, он бросает сосиску на него и тянется за следующей, - двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата, а остальные восемьдесят процентов усилий — лишь двадцать процентов результата. Правильно выбрав минимум самых важных действий, можно быстро получить значительную часть от планируемого. Так что, тут, как попрёт». «Ты слишком умный для своего возраста, - говорю, жуя, - тебя одноклассники не дразнят?» - Арсений считает мой вопрос недостойным ответа и молчит. Управившись с едой, мы отдыхаем, прислонившись спинами к камням и глядя на море. «А ты бы хотел вместе с нами?» - спрашивает Арсений, повернув ко мне голову, - «Не знаю, я так далеко никогда не заглядываю». Молчим. Внезапно он срывается с места и бежит к велосипеду, возвращается с небольшим бумажным свёртком в руках: «Совсем забыл, смотри, что у меня есть», - сияя, разворачивает бумагу и протягивает мне сигару: «Спёр у отца перед отъездом. Он из командировки привёз. Настоящая, кубинская». И это такой резкий контраст – между только что серьёзным и рассудительным Арсением с далеко идущими планами и внезапно вороватым мальчишкой, таскающим вещи у родителей - что я начинаю истерично смеяться. Арсений сначала непонимающе смотрит, но потом до него доходит, и он присоединяется к моему хохоту. Сигару мы, конечно, раскуриваем. Передаём друг другу, вдыхая по очереди едкий дым, задыхаясь и кашляя до слёз, но не сдаваясь из принципа. В голове начинает звенеть пустота. «Арс, - говорю, - харэ, она крепкая» - «Мы тоже», - отвечает, вальяжно затягиваясь и тут же сгибаясь от очередного приступа. Протягивает мне: «Ты курил когда-нибудь?» - «Конечно. Мы с пацанами на переменах за школой курим иногда, если удаётся сигареты раздобыть», - важно отвечаю, но спохватываюсь: «А тебе ещё рано, смотри, спалишь лёгкие и хана». Голову уже прилично обносит. Арс вдруг встаёт и, пошатываясь, начинает снимать с себя шорты: «Я купаться» - «Погоди, какое, там волны!» - соскакиваю тоже. Арс, спотыкаясь о камни, идёт к морю: «Разве это волны? Ты волны не видел!» - на ходу срывает с плеч накинутую футболку и бросает вместе с кепкой куда-то в сторону. Совсем обкурился. Кеды вон забыл снять. Бросаю остатки сигары в угли и иду за ним, уже матерясь и тоже цепляясь ногами за выступы валунов. Ловлю у самой воды и тяну на себя: «Арс, я тебя не пущу, ты ни черта уже не соображаешь, а там камни в воде». Он вырывается, мы боремся, падаем оба и накатившая волна обдаёт нас холодной пеной. Отплёвываемся, сидя. «Ок, - говорю, - ты победил, иди, плыви. Только я за тобой. А мне ни фига не хорошо уже, и, возможно, я пойду ко дну ещё на заходе в воду, так и знай. И кеды сними, не забудь». Смотрит на меня расплывающимся взглядом, но очень внимательно. Потом пытается встать, хватаясь за мои плечи. Не выходит. Ползёт на коленях на берег и тянет меня за руку: «Сам-то, дурак, вообще не разделся». Ползу, ликуя, за ним. Море, потеряв в нашем лице двух жертв, напоследок догоняет нас особенно сильной волной. Разложив одежду сушиться на камнях, лежим на песке, пытаясь унять головокружение. «Антон», - тянет Арсений, - «Что?» - «А ты правда никого раньше не целовал до моей сестры?» Блин. Всё-таки подслушивал. «Всё-таки подслушивал?» - спрашиваю, - «И подсматривал», - почти гордо отвечает. Усмехаюсь - сами виноваты. «Правда», - говорю, - «А почему?» - «Что значит, почему?» - «Ну, тебе ведь шестнадцать уже и ты такой... ну, короче, неужели девчонки не лезли?» - «Не знаю. Мне это не интересно было». Молчит. «Я тоже ещё ни с кем не целовался», - «Какие твои годы, - смеюсь, - ты же мелкий ещё совсем!» - «Сам ты мелкий» - обижается. Чувствую, кладёт мне на живот нагретый солнцем булыжник. Потом ещё один. Лениво приоткрываю один глаз: «Что ты делаешь?» Не отвечает, нашаривая в песке ещё несколько камней. «Арс!» - зову, - «Чш-ш-ш!» - сосредоточенно выстраивает из камней прямую от кромки плавок до основания шеи. Я не протестую, это даже приятно – то, как горячие голыши утяжеляют моё тело. Я уже закрыл глаза снова – меня начало морить сонливостью. Но Арс не даёт уснуть – сыпет на меня колючий песок по обе стороны от линии камней, а потом рисует пальцами какие-то замысловатые узоры на нём. «Щекотно», - пытаюсь отпихнуть его руки, но с закрытыми глазами это сделать тяжело. «Антон, - слышу его голос над ухом, - «М?» - «А ты можешь научить меня?» - «Чему?» - «Целоваться». Я удивляюсь, но не сильно – наверняка, за ним, несмотря на его возраст, уже бегают толпы поклонниц. Арсений красивый, я не говорил? У него, как и у Ксении, поразительно синие глаза, которые постоянно меняют оттенок в зависимости от погоды и настроения. Ресницами длинными машет, пуская тень по лицу. Густая чёлка вечно лезет в глаза, и он привычным жестом смахивает её со лба. Волосы волнистые и почти чёрные - очень эффектно смотрятся на его бледной прозрачной коже. Аристократично точёные скулы, прямой аккуратный нос, которому неожиданно смешная пипка на конце придаёт озорной вид, и ямочки на щеках, когда улыбается... А губы такие... по-мужски сдержанные, но очень выразительные и чувственные в своих изгибах. Руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, узкие щиколотки на ногах – в общем, девичья мечта, а не Арсений... «Арс, не парься, когда наступит момент, ты это сделаешь интуитивно и всё получится, поверь, - говорю, не открывая глаз, - к тому же нашёл, у кого просить – я сам неуч». «Ты пробовал, расскажи, как это делается», - не унимается Арсений. «Ты ведь не отстанешь, да? – ворчу, - Берёшь, открываешь пошире рот и целуешь. Всё». «А зачем рот пошире?» - удивляется, - «Ну как, чтобы язык протолкнуть», - я искренне не понимаю, как можно не знать таких вещей. «А язык причём? Целуются ведь губами?» - судя по ошарашенному тону, парень, похоже, открывает для себя целую вселенную, - «Блин, Арс, ты что, вчера родился? – даже глаза открыл и голову приподнимаю, чтобы на него такого посмотреть. Он сидит на коленках возле моего плеча и выглядит крайне озадаченным. «Ты не знаешь, как люди целуются?» – удивлённо спрашиваю, - «Я в фильмах видел, как они губами прикасаются», – оправдывается, - «Блин, ты какие фильмы смотришь, «Иронию судьбы»?». Молчит. Мне становится стыдно: он помощи попросил, а я наезжаю. «Короче, Арс, слушай сюда, рассказываю матчасть, - укладываюсь обратно и закрываю глаза, - Губы – это только начало, в поцелуе участвует весь рот, очень многое зависит от языка. Можно целоваться напористо, можно аккуратно, один мой друг рассказывал, что однажды так увлёкся, что достал девушке до язычка на нёбе и вызвал рвотный рефлекс, - усмехаюсь, - но так делать не надо…» Моих губ касается что-то мягкое. Я замираю от неожиданности и вжимаюсь головой в песок, распахиваю в ужасе глаза. Передо мной закрытые глаза Арсения. Он целует меня в уголок моих губ, аккуратно прихватывая нижнюю губу зубами и проезжаясь по ней кончиком языка. Отстраняется. Смотрит завороженно. Я медленно моргаю. «Я правильно?» - спрашивает. Бог ты мой, я не знаю, правильно ты или нет. Меня никто так не целовал. Ну, да и чёрт бы с ним, я впервые поцеловался-то только пару дней назад – сравнивать не с чем. Но я и не знал, что вообще можно целовать так.. нежно, до дрожи. Не видел нигде, и не читал, и друзья мне о таком не рассказывали… «Наверное», - отвечаю и не узнаю свой голос – срывается. Надо срочно брать себя в руки. «Видишь, - говорю, - ты сам всё понял» - «Да, я понял!» - радостно тянется ко мне снова, - «Погоди, погоди! - надеюсь, что моя паника незаметна, - Не обязательно тренироваться на мне, ты знаешь принцип, это главное, остальное закрепишь с какой-нибудь одноклассницей...» «Я не хочу с одноклассницей, я хочу с тобой!» - твердит, нависая надо мной, и я чувствую, что вся моя воля заключена сейчас в моей руке, сдерживающей Арса на уровне груди. «Уйди, - прошу, - слезь, это неправильно», - он не слышит, а я не хочу делать ему больно. Внезапно понимаю, как надо. «Мне плохо», - говорю, глядя в его тёмные теперь глаза. Действует. Моментально оказывается у меня в ногах, шумно дыша и пристально глядя, стоя на четвереньках. Я, не разрывая взгляда, подтягиваю к себе коленки и пячусь назад, пока не упираюсь спиной в береговой откос. Встаю, поддерживая себя руками. Камни опрокидываются с меня в разные стороны, весь в обсыпанном Арсом песке. «Мы едем домой», - говорю. Арс кивает потерянно и тоже поднимается с колен. Смотрит на меня, и я, спохватившись, стыдливо прикрываю руками свои топорщащиеся плавки…//