amber opium

Ху Тао — юная наследница семейного дела, в свои девятнадцать вынужденная держать на плечах все заботы по благосостоянию заведения, доставшегося ей от скоропостижно скончавшегося из-за неизвестной болезни деда. Родители мертвы, оба страдали от пристрастия к опиуму. Среди местного контингента известна своим нестандартным чувством юмора. Её не очень любят за неугомонный острый язык, но уважают и жалеют — девчонка явно не планировала связать свою жизнь с этим притоном, но, оставшись без опекунов и материальной поддержки со стороны дедушки, была вынуждена бросить свою прошлую работу и взять на себя бразды правления курильней. Раньше работала в местном похоронном бюро. Пишет стихи. Информации удручающе-мало, но чего он ждал от девятнадцатилетней девчонки? Пожить-то толком не успела, а уж заработать плохую репутацию и ввязаться во что-то сомнительное — тем более. На Чжун Ли нет ничего. Абсолютно. Это напрягает сильнее, чем если бы удалось нарыть, что раньше он работал наёмным убийцей или ещё что-то в этом духе. Честное слово, в этом случае Чайльд даже не удивился бы. За всеми водятся какие-то грешки, в такое напряжённое время просто невозможно сохранить свою репутацию полностью незапятнанной. Но единственное, что порочит блистательно-чистый образ Чжун Ли — его пристрастие к опиуму и, собственно, место работы. Вот только это лежит на виду. Эту информацию не нужно вынюхивать, добираться до неё окольными путями. И кроме этого нет ничего, то есть, буквально ничего. Чжун Ли появился здесь год назад. Неизвестно, откуда и где он пропадал раньше. Возможно, если верить его словам, он “странствовал” — может быть, где-то в районе гор Цинцэ или даже в Инадзуме, но отследить это сейчас уже невозможно — корабли из Инадзумы никем не регистрируются, потому что официально их просто не существует, а простого странника вряд ли кто-нибудь заметит и запомнит. Конечно, Чайльд отправил одного агента в те края, чтобы навести справки (им всё равно нужно подробнее узнать масштабы опиумных плантаций в тех местах, поэтому это скорее как небольшая дополнительная работа), но чуйка сразу подсказала ему, что ловить там нечего. Итак, Чжун Ли появился здесь год назад из ниоткуда. Весь год он провёл в курильне, выходя наружу так редко, что не успел особо примелькаться даже местным. Кто-то бегло отзывался о нём как о “консультанте хозяйки курильни”, кто-то, очевидно, хожий в это заведение, грубовато и нелестно упоминал его в контексте “один из местных опиумных шлюх”. Скорее всего, оба варианта были по-своему верны, хоть Чайльду и хотелось отчего-то выдернуть язык из глотки того ублюдка, который решился описать Чжун Ли как “опиумную шлюху”. То есть, да, отчасти, это правда, невозможно закрывать глаза на то, что он употребляет опиум и продаёт своё тело, Чайльд ведь и сам платит Ху Тао за возможность проводить с ним время. Но зачем говорить об этом так прямо? То есть, да, это всего лишь грубая правда, но… Агрх, чёрт. Чем дольше Чайльд размышляет на эту тему, тем сильнее его внутренний диссонанс. Плевать. И да, Чжун Ли, скорее всего, действительно занят ещё и тем, что консультирует Ху Тао в вопросах управления её заведением. Судя по налоговым выпискам (ужасно грустно то, что подкупить местную налоговую легче, чем украсть леденец у ребёнка), дела курильни шли не очень последние лет пять, но год назад, аккурат после появления Чжун Ли, дела пошли если не в гору, то точно выровнялись достаточно, чтобы курильня перестала приносить сплошные убытки. Значит, вероятнее всего, он на приемлемом уровне разбирается ещё и в финансовых вопросах. Это не делает картину его личности яснее, лишь добавляет детали, которые отказываются складываться во что-то целостное. До сих пор неясно и то, где Чжун Ли учился и где преподавал. Чайльд отправил агента в местную академию, чтобы прошерстить там документы, в тот же день, когда согласился сотрудничать с Чжун Ли. Вернувшись назад, агент сообщил, что даже если Чжун Ли правда получал где-то профессорскую степень, то точно не на территории Ли Юэ. Остаётся вариант с Академией Сумеру, но отправлять кого-то туда просто чтобы убедиться, что и там он не мелькал — абсолютно бесполезная трата людского ресурса. Вот и всё, что у них есть. — Он был наёмником или кем-то вроде того? — бросает Синьора, разглядывая последний отчёт. — Боги, насколько же ты везучий, раз первый же человек, который согласился работать с тобой — это какой-то преступник, пытающийся залечь на дно. Чайльд морщится. Какого чёрта она вообще навязалась проверять отчёты вместе с ним? — Скорее просто отказавшийся от прошлой жизни, — ворчит он. — Какая разница, в любом случае? Сейчас он не больше, чем человек, зависимый от опиума и денег, которые ему платят за возможность провести время в его койке. — Из убийцы в проститутки? — ухмылка Синьоры вызывает у Чайльда желание скомкать отчёты и бросить их прямо ей в лицо. — Насыщенная биография. Она делает глоток вина из своего бокала. Чайльд поглядывает на неё исподлобья. Синьора открыла бутылку в начале вечера и за несколько часов в одиночку опустошила больше половины. Впрочем, по ней и не скажешь. Наверное, это что-то исключительно мондштадтское — уметь вливать в себя литры алкоголя и выглядеть при этом кристально трезвыми. Про проблемы Синьоры с алкоголем знают все, включая Царицу, но пока это не мешает работе, предъявить ей что-то не может никто. Чайльд не знает точно, какое горе она запивает уже десяток лет — вероятно, это как-то связано человеком, подарившим ей то обручальное кольцо с броским алым камнём, которое она не снимала ни разу с момента их первого знакомства. Чайльд слышал, как кто-то однажды обмолвился, что её жених погиб на войне. Он не уверен, что это правда. — Я не собираюсь отказываться от нашего с ним сотрудничества, — подводит итог Чайльд. — Мне плевать на его прошлое, пока оно не мешает нашим нынешним планам. — Ты ждёшь, что я буду отговаривать тебя? — Синьора вскидывает бровь. — Твоё возможное поражение — лишь твоя проблема. Я не твоя наставница. Делай то, что посчитаешь нужным — ты Предвестник. Такого ответа Чайльд от неё и ждал. Точно, он Предвестник. Он делает свою работу сам и сам несёт ответственность за свои ошибки. — Но, — неожиданно продолжает Синьора, — пускай за ним продолжают следить. Я не собираюсь ввязываться в дипломатический конфликт только из-за того, что ты не смог удержать свой член в штанах. — Я с ним не тра-... Синьора прерывает его коротким жестом. — Хочу быть уверена, что он не треплется своим языком с теми, с кем не нужно. И сам не спускай глаз с него. Чайльд и не собирался. Он не идиот. Тишина ощущается очень неуютной. В противовес тому, как комфортно было просто сидеть рядом с Чжун Ли, не разговаривая ни о чём, с Синьорой это ощущается как пытка. От одного её присутствия рядом тошно, и это трудно объяснить словами. Чайльд не боится Синьору, нет, ему просто… не нравится быть рядом с ней. С Шестым лучше. Скарамуш, этот низкорослый ублюдок с острым как бритва языком не вызывает хотя бы желание выйти в окно, лишь бы уйти из поля его зрения. С Синьорой особо не посмеёшься: она только пьёт и пытается вдавить в пол его самооценку своим острым каблуком. С сомнительным успехом, но всё равно. — Ты серьёзно даже не трахаешь его? Чайльд резко вскидывает голову. Какого чёрта она вообще… Выражение его лица, похоже, говорит Синьоре достаточно. Она заходится неприятно-громким смехом, от которого у Чайльда краснеют кончики ушей. Сука. *** — Наверху. Деньги вперёд. Ху Тао, видимо, занята, раз в этот раз они даже не перекидываются ненавязчивыми шутками. Чайльд приходит сюда третий раз за неделю и впервые видит, как она работает с бумажками. — Налоговые декларации? — спрашивает Чайльд, опираясь локтями на стойку. Он выбрал не лучшее время, чтобы поговорить с ней. — Вроде того, — Ху Тао, впрочем, легко отвлекается. Запрокидывает голову, вздыхает недовольно. — Я же не могу написать, что торгую людьми и наркотиками, понимаешь? — Напиши, что продаёте чай. — Нужно продавать очень много чая, чтобы обосновать такой доход. — Напиши, что вы продаёте очень много очень хорошего чая. — Ты хоть раз работал с налоговой? — фыркает Ху Тао. — Я выбивал долги! Это считается? — Нет, конечно, дурашка. Здесь много нюансов, Чжун Ли объясняет мне их, но я всё равно чувствую себя полной идиоткой, когда сажусь сама разбираться с этим. Она бухтит так недовольно, что это почти мило. Чайльд может понять: если бы его посадили разбираться с чем-то подобным, он, скорее всего, крупно облажался бы. Вся эта муторная работа с бумажками — скука смертная. — Он сам-то разбирается, мм? — спрашивает Чайльд между делом. Ху Тао пожимает плечами. — Не уверена, что он разбирался в этом раньше, но он хорош во всём, что связано с законом и разными контрактами, поэтому быстро вник после того, как я дала ему нужную литературу. — Круто! — Ага. Ху Тао смотрит на него, и Чайльд смотрит на неё. Пауза затягивается, но, в конце концов, Ху Тао не выдерживает первая: — Ты пришёл сюда развлекаться с Чжун Ли или болтать со мной? Если что, я не собираюсь бесплатно тратить время на тебя. Чайльд бросает на стойку мешочек моры. Ху Тао дуется, смотрит недоверчиво, явно не понимая, что ему от неё нужно, но мешочек забирает, прячет куда-то — Чайльд не успевает проследить за махинациями её ловких рук. — Ну что тебе, фатуец? Давай. Только учти: я не шпионю и сплю только по любви. — Я тоже, — улыбается Чайльд. — Сплю только по любви. Ху Тао заливается громким смехом. — С Чжун Ли у тебя большая светлая? Чайльд собирается было поправить: он не спит с Чжун Ли, но, вспоминая выражение лица Синьоры, решает придержать правду при себе. — Может и большая, и светлая, — кивает он. — Чжун Ли красивый и умный. — Не обольщайся только особо. Ты сюда не один захаживаешь. — И много с кем у него такая же большая и светлая? Ху Тао бросает на него прищуренный взгляд. — Частная информация. Чайльд пробыл в этом городе достаточно, чтобы уяснить одну простую вещь — здесь нет того, что нельзя было бы купить. Вопрос всегда только в цене. — Я думал, мы с тобой друзья, госпожа Ху Тао, — Чайльд растягивает губы в неестественно-добродушной улыбке. — Слушай, я просто не хочу нести ответственность за то, что ты потом перережешь кому-нибудь глотки из-за ревности, ладно? Они мне тоже платят! — А если я пообещаю этого не делать? — у него не было даже мысли об этом. За кого эта девчонка его держит? — И что, я должна просто поверить тебе? Ты выглядишь как маньяк! — Мне не нужны проблемы! — возмущается Чайльд, невольно привлекая громким голосом внимание других посетителей. Он прокашливается и понижает немного голос. — Я просто хочу знать. К тому же, с меня-то ты всё равно поимеешь гораздо больше денег, разве нет? И ты не хочешь ссориться со мной. Это не вопрос. Ху Тао понимает это, и потому недовольно сопит. Чайльд терпеливо ждёт, пока она смирится с необходимостью просто дать ему ответ на интересующий его вопрос. — Двое. На постоянной основе к нему ходят только двое, остальные — так, случайные клиенты. — Ты знаешь их? Ху Тао качает головой. — Знаю только то, что они оба местные. Один выглядит как мой ровесник, но уж больно мрачный, и взгляд у него такой... суровый. Даже не здоровается. Кидает деньги и уходит. Второй… ну, постарше. Высокий такой, крепкий, как моряк. Чжун Ли не рассказывает про них ничего. Даже про тебя сказал — что вы с ним промышляете делами какими-то, а про них молчком. — А ещё что-нибудь про меня сказал? — осторожно уточняет Чайльд. Ху Тао ухмыляется. — Что про тебя рассказывать? У тебя и так всё на роже написано. Ну почему ему так везёт на склочных женщин, любящих унижать его? Грёбаная карма или что? — Ладно-ладно, — продолжает Ху Тао миролюбиво. — Не обижайся. Нет, не говорил больше ничего. Да и мне нет дела. Главное, что ты нормально к нему относишься и всё. — А давно Чжун Ли с тобой вообще? — переключается Чайльд. — Ну… год? Точно, год. Тогда тоже осень была, и мы с ним столкнулись так неожиданно, прямо посреди улицы. Он ходил такой... неприкаянный. Мы разговорились, и у него, как оказалось, ни моры, ни дома, ничего, говорит, всё потерял. Ну я и… приютила его. Не оставлять же. Он мне помогал всегда, да и как-то само получилось, что стал, ну… работать здесь. И опиум тоже здесь курить начал. Я так думаю, для него это способ забыться и оторваться от реальности. То, что говорит Ху Тао, противоречит словам Чжун Ли. Либо кто-то из них водит его за нос (ясно, кто именно), либо он чего-то не понимает. — А что забывать-то? Ху Тао пожимает плечами. — Не знаю. Он не рассказывал. Хочешь — спроси сам. Спросит, обязательно спросит. Только со всем этим надо последовательно, а не нападать с вопросами, чтобы Чжун Ли не подумал, будто Чайльд вознамерился влезть к нему в душу. — Иди отсюда, давай, тебя там уже наверняка заждались наверху. Ху Тао не намерена продолжать разговор. Она вновь утыкается в скучные бумажки, всем своим видом показывая, что не очень рада видеть Чайльда здесь. Ладно. Поговорят позже. Чжун Ли оказывается столь же удивлён его внезапным появлением, сколько и Ху Тао — неожиданным разговором. Он отвлекается от книги, смотрит широко открытыми глазами и выглядит так, словно Чайльд застал его не за чтением, а в постели с кем-то из клиентов. — Привет? — Чайльд?.. — Чжун Ли растерянно прикрывает книгу, кладёт её на прикроватный столик. — Я не ждал тебя сегодня. — Ты говорил, что я могу заходить в любое время, когда буду свободен. У Чайльда не пропадает ощущение, что он здесь… не вовремя, возможно? Конечно, он собирается игнорировать это до тех пор, пока его прямо не выкинут за дверь (чего не случится, потому что он заплатил). — Да, но… — Чжун Ли трёт ладонью уставшие от чтения глаза. — Раньше ты предупреждал, когда примерно придёшь. — Ты не рад меня видеть? — прямо спрашивает Чайльд. — Нет, вовсе нет. Я рад тебя видеть, но, повторяюсь, я не ждал гостей сегодня и совсем не готов принимать кого-то. Чайльд не уверен, что Чжун Ли до конца искренен с ним. Возможно, это нормально — между ними не может быть и речи об искренности до тех пор, пока один платит другому за общение и помощь. — Тебе не нужно готовиться к моему приходу, — расслабленно сообщает Чайльд, подходя ближе к кровати. — Просто продолжай делать то, что делал. А, да, может быть, это немного скрасит факт моего неожиданного появления — я принёс тебе поесть. Не знаю, правда, что ты любишь, поэтому взял на свой выбор. Он ставит коробки из “Ванмин” на столик, около книги. Взгляд мимолётно скользит по обложке — какой-то исторический справочник о новейшем времени. — Там нефритовые мешочки и суп из морепродуктов. Я так-то пообещал себе, что не буду брать здесь рыбу, потому что на рынке от неё пахло так, что меня чуть наизнанку не вывернуло, но в том ресторанчике она выглядела так вкусно, что я не сдержался, — за размеренной болтовнёй о пустяках Чайльд постепенно перебирается на кровать, укладывается у Чжун Ли под боком и прикрывает глаза. — Ты пришёл сюда поспать? — тихо спрашивает Чжун Ли. — Быстро ты раскрыл мой план. День оказался выматывающим и возвращаться в банк не хотелось, потому что Чайльд знал, что там Синьора, которая начнёт от скуки вытягивать из него душу по ниточке. Она, видимо, выжидает чего-то, поэтому почти не высовывается из банка, вынуждая Чайльда искать любую возможность уйти далеко и надолго. — Хочешь я почитаю тебе вслух? — предлагает Чжун Ли. — Давай. Магия голоса Чжун Ли работает на него безотказно. Чайльд вслушивается в то, как он зачитывает сухие факты, которые из его уст звучат как складная историческая повесть. Чжун Ли легко, не запинаясь, разбавляет текст учебника своими вставками о более древних временах. Боги, даже если он был наёмником или хладнокровным убийцей в прошлом, какая разница? Чайльд тоже убивал людей. Они ещё могут посоревноваться в количестве оставленных за спиной трупов. В историческую сводку просачиваются очередные легенды. На грани между сном и бодрствованием Чайльд слушает историю про Нефритовый дворец, которым Воля Небес когда-то нанесла решающий удар по монстру, вырвавшемуся с морского дна, чтобы разрушить Ли Юэ и отомстить Властелину Камня, заточившему врага тысячелетия назад. — Он до сих пор там, — произносит Чжун Ли вполголоса, так, что Чайльд с трудом различает его слова. — Ждёт, пока кто-нибудь вновь разрушит печати и позволит ему выбраться наружу. Он знает, что Моракс мёртв — и ждёт, зная, что на этот раз никто не сможет сразить его. Когда-нибудь люди в своих исследованиях доберутся до морского дна… Чайльд засыпает. Страшные сказки Чжун Ли — великолепное снотворное. *** Чайльд просыпается один, в пустой и холодной постели. Тяжёлое чувство усталости, которое накатывает после дневного сна, заставляет его пролежать в кровати ещё несколько минут, прежде чем тело собирает остатки сил, чтобы подняться. Чжун Ли нет в комнате. Наверное, он вышел куда-то, может быть, чтобы помочь Ху Тао с бумажками для налоговой. Чайльд трёт сонные глаза. В комнате темно, и света, который льётся внутрь из мутного окна, хватает лишь на то, чтобы он не запнулся о собственные ноги. Сколько сейчас времени? Если перевалило за полночь, стоит переночевать здесь. Чайльд оглядывается, натыкается взглядом на часы, но, едва отвернувшись, забывает о том, что собирался проверить время. Нужно найти Чжун Ли. Часы тикают, и минуты текут вперёд, но тишину комнаты не нарушает звук тихих шагов. Чайльд терпеливо ждёт до тех пор, пока это окончательно не надоедает. Вероятно, Чжун Ли слишком занят делами там, внизу, и проторчит с Ху Тао до тех пор, пока кто-нибудь не потревожит их. Чайльд осторожно выходит наружу. Коридор длинный, пустой и такой же тихий, как всё вокруг. Чайльд гонит прочь соблазн ворваться в одну из комнат, чтобы напугать уединившихся с кем-то из работников гостей. Потом Ху Тао точно не позволит ему даже порог переступить. Чайльд спускается на первый этаж, но у самой двери, ведущей в зал, застывает. Нужно ли ему туда? Он уже не так уверен. С той стороны доносятся приглушённые голоса, сквозь щель внизу тянется густой сладкий дым, вызывающий естественное отвращение. Чайльд делает шаг назад, решая, что не пойдёт туда. Взгляд цепляется за соседнюю дверь. Как он умудрился не заметить её раньше? Чайльд дëргает ручку и взгляду открывается ведущая прямиком куда-то вниз, вероятно, в подвальные помещения, лестница. Он спускается до тех пор, пока лестница не приводит его в длинный коридор. Подземные ходы? Ну и чему здесь вообще подземные ходы? Что можно прятать в подобного рода заведении, если они и так промышляют проституцией и продажей наркотиков? Не людей же тут убивают, в самом-то деле. Чайльд шагает вперёд по коридору, морщась от гуляющего здесь сквозняка. Холодно и влажно. Будто и правда казематы. Коридор выводит его к ещё одной двери. Чайльд дëргает за ручку. По ту сторону — маленькая комната без окон, освещëнная лишь стоящими вдоль стен свечами. В нос ударяет приторный цветочный запах — весь пол усыпан белыми лилиями. Цветов так много, что они напоминают причудливое покрывало. В центре комнаты — два сидящих на коленях человека. Чайльд узнает в них Чжун Ли и Ху Тао. Вместо привычных тёмных одежд оба выряжены в одинаковые белые… Чайльд не может описать это иначе, кроме как "халат". — Что вы… Ху Тао недовольно цыкает. — Не мешай. Чайльд послушно замолкает. Чжун Ли и Ху Тао склоняют головы перед небольшим алтарëм. Чайльд не знает, почему, но в нём вдруг просыпается неловкость — чувство, которое он забыл уже давно. Смотреть на людей, преклонивших колени, сверху вниз неуютно. Чайльд делает шаг вперёд с пока неясными для самого себя намерениями, но его останавливают резкие слова Чжун Ли: — Сними шарф и рубашку. Оставь их за порогом. Чайльд снова беспрекословно выполняет требование, пусть даже и не понимает, зачем делает это. Подрагивающими от холода пальцами растëгивает пуговицы своей красной рубашки, стягивает её с себя и вешает на ручку, с обратной стороны двери. Там же оставляет и шарф. Он остаётся обнажён по пояс. Без одежды Чайльд лëгкая добыча для сквозняка. По всему телу бегут мурашки, и он обнимает себя ладонями, чтобы хоть немного согреться. Не лучшая возможность продемонстрировать красоту своего натренированного тела, да и подобная мысль даже не формируется толком в голове — всё происходящее слишком сильно отдаёт мистицизмом, чтобы думать о чём-то столь плотском. Чайльд опускается на колени рядом с Чжун Ли и устремляет взгляд на алтарь. Он не знает здешних молитв, поэтому молча следит за тем, как склонившие головы Чжун Ли и Ху Тао приоткрывают губы, шепча неизвестные ему слова. — Что вы делаете? — снова тихо спрашивает Чайльд, как только они прекращают безмолвно произносить молитвы. — Прощаемся с прошлым, — так же тихо произносит Чжун Ли. — Поминаем мёртвых богов и чествуем живых, взывая к ним через молитву. Ты знаешь, что способно пробудить богов ото сна? — Что?.. — Только слившиеся воедино крики боли и отчаяния. Когда страдания народа сходятся в единой мольбе о помощи — боги возвращаются, чтобы нести спасение. — Боги не станут вашим спасением, — шепчет Чайльд. — Особенно если они давно мертвы. Только вы сами можете помочь себе. — Ты не знаешь ничего о наших богах, — недовольно ворчит Ху Тао, не глядя на него. Её алые глаза по-прежнему прикрыты. — Они возвращаются тогда, когда нужны народу, как и пообещали тысячелетия назад. Наши боги всегда выполняют свои обещания. Чжун Ли поворачивается к нему. Пламя свечей отражается в его глазах, и кария радужка сияет, подобно янтарю, поймавшему свет солнца. Завораживает. — Чайльд. Взгляд устремляется к алтарю. Кому они молятся? Мёртвым богам, сгинувшим тысячелетия назад? Богам, которые никогда не существовали? Чайльд вглядывается в высеченное на алтаре изображение — огромный дракон обвивает статую сидящего на троне мужчины. Моракс, думается вдруг Чайльду. Точно, наверное, это и есть тот самый Рекс Ляпис. Он был и человеком, и драконом, был самым сильным среди сильнейших и высекал из гор каменные копья, которыми свергал других богов. Он был жесток, но справедлив, и верил в силу контракта больше, чем во что-либо другое. Вот кто такой Рекс Ляпис. Вот кому они молятся. Но зачем? Он ведь уже тысячелетия как мёртв? — Чайльд. Глубокий голос Чжун Ли звучит почему-то не снаружи, а прямо у него в голове. Чайльд замирает, ожидая нового приказа — он не знает, откуда вдруг такая готовность беспрекословно подчиняться. — Просыпайся.