amber opium

— А вот и ты, малышка! — Чайльд хлопает Ху Тао по плечу и сжимает на нём пальцы, лишая её возможности вывернуться и сбежать куда-нибудь. — Я искал тебя. Пошли поговорим немного. Ху Тао нервно усмехается, дёргается, но хватка у Чайльда крепкая и тяжёлая. Он сильнее давит на её плечо, давая понять, что далеко уйти не удастся. — Не торопись, — с притворной мягкостью журит её Чайльд, утаскивая в угол, где на них не будут лишний раз пялиться посетители. — Не бойся, я к тебе с миром, просто хочу узнать… — Я ничего не знаю! — тут же бросает Ху Тао, не оставляя попыток вырваться из его хватки. Чайльд припирает её к стенке, лишая последней возможности отступить. — Ты всё знаешь, — ласково произносит он, большим пальцем надавливая на подбородок Ху Тао и заставляя её поднять голову, чтобы они встретились взглядами. — И ты знаешь, что я не уйду отсюда, пока не получу ответы. — Я позову охрану! — Да хоть миллелитов, дорогуша. Я даже ванну принимаю с ножом, думаешь, я пришёл сюда без оружия? — Ты не рискнёшь… Чайльд снова дёргает Ху Тао за подбородок. — Посмотри мне в глаза, — цедит он, — и скажи, что я не рискну перерезать глотку любому, кто попытается остановить меня. Давай, посмотри. Я как открытая книга сейчас. Ху Тао смотрит. И, похоже, что-то во взгляде Чайльда убеждает её достаточно сильно, чтобы она обмякла в его руках и мрачно нахмурилась. Чайльд смотрит на неё сверху вниз, ожидая, пока Ху Тао поймёт, что единственный выход — это рассказать ему всё, что она знает. Он осторожно помогает ей: — Чжун Ли здесь сейчас? Ху Тао качает головой. Нет. — Он возвращался? Снова нет. Чайльд шумно выдыхает. Ладно, значит, причина не в том, что Чжун Ли по какой-то причине не хочет его видеть, он просто ещё не вернулся. Легче от этого не становится. Добиться прощения (какой бы ни была причина неожиданной обиды) всё же было бы проще, чем зайти в чужой дом, из которого Чжун Ли так и не вышел, и там… сделать что? Достать револьвер и своими руками создать повод для объявления войны? Чайльд войдёт в историю как самый огромный идиот. Абсолютно заслуженно. Он спрашивает себя, готов ли — пока в теории — развязать ради этого человека войну, и то, насколько быстро находится ответ, почти смешно. Царица не погладит его по головке за это. — Где он? Ху Тао снова хмурится, но молчит. — Где он? — повторяет Чайльд. — Мы теряем время. Я всё равно узнаю, но не заставляй меня разочаровываться в тебе. Ху Тао молчит, и её нежелание, вопреки обычной болтливости, промолвить хоть какое-нибудь словечко, за которое можно было бы зацепиться, выводит Чайльда из себя. — Чжун Ли ведь твой друг, — он откровенно давит, но на тактичные манипуляции нет времени. — Не отнекивайся, ты ведь и сама так считаешь. Он помогает тебе со всей этой дрянью, разве нет? Я почти уверен, что ты воспринимаешь его как, ну, дядю или вроде того. Ты не хочешь помочь другу, Ху Тао? Как можно быть настолько ужасной, чтобы не хотеть помочь своему другу? Тебе ведь даже не нужно ничего делать, только сказать мне адрес, но ты не хочешь сделать даже это. Я был о тебе лучшего мнения. — Ты ничего не понимаешь… — начинает было она, но Чайльд громко цыкает, прерывая её. — Не понимаю что? Ты его начальница, и ты отпустила его туда, чёрт знает к кому, а теперь даже не хочешь помочь ему выбраться. Ты знаешь, что там происходит с ним сейчас? Хочешь я раскидаю тебе примерный вариант? — Ты не понимаешь, — настойчиво повторяет Ху Тао. — Я не могу рассказать тебе… — Вопрос в деньгах? Сколько заплатил тебе тот джентльмен, который увёл Чжун Ли отсюда? Скажи мне — я заплачу вдвое больше. — Какого дьявола… — шипит Ху Тао, резко наступая каблучком своего чёрного ботинка прямо на ногу Чайльда. — За кого ты меня принимаешь?! Да, Чжун Ли — мой друг! Я не стала бы делать это только ради денег! — Тогда ради чего? — Чайльд, игнорируя боль, опускает руку ниже, чтобы намекающе сжать пальцами тонкую девичью шею. — Давай, ты уже близка к тому, чтобы рассказать мне всё. — Я не могу, боги, какой же ты приставучий! — Ху Тао почти плачет, дёргая головой. — Я не могу, не могу, не могу! Чжун Ли сказал мне… — Что он сказал тебе? — Чайльд сильнее сжимает пальцы. — Кажется, мы договаривались с тобой о том, что ты не будешь лезть в мои дела. Чайльд почти сразу обмякает, расслабляя руку. Ху Тао, пользуясь этим, тут же ныряет вниз, чтобы вырваться из его хватки и отшатнуться в сторону. Она судорожно трёт ладонью горло, и Чайльд отстранённо замечает, что, кажется, слегка не рассчитал силу. Или у Ху Тао просто настолько бледная кожа, что на ней от любого прикосновения проступают синяки? — Дурак! Сумасшедший! — она лупит Чайльда ладонью по плечу, и голос у неё такой, будто действительно готова заплакать. — Чжун Ли, ты… ты… он... — Всё в порядке, — Чжун Ли осторожно оттаскивает Ху Тао от Чайльда, гладит успокаивающе её тёмные волосы. — Пожалуйста, прости его, он не понимал, что делает. Взгляд Чайльда обращён только на Чжун Ли. Он даже не слышит толком, что тот говорит Ху Тао и какими словами пытается её успокоить. Чжун Ли выглядит… Чайльд не может подобрать другого слова, кроме как потрёпанно. Обычно идеально сидящее на нём ханьфу выглядит так, будто ткань каким-то образом растянулась и теперь норовит сползти с плеч. Волосы у него растрёпаны и спутаны, взгляд опустошённый. Чайльд тяжело сглатывает, сжимая кулаки и давя желание скользнуть пальцами между запутанных прядей. Чжун Ли выглядит плохо, и первое инстинктивное желание — сделать что угодно, чтобы помочь ему. Как он только в таком виде добрался до курильни? — Чайльд. — Что? — тихо отзывается он. — Наверх. — Что?.. Чжун Ли хмурится. — Наверх, — повторяет он. — За мной. — Но… Чжун Ли не отвечает. Он молча разворачивается и уходит, заставляя Чайльда покорно проследовать за ним. — Прости меня, — бросает он, проходя мимо Ху Тао. — Я, наверное… перегнул слегка палку. Она только молча отворачивается и жестом требует, чтобы он немедленно ушёл куда-нибудь с глаз её долой. Чайльд понятливо кивает и спешит нагнать Чжун Ли. До комнаты они добираются в полной тишине. Чайльд плетётся следом, не зная, что говорить и что делать. В комнате Чжун Ли тут же, стоит двери закрыться, начинает возиться с завязками ханьфу, стаскивает пояс и аккуратно снимает верхнюю часть своего одеяния. Чайльд следит за ним, не решаясь отойти слишком далеко от двери. — Будь добр, — тихо просит Чжун Ли, — принеси таз с тёплой водой. Мне нужно умыться. Ванная дальше по коридору, в самом конце. Там есть всё, что нужно. — Ещё что-нибудь? — осторожно уточняет Чайльд. — Только воду. — Хорошо. Чайльд уходит, чтобы вернуться через несколько минут с большим жестяным тазом в руках. Чжун Ли к тому времени успевает сменить ханьфу на просторный халат. Он стоит у зеркала, разглядывает себя и пытается пальцами распутать узлы растрёпанных волос. — Я принёс воду, — сообщает Чайльд, разрезая своим глухим голосом напряжённую тишину. — Спасибо. Поставь здесь. Чжун Ли рукой указывает на пустой столик, и Чайльд послушно ставит таз на него, после чего отходит в сторону, прижимается спиной к стене и следит за тем, как Чжун Ли ополаскивает тёплой водой лицо и мажет кожу каким-то кремом с терпким травяным запахом. — Я хочу спать, — тихо произносит он, медленно шагая мимо Чайльда в сторону кровати. — Я понимаю, что ты надеялся, что мы поговорим о том, что произошло, но я не уверен, что в подходящем состоянии сейчас. Можем мы отложить это до моего пробуждения? Чайльд неуверенно кивает. Но, поняв, что Чжун Ли не смотрит на него, произносит слегка охрипшим от волнения голосом: — Я подожду. Мне уйти куда-нибудь, пока ты отдыхаешь? — Как тебе будет угодно, — снисходительно роняет Чжун Ли, делая короткий жест рукой, давая понять, что для него нет разницы. — Можешь остаться здесь, если найдёшь себе занятие. Чайльд оглядывается, останавливает взгляд на полке с книгами. Он не очень любит читать. Слишком поздно научился; родители дали ему основы, которые Чайльд, за неимением возможности часто тренироваться (когда? на рыбалке или во время рубки дров?), совершенно позабыл. Пришлось учиться заново, чтобы вступить в ряды Фатуи — как оказалось, недостаточно просто хорошо махать оружием. Чайльд в свои шестнадцать сквозь невероятное отторжение штудировал азбуку и книги известных писателей, чтобы в рекордно быстрые сроки овладеть грамотой. К сожалению, нужно уметь писать читаемые отчёты, чтобы пробиться наверх. Жутко не хватало концентрации, но он старался. — Я могу взять книгу? — уточняет Чайльд, на всякий случай. — Конечно. Всё в твоём распоряжении. Чайльд благодарен Чжун Ли за то, что он не делает акцент на том, что “всё, кроме моих писем и прочих личных вещей, которые нельзя трогать посторонним”. Он понял это ещё в первый раз. Чжун Ли роняет на спинку стула свой халат. Чайльд замирает, глядя на его полностью обнажённое тело. Он замечает пятна новых синяков на нездорово-бледной коже, но сдерживается, оставляя вопросы на потом, хоть руки и сжимаются в кулаки от одной только мысли о том, что кто-то посмел так грубо коснуться этого тела. Чжун Ли прячется под тонким грязно-белым одеялом, замирает неподвижно и смыкает веки. Не проходит и пяти минут, как его дыхание превращается в спокойное сопение. Напряжённое лицо расслабляется, исчезают некоторые морщинки. Чайльд понимает, что впервые видит его совсем без краски на лице — даже столь привычных алых теней, подчёркивающих яркие глаза, нет. Наверное, Чжун Ли доверяет ему, раз позволяет видеть себя… таким. Для Чайльда это равносильно тому, чтобы подставить свою спину. Он тихо шагает к книжной полке, цепляет, не глядя, случайную книгу и присаживается прямо на пол около постели, прижавшись спиной к тумбочке. Почему-то мысль о том, чтобы забраться на кровать и лечь рядом, даже не приходит ему в голову. “Властелин Инкогнито”. Чайльд крутит тонкую книгу в руках, разглядывает с разных сторон жёлтую обложку с изображённым на ней странным знаком. Этому томику явно уже не один десяток лет; страницы, которые он быстро пролистывает, пока не вчитываясь, буквально пахнут древностью. И отчего-то не возникает ни капли удивления от того, что Чжун Ли хранит у себя нечто подобное. ...на нём был чёрный халат, строгий и торжественный, как скала. Его глаза были подобны янтарю. Чайльд бросает беглый взгляд на лицо Чжун Ли. Легко представлять героя рассказа похожим на него. Он засыпает быстро; книга — лучшее снотворное. Голова клонится в бок, Чайльд укладывает её на простынь и прикрывает глаза, обещая себе, что не заснёт — всего лишь подремлет пару минут, только и всего. Но крепкий сон накрывает его быстро. Снится что-то приятное: изящная женщина в длинном плаще, разглядывающая собственный портрет, высеченный в камне. Чайльд следит за ней издалека, почему-то неспособный подобраться ближе. Он не в силах шевельнуться — ждёт от неё любых шагов навстречу. Женщина оборачивается, смотрит на него на удивление знакомым лицом и тонко улыбается. — Аякс, — приятный низкий голос ласкает слух. Она знает его настоящее имя, и это правильно — как он мог не доверить эту тайну ей? — Я рада снова видеть тебя. Чайльд... нет, пожалуй, Аякс, точно, так будет правильнее… Аякс улыбается ей в ответ, преодолевает неясную тяжесть, сковывающую его тело, тянет руки, чтобы заключить высокую фигуру в крепкие объятия и, уткнувшись лицом в шею, вдохнуть знакомый запах. Его окутывает тепло, когда женщина обнимает его в ответ. Это не жар, не пламя, настоящее тепло, сродни тому, которое окутывает тебя, когда ты спустя невероятно долгое время снова оказываешься дома. — Я так долго ждала тебя, — шепчет женщина, лаская длинными пальцами его волосы. — Пообещай не пропадать больше. Дай мне слово, что не покинешь меня. — Обещаю, — от всего сердца, искренне клянётся Аякс. — Обещаю, обещаю, обещаю… Он готов отречься сейчас от всех богов, если она попросит — только за то, что ждала его так долго; за то, что дождалась и нашла даже спустя тысячелетия. Аякса накрывает приступ нежности, он льнёт ближе, выпрашивая ласку, словно покоцанный дворовый кот, впервые почувствовавший прикосновения любящей руки. — Я больше никому не позволю дотронуться до тебя, — обещает Аякс. — Одно твоё слово… Мягкий смех заставляет его приподнять голову и заглянуть в блестящие янтарные глаза. — И я никому не позволю дотронуться до тебя. Аякс верит ей. И замирает под ласковыми прикосновениями любимых рук. Пробуждение после такого сна не тяжёлое, но долгое, всё равно что пытаться выбраться из вязкого тумана. Чайльд медленно открывает глаза, в полудрёме ощущая, что его по-прежнему кто-то гладит по голове. Он подслеповато щурится, трёт ладонью глаза, случайно роняя из-за этого книгу, которую, вероятно, всё это время держал в руках, и сонно смотрит на Чжун Ли. — Я не кот, — хриплым после сна голосом сообщает Чайльд. — Но похож, — с тихой усмешкой возражает Чжун Ли. Судя по голосу, он тоже только проснулся. — Прости. Твои волосы выглядят очень мягкими. Мне давно хотелось потрогать. — Я оправдал ожидания?.. — Более чем. Я мог бы лежать так, наверное, целую вечность. — Нам ничего не мешает, — заверяет Чайльд, совершенно не думая о том, что говорит. — Можем не уходить отсюда никуда. — Я точно уверен, что у тебя есть работа, которая рано или поздно потребует внимания. — Плевать, — бормочет Чайльд, поворачивая голову, чтобы коснуться ладони Чжун Ли губами. — Я так соскучился по тебе, ты даже представить не можешь. — Иди сюда. Чайльд тут же перебирается с пола на кровать. Он через одеяло сжимает Чжун Ли в крепких объятиях, памятуя о том, что там, под тонкой тканью, тот абсолютно обнажён. Ощущать его в своих руках столь приятно, что Чайльд чувствует, как тревоги прошедших дней ненадолго, но отпускают его. Всё в порядке. Чжун Ли здесь, с ним. — Прости меня, — шепчет Чайльд, убирая прядь волос с чужого лица и наклоняясь поближе к уху. — Прости меня, прости, я ничего не могу с собой поделать. Меня трясёт от мысли о том, что ты можешь быть в опасности, а я не буду рядом, чтобы помочь. Мне так жаль, я был готов и в самом деле придушить Ху Тао за то, что она отказалась рассказывать мне, где ты находишься. Со мной совсем всё плохо. — Я не злюсь, — отвечает Чжун Ли. — Но тебе следует извиниться перед Ху Тао. И перестать так беспокоиться обо мне. Я… — он запинается на мгновение, но Чайльд ловит эту тревожную паузу, — я в порядке. Чайльд оттягивает вниз одеяло, прикрывающее спину Чжун Ли, прикасается пальцами к всё ещё свежим синякам, давит на них слегка, заставляя тихо зашипеть от боли. Ярость вновь клокочет в груди, и Чайльд пытается, в самом деле пытается подавить её, но чувство собственничества вперемешку с беспокойством грызут его изнутри, подбрасывая тревожные мысли. Сейчас это синяки, но что будет потом? Укусы? Порезы? Боги, тошно даже представлять. И это злит, злит, злит, так сильно злит. Он готов устроить войну хоть против всего мира, пусть даже Царица после этого пошлёт его прямиком на казнь — что угодно, лишь бы Чжун Ли был только с ним рядом. — Что с тобой произошло? — спрашивает Чайльд, хоть и понимает, что ему не стоит знать ответ. — Расскажи мне, пожалуйста. Я хочу знать. Ты пропал на четыре дня, а вернулся… вот таким. — Ничего, что могло бы меня сломить, — уверяет Чжун Ли. — Всё в порядке. Мне просто нужен был отдых. Ничего, что могло бы его сломить. Конечно. Чайльд не верит ему. Он хорошо чувствует ложь. — Пожалуйста, поделись со мной. Я не знаю, как долго ты нёс это бремя в одиночестве, но сейчас я готов разделить его с тобой. Чжун Ли молчит некоторое время, но после произносит с усталым вздохом: — Какой в этом смысл? Ты покинешь меня. — Я что-нибудь придумаю, — тут же обещает Чайльд, кусая себя за язык. Никогда не давай обещаний, которые не сможешь сдержать. — Я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы задержаться с тобой настолько, насколько это возможно. Чжун Ли смеряет его недоверчивым взглядом, но Чайльд чувствует в его словах и жестах отчаянное желание довериться. Несколько минут они проводят в полной тишине, только смотрят друг на друга. Наконец, Чжун Ли расслабляется в его объятиях. Чайльд готов прижать его ближе, но он ловко выкручивается, выпутывается из одеяла и приподнимается. Так Чайльд видит только его бёдра, спину и россыпь длинных волос. — Послушай, — начинает Чжун Ли, — возможно, мой вопрос покажется тебе странным и неуместным сейчас, но это правда важно. Скажи, как ты считаешь: кто для кого важнее — бог для людей или люди для бога? Чайльд замирает, задумчиво трёт подбородок, гадая, что он вообще должен отвечать на это. Вопрос и в самом деле странный и неуместный, но если Чжун Ли и правда так хочет услышать ответ на него именно сейчас… — Бог, зависимый от верящих в него людей, представляется несколько ничтожным, — неуверенно решает Чайльд. — Ты придаёшь этому слишком большое значение. Вы все здесь придаёте этому слишком большое значение в последнее время, будто и в самом деле верите, что старые божества из древних легенд восстанут из пепла и спалят подчистую весь фонтейнский флот, а потом перебьют всех захватчиков. Но этого не произойдёт, вы можете надеяться только на себя. — Ты совсем не веришь в это? — спрашивает Чжун Ли, и Чайльд, хоть и не видит его лица, чувствует в его словах слабую улыбку. — Это глупо, — бормочет Чайльд. — Ты такой умный, сяньшэн, неужели ты правда веришь, что у подобных историй развязка может быть словно у какой-нибудь древней трагедии — бог неожиданно спустится на самую высокую скалу, махнёт рукой и все камни посыпятся на головы негодяев? Нет, я не верю. — По-твоему, это именно то, что сделало бы божество? Махнуло рукой и сбросило бы камни на головы негодяям? Неужели ты не веришь в мирное развитие событий? Чайльд окончательно путается. Зачем они вообще обсуждают всё это сейчас вместо того, чтобы говорить о по-настоящему важных вещах? Зачем? Чжун Ли каким-то образом вырвался из рук фонтейнских ублюдков (Чайльд даже не сомневается в том, что это были они), смог вернуться сюда, пусть и сильно потрёпанным, но говорит почему-то не об этом, а о какой-то ерунде, которую Чайльд с трудом понимает. Разве сейчас самое время говорить про философскую чушь? Какие в бездну боги? Будто это грёбаный Рекс Ляпис помог ему, а не… Чайльд замирает. Мозаика складывается. Он резко и несдержанно дёргает Чжун Ли за плечо, срывая с губ того удивлённый вздох, валит его обратно на кровать и нависает сверху. Взгляд у Чайльда абсолютно бешеный, он уверен в том, что выглядит ужасно сейчас, особенно учитывая то, что Чжун Ли и так напряжён, пронзенный этой неожиданной догадкой. — Ты знаешь, кто такой Рекс Ляпис, — констатирует Чайльд, совершенно дико ухмыляясь. — Чёрт возьми, ты ведь правда знаешь его! Чжун Ли хмурится от столь небрежных действий по отношению к себе, дёргает плечом, но Чайльд даже не думает отпускать его. — Я знаю, — медленно произносит он. — Я ведь и рассказывал тебе о том, что Рекс Ляпис — Гео Архонт, основатель Ли Юэ. — Нет-нет, — Чайльд качает головой. — Я не об этих сказках. Но ты ведь всё понимаешь, верно? Ты знаешь, о ком я говорю. Ну я и дурак! Надо было догадаться сразу. Таинственные постоянные клиенты, букет из лилий, твои вопросы про богов. Ты знаешь его. Вы работаете вместе? Чжун Ли молчит. Чайльд, понимая, что снова совершенно неуместно сорвался, шумно выдыхает и падает на него, укладывает голову на тяжело вздымающуюся грудь. — Извини. Не знаю, что на меня нашло. — Ты прав, мы работаем вместе. Чайльд даже не дёргается, просто лежит, не двигаясь, и ждёт, пока Чжун Ли продолжит. — Та записка была от него. Он указал мне на фонтейнцев, и я… скажем так, отвлекал их внимание. — Ты помогаешь местному движению сопротивления, что противоречит изначальной цели, которую ты назвал мне, — замечает Чайльд. — Зачем искать покровителя среди людей, в свержении власти которых ты сам же и участвуешь? — Я соврал тебе. Это было предсказуемо. Чайльд вздыхает. — У меня не было никакой цели. Я предложил помощь тебе только из-за того, что ты выглядел как человек, который в ней нуждается. Я связался с тобой не из-за приказа со стороны, не из-за каких-то корыстных целей, это было… внутреннее побуждение, — Чжун Ли касается ладонью его щеки, гладит её большим пальцем. — Ты понравился мне, и я боялся, что если не привлеку чем-нибудь твоё внимание, ты уйдёшь и больше никогда не вернёшься. Поэтому я соврал тебе про поиск покровителя. Мне это ни к чему, ты был прав, мне хватает того, что даёт это заведение, и я не нуждаюсь в большем. — Я более склонен к варианту, что Рекс Ляпис назначил тебя следить за мной, — честно признаётся Чайльд. — Хоть мне и нравится идея о том, что наше сотрудничество — результат взаимного необъяснимого влечения. — Ты можешь не верить мне, но я искренен с тобой сейчас: я не обсуждаю тебя и наши взаимоотношения с ним. Я бы не стал связываться с тобой только для того, чтобы докладывать кому-то на стороне. И он знает это. Всё, чем я могу помочь тебе, останется между нами, если только… — Чжун Ли замолкает ненадолго, чтобы продолжить неуверенно. — Я согласен передать ему что-то от тебя, если тебе есть что сказать. Только сейчас. Всё, что ты пожелаешь, но лишь один раз. Я не хочу превращаться в посыльного, это… испортит то, что есть между тобой и мной. Чайльд снова задумывается. Ему хочется верить в то, что Чжун Ли в самом деле говорит ему правду, хоть это и звучит слишком хорошо. Но всё же, возможность передать что-то… Чайльд приподнимается, смотрит на Чжун Ли сверху вниз и произносит чётко: — Не знаю, к чему ты спрашивал меня про мирное развитие событий, но я верю в это ещё меньше, чем в ваши бредни про богов. Свобода добывается только кровью. Если твой приятель… — Чжун Ли порывается было поправить его, но Чайльд прижимает палец к его губам, жестом прося дослушать, — взял на себя ответственность вытаскивать свой народ из этой катастрофы, то нет никакого шанса, что он сможет сделать это, решая вопросы с помощью дипломатии. Только после того, как все здешние реки наполнятся кровью захватчиков, можно будет говорить о свободе. Я верю в силу оружия и, поверь мне, у Фонтейна его достаточно, чтобы втоптать в землю любые ваши жалкие попытки наладить ситуацию с помощью разговоров и договоров. Поэтому никаких послаблений. Пусть Рекс Ляпис сделает всё возможное, чтобы соответствовать божеству, имя которого присвоил — я вызнал кое-что, и он, кажется, был хорош в том, чтобы превращать в труху кости своих врагов. И добавляет, напоследок: — Я понимаю, что у вас с ним свои дела. Меня злит то, что ты так относишься к себе, что позволяешь использовать своё тело в таких целях, но я ничего не могу поделать с этим. Просто дай понять ему, что если с тобой что-то случится, ничто не остановит меня от убийства всех к этому причастных. Губы Чжун Ли трогает улыбка. — Моё тело крепче, чем ты можешь себе представить. Чайльд цепляет пальцами прядь его волос и тянет к лицу, чтобы коснуться её губам. — Но это по-прежнему всего лишь хрупкое человеческое тело. — Мне приятно твоё беспокойство обо мне, — Чжун Ли приподнимается на локтях, замирает в миллиметрах от губ Чайльда. — Так мы продолжаем наше сотрудничество? — Угу, — бормочет Чайльд, бездумно глазея на его губы. — Тогда позволь мне подарить тебе кое-что. Безделушка, но я был бы рад, если ты хранил её где-нибудь поближе к себе. — Кажется, это я должен был дарить тебе подарки, а не наоборот? — Чайльд неловко ухмыляется, следя за тем, как Чжун Ли отстраняется, чтобы встать с кровати и, накинув халат на голое тело, подойти к шкафу. — Будем считать это небольшим исключением. Чжун Ли достаёт что-то с самой верхней полки, откуда-то из-под стопок с одеждой. Чайльд приглядывается, но разглядеть подарок удаётся лишь тогда, когда вещица оказывается у него прямо перед носом. Это выглядит как странная подвеска без цепочки, но только слишком большая, чтобы вешать прямо на шею. Середина — серый, какой-то, наверное, даже мутный стеклянный шар, окружённый серебристой рамкой с четырьмя острыми выступами по бокам. Чайльд крутит подвеску в руках, разглядывает со всех сторон. Сделана вещь хорошо, не халтурка — шар так крепко прикреплен к основанию, что его, кажется, не оторвать при всём желании. Не похоже на безделушку. Чайльд приглядывается. Металл, из которого сделан корпус, отчасти напоминает серебро, но он не уверен. — Что-то мне подсказывает, что это дорогая штука, — замечает Чайльд, поглаживая большим пальцем мутное стекло. — Ты уверен, что хочешь отдать её мне? — Эта вещь дорога только моему сердцу, и потому я рад передать её именно тебе. Мне кажется… мне кажется, что это будет правильно. Пожалуйста, прими этот подарок. Чайльд не смеет отказать. Он сжимает подвеску в ладони, чувствуя, как острые шипы впиваются в кожу, но не в силах расслабить руку — Чайльду почему-то тоже кажется правильным, что теперь эта вещь принадлежит ему. — Спасибо, — он улыбается, искренне и нежно. — Теперь я обязан тоже сделать тебе подарок. — Ты уже сделал, — заверяет Чжун Ли, касаясь ладонью его волос. — Как я уже сказал, ты не обязан носить его с собой постоянно. Будет достаточно того, что я знаю, что ты хранишь его у себя. — Его?.. У этой штуки есть название? — Это… талисман. Глаз Бога, если быть точным. — Теперь глаз бога всегда будет со мной? — Чайльд по-идиотски ухмыляется, чувствуя себя слишком довольным. — И боги всегда будут следить за мной? — Они и так всегда следят за тобой, Чайльд. Он чувствует, что должен сказать сейчас что-то, нечто важное и абсолютно уместное в подобной ситуации, но почему-то продолжает лишь глупо улыбаться. Ладно. Пожалуй, ещё не время. В другой раз, может быть. — Ты ведь точно не злишься на меня? — уточняет Чайльд. Чжун Ли качает головой. — Нет. Но, повторюсь, я был бы рад, если бы ты извинился перед Ху Тао. Её напугало твоё несдержанное поведение. — Обязательно, — обещает Чайльд. — И спасибо, что не стал врать про свою связь с Рекс Ляписом. Это важно для меня. Я, наверное, идиот, раз согласен безоговорочно верить тебе. — Я не обману твоё доверие. Чайльд кивает. Сейчас он готов поверить. Чжун Ли отходит от него, снова возвращается к шкафу, на этот раз, вероятно, чтобы одеться и привести себя в порядок. У него всё ещё ужасно растрёпаны волосы, что вызывает у Чайльда желание схватить гребень и предложить свою помощь. Но вместо этого он продолжает лежать, разглядывая подаренный Чжун Ли глаз бога и размышляя об их разговоре. Значит, он заодно с Рекс Ляписом, хоть и не предан ему настолько, чтобы докладывать обо всём, что с ним происходит. Чайльд пока не знает, как к этому относиться, но в одном уверен точно: ни за что, чёрт возьми, ни за что на свете он не расскажет об этом Синьоре. Она поднимет его на смех, если узнает, что он проворонил потенциального шпиона, который не просто бродил под носом, но ещё и делил с Чайльдом кровать (то есть, они буквально спали вместе, просто спали). Каков только мотив Чжун Ли помогать Рекс Ляпису, да ещё и столь опасным и унизительным способом? Ради блага страны? Сложно поверить. Может быть... может быть, у них с Рекс Ляписом есть общее прошлое. В конце концов, это лучше, чем тот вариант, в котором их связывает то же "необъяснимое влечение". Чайльд пытается заставить себя перестать думать об этом. Не сейчас. Он не будет ревновать Чжун Ли к Рекс Ляпису. Это... глупо. — Ах да, — неожиданно нарушает тишину Чжун Ли, заставляя Чайльда повернуть голову к нему. — Я совсем забыл сказать тебе. — Мм? Что? У тебя ещё с кем-то есть неожиданный союз? Чжун Ли тихо смеётся. — Нет, — он смотрит так светло и ласково, что Чайльда всего изнутри прошивает от неожиданного, странного и несдержанного чувства любви. — Я скучал по тебе.