amber opium

Девушка с небесного цвета волосами снова даёт о себе знать довольно скоро. Чайльд замечает её, пока гуляет по рынку — она беззаботно разглядывает прилавок со сладостями, указывает на что-то продавцу и мягко улыбается. Чайльд подходит ближе. — Позвольте сделать вам небольшой подарок, юная леди? — спрашивает он вежливо, будто осторожный поклонник, боящийся спугнуть любимую девушку. Она оглядывается на него, но даже не вздрагивает, будто ждала всё это время. Вероятно, уже видела его, и потому не стала даже пытаться скрыться. Или даже специально поджидала его здесь? Девушка кивает. — В таком случае, — Чайльд похлопывает себя по карманам, — я заплачу за ваши покупки. Он отсчитывает мору для продавца, тот отдаёт девушке сладко пахнущий свёрток. Она прижимает его к груди и после, развернувшись наконец, одаряет Чайльда внимательным взглядом. Глаза у неё удивительно красивые, почти нечеловеческие, будто два небольших осколка аметиста Ваджрада. — Составите мне компанию? — предлагает она. — Я направляюсь к краю города. — Конечно. Девушку зовут Гань Юй. Она не рассказывает о том, кем является и кем приходится Рекс Ляпису, лишь кивает, когда Чайльд спрашивает, связаны ли они. Гань Юй и правда поджидала его сегодня, чтобы передать несколько новостей. — Он принял к сведению ваши слова. И обещает впредь быть осторожнее с, хм, Чжун Ли. — Ты знакома с Чжун Ли? — тут же спрашивает Чайльд. Гань Юй отвечает утвердительным кивком. — Вы серьёзны в своих намерениях насчёт него? — вдруг резко вскидывается она, после сразу же смущённо потупив взгляд, будто испугавшись своей смелости. — Абсолютно, — растерянно отвечает Чайльд, не раздумывая ни секунды. — Я серьёзен, конечно. Чжун Ли сяньшэн мне нравится, я… дорожу нашим общением. — Вам стоит знать, что если вы решитесь причинить ему вред, найдётся достаточно людей, которые не простят вам этого. — Я сам убью любого, кто причинит ему вред. Слова снова срываются с его губ быстрее, чем он успевает обдумать их, но это чистейшая правда. Чайльд ощущает себя странно, произнося это вслух, но Гань Юй не выглядит испуганной или настороженной его резким выпадом. Наоборот, что-то в её глазах меняется, как будто она наконец-то приобретает уверенность в каком-то своём суждении. Она не отвечает. Только молча скользит любопытным взглядом вниз, пока не натыкается на висящий у Чайльда на поясе подарок от Чжун Ли. Гань Юй выглядит слегка удивлённой, разглядывает амулет — глаз бога. — Чжун Ли дал вам это? — Да, — Чайльд непроизвольно тянется ладонью вниз, чтобы прикоснуться к мутному серому стеклу. — Пару дней назад. Сказал, что хочет, чтобы я держал его при себе. Гань Юй тихо мычит что-то невнятное, но слегка встревоженное. Она вновь смотрит Чайльду прямо в глаза. — Вы любите его, — не вопрос, утверждение. — Поэтому, пожалуйста, позаботьтесь о нём. Возможно, по нему не скажешь, но он проживает тяжёлый этап сейчас и нуждается в том, кто сможет удержать его на плаву. Вы подходите. Вы точно сможете. Теперь растерянным чувствует себя Чайльд. — Вы поймёте, когда придёт время, — уверяет Гань Юй. — Просто удержите его от необдуманных поступков, когда это будет нужно. Пожалуйста. — Я постараюсь. Гань Юй удовлетворённо кивает. После они перекидываются друг с другом иной информацией: Чайльд передаёт то, о чём смог узнать от фонтейнского охранника; Гань Юй передаёт ему новую наводку. Они прощаются у моста, потому что оттуда дорога ведёт куда-то в горы, в сторону мелких деревень, где Чайльд ни разу не был. Гань Юй исчезает вместо со своей связкой сладостей где-то за горизонтом. Теперь ему нужно возвращаться назад. Рассказать новую информацию Синьоре и передать, что им нужно вечером отправиться на разведку по одному адресу. *** — Твою мать, — Чайльд прижимает ладонь к нижней части лица, прикрывает нос, чтобы внутрь не прорывался резкий трупный запах. От неожиданности он неосознанно переходит на чисто снежнянский говор. — Это что ещё за… За его спиной на мондовском ругается Синьора. — Следите за периметром, — командует Чайльд побледневшим агентам. — Если кто-то приблизится — сразу дайте знать. Нам здесь не нужны посторонние. Большой дом, почти поместье, явно в фонтейнском стиле, построенный, очевидно, не так давно, для кого-то из приезжих, достаточно зажиточных, чтобы за короткие сроки оплатить постройку такого помещения. Дом находится вдалеке от гавани — им пришлось добираться на взятых на время лошадях, чтобы не тратить лишнее время. Внутрь они с Синьорой заходят только вдвоём. — Я говорила тебе, — глухо произносит она, осматриваясь и отступая, чтобы не вляпаться подошвой новеньких туфель в лужу крови, — я, черт возьми, говорила тебе, предупреждала, что у него нет царя в голове, что он совсем безумен. Чайльд переступает через одно из тел, попавшихся им на пути. — Ты говорила, что он нежный эстет, — бормочет он, возражая. — Нежный эстет с тягой к отсеканию людям голов, который… о Царица. Они останавливаются в широких дверях, ведущих в зал. Теперь у Чайльда точно нет сомнений в том, что здесь побывал именно Рекс Ляпис, никто иной. Почему-то он уверен, что никто иной не решился бы устроить столь масштабную резню, перебив… сколько?.. Чайльд пытается считать тела, сбивается и переключается на головы. Десять здесь, две они видели в коридоре. Рекс Ляпис вырезал двенадцать фонтейнских дельцов. Судя по накрытому столу, тоже обагрённому кровью, он прервал их застолье или ещё что-то в этом роде. — Чего он добивается? — хмурится Синьора, осторожно подбираясь ближе. — Давай, Тарталья, пораскинь мозгами, ты же его сердечный друг и приятель. Чего он добивается, приходя сюда и убивая кучу явно не самых последних в Фонтейне людей? Какая у него цель? Спровоцировать Фонтейн на открытый конфликт? Дать повод для войны? Потому что это — настоящий повод для войны, как только весть об этой резне дойдёт до власти, они перетрясут все низы и вытащат этого ублюдка и всё его жалкое сопротивление из-под земли. Помяни моё слово, не пройдёт и двух недель, как сюда съедется ещё больше фонтейнцев, чтобы разобраться, что здесь творится. Чайльд не знает, правда не знает. Зачем? Хочет таким образом громко заявить о себе и том, что Ли Юэ не планирует прогибаться под Фонтейн? Не время для таких резких движений. — Я не знаю, — мрачно произносит он. — Очевидно, это демонстрация. Трупы лежат здесь уже… сколько? Синьора натягивает медицинские перчатки, запрятанные в кармане её тонкого пальто, закатывает рукава и начинает осматривать тело. Чайльд наблюдает со стороны — она закончила Академию Сумеру и хорошо разбирается в биологии, и он тут ей точно не помощник. — Им уже два дня, — сообщает Синьора. — Не больше. Но судя по состоянию кожи и личинкам, и не меньше. Чайльд кивает, принимая на веру. Итак, два дня назад Рекс Ляпис убил… стоп. Чайльд хмурится. Два дня назад. «…он указал мне на фонтейнцев… я отвлекал их внимание…» Чайльд бешеным взглядом проходится по залу, снова считая присутствующих. Десять здесь, двое снаружи. Чжун Ли отвлекал их? Двенадцать человек? К горлу подкатывает тошнота, когда он вспоминает, в каком состоянии вернулся Чжун Ли. — Они трахались здесь с кем-то перед смертью? Синьора вскидывает бровь, выражая явное недоумение и сомнения в здравости его рассудка. — Откуда такие мысли? — Просто проверь, — настойчиво просит Чайльд. — Пожалуйста. Синьора цыкает, но поднимается на ноги, чтобы пройтись и осмотреться. Взгляд её цепляется за соседнюю дверь, и она решительно направляется туда. За дверью спальня. Чайльда слегка мутит, пока он наблюдает за тем, как Синьора с равнодушностью лекаря изучает смятые простыни. — Понятия не имею, откуда ты узнал, но да, здесь пятна неизвестного происхождения. Не рискну уверять точно, но с крайне высокой вероятностью это сперма. Видимо, они развлеклись здесь с кем-то напосле-... Ты сдурел?! Чайльд ударяет кулаком по дверному проёму, почти проламывая дерево. Ярость застилает ему глаза, и он ничего не может с этим поделать. Стоит лишь представить Чжун Ли лежащим здесь… Синьора отвешивает ему звонкую пощёчину. — Приди в себя, — яростно шипит она, снова натягивая перчатку. — Какой демон в тебя вселился? — Я убью его, — бормочет Чайльд, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Лёгкие не слушаются, как и конечности. Чешутся руки. — Я убью его, убью. Он разворачивается к выходу, но Синьора успевает схватить его за руку. Несмотря на нежную внешность, хватка у неё стальная — силы в этих аккуратных ладонях много. — Что на тебя нашло? — требовательно спрашивает она. — Приди в себя! Что случилось? — Ты не понимаешь, они… Чжун Ли… Чайльд хватает себя ладонями за волосы. Ему становится дурно всякий раз, когда он думает об этом. Чжун Ли был так спокоен в тот день, будто ничего не произошло, будто на этой кровати не… Чайльд трясёт головой. Он убьёт Рекс Ляписа. Он задушит ублюдка за то, что тот решил, будто может использовать чужое тело в своих целях. Синьора наконец-то начинает понимать. Она оглядывается на постель, после — смотрит на мёртвые тела. Мозаика складывается. — Он работает на Рекс Ляписа. Чайльд не способен отрицать это сейчас. — Боги, — цыкает Синьора, отпихивая его от дверного проёма, — как же ты… черт возьми. Нам придётся просто проглотить это, верно? — Он не сливает информацию, — сипло оправдывается Чайльд. — Он тебе это сказал? Чайльд кивает. — Мы, конечно же, поверим на слово ублюдку, — фыркает Синьора. — Держи язык за зубами при нём, понял меня? Мне плевать, какими способами он клялся тебе в верности, но вот что вижу я: если человек готов прийти сюда и ради дела дать трахнуть себя дюжине не самых приятных ребят, это многое говорит о лояльности. — Он бы не стал… Синьора сжимает пальцами его челюсть. — Заткнись и слушай меня. Я сделаю вид, что твоя сказочная влюблённость в проститутку меня не беспокоит, но вот что: как только эта любовь начнёт мешать нашему общему делу, я сначала прикончу тебя, а потом сама лично всучу твоего дружка фонтейнцам, ты понял меня, Чайльд? Чайльд хмурится, дёргает головой, скидывая с себя чужую руку. Сталь голоса Синьоры немного отрезвляет его. Он понемногу нащупывает в себе способность здраво мыслить. — Рекс Ляпис использует его, — фыркает Чайльд, складывая руки на груди и отворачиваясь. — Мне плевать. Пусть делает с ним что хочет, пока это не мешает нам. Твой драгоценный Чжун Ли никоим образом меня не заботит. Чайльд понимает это. Стараясь не смотреть на тела, чтобы не спровоцировать очередной приступ ослепляющий ярости, он отходит в сторону выхода, не оглядываясь. Нужно ли обсудить это с Чжун Ли? Чайльд не уверен, что ему захочется вспоминать то, что с ним делали здесь. Кому бы захотелось? Лучшим решением наверняка будет молчать. *** — Ты замечательно выглядишь, — Чайльд натянуто улыбается, протягивая руку спускающемуся по лестнице Чжун Ли. — Новый наряд? Тебе очень идёт. Чжун Ли правда выглядит невыносимо хорошо, и Чайльду даже жаль, что он не может оценить это по достоинству — всё внутри до сих пор кипит, ему сложно сдерживать себя, потому что мысли неизменно возвращаются к тому особняку, который они с Синьорой осматривали. Целый день прошёл, но злость не утихла. Чайльд по-прежнему горит яростным желанием найти Рекс Ляписа и ударить его пару раз головой об стену, чтобы неповадно было бросать своих подопечных в логово к фонтейнским змеям. — Тебе нравится? — Чжун Ли слабо улыбается. Белый цвет ему к лицу. Чайльд осторожно касается пальцами мягкой ткани нового халата. — Да, очень, — он прокашливается. — Это тот самый комплект, который ты заказывал, когда мы были вместе в магазине? Чжун Ли слегка качает головой. — Нет. Я уже получил тот самый, но он ждёт своего часа. Костюм получился слишком хорошим, и теперь я хочу дождаться подходящего повода, чтобы показаться тебе в нём. — Для меня каждая встреча как праздник, — неловко ухмыляется Чайльд. Чжун Ли отвечает ему лёгкой улыбкой. — В таком случае, это должна быть особая встреча. — У тебя уже есть план на этот счёт? — Чайльд тихо смеётся. — Ладно, я верю, что ты не оставишь меня без возможности полюбоваться тобой. — Не сомневайся. Чжун Ли ведёт его к краю города, в сторону террасы Юйцзин. По пути он монотонно рассказывает о том, что некогда этот район был центром гавани, но с падением власти Цисин пришёл в запустение. За некогда пышными садами глазурных лилий и шелковицы стало некому следить, и потому здесь от них почти ничего не осталось. Павильон Лунного моря, несколько раз передавашийся из рук в руки, в конце концов, тоже остался почти ничейным — изредка помещение выкупает кто-то из местных, но после непременно банкротится и снова оставляет историческое здание на попечение судьбы, до прихода следующего желающего попытать удачу. Теперь на террасу лишь изредка забредают желающие прогуляться в тишине. — Мы не наткнёмся здесь на любителей опустошить чужие карманы? — между делом уточняет Чайльд. Чжун Ли пожимает плечами. — Даже если да, уверен, тебе не составит труда разобраться с ними. Из курильни они вышли под вечер, когда уже начало темнеть. В последнее время Чжун Ли совсем перестал выходить на улицу при свете дня. Чайльд не настаивал: днём ему приходилось заниматься делами банка. Они поднимаются вверх по широкой мраморной лестнице. Чайльд оглядывается, разглядывает некогда декоративный пруд, который теперь весь зарос зеленью. Он никогда не был здесь за время своего пребывания на территории Ли Юэ, ему даже в голову не приходило посетить этот исторический центр. — Это место отпугивает чем-то, — задумчиво произносит Чжун Ли. Это правда, они не встретили по пути ни одного случайного прохожего. — Раньше здесь проводилась традиционная Церемония Сошествия, но теперь, когда местное божество мертво, а организации Цисин, передававшей его волю, больше не существует, людям незачем приходить сюда. Они останавливаются в центре террасы. Чайльд поставил бы свой титул Предвестника на то, что никогда не был здесь, но что-то внутри ностальгически тянет. Вокруг нет ничего, кроме ветхого здания, явно построенного не одно тысячелетие назад, нескольких покосившихся металлических скамеек, слабо освещающих пространство фонариков и стоящей посреди террасы старой курильницы. — Говорят, именно здесь был убит Рекс Ляпис. — Убит? — Чайльд оборачивается на стоящего за его спиной Чжун Ли. — Я думал, что он умер естественной смертью. — Боги не умирают естественной смертью. Их убивают. — Неужели кто-то решился на такое? Чжун Ли бросает на него странный взгляд. В его глазах отражается свет фонариков, и Чайльду кажется, что смотрит он почти хитро. — Кто-то решился. — И кем нужно быть, чтобы решиться? — Чайльд позволяет себе короткую усмешку. — Кто мог бы осмелиться на такое преступление, как убийство божества? — Кто-то решительный. Отчаянный. Сильный. Преданный своим идеям. Готовый идти до конца и преодолевать любые препятствия, — Чжун Ли медленно подступает ближе, и, в конце концов, Чайльд чувствует его дыхание в районе шеи, и сильные руки крепко обнимают его за пояс. — Человек, способный вершить историю. — Не нужно быть решительным и смелым, чтобы убить кого-то, — возражает Чайльд. — Убийство — это просто. Сложнее взять на себя ответственность за свершённое и разобраться с последствиями. — Думаешь, ты смог бы? — Смог бы что? Убить? Мой счётчик уже перевалил за сотню; когда я беру в руки револьвер, я перестаю видеть лица. — Убить бога, — уточняет вкрадчиво Чжун Ли. Чайльд задумчиво молчит. Он чувствует, как Чжун Ли отстраняется, обходит со стороны, чтобы встать лицом к лицу. — Всё происходило так, — начинает он, запрокидывая голову и смотря прямиком в закрытое тёмными тучами небо. — Был тёплый осенний день, и здесь, как всегда бывало раз в году, толпились люди, ожидая, пока Воля Небес проведёт ритуал и призовёт Рекс Ляписа, чтобы он выдал свои наставления касательно грядущего года. Конечно, никто не ждал беды, но вместо того, чтобы плавно проскользить по воздуху, Рекс Ляпис рухнул с небес прямо здесь, на этом месте. Под его массивным драконьим телом надломился стол для подношений и сломались несколько фонарей. Он лежал здесь, — Чжун Ли обрисовывает рукой примерное местонахождение тела, — неподвижный, пока вокруг стояли застывшие люди, которые были не в силах поверить, что их божество только что было убито у них на глазах. Но после Воля Небес объявила это прямо: «Властелин Камня мёртв». Знаешь, что особо занятно в этой истории? — Что? — спрашивает Чайльд. — Убийца был здесь. Он выстрелил в Рекс Ляписа из своего лука, оставшись незамеченным стражей, а после затерялся в толпе. — Его поймали? Чжун Ли пожимает плечами. — Может быть, да; может быть, нет. Может быть, его поймали, но всё равно позволили остаться в гавани. Может быть, его поймали и сбросили вниз, в море, с вершины горы. Или совсем не поймали? Я бы мог рассказать, если бы присутствовал там. Истории неизвестна правда касательно дальнейшей судьбы убийцы Рекс Ляписа. Только домыслы и спекуляции. — Был ли он, этот ваш бог, вообще убит? — бормочет Чайльд. — Люди пишут, что да. Но, конечно, откуда им знать правду? Они пишут лишь о том, что видели своими глазами, — Чжун Ли разводит руками. — В самом деле, в легендах говорится о том, что Рекс Ляпис был настолько огромен, что мог оплести своим длинным телом горы Тяньхэн. Доведись ему рухнуть на землю, разве не разрушил бы он всю террасу? — Я смог бы, — резко прерывает рассуждения Чайльд. Чжун Ли бросает на него озадаченный взгляд. — Ты спросил, смог бы я убить бога. Я смог бы, — теперь его голос звучит уверенно. — Если бы встала необходимость, я разорвал бы его на части. Ты сбил меня с толку своим вопросом, сяньшэн, заставил думать, что раз он бог, то чем-то отличается от нас с тобой, но я думаю вот что: неважно, бог или человек, если бы его нужно было убить — я сделал бы это без колебаний. — Я знал, что ты так скажешь. Чайльд фыркает. Он настолько предсказуем? — Люди вроде тебя… — Чжун Ли касается ладонью его щеки, гладит её большим пальцем, — очень важны. — Безусловно, — лицо Чайльда искажает улыбка, больше похожая на с трудом сдерживаемый оскал. — Я ведь живое оружие. — Я не об этом. В тебе есть нечто большее, способность менять ход истории. Это так пригодилось бы нам сейчас, — Чжун Ли прерывается на мгновение, после чего продолжает, понизив голос почти до интимного шёпота. — Скажи, если бы я попросил тебя, ты бы остался здесь, со мной? Пару недель назад Чайльд ответил бы твёрдым нет. Теперь в его голове сплошные сомнения. Над ним висит тяжесть обещания, которое он дал Чжун Ли совсем недавно. — Я задержусь настолько, насколько возможно, — Чайльд повторяет сказанные тогда слова. — Но я не могу остаться с тобой навсегда. Снежную ждёт война, и я должен вернуться на родину. — Ты верен Царице. Чайльд слабо кивает, чтобы не потревожить лежащую на его щеке ладонь. — Моё сердце уже принадлежит тебе, но верность — навсегда ей. — Даже если бы она отпустила тебя? — Едва ли это возможно. — Но всё же, — настаивает Чжун Ли. — Ты остался бы со мной, Чайльд? Чайльд хмурится, но произносит, честно и искренне: — С тобой — да. С тобой я остался бы навсегда. — Поклянись, — просит Чжун Ли. — Зачем? — спрашивает Чайльд. — Почему тебе не хватает лишь моих слов? — Потому что я уже слышал их в прошлом, и я боюсь, что ты пропадёшь тоже, — признаётся Чжун Ли, и его глаза снова горят той необъяснимой и незнакомой Чайльду тоской. — Я смотрю на твоё лицо и думаю только о том, что если в этот раз я не возьму с тебя обещание, то всё снова разрушится, и я потеряю тебя, и ты больше никогда… Он обрывается на полуслове, будто неожиданно придя в себя. Пламя в янтарных глазах утихает, и Чжун Ли выглядит так, словно уже сожалеет о произнесённых словах. Так и есть. — Прости, — он отстраняется, качает головой, — не знаю, что на меня нашло. Мне не стоило… Чайльд хватает его за руку и снова тянет к себе. — Я клянусь, что если Царица позволит, то я останусь с тобой до тех пор, пока ты сам не прогонишь меня. Обещаю. На день, на неделю, на год, на десятилетия, хоть на грёбаную вечность. Только бы ты принадлежал лишь мне. Теперь сам Чайльд едва ли осознаёт, что на него нашло. Слова кажутся правильными, но эта правильность пугает. — Ты уверен? — осторожно спрашивает Чжун Ли. Чайльд кивает. — Абсолютно. Чжун Ли сжимает обеими ладонями его лицо и двигается навстречу. Они целуются. В этом поцелуе нет ничего от того, который случился в тот самый день, когда Чайльд впервые оказался в курильне и из-за опиумного дурмана позволил себе лишнее. Этот поцелуй медленнее и гораздо приятнее, потому что наконец-то Чайльд ощущает, будто дарит его кому-то, кто по-настоящему важен для него. Он путает пальцы в тёмных волосах, прижимает Чжун Ли так близко к себе, насколько это вообще возможно. Растекается, словно желе, когда чувствует, что Чжун Ли крепко обнимает его в ответ и льнёт ближе. Чайльд как-то абсурдно… соскучился по этому. Словно ждал этого момента тысячелетиями. И теперь он точно знает, что должен сказать. — Моё настоящее имя Аякс, — шепчет Чайльд прямо в чужие губы, стоит им только оторваться ненадолго друг от друга. — Его мало кто знает, но ты, я думаю, должен. Ты можешь обращаться так ко мне, когда мы наедине. — Аякс, — произносит Чжун Ли медленно. — Спасибо, что доверил мне это. Спасибо за всё. — Не благодари. Чайльд тянется вперёд, чтобы поцеловать его снова. Он дорвался — и не может насытиться. Чжун Ли отвечает, но отстраняется быстро, чтобы сообщить с тихим смешком: — Я думал, что мы обсудим наше дело сегодня, но, похоже, ни у одного из нас нет желания прерываться сейчас. Пообедаем завтра вместе? Я расскажу тебе кое-что. — Хорошо. Хорошо. Как скажешь. А сейчас?.. Чжун Ли смеётся снова, но тянется за новым поцелуем сам. На пустой террасе Юйцзин, том самом месте, где, по чужим рассказам, однажды погибло великое божество, их некому потревожить. Чжун Ли был прав: концентрация горечи, которая копилась здесь веками, в течение которых люди взывали молитвами к безмолвному Властелину Камня, отпугивает желающих праздно пошататься по красивым местам. Неудивительно, что терраса, некогда являвшаяся сердцем гавани, пришла в абсолютный упадок. Вместе с Цисин закончилось и её время. Что, впрочем, совершенно не мешает двум стоящим там сейчас людям. Чайльд наслаждается близостью, чувствуя, что в их распоряжении всё время этого мира. *** Ночь за окном уже полностью вступила в своих права. — Я всё гадала, когда же ты заявишься сюда сам. Тихий шорох шагов заставляет Розалину поставить на стол полупустой бокал вина и вперить внимательный взгляд в незваного гостя. Раз сюда ещё не ворвались агенты, значит он умудрился проскользнуть мимо них, не привлекая внимание. — Прошу простить, что без предварительного предупреждения. Обходительность и вежливость кажутся неуместными сейчас. Розалина фыркает, но оставляет это без внимания. — Я знаю, зачем ты здесь, — она стягивает с шеи тонкий серебряный ключик, вставляет его в замок на одной из нижний тумбочек и выдвигает её вперёд. Среди документов лежит один-единственный белый конверт с личной печатью Царицы. — Я не обсуждаю приказы вышестоящих, поэтому не буду задавать лишние вопросы. Просто передам тебе это. В моём письме Царица указала, что я должна следовать твоему плану, поэтому, — Розалина натягивает вежливую улыбку, — полагаю, господин Рекс Ляпис, наши ресурсы переходят под ваш контроль. — Благодарю за предложение, но в этом нет нужды, — ладонь в аккуратной тёмной перчатке забирает конверт из её рук. Розалина провожает его взглядом, следит за тем, как мужчина аккуратно вскрывает печать и вытаскивает небольшой лист. Она даже издалека узнаёт почерк Царицы. — Пускай всё идёт своим чередом. Меня вполне устраивает нынешнее положение дел, так что, думаю, реши я вмешаться в естественный ход вещей, только всё испорчу. Могу я рассчитывать на вашу поддержку в этом? Розалина склоняет голову в коротком кивке. — Сделаем вид, что этой встречи не было? — Вы схватываете налету, Синьора, — мужчина вежливо улыбается. — Да, думаю, так будет лучше. Главное удержите своего коллегу от слишком рискованных действий. Я постараюсь направлять его энтузиазм в нужное русло, но мне хотелось бы обойтись без необходимости подчищать за ним следы. В остальном — вы вольны продолжать свою деятельность здесь до тех пор, пока она, естественно, не вредит моему народу. — Тарталья не помешает. — Хорошо. Вопрос вертится на языке, но Розалина заставляет себя не проявлять излишнее любопытство. В конце концов, очевидно, раз Царица сама лично отправила это письмо, дав понять, что хорошо знает этого человека, не доверять ему глупо. И всё же. — Было бы проще, если бы нам не пришлось скрывать от него ничего. Думаю, в этом случае он точно успокоился бы и позволил вам вертеть его в любом удобном направлении. — Я бы предпочёл иметь дело с его темпераментом после того, как мы решим все дела здесь, — возражает мужчина. — К тому же, меня вполне устраивает его естественный энтузиазм, пока он не начинает переходить границы. Как я уже сказал, пусть всё идёт своим чередом. Розалина не спорит, хоть и предполагает, что “темперамент” Чайльда проявится потом в самом худшем виде. Всё-таки правильнее было бы рассказать ему правду сейчас, а не тянуть до последнего. Впрочем, это не её дело. Розалине, в сущности, абсолютно плевать. Её задача, кажется, ясна — держать мальчишку в узде, если будет необходимость. — Вы планируете развязать войну? Фонтейн не закроет глаза на массовое убийство своих подданных. Мужчина кивает, быстро и решительно, будто уже давно обдумал ответ на этот вопрос. — Думаю, да. Я надеюсь, они стянут сюда как можно больше своих людей и начнут копать под нас. Я не планирую долго сидеть в тени, но и сразу раскрываться тоже. Может быть… хм, — он постукивает пальцем по губам, — будет неплохо, если сначала они переключат своё внимание на вас. Это на время даст мне необходимую свободу в действиях. — На нас могут повесить обвинение в попытках развязать войну, — хмурится Розалина. — Ничего страшного. Разве вы не собираетесь и так воевать с ними? Годом раньше, годом позже. Какая разница? Для человека, который управляет целым сопротивлением, он на удивление равнодушен к количеству человеческих жертв. Розалина напоминает себе: несмотря на вежливость, аккуратный костюмчик и приятный голос, несмотря на всю окружающую его ауру спокойствия и терпения, он уже убил своими руками, как минимум, тринадцать человек — и это за один месяц, по тем данным, которыми они располагают. В конце концов, никто не может утверждать, что сейчас, выйдя на улицу, он не пойдёт дальше резать фонтейнцев. Но Царица знает его и доверяет ему. — Снежная рассчитывает на то, что удастся выиграть немного времени, чтобы разобраться с конфликтом на наших южных землях, — напоминает Розалина. — Мы не можем вступить в войну прямо сейчас, и тем более стать её зачинщиками. — Не беспокойтесь. Доверьтесь моему плану. Разве не в этом заключается приказ Царицы? Розалина щурится, но ничем иным не высказывает недовольства. Царица знает, что делает. Царица доверяет ему. Она должна просто продолжать крутить это в голове, снова и снова, чтобы не возникало желание начать возмущаться. — Всё в порядке? — обеспокоенно уточняет мужчина. — Мне не хочется конфликтовать с вами или, более того, выставлять себя дураком и тираном. Поверьте, я знаю, что делаю. — Царица доверяет вам, для меня этого достаточно, — Розалина прохладно улыбается. — Я сделаю всё, что вы скажете. — Рассчитываю на вас, госпожа Синьора. Розалина провожает взглядом его идеально прямую спину, не задаваясь вопросом, как он собирается незаметно покидать территорию банка. Очевидно, тем же путём, которым и попал внутрь. Как только дверь тихо захлопывается, она откидывается на спинку стула и тянется за бокалом, чтобы осушить его до дна. И за него Чайльд беспокоился? Проклятье, Розалина скорее поверит в то, что этот человек способен устроить массовую резню, чем в то, что он позволит кому-то коснуться его против воли. Чайльд — идиот. Розалине его почти жаль. В своих двадцать два она тоже была не лучше — смерть Рустана на войне почти свела её с ума тогда; любовь всё-таки знатно ослепляет молодые умы. Не то чтобы это, конечно, оправдывало откровенное нежелание Чайльда в упор замечать очевидное. Чжун Ли и Рекс Ляпис — один и тот же человек. Розалина устало ухмыляется. Чёрт возьми, Тарталья будет вне себя от ярости, когда узнает правду.